В самом деле, успех Дмитриева в этой
роли был гораздо блистательнее моего, хотя существовала небольшая партия, которая утверждала, что я играл Неизвестного лучше, что Дмитриев карикатурен и что только некоторые, сильные места были выражены им хорошо; что я настоящий актер, что я хорош на сцене во всем от начала до конца, от первого до последнего слова.
Неточные совпадения
До сих пор вижу перед собой актера Михайла Калмыкова в главной
роли старого колбасника; до сих пор слышу, как актер Прытков
поет с гитарой, то
есть разевает рот, а за кулисами
пела вместо него актриса Марфуша Аникиева...
Торжеством в искусстве чтения
были у Плавильщикова
роли Тита в «Титовом милосердии» и особенно пастора в «Сыне любви».
Стихи Озерова
были тогда пленительной новостью; они увлекали всех, и игра Плавильщикова в
роли Эдипа произвела общий восторг.
Я не помню названия и содержания этой пиесы, разумеется нелепо-детской, но помню, что играл в ней две
роли: какого-то пустынника старика — в первых двух действиях, и какого-то атамана разбойников — в третьем, причем
был убит из пистолета.
Д. Перевощиков, по своему немоложавому и бледному лицу и несколько сиплому голосу,
был очень хорош в
роли старухи, и это амплуа навсегда за ним осталось.
В этой пиесе
есть маленькая
роль генерала, бывшего некогда обольстителем Эйлалии; он встречается нечаянно с Мейнау и его женой, Эйлалия падает в обморок, а муж вызывает генерала на дуэль и убивает его из пистолета.
Я знал, что товарищи
будут недовольны моим распоряжением и что на эту
роль метил другой актер — Петр Балясников, по своему характеру и дарованиям имевший сильное влияние на студентов, который, без всякого сравнения, сыграл бы эту
роль гораздо лучше.
Вновь приступили ко мне товарищи с просьбою отдать
роль генерала кому-нибудь другому; но я не согласился, извинял Панаева незнанием
роли, ручался, что я его выучу и что он
будет хорош.
Движимый горячею дружбою и оскорбленный в моем директорском достоинстве, я грозно отвечал: «что этого никогда не
будет и что они вмешиваются не в свое дело, и что если они не хотят меня слушаться, то я отказываюсь от
роли Мейнау и не хочу участвовать в театре».
Но каково
было поражение для меня и Панаева, когда, приехав на другой день в университет, мы узнали, что еще вчера труппа актеров выбрала Балясникова своим директором, что он играет
роль генерала, а моя
роль отдана Дмитриеву.
Если б я, поступя справедливо, отдал
роль генерала другому, — не играть бы
было Балясникову генерала, не являться в блестящих эполетах!
Я сам убежден, что если не везде, то во многих сильных местах
роли он
был очень хорош, потому что я видел его на репетиции.
Актеры предлагали мне опять вступить в их труппу, но я не забыл еще сделанного мне оскорбления и отвечал: «Я вам не нужен, у вас
есть Дмитриев, который прекрасно играет мои
роли».
Тут
была часть правды, и у меня родилось непреодолимое желание обработать
роль Неизвестного и так сыграть, чтобы совершенно затмить моего противника.
«Очень хорошо, прекрасно!» Надежды мои блистательно оправдались: комедия «Бедность и благородство души»
была сыграна, и не осталось ни одного почитателя Дмитриева, который бы не признался, что
роль Генриха Блума я сыграл несравненно лучше его.
Я не слишком горячо хлопотал об этом спектакле, потому что всегда заботился о достоинстве, о цельности представления пиесы, а у нас не
было хороших актеров для первых
ролей, для
ролей Карла и Франца Моора.
Бездарнее и отвратительнее сыграть эту
роль было невозможно, хотя артист и старался говорить некоторые характерные фразы громко, держал известным образом по-купечески большой палец на руке, ударял себя при патетических восклицаниях в грудь и прикладывал в чувствительных местах руку к виску; но все это выходило только кривляканьем, и кривляканьем самой грубой и неподвижной натуры, так что артист, видимо, родился таскать кули с мукою, но никак уж не на театре играть.
Летучий сидел уже с осовелыми, слипавшимися глазами и смотрел кругом с философским спокойствием, потому что его
роль была за обеденным столом, а не за кофе. «Почти молодые» приличные люди сделали серьезные лица и упорно смотрели прямо в рот генералу и, по-видимому, вполне разделяли его взгляды на причины упадка русского горного дела.
Неточные совпадения
Когда мы мним, что счастию нашему нет пределов, что мудрые законы не про нас писаны, а действию немудрых мы не подлежим, тогда являются на помощь законы средние, которых
роль в том и заключается, чтоб напоминать живущим, что несть на земле дыхания, для которого не
было бы своевременно написано хотя какого-нибудь закона.
Вронский
был в эту зиму произведен в полковники, вышел из полка и жил один. Позавтракав, он тотчас же лег на диван, и в пять минут воспоминания безобразных сцен, виденных им в последние дни, перепутались и связались с представлением об Анне и мужике-обкладчике, который играл важную
роль на медвежьей охоте; и Вронский заснул. Он проснулся в темноте, дрожа от страха, и поспешно зажег свечу. ― «Что такое?
Он знал очень хорошо, что в глазах этих лиц
роль несчастного любовника девушки и вообще свободной женщины может
быть смешна; но
роль человека, приставшего к замужней женщине и во что бы то ни стало положившего свою жизнь на то, чтобы вовлечь ее в прелюбодеянье, что
роль эта имеет что-то красивое, величественное и никогда не может
быть смешна, и поэтому он с гордою и веселою, игравшею под его усами улыбкой, опустил бинокль и посмотрел на кузину.
Раз решив сам с собою, что он счастлив своею любовью, пожертвовал ей своим честолюбием, взяв, по крайней мере, на себя эту
роль, — Вронский уже не мог чувствовать ни зависти к Серпуховскому, ни досады на него за то, что он, приехав в полк, пришел не к нему первому. Серпуховской
был добрый приятель, и он
был рад ему.
Избранная Вронским
роль с переездом в палаццо удалась совершенно, и, познакомившись чрез посредство Голенищева с некоторыми интересными лицами, первое время он
был спокоен. Он писал под руководством итальянского профессора живописи этюды с натуры и занимался средневековою итальянскою жизнью. Средневековая итальянская жизнь в последнее время так прельстила Вронского, что он даже шляпу и плед через плечо стал носить по-средневековски, что очень шло к нему.