Неточные совпадения
Для охотников, стреляющих влет мелкую, преимущественно болотную птицу, не нужно ружье, которое бы било дальше пятидесяти или, много, пятидесяти пяти шагов: это
самая дальняя мера;
по большей части в болоте приходится стрелять гораздо ближе; еще менее нужно, чтоб ружье било слишком кучно, что, впрочем, всегда соединяется с далекобойностью; ружье, несущее дробь кучею, даже невыгодно для мелкой дичи; из него гораздо скорее дашь промах, а если возьмешь очень верно на близком расстоянии,
то непременно разорвешь птицу: надобно только, чтоб ружье ровно и не слишком широко рассевало во все стороны мелкую дробь, обыкновенно употребляемую в охоте такого рода, и чтоб заряд ложился, как говорится, решетом.
Распространение двуствольных ружей, выгоду которых объяснять не нужно, изменило ширину и длину стволов, приведя и
ту и другую почти в одинаковую, известную меру. Длинные стволы и толстые казны, при спайке двух стволин, очевидно неудобны
по своей тяжести и неловкости, и потому нынче употребляют стволинки короткие и умеренно тонкостенные; но при всем этом даже
самые легкие, нынешние, двуствольные ружья не так ловки и тяжеле прежних одноствольных ружей, назначенных собственно для стрельбы в болоте и в лесу.
Только в стрельбе с подъезда к птице крупной и сторожкой, сидящей на земле, а не на деревьях, собака мешает, потому что птица боится ее; но если собака вежлива, [
То есть не гоняется за птицей и совершенно послушна]
то она во время
самого подъезда будет идти под дрожками или под телегой, так что ее и не увидишь; сначала станет она это делать
по приказанию охотника, а потом
по собственной догадке.
На расстоянии шестидесяти шагов дупеля не убьешь наповал бекасиною дробью даже 8-м нумером или
по крайней мере редко, а только поранишь: он унесет дробь очень далеко и если не умрет скоро,
то долго будет хворать и скрываться в
самых глухих болотных местах.
Этот куличок еще реже попадается и еще менее известен в Оренбургской губернии. Мне
самому иногда случалось не встречать его
по нескольку лет сряду. Имя морского куличка существует только между охотниками высшего разряда: простые стрелки и народ его не знают. Я думаю, что это имя также занесено
теми охотниками, которые стреливали этих куличков
по морским берегам, где они бывают во время весеннего пролета в невероятном множестве.
В отношении к охоте огромные реки решительно невыгодны: полая вода так долго стоит на низких местах, затопив десятки верст луговой стороны, что уже вся птица давно сидит на гнездах, когда вода пойдет на убыль. Весной,
по краям разливов только, держатся утки и кулики, да осенью пролетные стаи, собираясь в дальний поход, появляются
по голым берегам больших рек, и
то на
самое короткое время. Все это для стрельбы не представляет никаких удобств.
Дворовые русские гуси,
по большей части белые или пегие, бывают иногда совершенно похожи пером на диких,
то есть на прежних
самих себя.
Эта сеть развешивается между двумя длинными шестами на
том самом месте,
по которому обыкновенно гусиная стая поздно вечером, почти ночью, возвращается с полей на ночевку.
Селезень присядет возле нее и заснет в
самом деле, а утка, наблюдающая его из-под крыла недремлющим глазом, сейчас спрячется в траву, осоку или камыш; отползет, смотря
по местности, несколько десятков сажен, иногда гораздо более, поднимется невысоко и, облетев стороною, опустится на землю и подползет к своему уже готовому гнезду, свитому из сухой травы в каком-нибудь крепком, но не мокром, болотистом месте, поросшем кустами; утка устелет дно гнезда собственными перышками и пухом, снесет первое яйцо, бережно его прикроет
тою же травою и перьями, отползет на некоторое расстояние в другом направлении, поднимется и, сделав круг, залетит с противоположной стороны к
тому месту, где скрылась; опять садится на землю и подкрадывается к ожидающему ее селезню.
Сам же я отправлялся пешком
по берегу реки, шел без всякого шума, выказываясь только в
тех местах, где
по положению речных извилин должны были сидеть утки.
