Неточные совпадения
Я думал сначала говорить подробно в моих записках вообще о ружейной охоте,
то есть не только о стрельбе, о дичи, о ее нравах
и местах жительства в Оренбургской губернии, но также о легавых собаках, ружьях, о разных принадлежностях охоты
и вообще о всей технической ее части.
Теперь, принявшись за это дело, я увидел, что в продолжение
того времени, как я оставил ружье, техническая часть ружейной охоты далеко ушла вперед
и что я не знаю ее близко
и подробно в настоящем, современном положении.
Итак, обо всем этом я скажу кое-что в самом вступлении; скажу об основных началах, которые никогда не изменятся
и не состареются, скажу
и о
том, что заметила моя долговременная опытность, страстная охота
и наблюдательность.
К
тому же книжка моя может попасть в руки охотникам деревенским, далеко живущим от столиц
и значительных городов, людям небогатым, не имеющим средств выписывать все охотничьи снаряды готовые, прилаженные к делу в современном, улучшенном их состоянии.
Я не знаю, кого назвать настоящим охотником, — выражение, которое будет нередко употребляться мною:
того ли, кто, преимущественно охотясь за болотною дичью
и вальдшнепами, едва удостоивает своими выстрелами стрепетов, куропаток
и молодых тетеревов
и смотрит уже с презрением на всю остальную дичь, особенно на крупную, или
того, кто, сообразно временам года, горячо гоняется за всеми породами дичи: за болотною, водяною, степною
и лесною, пренебрегая всеми трудностями
и даже находя наслаждение в преодолении этих трудностей?
Требования этого большинства нынешних охотников относительно качества ружей весьма отличны от прежних; из сего непосредственно следует, что
и ружейные лучшие мастера приготовляют ружья сообразно настоящим требованиям большинства,
то есть приготовляя ружья предпочтительно для стрельбы мелкой дичи.
Для охотников, стреляющих влет мелкую, преимущественно болотную птицу, не нужно ружье, которое бы било дальше пятидесяти или, много, пятидесяти пяти шагов: это самая дальняя мера; по большей части в болоте приходится стрелять гораздо ближе; еще менее нужно, чтоб ружье било слишком кучно, что, впрочем, всегда соединяется с далекобойностью; ружье, несущее дробь кучею, даже невыгодно для мелкой дичи; из него гораздо скорее дашь промах, а если возьмешь очень верно на близком расстоянии,
то непременно разорвешь птицу: надобно только, чтоб ружье ровно
и не слишком широко рассевало во все стороны мелкую дробь, обыкновенно употребляемую в охоте такого рода,
и чтоб заряд ложился, как говорится, решетом.
Что касается до четвертой причины,
то есть до глубины винтов
и длины казенного щурупа,
то, не умея объяснить физических законов, на которых основано его влияние на заряд, я скажу только, что многими опытами убедился в действительной зависимости ружейного боя от казенника: я потерял не одно славное ружье, переменив старый казенный шуруп на новый, по-видимому гораздо лучший.
Могу только дать искренний совет охотникам: не переделывать даже
и безделиц в
тех ружьях, которые отлично бьют.
Из всего сказанного мною следует, что в выборе ружья ничем нельзя руководствоваться, кроме опыта,
то есть надобно пробовать, как бьет ружье в цель мелкою
и крупною дробью, как рассевает дробь, глубоко ли входят дробины в доску
и какая доска, мягкая или жесткая?
Едва ли нужно говорить о
том, что в ружейном стволе не должно быть: расстрела, выпуклостей, внутренних раковин, еще менее трещин
и что казенный щуруп должен привинчиваться всеми цельными винтами так плотно, чтоб дух не проходил.
Без сомнения, ловчее стрелять из ружей с кривыми ложами,
то есть погнутыми несколько вниз: ибо, прицеливаясь, не нужно слишком вытягивать шею
и слишком низко опускать голову на щеку приклада для скорейшего отыскания цели.
Итак, попробовав несколько лож разной кривизны, охотник должен выбрать
ту, которая придется ему ловчее других, снять с нее лекало (выкройку)
и по нем заказывать себе ложи.
Притом приклад кривой ложи будет приходиться прямо ложбиной,
то есть углублением средины, в плечную кость, ляжет плотно
и не станет двигаться с места или вертеться.
Вычисление меры заряда по ширине ружейного дула неверно; обсыпанье со всех сторон калиберной пули порохом — также: ибо величина заряда зависит от толщины стен ружейного ствола
и его длины, от толщины казны
и от длины казенного щурупа, а всего больше — от качества железа,
то есть от его хрупкости, мягкости, плотности, тягучести
и упругости.
Несправедливо говорят, что будто ружье отдает
и малыми зарядами: малый заряд тогда только отдает, когда дроби будет положено больше, чем пороху; малый заряд слышен по жидкости звука выстрелов, похожих на хлопанье арапника или пастушьего кнута, по слабому действию дроби
и по
тому, что при стрельбе в цель дробь всегда обнизит,
то есть ляжет ниже цели.
