Неточные совпадения
Несправедливо говорят, что будто ружье отдает и малыми зарядами: малый заряд тогда только отдает,
когда дроби
будет положено больше, чем пороху; малый заряд слышен по жидкости звука выстрелов, похожих на хлопанье арапника или пастушьего кнута, по слабому действию дроби и по тому, что при стрельбе в цель дробь всегда обнизит, то
есть ляжет ниже цели.
Когда я взял его за ноги и тряхнул, то весь бок, в который ударил заряд, дочиста облетел, как будто косач
был ошпарен кипятком, и не только посинел, но даже почернел: раны — никакой, крови — ни капли.
3)
Когда стреляешь в птицу, сидящую на воде или плотно присевшую на земле, то надобно целить под нее, то
есть в ту черту, которою соединяется ее тело с водой или землей.
Самые блистательные охотничьи выстрелы, по-моему, бывают в бекаса,
когда он играет вверху, не боясь присутствия охотника, потому что, завидя его, сейчас поднимется высоко. Бекасиной дробью редкое ружье может достать его. Это
были мои любимые выстрелы, и в этом случае я употреблял с успехом дробь 7-го нумера, которая,
будучи покрупнее, летит дальше и бьет крепче.
Однажды весною,
когда вся птица уже прилетела и везде по удобным местам появились гаршнепы, ушел у меня в деревне огромный пруд, заросший почти весь сплошным камышом, который зимою
был гладко скошен на разные деревенские потребности.
Вся хитрость состоит в том, чтоб уловить гаршнепа в ту минуту,
когда он, сделав уступку ветру и
будучи отнесен им в сторону, начнет опять лететь прямо; тут выходят такие мгновения от противоборства ветра и усилий птицы, что она стоит в воздухе неподвижно; опытные стрелки знают это и редко дают промахи по гаршнепам.
собака бросалась, и — вспархивал гаршнеп. [Знакомый мне охотник убил четырех гаршнепов 6 ноября около родников,
когда уже порядочный снег покрывал землю] Не всегда удавалось убить его, потому что ружье бывало заряжено немелкою дробью; по
когда удавалось — радость
была большая.
Впрочем,
когда они разжиреют, то бесспорно превосходят вкусом все другие породы куликов, как бы последние ни
были жирны.
Есть еще замечательная особенность в куликах-сороках: красный цвет, которым окрашены их глаза, носы и ноги, проявляется в самом цвете кожи, мяса и преимущественно жира:
когда кулик
будет изжарен, жир имеет ярко-оранжевый цвет.
Он не так смирен, как другие, или, может
быть, так кажется оттого, что не стоит на одном месте, а все бежит вперед, летает очень быстро, и убить его в лет, в угон или в долки довольно трудно, а гораздо легче срезать его впоперек,
когда он случайно налетит на охотника, ибо, повторяю, полет его быстрее полета всех других куличков, после бекаса.
Есть средство устраивать пруды особенным способом, захватив полую воду, текущую обыкновенно весной по какому-нибудь оврагу или долочку, в которых летом не бывает капли воды; в это летнее время перегораживают поперек овраг или долочек — выкопав его, если надобно, поглубже — крепкою плотиною с прочно устроенным спуском, а иногда и без спуска, для стока полой воды; весною она наполнит овраг или выкопанный дол, а излишняя вода пойдет стороною, или через верх, или в поднятые затворы спуска, который запирается наглухо,
когда станет сходить водополье.
Наконец, один старый охотник, зарядив свое дрянное, веревочкой связанное ружьишко за неимением свинцовой картечи железными жеребьями, то
есть кусочками изрубленного железного прута, забрался в камыш прежде прилета лебедей и, стоя по пояс в воде, дождался,
когда они подплыли к нему на несколько сажен, выстрелил и убил одного лебедя наповал.
Когда же время сделается теплее, оттают поля, разольются полые воды, стаи гусей летят гораздо ниже и спускаются на привольных местах: отдохнуть,
поесть и поплавать.
К концу сентября, то
есть ко времени своего отлета, гуси делаются очень жирны, особенно старые, но, по замечанию и выражению охотников, тогда только получают отличный вкус,
когда хватят ледку, что, впрочем, в исходе сентября у нас не редкость, ибо от утренних морозов замерзают лужи и делаются закраины по мелководью около берегов на прудах и заливах.