Очевидно было, что гнездо прикреплялось к камышу (
тем же
самым калом), и очень крепко, потому что верхушки двух перерванных камышин и одна выдернутая или перегнившая у корня, плотно приклеенные к боку гнезда, плавали вместе с ним
по воде, из чего заключить, что когда гнездо не было оторвано от камыша,
то воды не касалось.
По счастию, именно вдоль
того самого берега, плоского и открытого, на который обыкновенно садилась вся стая, тянулся старый полусогнивший плетень, некогда окружавший конопляник, более десяти лет оставленный; плетень обрастал всегда высокою травою, и мне ловко было в ней прятаться.
Я не видал этого своими глазами и потому не могу признать справедливым такого объяснения; я нахожу несколько затруднительным для перепелиной матки в одно и
то же время сидеть в гнезде на яйцах, доставать пищу и
самой кормить уже вылупившихся детей, которые,
по слабости своей в первые дни, должны колотиться около гнезда без всякого призора, не прикрытые в ночное или дождливое время теплотою материнскою тела.
Уремы другого рода образуются
по рекам, которых нельзя причислить к рекам средней величины, потому что они гораздо меньше, но в
то же. время быстры и многоводны;
по рекам, протекающим не в бесплодных, песчаных, а в зеленых и цветущих берегах,
по черноземному грунту, там редко встретишь вяз, дуб или осокорь, там растет березник, осинник и ольха; [Ольха
самое чивое к росту дерево; она любит почву сырую и обыкновенно густо растет
по берегам небольших речек и ручьев, если же грунт болотист,
то покрывает и гористые скаты.
Глаза темные, брови широкие и красные, голова небольшая, шея довольно толстая; издали глухарь-косач покажется черным, но это несправедливо: его голова и шея покрыты очень темными, но в
то же время узорно-серыми перышками; зоб отливает зеленым глянцем, хлупь испещрена белыми пятнами
по черному полю, а спина и особенно верхняя сторона крыльев —
по серому основанию имеют коричневые длинные пятна; нижние хвостовые перья — темные, с белыми крапинками на лицевой стороне, а верхние, от спины идущие, покороче и серые; подбой крыльев под плечными суставами ярко-белый с черными крапинами, а остальной — сизо-дымчатый; ноги покрыты мягкими, длинными, серо-пепельного цвета перышками и очень мохнаты до
самых пальцев; пальцы же облечены, какою-то скорлупообразною, светлою чешуйчатою бронею и оторочены кожаною твердою бахромою; ногти темные, большие и крепкие.
В доказательство я укажу на
то, что все охотники употребляют
самую крупную дробь для стрельбы глухарей; разумеется, я говорю об охоте в позднюю осень или
по первозимью и преимущественно о косачах.
Подъехать в меру на санях или дрожках редко удавалось
по неудобству местности, и я подкрадывался к глухарям из-за деревьев; если тетерева совершенно не видно и стрелять нельзя,
то я подбегал под
самое дерево и спугивал глухаря, для чего иногда жертвовал одним выстрелом своего двуствольного ружья, а другим убивал дорогую добычу в лет, целя
по крыльям; но для этого нужно, чтоб дерево было не слишком высоко.
Употреблял я также с успехом и другой маневр: заметив,
по первому улетевшему глухарю,
то направление, куда должны улететь и другие, — ибо у всех тетеревов неизменный обычай: куда улетел один, туда лететь и всем, — я становился на
самом пролете, а товарища-охотника или кучера с лошадьми посылал пугать остальных глухарей.
Начинается остервенелая драка: косачи, уцепив друг друга за шеи носами, таскаются
по земле, клюются, царапаются, без всякой пощады, перья летят, кровь брызжет… а между
тем счатливейшие или более проворные, около
самой арены совокупляются с самками, совершенно равнодушными к происходящему за них бою.
Когда же снег растает, а где не растает,
по крайней мере обмелеет, так что ездить хотя как-нибудь и хоть на чем-нибудь,
то сделается возможен и подъезд к тетеревам: сначала рано
по утрам, на
самых токах, а потом, когда выстрелы их разгонят, около токов: ибо далеко они не полетят, а все будут биться вокруг одного места до
тех пор, пока придет время разлетаться им с токов
по своим местам,
то есть часов до девяти утра.
