В гостях у Снежной Королевы

Ренат Янышев, 2010

«Психолог – это не профессия, и даже не образ жизни; психолог – это диагноз». Поэтому, когда исчез муж главной героини, она сразу же заподозрила его самого в организации «лжепохищения». И отнеслась к происходящему соответственно…

ГЛАВА 2

Я бродила по пустынным ночным улицам чужого города и с каждым шагом казалась себе все меньше и меньше. А внезапно ставший враждебным мир все разрастался вокруг меня, загоняя в угол, чтобы объявить шах и мат.

Мороз явно усилился и меня вдруг охватил озноб. Но я упрямо вышагивала, с ненавистью думая о той минуте, когда мне придётся возвращаться в эту чёртову квартиру. Сквозь поредевшие облака выглянула ущербная луна. И хотя полнолунием не пахло, мне ужасно захотелось завыть по-волчьи. Я даже попробовала тихонько, но мой голос показался настолько неуместным в здешних условиях, что пришлось быстро прекратить это занятие.

Лишь доведя себя до полуобморочного состояния и непрестанной дрожи, я вернулась в квартиру. Единственной отрадой для меня оставался душ. Я пустила горячую-горячую воду и застыла под ней.

Ни одной мысли не осталось в промёрзшей голове, только щемящее чувство собственной беспомощности ворочалось в груди так явно, что хотелось запустить под ребра руку, вытащить это чувство и выбросить, чтобы оно не донимало меня.

Выбравшись из душа, я легла в постель и провалилась в тяжёлый, дремотный сон…

…Вряд ли я спала больше пяти часов, однако же, проснулась резко и сразу. В голове тут же зазвучал набат: что с Серёжкой? В комнате царила тьма, как впрочем, и за окном. Но, судя по звукам проезжавших машин рабочий день был уже в разгаре. Стрелки на часах приближались к девяти.

Поднявшись на ноги, я подошла к зеркалу и ужаснулась. Бессонная ночь в сочетании с нравственными страданиями, оставила на моем лице чёткие следы в виде синяков под глазами и новой морщинки. Черт, а ведь вчера её не было!

Голова с утра ничего не соображала, а ночные прогулки под Луной на пустой желудок не способствовали ускорению мыслительных процессов. Тогда я поплелась на кухню проводить ревизию среди оставшихся с поезда съестных припасов.

Я вяло впихнула в себя йогурт и жареную куриную ножку. В принципе я всегда любила холодное куриное мясо, поэтому разогревать ничего не стала! С чаем вприкуску на бутерброде, м-м-м! Песня! Естественно, желудок благодарно отозвался на проявленную заботу и вбросил в кровь мощную порцию эндорфинов. Жить стало лучше — жить стало веселее. Да и мозг, получив питательные вещества, заработал более шустро. А может, в полной мере проявилась пословица: утро вечера мудренее. Как бы то ни было, а, допив чай, я составила план действий, где первым пунктом стоял визит в местную милицию с намерением обаять личный состав, вывернуться наизнанку, но заставить разыскать моего мужа.

Сегодня я уже не думала, что с ним могло приключиться что-нибудь плохое. Занимался рассвет. Судя по небу, вряд ли сегодня будет солнечная погода, но ничего! Вот отыщу Серёжку, и мы отправимся кататься на лыжах! И всё-таки, где он может быть?

Однако, когда я начала собираться на выход, зазвонил телефон. Я подумала, что звонит хозяйка, но ошиблась. В трубке раздался слегка охрипший, но такой знакомый голос:

— Лера! Это ты? Не волнуйся. Слушай внимательно и запоминай. Со мной все хорошо! Никуда не звони, никуда не ходи. Особенно в милицию. Делай вид, что всё нормально. Обязательно сегодня покатайся на лыжах, для нас это будет знак, что ты все правильно поняла! Завтра я тебе перезвоню.

Я закричала в трубку:

— Серёжка! Ты где? С тобой все в порядке? Что случилось, я ничего не понимаю!

