Неточные совпадения
Без сомнения, ловчее
стрелять из ружей с кривыми ложами, то
есть погнутыми несколько вниз: ибо, прицеливаясь, не нужно слишком вытягивать шею и слишком низко опускать голову на щеку приклада для скорейшего отыскания цели.
Пули известны всем. Надобно прибавить, что только теми пулями бить верно, которые совершенно приходятся по калибру ружья. Впрочем, из обыкновенных охотничьих ружей, дробовиков, как их прежде называли, редко
стреляют пулями: для пуль
есть штуцера и винтовки. Эта стрельба мне мало знакома, и потому я об ней говорить не
буду.
Во-первых, если пистоны хороши, то осечек не должно
быть вовсе, хотя бы случилось
стрелять в сильный дождь, потому что затравка совершенно плотно закрыта колпачком и порох не подмокнет, даже не отсыреет, от чего нет возможности уберечь ружье с прежним устройством полки и затравки.
Во-вторых, в охотах, о которых я сейчас говорил, охотник не главное действующее лицо, успех зависит от резвости и жадности собак или хищных птиц; в ружейной охоте успех зависит от искусства и неутомимости стрелка, а всякий знает, как приятно
быть обязанным самому себе, как это увеличивает удовольствие охоты; без уменья
стрелять — и с хорошим ружьем ничего не убьешь; даже сказать, что чем лучше, кучнее бьет ружье, тем хуже, тем больше
будет промахов.
Хотя нельзя оспоривать, что для уменья хорошо
стрелять нужны острый, верный глаз, твердая рука и проворство в движениях, но эти качества необходимы только при стрельбе пулею из винтовки или штуцера; даже и это может
быть поправлено, если
стрелять с приклада, то
есть положа ствол ружья на сошки, забор или сучок дерева; стрельба же из ружья дробью, особенно мелкою, требует только охоты и упражнения.
Стрелять постоянно,
стрелять как больше — и
будешь стрелять хорошо, то
есть попадать в цель метко.
Неопытный стрелок, начинающий охотиться за дичью, должен непременно давать много пуделей уже потому, что не получил еще охотничьего глазомера и часто
будет стрелять не в меру, то
есть слишком далеко. Но смущаться этим не должно. Глазомер придет со временем, а покуда его нет, надо
стрелять на всяком расстоянии, не считая зарядов. Одним словом: если прицелился, то спускай курок непременно.
3) Когда
стреляешь в птицу, сидящую на воде или плотно присевшую на земле, то надобно целить под нее, то
есть в ту черту, которою соединяется ее тело с водой или землей.
Прошу только всех молодых горячих охотников, начинающих
стрелять, не приходить в отчаяние, если первые их опыты
будут неудачны.
Даю только еще один совет, с большою пользою испытанный мною на себе, даю его тем охотникам, горячность которых не проходит с годами: как скоро поле началось неудачно, то
есть сряду дано пять, шесть и более промахов на близком расстоянии и охотник чувствует, что разгорячился, — отозвать собаку, перестать
стрелять и по крайней мере на полчаса присесть, прилечь и отдохнуть.
Их всегда
стреляют дробью, известною под именем бекасиной, то
есть 9-м, и редко 10-м нумером, но с прилета надобно употреблять дробь несколько покрупнее, а именно 8-го нумера.
Жирных и непуганных стрельбою дупелей, допускающих самую близкую стойку собаки, травить ястребами-перепелятниками. Если дупель вскочит не далее шести или семи шагов, то ястреб его догонит. Разумеется, что никакой ружейный охотник не станет травить дупелей ястребом, если
будет иметь возможность
стрелять их.
Если болотные кулики не
будут истреблены в первый раз или по неуменью
стрелять, или по излишней горячности охотника, то в другой раз сделаются гораздо осторожнее: налетают близко только сначала, а потом возьмут такой вepx, что их не достанешь и утиною дробью, да и летают над охотником лишь несколько куликов, а остальные все посядут кругом в безопасном расстоянии.
