Неточные совпадения
Я не беру на себя решение этого вопроса, но скажу,
что всегда принадлежал ко второму разряду охотников, которых нет и быть не может между постоянными жителями столиц, ибо
для отыскания многих пород дичи надобно ехать слишком далеко, надо подвергать себя многим лишениям и многим тяжелым трудам.
Требования этого большинства нынешних охотников относительно качества ружей весьма отличны от прежних; из сего непосредственно следует,
что и ружейные лучшие мастера приготовляют ружья сообразно настоящим требованиям большинства, то есть приготовляя ружья предпочтительно
для стрельбы мелкой дичи.
Для охотников, стреляющих влет мелкую, преимущественно болотную птицу, не нужно ружье, которое бы било дальше пятидесяти или, много, пятидесяти пяти шагов: это самая дальняя мера; по большей части в болоте приходится стрелять гораздо ближе; еще менее нужно, чтоб ружье било слишком кучно,
что, впрочем, всегда соединяется с далекобойностью; ружье, несущее дробь кучею, даже невыгодно
для мелкой дичи; из него гораздо скорее дашь промах, а если возьмешь очень верно на близком расстоянии, то непременно разорвешь птицу: надобно только, чтоб ружье ровно и не слишком широко рассевало во все стороны мелкую дробь, обыкновенно употребляемую в охоте такого рода, и чтоб заряд ложился, как говорится, решетом.
Вообще надобно сказать,
что, несмотря на новое устройство, впрочем давно уже появившееся, так называемых полуторных и двойных камер в казенном щурупе, несмотря на новейшее изобретение замков с пистонами, — старинные охотничьи ружья били кучнее, крепче и дальше нынешних ружей, изящных по отделке и очень удобных
для стрельбы мелкою дробью мелкой дичи, но не
для стрельбы крупной дробью крупной дичи.
С прямою ложей неизбежно неестественное стягиванье шеи; к
чему же насиловать себя
для получения дурной и безобразной привычки?
Картечь есть не
что иное, как маленькие пулечки или огромные дробины, несравненно крупнее безымянки; впрочем, величина их бывает различная, смотря по надобности; самую крупную картечь употребляют
для зверей, как-то: медведей, волков, оленей и проч., а маленькую —
для больших птиц, собравшихся в стаи,
для лебедей, гусей, журавлей и дроф.
Пули известны всем. Надобно прибавить,
что только теми пулями бить верно, которые совершенно приходятся по калибру ружья. Впрочем, из обыкновенных охотничьих ружей, дробовиков, как их прежде называли, редко стреляют пулями:
для пуль есть штуцера и винтовки. Эта стрельба мне мало знакома, и потому я об ней говорить не буду.
Разумеется, эта форма, всегда совершенно одинаковая с калибром дула, делается особенная
для каждого ружья,
что, конечно, довольно затруднительно.
С пыжами из хлопков, весьма удобными в местах безопасных, надобно быть очень осторожну: они вспыхивают, вылетя из ствола, и могут произвести пожар; изрубленные же лен и конопля разлетаются врозь и, следовательно, не могут воспламеняться; очевидно,
что для предупреждения опасности следует рубить и хлопки.
В случаях совершенной крайности в должность пыжей может быть употреблено все,
что способно отделить порох от дроби и потом удержать ее в горизонтальном положении к пороху. Тут пойти могут в дело и тряпки, и бумага, особенно мягкая, употребляемая
для печати, и трава, и листья древесные, не слишком сырые, и даже мох.
Для приучения к подаванию поноски должно сначала употреблять мячики, потом куски дерева и всякие, даже железные, вещи, [Некоторые охотники находят это вредным; они говорят,
что от жесткой поноски собака будет мять дичь; я сомневаюсь в этом] которые может щенок схватить зубами и принести, наконец — мертвых птиц.
Для получения добычи необходимо, чтоб зверь или птица находились в известном положении, например: надобно, чтоб заяц или лиса выбежали в чистое поле, потому
что в лесу борзые собаки ловить не могут; надобно, чтоб зверь полез прямо в тенета, а без того охотник и в двадцати шагах ничего ему не сделает; надобно, чтоб птица поднялась с земли или воды, без
чего нельзя травить ее ни ястребами, ни соколами.
Многие думают,
что выучиться хорошо стрелять очень трудно, а
для иных не возможно: это совершенно несправедливо.
Хотя нельзя оспоривать,
что для уменья хорошо стрелять нужны острый, верный глаз, твердая рука и проворство в движениях, но эти качества необходимы только при стрельбе пулею из винтовки или штуцера; даже и это может быть поправлено, если стрелять с приклада, то есть положа ствол ружья на сошки, забор или сучок дерева; стрельба же из ружья дробью, особенно мелкою, требует только охоты и упражнения.
Это опасение может войти в привычку, так укорениться, так овладеть мыслию охотника,
что он беспрестанно будет пропускать благоприятную минуту
для выстрела.