Но ответом послужили лишь короткие гудки. Вот тут я и разревелась. Я сидела на тумбочке в комнате и рыдала во весь голос. От ночной усталости, от обиды, от того, что я ничего не понимала, от того, что, к счастью, Верницкий жив.

Выплакавшись, я прямиком направилась к зеркалу. Пришлось констатировать неутешительный результат. Даже если бы возникла жесточайшая нужда, все равно, в ближайшие два-три часа с такой физиономией на улицу лучше не соваться. Эх, сейчас бы масочку на лицо, да что-нибудь этакое — для релаксации.

Я подумала-подумала, да и устроила себе ванну, кинув туда изрядную порцию ароматической соли. И уже нежась в воде, задумалась о ребусе, который преподнёс мне Верницкий. Судя по голосу, он живой и здоровый. Значит, с ним ничего не случилось. И тем не менее, если проанализировать высказывание, ко мне он возвращаться не собирается!

Может он и вправду с другой женщиной, как намекал в ночном разговоре милиционер? Тут я так вскипела от возмущения, что температура окружающей меня воды, наверное, повысилась на три градуса. Вообще-то на него это не похоже, но кто его знает? Уж кому как не мне знать, как у людей крыша едет на сексуальной почве. Во все тяжкие бросаются!

Может я и вправду, додавила его до такой степени, что он пошёл в разгул? Нашёл себе какую-нибудь, втихаря сговорился с ней, и она приехала сюда, чтобы тайно встречаться. А он сначала чуть до сумасшествия меня не довёл своим исчезновением, а теперь заботу решил проявить. Сам с ней в постели лежал небось, обнимая одной рукой, и так важно в телефон мне советовал: «Не волнуйся…, на лыжах покатайся…»

Убила бы обоих! Глаза бы выцарапала! УУУУ!

Стоп! А зачем же он так напился вчера? И что, решил пьяным к ней пойти? А легко! И все же надо признать, что Верницкий — форменный псих. Советует мне, чтобы я шла одна кататься на лыжах! Заботу проявить решил.

Тут я всё-таки опомнилась и в своих измышлениях дала задний ход. Фактом является отсутствие рядом со мной Сергея. Все остальное — домыслы! Главное, надо решить: ждать, пока он сам объявится и даст объяснения, или же попробовать отыскать его.

М-да, отпуск начался лучше некуда. Обидно, что посоветоваться не с кем. И тут я вспомнила о чудесах цивилизации в виде мобильного телефона, а также о том, что Миша Черкасов обладает огромным жизненным опытом. Вдруг он что-нибудь посоветует в создавшейся поистине дурацкой ситуации?

Задумано-сделано и я, выскочив из ванны, сбегала за телефоном и тут же нырнула обратно в воду. Мне показалось, что стало попрохладней, и я добавила горячей воды.

Мобильные системы связи оказались на высоте, и вскоре я услышала знакомые раскаты:

— Валерия Михайловна! Моё почтение! Позвольте угадать, вы решили мне позвонить с какой-нибудь горной вершины?

И мне сразу стало спокойно. Хотя может, наконец, тёплая вода подействовала.

— Увы, Миша! Мне бы хотелось спросить у вас совета.

— Спрашивайте — отвечаем, — с готовностью отозвался он. — Два доллара — слово, плюс пятьдесят процентов за срочность.

— У меня тут возникла необычная ситуация, — начала я издалека объясняться.

Но Миша тут же меня перебил:

— Валерия Михайловна! Да когда же у вас были обычные ситуации? Думаю, что только в детстве, да и то, когда вы тихонько на горшке сидели!

— Тьфу на вас, Миша! — рассмеялась я. — Все дело в том, что вчера вечером я отправила Верницкого в магазин. И он пропал, исчез!

— Ну и слава богу! — загудел Черкасов. — Поздравляю! Вы теперь свободная женщина!

— Я серьёзно, — насупилась я.

— Так и я серьёзно! — стоял на своём Миша. — Потерялся и хрен с ним! Что на нём — свет клином сошёлся? Вон Эдуардыч холостякует давно. А что? К вам он с прошлой весны неровно дышит. Уж я то знаю. Так как, передать ему, что вы согласны?