Я сам занимался этой охотой только смолоду,
когда управляли моей стрельбой старики-охотники, для которых бекас
был недоступен и, по малости своей, презрителен, которые на вес ценили дичь.
Совсем другое бывает,
когда охотник как-нибудь убьет утку (хотя он всегда выбирает селезня): селезень не только
будет летать кругом охотника, не налетая, впрочем, слишком близко, по даже несколько дней сряду станет колотиться около того места, где потерял дружку.
Изумительно также тут стечение обстоятельств: надобно же
было сделаться этому перелому в самую ту минуту,
когда утки, пролетев несколько верст взад и вперед, в третий раз летели надо мной, так что шилохвость упал почти у моих ног.
Я по крайней мере должен признаться, что всегда
был очень доволен,
когда мне случалось положить в ягдташ красно-голового селезня белобрюшки.
Для полного понимания изумительного проворства гоголя довольно сказать, что
когда употреблялись ружья с кремнями, то его нельзя
было убить иначе, как врасплох.
Очевидно
было, что гнездо прикреплялось к камышу (тем же самым калом), и очень крепко, потому что верхушки двух перерванных камышин и одна выдернутая или перегнившая у корня, плотно приклеенные к боку гнезда, плавали вместе с ним по воде, из чего заключить, что
когда гнездо не
было оторвано от камыша, то воды не касалось.
Стрепет водится, то
есть выводит детей, непременно в степи, но летает кормиться и даже постоянно держится везде на полях: весной по жнивыо, по молодым хлебам и залежам, а к осени по скошенным лугам,
когда начнет подрастать на них молодая отава, и по озимям.
Каково
было мое удивление,
когда я увидел, что под ней находилось гнездо и девять яиц; кровь на спине выступила оттого, что я задел по ней каблуком своего сапога, подбитого гвоздями, и содрал лоскут кожи шириною в палец.
Когда вырастет трава, то при поверхностном обозрении нельзя заметить, где горело и где нет; но, разогнув свежую зеленую траву около самого гнезда, вы всегда найдете прошлогоднюю сухую траву, чего на горелом месте нет и
быть не может и в чем убедиться нетрудно.
У куропаток
есть три рода крика, или голоса: первый,
когда они целою станицей найдут корм и начнут его клевать, разгребая снег или землю своими лапками: тут они кудахчут, как куры, только гораздо тише и приятнее для уха; второй,
когда, увидя или услыша какую-нибудь опасность, собираются улететь или окликаются между собою, этот крик тоже похож несколько на куриный,
когда куры завидят ястреба или коршуна; и, наконец, третий, собственно им принадлежащий,
когда вспуганная стая летит со всею силою своего быстрого полета.
Охота за молодыми куропатками начинается в исходе июля, но лучшее для того время —
когда все хлеба сжаты и скошены, то
есть в августе и сентябре.
Когда же наступит настоящая зима и сугробами снегов завалит хлебные поля и озими, то куропаткам нельзя
будет бегать по глубокому снегу, да и бесполезно, потому что никакого корму в полях нет.
Таким образом, мне случалось стрелять куропаток до самой весны, то
есть до апреля,
когда уже на токах в полдень стояли лужи воды.
Никакому сомнению не подвержен отлет их на зиму в теплые страны юга. Много читали и слышали мы от самовидцев, как перепелки бесчисленными станицами переправляются через Черное море и нередко гибнут в нем, выбившись из сил от противного ветра. Теперь предстоит вопрос:
когда и где собираются они в такие огромные стаи? Очевидно, что у них должны
быть где-нибудь сборные места, хотя во всех губерниях средней полосы России, по всем моим осведомлениям, никто не замечал ни прилета, ни отлета, ни пролета перепелок.
Когда же солнце начнет склоняться к западу, тетерева поднимаются с лежки, то
есть с места своего отдохновения, опять садятся на деревья и сидят нахохлившись, как будто дремлют, до глубоких сумерек; потом пересаживаются в полдерева и потом уже спускаются на ночлег; ночуют всегда на земле.
Когда же снег растает, а где не растает, по крайней мере обмелеет, так что ездить хотя как-нибудь и хоть на чем-нибудь, то сделается возможен и подъезд к тетеревам: сначала рано по утрам, на самых токах, а потом,
когда выстрелы их разгонят, около токов: ибо далеко они не полетят, а все
будут биться вокруг одного места до тех пор, пока придет время разлетаться им с токов по своим местам, то
есть часов до девяти утра.
