Неточные совпадения
После ржаных хлебов пошли яровые, начинающие уже поспевать. Отец мой, глядя на них, часто
говорил с сожалением: «
Не успеют нынче убраться с хлебом до ненастья; рожь поспела поздно, а вот уже и яровые поспевают. А какие хлеба, в жизнь мою
не видывал таких!» Я
заметил, что мать моя совершенно равнодушно слушала слова отца.
Не понимая, как и почему, но и мне было жалко, что
не успеют убраться с хлебом.
Теперь я стал
замечать, что сестрица моя
не все понимает, и потому, перенимая речи у няньки, старался
говорить понятным языком для маленького дитяти.
К отцу пришли многие крестьяне с разными просьбами, которых исполнить Мироныч
не смел, как он
говорил, или, всего вернее,
не хотел.
Объяснения и толкования показались мне неудовлетворительными, вероятно потому, что со мной
говорили, как с ребенком,
не замечая того, что мои вопросы были гораздо старше моего возраста.
Запах постного масла бросился мне в нос, и я сказал: «Как нехорошо пахнет!» Отец дернул меня за рукав и опять шепнул мне, чтоб я
не смел этого
говорить, но дедушка слышал мои слова и сказал: «Эге, брат, какой ты неженка».
С этих пор я
заметил, что мать сделалась осторожна и
не говорила при мне ничего такого, что могло бы меня встревожить или испугать, а если и
говорила, то так тихо, что я ничего
не мог расслышать.
Хотя мать мне ничего
не говорила, но я узнал из ее разговоров с отцом, иногда
не совсем приятных, что она имела недружелюбные объяснения с бабушкой и тетушкой, или, просто сказать, ссорилась с ними, и что бабушка отвечала: «Нет, невестушка,
не взыщи; мы к твоим детям и приступиться
не смели.
Мать старалась ободрить меня,
говоря: «Можно ли бояться дедушки, который едва дышит и уже умирает?» Я подумал, что того-то я и боюсь, но
не смел этого сказать.
Дедушка открыл глаза,
не говоря ни слова, дрожащею рукой перекрестил нас и прикоснулся пальцами к нашим головам; мы поцеловали его исхудалую руку и заплакали; все бывшие в комнате принялись плакать, даже рыдать, и тут только я
заметил, что около нас стояли все тетушки, дядюшки, старые женщины и служившие при дедушке люди.
Напрасно Евсеич утешал меня тем, что теперь нельзя гулять, потому что грязно; нельзя удить, потому что вода в озере мутная, — я плохо ему верил: я уже
не один раз
замечал, что для моего успокоенья
говорили неправду.
Обогащенный новыми книгами и новыми впечатлениями, которые сделались явственнее в тишине уединения и ненарушимой свободы, только после чурасовской жизни вполне оцененной мною, я беспрестанно разговаривал и о том и о другом с своей матерью и с удовольствием
замечал, что я стал старше и умнее, потому что мать и другие
говорили, рассуждали со мной уже о том, о чем прежде и
говорить не хотели.
Поди чай, у нее и чаю и кофею мешки висят?..» Вдруг Параша опомнилась и точно так же, как недавно Матрена, принялась целовать меня и мои руки, просить,
молить, чтоб я ничего
не сказывал маменьке, что она
говорила про тетушку.
Я решился обратить особенное внимание на все разговоры Евсеича с Парашей и
замечать,
не смеются ли и они над нами,
говоря нам в глаза разные похвалы и целуя наши ручки?..
И
говорит зверь лесной, чудо морское таковые слова: «
Не проси,
не моли ты меня, госпожа моя распрекрасная, красавица ненаглядная, чтобы показал я тебе свое лицо противное, свое тело безобразное.
Не слушала таких речей молода купецка дочь, красавица писаная, и стала
молить пуще прежнего, клясться, божиться и ротитися, что никакого на свете страшилища
не испугается и что
не разлюбит она своего господина милостивого, и
говорит ему таковые слова: «Если ты стар человек — будь мне дедушка, если середович — будь мне дядюшка, если же молод ты — будь мне названой брат, и поколь я жива — будь мне сердечный друг».
Неточные совпадения
Осип (выходит и
говорит за сценой).Эй, послушай, брат! Отнесешь письмо на почту, и скажи почтмейстеру, чтоб он принял без денег; да скажи, чтоб сейчас привели к барину самую лучшую тройку, курьерскую; а прогону, скажи, барин
не плотит: прогон,
мол, скажи, казенный. Да чтоб все живее, а
не то,
мол, барин сердится. Стой, еще письмо
не готово.
Городничий. Да я так только
заметил вам. Насчет же внутреннего распоряжения и того, что называет в письме Андрей Иванович грешками, я ничего
не могу сказать. Да и странно
говорить: нет человека, который бы за собою
не имел каких-нибудь грехов. Это уже так самим богом устроено, и волтерианцы напрасно против этого
говорят.
Хлестаков. Да что? мне нет никакого дела до них. (В размышлении.)Я
не знаю, однако ж, зачем вы
говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем другое, а меня вы
не смеете высечь, до этого вам далеко… Вот еще! смотри ты какой!.. Я заплачу, заплачу деньги, но у меня теперь нет. Я потому и сижу здесь, что у меня нет ни копейки.
Лука Лукич. Да, он горяч! Я ему это несколько раз уже
замечал…
Говорит: «Как хотите, для науки я жизни
не пощажу».
Хлестаков. Да, и в журналы
помещаю. Моих, впрочем, много есть сочинений: «Женитьба Фигаро», «Роберт-Дьявол», «Норма». Уж и названий даже
не помню. И всё случаем: я
не хотел писать, но театральная дирекция
говорит: «Пожалуйста, братец, напиши что-нибудь». Думаю себе: «Пожалуй, изволь, братец!» И тут же в один вечер, кажется, всё написал, всех изумил. У меня легкость необыкновенная в мыслях. Все это, что было под именем барона Брамбеуса, «Фрегат „Надежды“ и „Московский телеграф“… все это я написал.