Надобно отыскивать благоприятную местность, из-за которой
было бы подкрасться к ним поближе. Местность эта может
быть: лес, кусты, пригорок, овраг, высокий берег реки, нескошенный камыш на прудах и озерах. Нечего и говорить, что
стрелять надобно самою крупною дробью, безымянной, даже не худо иметь в запасе несколько картечных зарядов, чтоб пустить в стаю гусей, к которой ни подойти, ни подъехать, ни подкрасться в меру нет возможности.
Нередко удавалось мне добывать до десятка крупных и жирных крякуш, по большей части селезней, потому что, имея возможность выбирать, всегда ударишь по селезню; только советую в подобных случаях не горячиться, то
есть не
стрелять в тех уток, которые поднялись далеко.
Утка
была ранена на расстоянии по крайней мере девяноста или ста шагов, ранена рикошетом, взмывшею от воды 4-го нумера дробинкой (ибо я
стрелял в чирков вдвое ближе), улетала вместе со стаей, как будто здоровая, и улетала довольно далеко; потом прилетела назад, села на прежнее место и умерла перед моими глазами.
Гагары вполне утки-рыбалки и так пахнут рыбой, что
есть их почти не возможно, а потому охотники не
стреляют гагар, разве для того, чтоб разрядить ружье, или для пуху, который не уступает гоголиному.
Обыкновенным образом
стрелять журавлей очень трудно и мало убьешь их, а надобно употреблять для этого особенные приемы и хитрости, то
есть подкрадываться к ним из-за кустов, скирдов хлеба, стогов сена и проч. и проч. также, узнав предварительно, куда летают журавли кормиться, где проводят полдень, где ночуют и чрез какие места пролетают на ночевку, приготовить заблаговременно скрытное место и ожидать в нем журавлей на перелете, на корму или на ночевке; ночевку журавли выбирают на местах открытых, даже иногда близ проезжей дороги; обыкновенно все спят стоя, заложив голову под крылья, вытянувшись в один или два ряда и выставив по краям одного или двух сторожей, которые только дремлют, не закладывая голов под крылья, дремлют чутко, и как скоро заметят опасность, то зычным, тревожным криком разбудят товарищей, и все улетят.
Из этого опыта я заключаю, что там, где найти много куропаточьих выводок, эта охота должна
быть очень весела: молодые куропатки не тетеревята, они довольно сильны и крепки; деревьев нет, да куропатки не садятся на деревья; улетают иногда очень далеко и летят ужасно быстро;
стрелять надобно живо, а не то они как раз вылетят из меры.
Высаживанье это производится таким образом: весною, как только окажутся проталины, из клетки, где куропатки провели зиму, разбирают самцов и самок в отдельные коробки, наблюдая, чтобы в них входил воздух и чтобы в тесноте куропатки не задохлись; потом едут в избранное для высиживанья место, для чего лучше выбирать мелкий кустарник, где бы впоследствии
было удобно
стрелять, преимущественно в озимом поле, потому что там не пасут стад и не ездят туда для пашни крестьяне, обыкновенно пускающие своих лошадей, во время полдневного отдыха, в близлежащий кустарник; в ржаное поле вообще никто почти до жатвы не ходит и не мешает высаженным куропаткам выводиться.
Таким образом, мне случалось
стрелять куропаток до самой весны, то
есть до апреля, когда уже на токах в полдень стояли лужи воды.
Мне случилось однажды целый месяц каждый день
стрелять их на одном и том же току; кроме убиваемых на месте, некоторые пропадали оттого, что
были поранены; стая убавлялась с каждым днем, и, наконец, остались две куропатки и продолжали прилетать на тот же ток в урочное время…
С подхода
стрелять нельзя: сивки, не подпуская в меру, начнут поодиночке перелетывать с места на место, да и бегут так проворно, что не
поспеешь за ними.