Досадно,
что мы не имеем
для этих куликов своих русских названий и употребляем одно французское и три немецкие.
— Весенняя стрельба бекасов с прилета несравненно труднее осенней и
для меня приятнее, хотя она не так добычлива: во-первых, потому,
что с прилета всякая птица дорога, а бекасы еще дороже, и, во-вторых, потому,
что чем более трудности, тем более требуется искусства от охотника и тем драгоценнее делается добыча.
Токов [Током называется место, куда весною постоянно слетаются самцы и самки некоторых пород дичи
для совокупления и где между самцами, которых всегда бывает несравненно более, происходит драка] бекасиных я никогда не замечал и ни от кого о них не слыхал, почему и полагаю,
что бекасы разбиваются на пары, как и другие куличьи породы.
Приблизительно и довольно верно сказать,
что сорок шагов самая лучшая, а пятьдесят — самая дальняя мера
для успешного стреляния бекасов; это расстояние охотник привыкнет узнавать глазомером.
Его всегда называют дупелем,
чему и я последую: хотя это последнее название и неправильно, но короче и удобнее
для произношения.
Очевидно,
что во время стрельбы собака не нужна, но поутру необходимо употреблять ее
для отыскания убитых и подбитых дупелей, которые иногда имеют еще силы отойти довольно далеко. В заключение скажу,
что мне показалось как-то совестно убивать птицу пьяную, безумную, вследствие непреложного закона природы, птицу, которая в это время не видит огня и не слышит ружейного выстрела!
Дупелей бьют по большей части тою же дробью (то есть 9-м нумером), как и бекасов, но лучше употреблять дробь 8-го нумера;
для дупелей же, напуганных стрельбою, — как то бывает всегда на токах, куда они, разлетаясь от выстрелов, постоянно возвращаются и где они делаются, наконец, так сторожки,
что поднимаются шагах в пятидесяти или более, — я употреблял с успехом дробь 7-го нумера.
[Один охотник, впрочем, сказывал мне,
что убил очень молодого, едва летающего гаршнепа около Петербурга, под Стрельною, в самом топком болоте] Это обстоятельство наводит на мысль,
что гаршнепы далеко отлетают
для вывода детей, в такие непроходимые лесные болота, куда в это время года не заходит нога человеческая, потому
что такие болота, как я слыхал, в буквальном смысле недоступны до тех пор, пока не замерзнут.
Говоря о средних и мелких куличках, я не упоминал о том, какую дробь надо употреблять
для их стрельбы, и потому скажу единожды навсегда,
что при расстоянии близком всего лучше бекасиная дробь нумер 9-й,
для самых мелких куличков — нумер 10-й; на расстоянии дальнем я предпочитаю 8-й нумер.
Я сам не нахаживал их гнезд, но охотники уверяли меня,
что песочники кладут свои яйца на голом песке, вырыв
для того небольшую ямочку.
Из этого я заключаю,
что болотные куры не слишком удаляются
для вывода детей от обыкновенных мест своего пребывания, как то делают некоторые породы куличков.
Но
для этого надобно знать,
что болотная курица именно тут скрывается.
Погонышей вообще несравненно больше,
чем болотных кур; посвистыванье их слышно во всех болотах, но доставать их тяжело и
для многих скучно; мне случалось, однако, убивать их до тридцати штук в одно лето.
Мне удалось один раз, уже довольно поздно
для чибисов, кажется в половине сентября, вышибить крупною дробью одного чибиса из стаи, пролетевшей очень высоко надо мною, вероятно в дальний поход. Чибис был облит салом и так вкусен,
что уступал в этом только бекасиной породе.
В отношении к охоте огромные реки решительно невыгодны: полая вода так долго стоит на низких местах, затопив десятки верст луговой стороны,
что уже вся птица давно сидит на гнездах, когда вода пойдет на убыль. Весной, по краям разливов только, держатся утки и кулики, да осенью пролетные стаи, собираясь в дальний поход, появляются по голым берегам больших рек, и то на самое короткое время. Все это
для стрельбы не представляет никаких удобств.
Я слышал,
что ручные лебеди выводят детей, как обыкновенные гуси, в избах и хлевах, но
что для этого нужно достать сначала свежих лебединых яиц и подложить под гусыню.
Многих из них перебьют охотники,
что даже полезно
для свободного вывода утят.
— Наконец,
для селезней наступает время линьки, и они также скрываются в крепкие места, в те же камышистые пруды и озера,
что продолжается с половины июня почти до исхода июля.
Посреди чистой воды, когда берега голы и круты, она выставит один нос
для свободного дыханья и, погруженная всем остальным телом в воду, уплывет по течению реки, так
что и не заметишь.
Гагары вполне утки-рыбалки и так пахнут рыбой,
что есть их почти не возможно, а потому охотники не стреляют гагар, разве
для того, чтоб разрядить ружье, или
для пуху, который не уступает гоголиному.
Для полного понимания изумительного проворства гоголя довольно сказать,
что когда употреблялись ружья с кремнями, то его нельзя было убить иначе, как врасплох.