Для отысканья полного настоящего заряда я предлагаю следующий способ: сделать мерку, которой внутренняя ширина равнялась бы внутренней ширине ружейного ствола, а глубина была бы в полтора раза против ширины; если ружье с кремнем,
то надобно прибавить столько лишнего пороха, сколько может поместиться на полке, для чего достаточно насыпать мерку пороху верхом, а дроби в гребло; если же ружье с пистоном,
то насыпать мерку в гребло поровну
и пороха
и дроби.
Таким зарядом надобно начать стрелять в цель; если звук выстрела не густ, не полон, приклад не плотно прижимается к плечу, дробь не глубоко входит даже в мягкое дерево
и ложится пониже цели,
то заряд мал: прибавляя понемногу пороху
и дроби, вы, наконец, непременно найдете настоящий заряд.
Первый,
то есть винтовочный, лучше всех
и предпочтительно употребляется охотниками: он должен быть мелок, не очень сер
и не слишком черен; он должен не марать рук, вспыхивать мгновенно
и не оставлять после себя угольной копоти или сажи.
Для пробы насыпать маленькую щепотку пороха на лист белой бумаги
и зажечь его: если не останется никакого следа,
то порох хорош.
Сверх
того, есть дробь крупнее 1-го нумера
и называется «нуль», или «безымянка»; есть мельче 12-го нумера, носящая немецкое имя: «дунcт».
Русские продавцы называют последнюю: «дунец», производя это слово от глагола дунуть,
то есть дробь так мелка, что дунешь —
и разлетится.
Когда я взял его за ноги
и тряхнул,
то весь бок, в который ударил заряд, дочиста облетел, как будто косач был ошпарен кипятком,
и не только посинел, но даже почернел: раны — никакой, крови — ни капли.
Пули известны всем. Надобно прибавить, что только
теми пулями бить верно, которые совершенно приходятся по калибру ружья. Впрочем, из обыкновенных охотничьих ружей, дробовиков, как их прежде называли, редко стреляют пулями: для пуль есть штуцера
и винтовки. Эта стрельба мне мало знакома,
и потому я об ней говорить не буду.
Вместо пуль
и картечи, большею частию за неименьем их, употребляют для стрелянья зверей жеребья,
то есть нарубленные кусочки свинцового прута, даже меди
и железа.
Свинцовые жеребья старинные охотники предпочитают иногда пулям
и картечи, основываясь на
том, будто они сердитее бьют
и будто раны, ими причиняемые, тяжеле.
Moжет быть, последнее несколько справедливо, потому что угловатая фигура жеребья шире раздирает тело при своем вторжении
и делает рану если не тяжеле,
то болезненнее, но зато пуля
и картечь, по своей круглоте, должны, кажется, идти глубже.
Пыжом называется
то вещество или материал, которым сначала прибивается всыпанный в дуло ружья порох
и которым отделяется этот порох от всыпаемой потом сверх него дроби; другим пыжом прибивается самая дробь.
С
тех пор как ввелись в употребление ружья с пистонами, дробовики
и пороховницы — патронташи
и пыжи, о которых я сейчас говорил, уволены в отставку.
Вместо них стали употреблять так называемые рубленые пыжи, но вернее сказать — вырубаемые кружки из старых шляп
и тонких войлоков посредством особенной железной формы, края которой так остры, что если наставить ее на войлок
и стукнуть сверху молотком,
то она вырубит войлочный кружок, который, входя в дуло несколько натуге, весьма удобно
и выгодно заменяет все другого рода пыжи.
Но как у многих деревенских охотников, особенно у охотников средней руки, нет форм
и самого материала для вырубки пыжей,
то они употребляют на пыжи какой-нибудь из числа
тех материалов, о которых я упомянул сначала.
Стреляющим с шерстяными пыжами должно принять в соображение
то, что их пыжи могут отодвигаться тяжестию дроби, если дуло заряженного ружья будет обращено вниз, особенно на езде в тряском экипаже, что случается нередко; а потому должно всегда ружье, давно заряженное шерстяными пыжами, пробовать шомполом
и снова прибить верхний пыж, ежели он отодвинулся;
то же надобно наблюдать с вырубленными, войлочными
и шляпными пыжами, особенно если они входят в дуло не натуге; с последними может случиться, что верхний пыж отодвинется, покосится
и часть дроби сейчас высыплется, отчего последует неизбежный промах.
Под словом давно я разумею ружье, заряженное несколько часов, потому что приносить его домой заряженным никогда не должно; многие не исполняют этого правила,
и немало случается от
того несчастных происшествий.
Я не стану распространяться об устройстве пистонов
и о
тех переменах, которые произвели они в ружейных замках.
