Неточные совпадения
Вот
и собирается тот купец по своим торговым делам за море, за тридевять земель, в тридевятое царство, в тридесятое государство,
и говорит он своим любезным дочерям: «Дочери мои милые, дочери мои хорошие, дочери мои пригожие, еду я по своим купецкиим делам за тридевять земель, в тридевятое царство, тридесятое государство,
и мало ли, много ли времени проезжу —
не ведаю,
и наказываю я вам жить без меня честно
и смирно;
и коли вы будете жить без меня честно
и смирно, то привезу вам
такие гостинцы, каких вы сами похочете,
и даю я вам сроку думать на три дня,
и тогда вы мне скажете, каких гостинцев вам хочется».
Не вози ты мне золотой
и серебряной парчи, ни мехов черного соболя, ни жемчуга бурмицкого, а привези ты мне золотой венец из камениев самоцветныих,
и чтоб был от них
такой свет, как от месяца полного, как от солнца красного,
и чтоб было от них светло в темную ночь, как среди дня белого».
Находил он во садах царских, королевских
и султановых много аленьких цветочков
такой красоты, что ни в сказке сказать, ни пером написать; да никто ему поруки
не дает, что краше того цветка нет на белом свете; да
и сам он того
не думает.
Дивится честной купец
такому богатству несказанному, а вдвое того, что хозяина нет;
не токмо хозяина,
и прислуги нет; а музыка играет
не смолкаючи;
и подумал он в те поры про себя: «Все хорошо, да есть нечего», —
и вырос перед ним стол, убранный, разубранный: в посуде золотой да серебряной яства стоят сахарные
и вина заморские
и питья медвяные.
Сел он за стол без сумления: напился, наелся досыта, потому что
не ел сутки целые; кушанье
такое, что
и сказать нельзя, — того
и гляди, что язык проглотишь, а он, по лескам
и пескам ходючи, крепко проголодался; встал он из-за стола, а поклониться некому
и сказать спасибо за хлеб за соль некому.
Ходит честной купец, дивуется; на все
такие диковинки глаза у него разбежалися,
и не знает он, на что смотреть
и кого слушать.
В тое ж минуту, безо всяких туч, блеснула молонья
и ударил гром, индо земля зашаталась под ногами, —
и вырос, как будто из земли, перед купцом зверь
не зверь, человек
не человек, а
так какое-то чудовище, страшное
и мохнатое,
и заревел он голосом дикиим: «Что ты сделал?
Старшим дочерям гостинцы я сыскал, а меньшой дочери гостинца отыскать
не мог; увидел я
такой гостинец у тебя в саду, аленькой цветочик, какого краше нет на белом свете,
и подумал я, что
такому хозяину богатому, богатому, славному
и могучему,
не будет жалко цветочка аленького, о каком просила моя меньшая дочь любимая.
Думал, думал купец думу крепкую
и придумал
так: «Лучше мне с дочерьми повидаться, дать им свое родительское благословение,
и коли они избавить меня от смерти
не похочут, то приготовиться к смерти по долгу христианскому
и воротиться к лесному зверю, чуду морскому».
Подивилася она
такому чуду чудному, диву дивному, порадовалась своему цветочку аленькому, заветному
и пошла назад в палаты свои дворцовые;
и в одной из них стоит стол накрыт,
и только она подумала: «Видно, зверь лесной, чудо морское на меня
не гневается,
и будет он ко мне господин милостивый», — как на белой мраморной стене появилися словеса огненные: «
Не господин я твой, а послушный раб.
После ужина вошла она в ту палату беломраморну, где читала она на стене словеса огненные,
и видит она на той же стене опять
такие же словеса огненные: «Довольна ли госпожа моя своими садами
и палатами, угощеньем
и прислугою?»
И возговорила голосом радошным молодая дочь купецкая, красавица писаная: «
Не зови ты меня госпожой своей, а будь ты всегда мой добрый господин, ласковый
и милостивый.
Я от
такого дива еще в себя
не приду, только боюсь
и почивать одна; во всех твоих палатах высокиих нет ни души человеческой».
Прошло мало ли, много ли времени: скоро сказка сказывается,
не скоро дело делается, — захотелось молодой дочери купецкой, красавице писаной, увидеть своими глазами зверя лесного, чуда морского,
и стала она его о том просить
и молить; долго он на то
не соглашается, испугать ее опасается, да
и был он
такое страшилище, что ни в сказке сказать, ни пером написать;
не токмо люди, звери дикие его завсегда устрашалися
и в свои берлоги разбегалися.
Не слушала
таких речей молода купецка дочь, красавица писаная,
и стала молить пуще прежнего, клясться, божиться
и ротитися, что никакого на свете страшилища
не испугается
и что
не разлюбит она своего господина милостивого,
и говорит ему таковые слова: «Если ты стар человек — будь мне дедушка, если середович — будь мне дядюшка, если же молод ты — будь мне названой брат,
и поколь я жива — будь мне сердечный друг».
Долго, долго лесной зверь, чудо морское
не поддавался на
такие слова, да
не мог просьбам
и слезам своей красавицы супротивным быть
и говорит ей таково слово: «
Не могу я тебе супротивным быть, по той причине, что люблю тебя пуще самого себя, исполню я твое желание, хоша знаю, что погублю мое счастие
и умру смертью безвременной.
И отец ее, честной купец, похвалил ее за
такие речи хорошие,
и было положено, чтобы до срока ровно за час воротилась к зверю лесному, чуду морскому дочь хорошая, пригожая, меньшая, любимая; а сестрам то в досаду было,
и задумали они дело хитрое, дело хитрое
и недоброе: взяли они, да все часы в доме целым часом назад поставили,
и не ведал того честной купец
и вся его прислуга верная, челядь дворовая.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ему всё бы только рыбки! Я
не иначе хочу, чтоб наш дом был первый в столице
и чтоб у меня в комнате
такое было амбре, чтоб нельзя было войти
и нужно бы только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза
и нюхает.)Ах, как хорошо!
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья
не хватает даже на чай
и сахар. Если ж
и были какие взятки, то самая малость: к столу что-нибудь да на пару платья. Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто бы высек, то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это
такой народ, что на жизнь мою готовы покуситься.
Хлестаков. Да вот тогда вы дали двести, то есть
не двести, а четыреста, — я
не хочу воспользоваться вашею ошибкою; —
так, пожалуй,
и теперь столько же, чтобы уже ровно было восемьсот.
Хлестаков. Поросенок ты скверный… Как же они едят, а я
не ем? Отчего же я, черт возьми,
не могу
так же? Разве они
не такие же проезжающие, как
и я?
Купцы.
Так уж сделайте
такую милость, ваше сиятельство. Если уже вы, то есть,
не поможете в нашей просьбе, то уж
не знаем, как
и быть: просто хоть в петлю полезай.