Покуда не
были изобретены пистоны, дождь не только мешал
стрелять, но даже иногда прогонял с поля охотника, потому что у ружей с кремнями очень трудно укрывать полку с порохом: он как раз отсыреет и даже замокнет, а при сильном дожде и никакое сбережение не возможно; но с пистонами дождь не помеха, и сивок, без сомнения, убить очень много в одно поле.
Стрелять их довольно трудно, потому что они летают не близко, вьются не над человеком, а около него и стелются по земле именно как ласточки, отчего, особенно в серый день, цель не видна и для охотника сколько-нибудь близорукого (каким я
был всегда) стрельба становится трудною; притом и летают они очень быстро.
Подъехать в меру на санях или дрожках редко удавалось по неудобству местности, и я подкрадывался к глухарям из-за деревьев; если тетерева совершенно не видно и
стрелять нельзя, то я подбегал под самое дерево и спугивал глухаря, для чего иногда жертвовал одним выстрелом своего двуствольного ружья, а другим убивал дорогую добычу в лет, целя по крыльям; но для этого нужно, чтоб дерево
было не слишком высоко.
Убитых из шалашей тетеревов надобно сбирать в то время, когда нигде кругом не видно сидящего тетерева, а всего лучше по окончании стрельбы, иначе распугаешь тетеревов, хотя должно признаться, что, несмотря на доброе ружье, крупную дробь и близкое расстояние (кажется, достаточные ручательства, что тетерева должны
быть убиты наповал или смертельно ранены), редко бывает поле, чтоб охотник собрал всех тетеревов, по которым
стрелял и которые падали с присад, как будто убитые наповал: одного или двух всегда не досчитываются.
Крестьяне никогда не
едят голубей и во многих деревнях не позволяют их
стрелять.
Стрелять их очень легко, но разглядывать на
елях трудно.
Для стрелянья зайцев надобно употреблять крупную дробь: 1-й и 2-й нумера. Кроме того, что иногда приходится
стрелять далеко, зайцы, не
будучи особенно крепки к ружью, защищены пушистой шерстью, которая очень ослабляет действие и крупной дроби, а мелкая в ней завертывается. Впрочем, само собою разумеется, что в близком расстоянии убьешь зайца всякой дробью.
Некоторые охотники
стреляют кукушек и
едят; я отведал их и нахожу, что они Довольно вкусны.
Неточные совпадения
Левину самому хотелось зайти в эти местечки, но местечки
были от дома близкие, он всегда мог взять их, и местечки
были маленькие, — троим негде
стрелять. И потому он кривил душой, говоря, что едва ли
есть что. Поравнявшись с маленьким болотцем, Левин хотел проехать мимо, но опытный охотничий глаз Степана Аркадьича тотчас же рассмотрел видную с дороги мочежину.
Косые лучи солнца
были еще жарки; платье, насквозь промокшее от пота, липло к телу; левый сапог, полный воды,
был тяжел и чмокал; по испачканному пороховым осадком лицу каплями скатывался пот; во рту
была горечь, в носу запах пороха и ржавчины, в ушах неперестающее чмоканье бекасов; до стволов нельзя
было дотронуться, так они разгорелись; сердце стучало быстро и коротко; руки тряслись от волнения, и усталые ноги спотыкались и переплетались по кочкам и трясине; но он всё ходил и
стрелял.
Левину
было досадно и то, что ему помешали
стрелять, и то, что увязили его лошадей, и то, главное, что, для того чтобы выпростать лошадей, отпречь их, ни Степан Аркадьич, ни Весловский не помогали ему и кучеру, так как не имели ни тот, ни другой ни малейшего понятия, в чем состоит запряжка.
С Левиным всегда бывало так, что, когда первые выстрелы
были неудачны, он горячился, досадовал и
стрелял целый день дурно.
— Никто и не говорит. Только надеюсь, что ты больше не
будешь нечаянно
стрелять, — сказала она с вопросительною улыбкой.