Неточные совпадения
Она заставила себя спокойно смотреть на
мою, почти выбритую голову, где рука ее напрасно искала мягких, белокурых кудрей
моих, на суконный галстук, который уже успел натереть
мою нежную шею, никогда еще не носившую и шелкового
платка.
— Нет, позвольте, позвольте! Это вот как нужно сделать, — заговорил дьякон, — вот
мой платок, завязываю на одном уголке узелочек; теперь, господа, извольте тянуть, кто кому достанется. Узелочек будет хоть Лизавета Егоровна. Ну-с, смелее тяните, доктор: кто кому достанется?
Глафира. Оттопырится нижняя губка, явится повелительный тон, величественный жест. Как мила и нежна я буду с посторонними и как строга с вами. Как счастливы вы будете, когда дождетесь от меня милостивого слова. Уж не буду я суетиться и бегать для вас, и не будете вы папашей, а просто Мишель… (Говорит лениво.) «Мишель, сбегай, я забыла в саду на скамейке
мой платок!» И вы побежите. Это вот один способ заставить жениться; он хотя старый, но верный; а то есть еще и другие.
«Где ж
мой платок? — старик воскликнул наш. — // Дай мне хоть свой; отдам тебе на бале. // Что возишься! Да скоро ли подашь? // Ну, дайте вы, хоть вы бы отыскали». // — «Да не найду». — «Вот завели cache-cache!» // — «И у меня! И у меня украли!» // — «Обчистили? Народец-то каков!» // Вся наша цепь без носовых платков.
Неточные совпадения
— Да,
мой друг, — продолжала бабушка после минутного молчания, взяв в руки один из двух
платков, чтобы утереть показавшуюся слезу, — я часто думаю, что он не может ни ценить, ни понимать ее и что, несмотря на всю ее доброту, любовь к нему и старание скрыть свое горе — я очень хорошо знаю это, — она не может быть с ним счастлива; и помяните
мое слово, если он не…
Папа сидел со мной рядом и ничего не говорил; я же захлебывался от слез, и что-то так давило мне в горле, что я боялся задохнуться… Выехав на большую дорогу, мы увидали белый
платок, которым кто-то махал с балкона. Я стал махать своим, и это движение немного успокоило меня. Я продолжал плакать, и мысль, что слезы
мои доказывают
мою чувствительность, доставляла мне удовольствие и отраду.
В это время я нечаянно уронил свой мокрый
платок и хотел поднять его; но только что я нагнулся, меня поразил страшный пронзительный крик, исполненный такого ужаса, что, проживи я сто лет, я никогда его не забуду, и, когда вспомню, всегда пробежит холодная дрожь по
моему телу.
Накануне погребения, после обеда, мне захотелось спать, и я пошел в комнату Натальи Савишны, рассчитывая поместиться на ее постели, на мягком пуховике, под теплым стеганым одеялом. Когда я вошел, Наталья Савишна лежала на своей постели и, должно быть, спала; услыхав шум
моих шагов, она приподнялась, откинула шерстяной
платок, которым от мух была покрыта ее голова, и, поправляя чепец, уселась на край кровати.
— Ничего, это все ничего, ты слушай, пожалуйста. Вот я пошла. Ну-с, прихожу в большой страшеннейший магазин; там куча народа. Меня затолкали; однако я выбралась и подошла к черному человеку в очках. Что я ему сказала, я ничего не помню; под конец он усмехнулся, порылся в
моей корзине, посмотрел кое-что, потом снова завернул, как было, в
платок и отдал обратно.