Между
тем эти же
самые ружья весною начинали бить по-прежнему хорошо.
Первый,
самый употребительный, состоит в
том, что без всякой церемонии выкраивают из черного крестьянского сукна нечто, подобное тетереву, набивают шерстью или сенной трухой, из красненького суконца нашивают на голове брови, а
по бокам из белой холстины две полоски и, наконец, натычут в хвост обыкновенных тетеревиных косиц, если они есть: впрочем, дело обходится и без них.
Когда же начнется настоящий валовой пролет и окажутся высыпки вальдшнепов, стрельба их получает особенную важность и
самый высокий интерес для настоящих охотников,
тем более что продолжается очень недолго и что в это раннее время, после шестимесячного покоя, еще не насытилась охотничья жадность; не говорю уже о
том, что вальдшнепы — дичь
сама по себе первоклассная и что никогда никакой охотник не бывает к ней равнодушен.
Течка беляков [Время их совокупления] начинается с января, а в исходе марта, еще
по снегу, зайчиха уже мечет
самых ранних, первых зайчат, которые и называются настовики; в исходе июня — вторых, называемых летниками и травниками, [Есть еще заячий помет, который в губерниях поюжнее называется опытники,
то есть зайчата, родящиеся тогда, когда посмеет трава сныть, вероятно в апреле месяце.
Если принять рано утром вечерний малик русака, только что вставшего с логова,
то в мелкую и легкую порошу за ним, без сноровки, проходишь до полдён: русак сначала бегает, играет и греется, потом ест, потом опять резвится, жирует, снова ест и уже на заре отправляется на логово, которое у него бывает
по большей части в разных местах, кроме особенных исключений; сбираясь лечь, заяц мечет петли (от двух До четырех),
то есть делает круг, возвращается на свой малик, вздваивает его, встраивает и даже четверит, прыгает в сторону, снова немного походит, наконец после последней петли иногда опять встраивает малик и, сделав несколько
самых больших прыжков, окончательно ложится на логово; случается иногда, что место ему не понравится, и он выбирает другое.
Любимые места у русака для логова — сурчины, где он ложится у
самой сурочьей норы и прячется в нее при первой опасности; потом снежные удулы
по межам и овражкам: в них он делает себе небольшое углубление в виде норы, в которое ложится; если дует погодка и тащит снежок,
то заметет совсем лаз в его логово.
Неточные совпадения
Городничий (дрожа).
По неопытности, ей-богу
по неопытности. Недостаточность состояния…
Сами извольте посудить: казенного жалованья не хватает даже на чай и сахар. Если ж и были какие взятки,
то самая малость: к столу что-нибудь да на пару платья. Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто бы высек,
то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это такой народ, что на жизнь мою готовы покуситься.
Городничий.
Тем лучше: молодого скорее пронюхаешь. Беда, если старый черт, а молодой весь наверху. Вы, господа, приготовляйтесь
по своей части, а я отправлюсь
сам или вот хоть с Петром Ивановичем, приватно, для прогулки, наведаться, не терпят ли проезжающие неприятностей. Эй, Свистунов!
Почтмейстер.
Сам не знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера, с
тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так вот и тянет! В одном ухе так вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица»; а в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч —
по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.
И тут настала каторга // Корёжскому крестьянину — // До нитки разорил! // А драл… как
сам Шалашников! // Да
тот был прост; накинется // Со всей воинской силою, // Подумаешь: убьет! // А деньги сунь, отвалится, // Ни дать ни взять раздувшийся // В собачьем ухе клещ. // У немца — хватка мертвая: // Пока не пустит
по миру, // Не отойдя сосет!
Да тут беда подсунулась: // Абрам Гордеич Ситников, // Господский управляющий, // Стал крепко докучать: // «Ты писаная кралечка, // Ты наливная ягодка…» // — Отстань, бесстыдник! ягодка, // Да бору не
того! — // Укланяла золовушку, //
Сама нейду на барщину, // Так в избу прикатит! // В сарае, в риге спрячуся — // Свекровь оттуда вытащит: // «Эй, не шути с огнем!» // — Гони его, родимая, //
По шее! — «А не хочешь ты // Солдаткой быть?» Я к дедушке: // «Что делать? Научи!»