— Что согласна? — ошарашенно спросила я.

— Как что? Выйти за него замуж. Ну, или, если вы современная женщина, то так и быть, живите в гражданском браке. Мне-то всё равно. Я ж не поп. Хотя с удовольствием погулял бы на вашей свадьбе.

— Миша! Вы пьяны? — разозлилась я. — Я ведь вам русским языком объясняю. У меня пропал муж! А вы хиханьки да хаханьки развели!

— Ой, бросьте! — продолжал ёрничать Черкасов. — Помните анекдот, где врачи извиняются перед безутешным вдовцом: «Ах, извините, мы ошиблись, оказывается, ваша жена жива!» А он отвечает: «Нет уж, умерла, так умерла!» Вот я вам и предлагаю воспользоваться ситуацией. Он вас бросил? И вы на него наплюйте!

Сегодня он явно не желал меня понимать, но я сделала последнюю попытку достучаться до его разума:

— А буквально час тому назад он мне позвонил и сказал, чтобы я никуда не обращалась, вела себя тихо и каталась на лыжах без него. Одна! Представляете?

— Легко, — отозвался Миша.

— Так что мне делать? — взмолилась я.

— Жена да убоится мужа своего, — проявил познания в Домострое Миша. — Вам ясно? Раз он сказал отдыхать — отдыхайте! Хотя я бы на вашем месте свинтил поскорей оттуда. Так как? Что сказать Эдуардычу? Когда возвращаетесь?

— Никогда, — буркнула я и прервала разговор.

А чтобы он не смог перезвонить, вообще отключила телефон.

Дурацкое положение. Более глупо я никогда себя не ощущала. И что делать, тоже не понятно. А может и вправду, слегка развлечься? Я вдруг разозлилась на них всех: на Верницкого, на милиционера, на Мишу, и даже на Константина Эдуардовича. Оказывается, я ему нравлюсь! А он ни намёком, ни полусловом! Черт побери! Ну, нельзя же так.

В расстроенных чувствах я вылезла из ванны и перебралась в комнату. А где-то через час, перекусив остатками захваченной из дому провизии, оделась по-боевому, взяла рюкзак с ботинками, подхватила лыжи и отправилась на гору!

Какой я мудрый человек! Хозяйка рассказывала мне, что некоторые её постояльцы, чтобы не таскать лишнего, прямо в квартире надевают горные ботинки и так и идут до базы. Не знаю, как они, а я и в обычной обуви замучилась, пока дошла. Три раза отдыхать пришлось, поскольку дорога, ведущая на базу, все время шла на подъем! Просто замечательно! Под конец пути мне уже никаких лыж не надо было. Поэтому я утешала себя тем, что хотя бы обратно идти будет легче — под уклон. Но всё же, я добралась до конечной цели. Едва обнаружив табличку «Камера хранения и проката», я свернула к ней.

В небольшом помещении размещалось несколько скамеек, и было открыто окно приёма вещей, где сразу же на звуки моих шагов показались двое мужчин. Я прислонила лыжи к стене и села переобуваться.

— Впервые у нас? — поинтересовался тот, что помоложе.

— Да, — буркнула я в ответ, пытаясь втиснуть ногу в ботинок.

— А вы язычок потяните на себя, удобнее будет, — посоветовал доброхот.

Я послушалась его и дело и вправду пошло быстрее.

— А неплохие у вас лыжи, — опять нарушил молчание мужчина, — давно катаетесь?

— Всю жизнь, — отрезала я, чтобы он отвязался.

— Ну-ну, как скажете, — пожал он плечами и, приняв рюкзак с обувью, выдал номерок, — сегодня все на Южном склоне катаются. Успехов!

Хорошо, что рядом был стенд со схемой, где какие склоны и как к ним идти. Разумеется, Южный склон оказался самым дальним. Зато ближайший и единственный кресельный подъёмник, сразу же понравившийся мне, был закрыт на ремонт. Стоящие передо мной лыжники приобрели в кассе карты для подъёмников. Я подумала-подумала и взяла себе карту на весь день!