Она имеет еще ту выгоду, что человек ленивый, старый или слабый здоровьем, который не в состоянии проскакать десятки, верст на охотничьих дрожках или санях, кружась за тетеревами и беспрестанно подъезжая к ним по всякой неудобной местности и часто понапрасну, — такой человек, без сомнения, может с большими удобствами, без всякого утомления сидеть в шалаше на креслах, курить трубку или сигару,
пить чай или кофе, который тут же на конфорке приготовит ему его спутник, даже читать во время отсутствия тетеревов, и,
когда они прилетят (за чем наблюдает его товарищ), он может, просовывая ружье в то или другое отверстие, нарочно для того сделанное, преспокойно пощелкивать тетеревков (так выражаются этого рода охотники)…
Убитых из шалашей тетеревов надобно сбирать в то время,
когда нигде кругом не видно сидящего тетерева, а всего лучше по окончании стрельбы, иначе распугаешь тетеревов, хотя должно признаться, что, несмотря на доброе ружье, крупную дробь и близкое расстояние (кажется, достаточные ручательства, что тетерева должны
быть убиты наповал или смертельно ранены), редко бывает поле, чтоб охотник собрал всех тетеревов, по которым стрелял и которые падали с присад, как будто убитые наповал: одного или двух всегда не досчитываются.
В заключение речи о тетереве я расскажу удивительный случай, которого
был самовидцем, еще
будучи мальчиком. Сидел я однажды в шалаше с старым охотником, который крыл тетеревов шатром. Тетерева уже подходили, и старик, держа в руке веревку, чтоб уронить шатер,
когда подойдет тетеревов побольше, смотрел в отверстие, а я глядел в скважину, которую проковырял пальцами.
Простой народ не
ест давленой птицы; но в городах мало об этом заботятся, да где и
когда разглядывать, стреляные рябчики или удавленные привозятся на рынок? Притом для продажи им ломают крылья и прокалывают головы пером, чтоб они казались подстреленными и приколотыми.
Когда же голубка захочет
поесть и порасправить свои усталые от долгого сиденья крылья, голубь сейчас садится на ее место.
В продолжение всего этого времени отец и мать постоянно кормят их и
поят водою из собственного рта, для чего должны беспрестанно отлучаться от детей за кормом; покуда голубята малы, голубь и голубка улетают попеременно, а
когда подрастут — оба вместе.
К тому времени,
когда голубята совершенно оперятся и начнут летать, как старые, уже
поспеют хлеба, и витютины с молодыми, соединясь в небольшие станички, каждый день, утро и вечер, проводят в хлебных полях.
Они к этому привыкают потому, что во время сноповой возки беспрестанно повторяют этот маневр, то
есть садятся на деревья,
когда крестьяне приедут за снопами, и слетают опять на скирды,
когда крестьяне уедут с нагруженными телегами.
Течка беляков [Время их совокупления] начинается с января, а в исходе марта, еще по снегу, зайчиха уже мечет самых ранних, первых зайчат, которые и называются настовики; в исходе июня — вторых, называемых летниками и травниками, [
Есть еще заячий помет, который в губерниях поюжнее называется опытники, то
есть зайчата, родящиеся тогда,
когда посмеет трава сныть, вероятно в апреле месяце.
Когда есть трава, зайцы питаются ею, также древесными листьями, всякими хлебными посевами и особенно любят озимь.
Все соглашались, что точно это странность, и всякий объяснял ее по-своему: один говорил, что заяц — крупная штука, а на крупную штуку всегда охотник зарится, то
есть жадничает ее добыть; другой объяснял вопрос тем, что весело бить зайцев в поре,
когда они выцвели, выкунели, что тут не пропадет даром и шкурка, а пойдет кому-нибудь в пользу.
Очевидно, что по пороше в один день не много сойдешь и убьешь зайцев; а
когда первозимье устанавливается беспутно, говоря по-охотничьи, то
есть снег идет днем, а не ночью и пороши ложатся неудобно, и если скоро сделается на снегу наст, который поднимает зайца, а не поднимает охотника, хрустит под его ногами и далеко вспугивает русака, — тогда этой заманчивой стрельбы вовсе не бывает.