Охотникам все это хорошо известно, а не охотникам будет непонятно
и скучно; скажу только о
тех выгодах, которые доставляет употребление пистонов.
Во-первых, если пистоны хороши,
то осечек не должно быть вовсе, хотя бы случилось стрелять в сильный дождь, потому что затравка совершенно плотно закрыта колпачком
и порох не подмокнет, даже не отсыреет, от чего нет возможности уберечь ружье с прежним устройством полки
и затравки.
Только в стрельбе с подъезда к птице крупной
и сторожкой, сидящей на земле, а не на деревьях, собака мешает, потому что птица боится ее; но если собака вежлива, [
То есть не гоняется за птицей
и совершенно послушна]
то она во время самого подъезда будет идти под дрожками или под телегой, так что ее
и не увидишь; сначала станет она это делать по приказанию охотника, а потом по собственной догадке.
Если
и поднимешь нечаянно,
то редко убьешь, потому что не ожидаешь; с доброю собакой, напротив, охотник не только знает, что вот тут, около него, скрывается дичь, но знает, какая именно дичь; поиск собаки бывает так выразителен
и ясен, что она точно говорит с охотником; а в ее страстной горячности, когда она добирается до птицы,
и в мертвой стойке над нею — столько картинности
и красоты, что все это вместе составляет одно из главных удовольствий ружейной охоты.
Никакою дрессировкой
и натаскиванием в поле,
то есть практикой на охоте, нельзя дать его; но, конечно, несколько развить
и сохранить приличным содержанием, равно как
и наоборот, испортить доброе чутье собаки.
Приличное содержание состоит в
том, чтоб молодая собака не вешалась зря, чтоб ее не кормили мясом, пищей горячительною или пахучею
и никогда — горячим кормом.
Обучение легавых собак или дрессирование посредством парфорса,
то есть ошейника с острыми спицами, совсем не нужно, если не требовать от собаки разных штук, вовсе до охоты не касающихся,
и если иметь терпение самому заняться ее ученьем.
Первое
и важнейшее правило, чтоб у собаки был один хозяин
и никто другой не заставлял ее повторять
те уроки, которые она учит, а потому весьма недурно, если первый
и даже второй год уже настоящей охоты она будет запираема или привязываема на цепочке или веревочке немедленно по возвращении с поля да
и во все свободное время от охоты; впоследствии это сделается ненужным.
Если же мне случалось по нездоровью долго не ходить на охоту,
то они, истощив все другие знаки нетерпенья, садились или ложились передо мною
и принимались лаять
и выть; потом бросались ко мне ласкаться, потом подбегали к ружьям
и другим охотничьим снарядам
и потом снова принимались визжать
и лаять.
Мало этого: по нескольку раз в день бегали они в сарай к моим охотничьим дрожкам, в конюшню к лошадям
и кучеру, всех обнюхивая с печальным визгом
и в
то же время вертя хвостом в знак ласки.
У собак вообще
и у легавых в особенности есть расположение грезить во сне; чем лучше, чем горячее собака в поле,
тем больше грезит
и — грезит об охоте! Это видеть по движениям ее хвоста, ушей
и всего тела.
С борзыми собаками травить одних зайцев, изредка добыть лису: с тенетами тоже; с ястребами
и с соколами — тоже,
то есть травить какую-нибудь одну породу птиц, сетьми, неводами
и удочкой ловить одну рыбу,
и так далее.
Для получения добычи необходимо, чтоб зверь или птица находились в известном положении, например: надобно, чтоб заяц или лиса выбежали в чистое поле, потому что в лесу борзые собаки ловить не могут; надобно, чтоб зверь полез прямо в тенета, а без
того охотник
и в двадцати шагах ничего ему не сделает; надобно, чтоб птица поднялась с земли или воды, без чего нельзя травить ее ни ястребами, ни соколами.
Во-вторых, в охотах, о которых я сейчас говорил, охотник не главное действующее лицо, успех зависит от резвости
и жадности собак или хищных птиц; в ружейной охоте успех зависит от искусства
и неутомимости стрелка, а всякий знает, как приятно быть обязанным самому себе, как это увеличивает удовольствие охоты; без уменья стрелять —
и с хорошим ружьем ничего не убьешь; даже сказать, что чем лучше, кучнее бьет ружье,
тем хуже,
тем больше будет промахов.
Хотя нельзя оспоривать, что для уменья хорошо стрелять нужны острый, верный глаз, твердая рука
и проворство в движениях, но эти качества необходимы только при стрельбе пулею из винтовки или штуцера; даже
и это может быть поправлено, если стрелять с приклада,
то есть положа ствол ружья на сошки, забор или сучок дерева; стрельба же из ружья дробью, особенно мелкою, требует только охоты
и упражнения.
Стрелять постоянно, стрелять как больше —
и будешь стрелять хорошо,
то есть попадать в цель метко.