Как и ожидалось, к Южному склону нужно было добираться пешком. Это оказалась сущая каторга! На ногах тяжеленные несгибаемые в подъёме ботинки, на плечах лыжи! Но люди вокруг меня легко и непринуждённо совершали переход к месту старта. Ничего, тяжело в ученье — легко в бою, думала я, отдыхая в очередной раз. Потом будет легче.

Сказать откровенно, по мере приближения к подъёмнику, окрестные склоны вызывали у меня все большее уважение и трепет. Одно дело разглядывать горы по телевизору и совсем другое — в непосредственной близи. Вершины гор укутались в туман, что вызвало в моей памяти строчки: «А горы все выше,/ А горы все круче,/ А горы взбирались под самые тучи,/ Что если я не дойду?/ Если в пути пропаду?» Однако подъёмник исправно работал, далеко-далеко наверху люди от него отцеплялись и стремительно летели вниз. На склоне было полным-полно разноцветных фигурок, и я воспарила духом. Не я одна такая, наверняка там полным-полно новичков. На месте разберёмся.

Некоторые опасения у меня вызывал способ подъёма. Но долгое наблюдение за лыжниками, как они подхватывали болтающиеся бугели (или как их там называют) и легко, парами, скользили вверх, убедило меня, что здесь затруднений не будет. Особенно мне понравились сноубордисты. Они поднимались наверх по одиночке, и подъем у них получался так ловко, а доски были такими яркими, что я даже пожалела, что купила лыжи. Наверное, надо было приобрести доску. А впрочем, все успеется, какие наши годы, и я отважно встала на лыжи. Крепления защёлкнулись, и я тут же поехала назад.

Пришлось упасть. Немного посидев, мне стало ясно, что к чему и кое-как поднявшись, теперь уже при помощи палок, я двинулась дальше. Надо будет учесть, что лыжи очень скользкие. Переняв манеру подхода к подъёмнику, я встала в очередь и вскоре достигла места старта. Тут я решила подниматься одна. Это была моя ошибка. Ухватив эту чёртову кочергу, я стала прилаживаться к ней, но в это время люфт закончился, и она рывком потянула меня наверх. Я чудом удержалась на ногах и, вцепившись в рукоять, поехала вверх, деревенея от страха, и боясь только одного — как бы не упасть. Что тогда делать — совершенно не представляла. И действительно, немного не доехав до конечной точки, я завалилась на бок. Запаниковав, я выпустила из рук бугель и, затрепыхавшись как рыба, вытащенная на берег, постаралась отползти в сторону. Отдышавшись, и выбив снег из-за шиворота, я кое-как встала на ноги и глянула вниз!

Мамма миа, Санта Мария! Чтоб мне пусто было! И за каким рожном я сюда попёрлась? Ведь предлагал Черкасов вернуться в Питер! Что я его не послушалась?

Вокруг были горы! Огромные-огромные! Противоположные склоны терялись в тумане. А люди внизу были маленькие-маленькие, как муравьишки. А этот Южный склон оказался крутой до невозможности. Хотя лыжники легко и непринужденно катились вниз. И ведь никто не падал! Я специально долго высматривала!

Тут рядом со мной остановилась молодая семья. Папа-лыжник, мама-лыжница и их сынишка лет шести, тоже на маленьких трогательных лыжиках и в красивом шлеме с нарисованными китайскими дракончиками.

— Мама! Я боюсь, — жалобно произнёс мальчик.

— Ничего, а ты потихоньку, — ответила мама и стремительно полетела вниз вслед за мужем.

Малыш постоял-постоял, опустил забрало, да и поехал себе вниз змейкой, змейкой, и вскоре скрылся из моих глаз. Я же набираясь храбрости, все высматривала, как именно спускаются вниз люди. Они приседали в коленях и, слегка наклонившись вперёд, уходили вниз по склону. Рассудив, что если трусить, то легко можно дождаться второго пришествия, я глубоко вздохнула и начала спуск…

И почти тут же упала. Недоумевая, как это получилось, я с трудом поднялась и поняла, что выбрав путь по кратчайшей прямой вниз, поступила неправильно. Лучше ехать по касательной. Я так и сделала, когда отряхнулась от снега. Метров двадцать я проехала довольно устойчиво, но настала пора, как говорят моряки, менять галс. Правильно развернуться я не смогла, и тут же стремительно полетела вниз. Скорость выросла мгновенно, и не успев испугаться, я закувыркалась по склону. Лыжи в одну сторону, палки — в другую, а я затихла, лишь сделав три кульбита. Отряхнувшись от снега и собрав снаряжение, я задумалась о причине своей неудачи и сделала вывод, что нужно тормозить на повороте, сводя носки лыж вместе.

