Неточные совпадения
«
В час дня, ваше превосходительство», — сказали ему эти любезные ослы, и, хотя сказали только потому, что смерть предотвращена, одно уже знание ее возможного
часа наполнило его ужасом. Вполне допустимо, что когда-нибудь его и убьют, но завтра этого
не будет — завтра этого
не будет, — и он может спать спокойно, как бессмертный. Дураки, они
не знали, какой великий закон они свернули с места, какую дыру открыли, когда сказали с этой своею идиотской любезностью: «
В час дня, ваше превосходительство».
И с внезапной острой тоскою
в сердце он понял, что
не будет ему ни сна, ни покоя, ни радости, пока
не пройдет этот проклятый, черный, выхваченный из циферблата
час. Только тень знания о том, о чем
не должно знать ни одно живое существо, стояла там
в углу, и ее было достаточно, чтобы затмить свет и нагнать на человека непроглядную тьму ужаса. Потревоженный однажды страх смерти расплывался по телу, внедрялся
в кости, тянул бледную голову из каждой поры тела.
Он ничего
не думал, он даже
не считал
часов, а просто стоял
в немом ужасе перед этим противоречием, разорвавшим его мозг на две части; и стал он ровно бледный, ни белее, ни краснее, и по виду казался спокойным.
После приговора осужденных
не посадили вместе, как предполагала Ковальчук, а оставили каждого
в своей одиночке; и все утро, до одиннадцати
часов, когда пришли родители, Сергей Головин шагал бешено по камере, щипал бородку, морщился жалко и что-то ворчал.
Почему-то,
в свою очередь, о ней думали, что она непременно и
в скором времени должна выйти замуж, и это обижало ее, — никакого мужа она
не хотела. И, вспоминая эти полушутливые разговоры свои с Мусей и то, что Муся теперь действительно обречена, она задыхалась от слез, от материнской жалости. И всякий раз, как били
часы, поднимала заплаканное лицо и прислушивалась, — как там,
в тех камерах, принимают этот тягучий, настойчивый зов смерти.
И тогда,
не дыша, на целые, казалось,
часы он замер
в неподвижности, гася всякую мысль, удерживая громкое дыхание, избегая всякого движения — ибо всякая мысль было безумие, всякое движение было безумие.
Всколыхнулось что-то. Будто проплыл
в отдалении чей-то тихий и скорбный образ и тихо погас,
не озарив предсмертной тьмы. Били заведенные
часы на колокольне. Застучал чем-то, шашкой,
не то ружьем, солдат
в коридоре и продолжительно, с переходами, зевнул.
— Нет, зачем же! — отвечал он холодно и спокойно закрыл невидимую доску. И с той же сосредоточенной внимательностью, с какою играл, будто отвечая на строгом экзамене, постарался дать отчет
в ужасе и безвыходности своего положения: осмотрев камеру, стараясь
не пропустить ничего, сосчитал
часы, что остаются до казни, нарисовал себе приблизительную и довольно точную картину самой казни и пожал плечами.
Бессознательным движением Вернер шагнул к столу и оперся на него правой рукою. Гордый и властный от природы, никогда еще
не принимал он такой гордой, свободной и властной позы,
не поворачивал шеи так,
не глядел так, — ибо никогда еще
не был свободен и властен, как здесь,
в тюрьме, на расстоянии нескольких
часов от казни и смерти.
Однако ж старики в первое время все-таки тянулись за так называемой избранной публикой, то есть обедали
не в час и не за табльдотом, а в шесть и a la carte, [по карточке, порционно] одевались в коротенькие клетчатые визитки, которые совершенно открывали их убогие оконечности, подсаживались к молодым бонапартистам и жаловались, что доктор не позволяет пить шампанское, выслушивали гривуазные анекдоты и сами пытались рассказать что-то неуклюжее, засматривались на бонапартисток и при этом слюнявили переда своих рубашек и проч.
Неточные совпадения
Так как я знаю, что за тобою, как за всяким, водятся грешки, потому что ты человек умный и
не любишь пропускать того, что плывет
в руки…» (остановясь), ну, здесь свои… «то советую тебе взять предосторожность, ибо он может приехать во всякий
час, если только уже
не приехал и
не живет где-нибудь инкогнито…
Случается, к недужному // Придешь:
не умирающий, // Страшна семья крестьянская //
В тот
час, как ей приходится // Кормильца потерять!
Григорий
в семинарии //
В час ночи просыпается // И уж потом до солнышка //
Не спит — ждет жадно ситника, // Который выдавался им // Со сбитнем по утрам.
Оно и правда: можно бы! // Морочить полоумного // Нехитрая статья. // Да быть шутом гороховым, // Признаться,
не хотелося. // И так я на веку, // У притолоки стоючи, // Помялся перед барином // Досыта! «Коли мир // (Сказал я, миру кланяясь) // Дозволит покуражиться // Уволенному барину //
В останные
часы, // Молчу и я — покорствую, // А только что от должности // Увольте вы меня!»
—
Не то еще услышите, // Как до утра пробудете: // Отсюда версты три // Есть дьякон… тоже с голосом… // Так вот они затеяли // По-своему здороваться // На утренней заре. // На башню как подымется // Да рявкнет наш: «Здо-ро-во ли // Жи-вешь, о-тец И-пат?» // Так стекла затрещат! // А тот ему, оттуда-то: // — Здо-ро-во, наш со-ло-ву-шко! // Жду вод-ку пить! — «И-ду!..» // «Иду»-то это
в воздухе //
Час целый откликается… // Такие жеребцы!..