Не входя в рассуждение о неосновательности причин,
для которых выжигают сухую траву и жниву, я скажу только,
что палы в темную ночь представляют великолепную картину: в разных местах то стены, то реки, то ручьи огня лезут на крутые горы, спускаются в долины и разливаются морем по гладким равнинам.
Журавль очень прожорлив и за недостатком корма, приготовляемого
для него человеческими руками, жадно глотает все
что ни попало: семена разных трав, ягоды всякого рода, мелких насекомых и земляных червей, наконец ящериц, лягушек, мышей, маленьких сусликов и карбышей, не оперившихся мелких птичек и всяких змей; к последним журавль имеет особенный аппетит.
Нечего и говорить,
что дробь надобно употреблять самую крупную, безымянку, а
для журавлиных стай в осеннее время необходимо иметь в запасе заряды мелкой картечи.
Несмотря на то, добрая собака с долгим и верхним чутьем весьма полезна
для отыскиванья стрепетов, которые иногда, особенно врассыпную, так плотно и крепко таятся в траве или молодом хлебе,
что охотник проедет мимо и не увидит их, но собака с тонким чутьем почует стрепетов издалека и поведет прямо к ним охотника; зато боже сохрани от собаки горячей и гоняющейся за птицей: с ней не убьешь ни одного стрепета.
Дробь надобно употреблять по большей части 5-го нумера, потому
что стрепет не из крепких птиц. Впрочем,
для напуганных стрепетов нужен и 4-й нумер;
для больших же стай на дальную меру иногда пустить в дело и самые крупные сорты дроби.
Я много раз приходил в затруднительное положение
для горячего охотника: проезжая по какой-нибудь надобности, иногда очень спешной, набив кроншнепов целую кучу, не находя места, куда их класть, и не зная,
что с ними потом делать, беспрестанно я давал себе обещанье: не останавливаться, не вылезать из тарантаса, не стрелять…
Зоб и часть головы серо-дымчатые; на верхней, первой половине красновато-пестрых крыльев виднеются белые дольные полоски, узенькие, как ниточки, которые не
что иное, как белые стволинки перьев; вторая же, крайняя половина крыльев испещрена беловатыми поперечными крапинками по темно-сизоватому полю, ножки рогового цвета, мохнатые только сверху, до первого сустава, как у птицы, назначенной
для многого беганья по грязи и снегу, Куропатка — настоящая наша туземка, не покидающая родимой стороны и зимой.
Куропатки иногда так привыкают к житью своему на гумнах, особенно в деревнях степных, около которых нет удобных мест
для ночевки и полдневного отдыха,
что вовсе не улетают с гумен и, завидя людей, прячутся в отдаленные вороха соломы, в господские большие гуменники, всегда отдельно и даже не близко стоящие к ригам, и вообще в какие-нибудь укромные места; прячутся даже в большие сугробы снега, которые наметет буран к заборам и околице, поделают в снегу небольшие норы и преспокойно спят в них по ночам или отдыхают в свободное время от приискиванья корма.
Стрелять их довольно трудно, потому
что они летают не близко, вьются не над человеком, а около него и стелются по земле именно как ласточки, отчего, особенно в серый день, цель не видна и
для охотника сколько-нибудь близорукого (каким я был всегда) стрельба становится трудною; притом и летают они очень быстро.
Но как приятны весной и летом эти неблагозвучные хриплые звуки, особенно когда они впервые начнут раздаваться,
что, впрочем, никогда не бывает рано; довольно поднявшаяся трава и зазеленевшие кусты — вот необходимое условие
для дергуновой песни, поистине похожей на какое-то однообразное дерганье.
Я описал полет коростелей, и потому нетрудно заключить,
что стрельба их весьма легка: к ружью они слабы, и
для них очень достаточно мелкой бекасиной дроби.
По видимому в них ничего нет красивого, но
для меня так приятна эта не яркая, не разноцветная пестрота,
что я предпочитаю ее блестящей красоте перьев других птиц.
Гнездо перепелки свивается на голой земле из сухой травы, предпочтительно в густом ковыле. Гнездо, всегда устланное собственными перышками матки, слишком широко и глубоко
для такой небольшой птички; но это необходимо потому,
что она кладет до шестнадцати яиц, а многие говорят,
что и до двадцати; по моему мнению, количество яиц доказывает,
что перепелки выводят детей один раз в год. Перепелиные яички очень похожи светло-коричневыми крапинками на воробьиные, только с лишком вдвое их больше и зеленоватее.
Надобно заметить,
что перепелки пропадают не вдруг, а постепенно. Быв смолоду перепелятником, то есть охотником травить перепелок ястребом, я имел случай много раз наблюдать за постепенностью их отлета. Если б я был только ружейным охотником, я никогда бы не мог узнать этого обстоятельства во всей подробности: стал ли бы я ежедневно таскаться за одними перепелками в такое драгоценное
для стрельбы время?