Теперь я предусмотрительно повернула лыжи в сторону подъёмника и… Господи, как я не врезалась в опору? Не знаю. Лыжники, поднимавшиеся на бугеле, наверняка испугались сумасшедшей, которая подобно пушечному ядру пересекла их подъем. Затормозил меня огромный сугроб. Выбравшись из него и разыскав лыжи и шапочку, я упрямо очистила крепления и теперь покатилась по удобной плоскости. Где, весьма кстати никого не было.

Но тут сзади послышались голоса:

— Да куда же её понесло?

— Падай! Да падай же, дурёха!

А я с ужасом увидела, что меня несёт прямо на кустарник. Страх парализовал меня, и я вошла прямо в заросли. Растения не смогли меня остановить, но все же скорость снизилась до приемлемой, и я успела рассмотреть, что меня ждёт впереди. Только выставленные вперёд в отчаянии палки спасли меня. Я же не знала, что здесь за снежным отвалом притаился крутой обрыв, метров на десять глубиной. Не будь кустов, я бы туда так и ахнула! Прямо на ствол берёзы, произраставшей со дна расщелины. Берёза была корявая, ствол неохватный. Так что я легко представила себе скромный обелиск, воздвигнутый здесь через какое-то время.

Отдышавшись и вытерев взмокший от напряжения лоб, я уже стала подумывать, а не спуститься ли мне вниз пешком. Да, придётся признать собственное поражение, зато останусь целой и невредимой. Но тут сзади послышался скрип снега и рядом затормозил пожилой, представительный мужчина. Он снял очки и спросил:

— Помощь не требуется?

— Нет, — я горделиво выпрямилась и отшутилась, чтобы не разреветься. — Вот, осваиваю трассу. Экстремалю помаленьку.

— Вы начинающая? — уточнил он. — Кататься-то умеете? И кто вас только пустил сюда? Вы хоть просмотрели на схеме, где расположены опасные участки?

В другом состоянии я бы, может, по-другому ответила. Но не сейчас:

— Слишком много вопросов! Сама сюда приехала, никого не спросила!

— Тьфу ты, — сплюнул он с досады. — И до чего же вы всё-таки, бабы, бестолковые! Ещё и феминистка, наверняка? Я помочь хотел!

И он, резко оттолкнувшись, ринулся от меня прочь, как от зачумлённой. А я сразу передумала снимать лыжи и потихоньку спускаться вниз. Шиш ему! Я не бестолковая! Я смогу! И я вновь заскользила вниз. Я падала раз десять! Склон был крутой, и я кувыркалась по нему, исполнив все что можно: двойной оборот с падением на спину; тройной кувырок через левое плечо, переворот вокруг собственной оси с последующим уходом в сугроб. Но как Ванька-встанька, упрямо поднималась, отыскивала лыжи, очищала крепления и вновь летела вниз. На одном упрямстве. Я наелась, наглоталась столько снега, сколько за все детство не пробовала. О! И кто только придумал эти горы?

Мой первый в жизни спуск занял сорок минут!

Как ни странно, во мне было столько злости, что, оказавшись внизу, я вновь встала в очередь на подъёмник. Я уже не видела ничего вокруг. И знала только одно — я должна научиться! Я смогу! Но конечно, одних заклинаний оказалось мало! Все повторилось с неумолимой точностью. В общей сложности пятнадцать падений, где я показывала высший пилотаж по кувыркам в длину. Сплошной кошмар — ты чувствуешь, как теряешь равновесие, снова неумолимо приближается снежный покров, и вот уже кувыркаешься птицей со сломанными крыльями. И правда, как я себе ничего не сломала, абсолютно не понятно! Наверное, у меня есть ангел-хранитель! Только у меня есть один вопрос к нему:

«Почему же ты меня не остановил, когда я одна попёрлась на Южный склон?»

Итак, в летописи моей жизни этот день навсегда останется ДНЁМ ПОЗОРА!

Кое-как добравшись до пункта проката, я на последнем усилии воли вошла в зальчик и, тут же обессилев, повалилась на скамейку. Лишь минут через десять, оклемавшись, я сумела очнуться и пойти за своим рюкзаком.

Получив протянутый мною номерок, сотрудник заметил:

— Ну, как, хорошо покатались? Получили удовольствие?

— Получила, — одарила я его злобной улыбкой.

— Можете наверх подняться. Там, где кассы, на втором этаже есть кафе, — посоветовал он.

Вот это был дельный совет. А когда он предложил мне за чисто символическую плату оставлять у них на хранение лыжи и ботинки, то и вообще показался неплохим парнем.

Неплохого парня звали Иваном. Так что, оставив ему своё снаряжение, я налегке отправилась в кафе. Только там я поняла, как же хочу пить. Вокруг гомонили за столиками группы весёлых и довольных жизнью лыжников.

— «Ничего», — думала я, стоя в очереди, — «Кто-то за мои мучения ответит, и я даже, кажется, знаю кто!»

Я сидела за столом одна-одинёшенька и грустно пила свой сок. Сил не было даже дойти до дома, уж не говоря о том, чтобы отправиться на поиски Верницкого. Куда там?

С каждой минутой внутреннего самобичевания, я становилась сама себе все противней и противней. Однако, видимо у некоторых посетителей кафе были другие мнения о моей наружности. Потому что вскоре ко мне подсел довольно интеллигентный молодой парень:

— Мадам, вы чем-то расстроены? Может, я могу чем помочь?

Вынести подобное обращение, да в теперешнем состоянии, оказалось выше оставшихся у меня сил, поэтому я ответила просто и без выкрутасов:

— Отвали! Геронтофил! Ты бы меня ещё матерью назвал! Ищи себе другой… объект!

И мило улыбнулась ему при этом.

Соискатель на толику моего внимания живо ретировался, а я заказала себе второй бокал томатного сока. Но спокойно попить мне не дали. На этот раз за мой столик бесцеремонно плюхнулись сразу двое, поставив перед собой тарелки с едой. Я подняла глаза и обнаружила, что это Стас и Влад. Они были одеты в горнолыжные костюмы и, судя по всему, только что заявились на базу.

— Здрасьте, здрасьте! — весело зачастил Влад. — Давненько не виделись! А где Серж?

— Нету, — я развела руками. — Отсутствует!

— А! На склоне? А вы уже накатались? — проявил смекалку Стас.

— Ага, — туманно ответила я.

— Ну и как? — спросил Влад и сам же себе ответил. — Ведь зашибись! Мы каждый раз, как приезжаем сюда, так в первый день катаемся до одурения. Вы тоже, сразу видно оторвались по полной программе. Да? А вот нас дела задержали.

Я только грустно вздохнула. Это не осталось незамеченным.

— Это что за вздохи? Проблемы какие-то? — проявил участие Стас.

Нельзя сказать, что они мне были очень симпатичны — эти ребята. Они провинились передо мной хотя бы в том, что напоили Верницкого. С другой стороны, они не вливали в него водку силком. К тому же я сейчас в чужом краю одна как перст, и единственными моими знакомыми являлись они.

В общем, я вдруг взяла, да и вывалила на них все случившееся с Верницким. И что сейчас совершенно не знаю как быть. Они слушали молча, и лишь под конец моего монолога Влад негромко присвистнул:

— Дела! Блин, тут не знаешь, что и посоветовать! Мне кажется, вам надо дождаться второго звонка и суметь поговорить с мужем. Тем более, что он пообещал вам перезвонить. А уж тогда решать, что делать.

— Правильно! — поддержал приятеля Стас. — Жаль, что мы не в Питере! Там бы мы смогли вам хоть чем-нибудь помочь. А здесь?

— Да я не прошу помощи! — вслух пожаловалась я. — Мне бы понять, что делать! Ладно, спасибо вам, что выслушали. Пойду я!

Я встала из-за стола. Приятели переглянулись, и Стас спросил:

— Может вас проводить?

— Чего не надо, того не надо, — решительно отказалась я. — Ходить сама пока могу!

— Удачи! — пожелали они мне вдогонку. — Может, увидимся!

И я отправилась домой (в смысле, в арендованную квартиру). Чёрт! Никогда я так остро не ощущала своё одиночество, как нынче в этом заснеженном городке. Я шла одна, и не за кого было держаться, не с кем пошутить, обсуждая мои падения. Да и в доме меня никто не ждал. Там было пусто и уныло, как в животе у крокодила.

Интересно, чем занимается сейчас Верницкий. И позвонит он мне или нет?

Я свернула в сторону магазина и купила себе все необходимое, в том числе и бутылку марочного вина, потому что предчувствовала, что второй раз сегодня я на улицу уже не выйду. И, действительно, едва раздевшись в квартире и развесив сушиться одежду, я поняла, как устало все моё тело! Я рухнула на кровать и пролежала без движения с час.

За это время за окном окончательно стемнело. Наконец, я пришла в себя и со стоном и кряхтеньем пошла сварить хоть макарон. И уже кинув в кипяток всю пачку поняла, что зря так поторопилась. Вполне возможно, что какое-то время мне придётся есть их одной. И что мне делать с такой прорвой мучных изделий? Но было поздно, и я оставила все как есть.

Чтобы не так сильно давило ощущение одиночества, я включила телевизор в комнате, а сама устроилась на кухне с книжкой в руках. Против воли, я ушла в чтение с головой и не сразу услышала, как тренькает в коридоре телефон. В одно мгновенье я долетела до него и схватила трубку:

— Алло?

Это оказался Верницкий:

— Привет! Это я! Если все пойдёт хорошо, то дня через четыре мы увидимся! Будь паинькой! Не предпринимай самостоятельных шагов! Катайся на лыжах и всё такое! Жди! Надо будет, с тобой свяжутся. Ну все, пока!

И в трубке послышались сигналы отбоя. И как прикажете это понимать? Я не успела задать ни одного вопроса. Нет, ну это просто наглость неприкрытая. И ведь мог как-нибудь намекнуть хотя бы, что все это значит! Где он? Что с ним? Судя по весёлому голосу, чувствует себя неплохо, уверенно. И по некоторым ноткам я поняла, что он вполне доволен происходящим.

Неужели он решил где-то отсидеться втайне от меня? Но зачем? Я совершенно не представляла цели. Поиздеваться надо мной? Интересно, какую байку он придумал для своего оправдания? И срок предсказал, значит, он точно владеет ситуацией. Но какой гад! Ведь четыре дня пройдёт, и наш отпуск закончится! А я значит, все это время должна сидеть здесь одна, по его милости? Ну, нет! И мне захотелось страшно отомстить этому шутнику.

Вот возьму и уеду обратно в Питер. Пускай здесь делает что хочет! Фрукт какой! Я с ним шестнадцать лет прожила, подумать страшно, а оказывается, совсем его не знала! Комбинатор хренов! Ну, я ему покажу! И во мне окончательно созрело решение вернуться домой.

Пропади пропадом этот Верницкий вместе со своими горами и лыжами!

Предстоящий длинный, унылый, тоскливый вечер я могла скрасить только книгой и телевизором! Ну и отпуск! Ничего, завтра с утра соберусь, и на вокзал! Разрушительному воздействию депрессии, пытавшейся завоевать мою душу всякими пессимистическими мыслями, я противопоставила солнечный напиток из Грузии в сочетании с сыром и конфетами.

И успешно. По крайней мере, к десяти часам вечера, мой внутренний мир был безмятежен и тих как лесное озеро в безветренную погоду. И даже телефонный звонок не изменил моего состояния.

— Я вас слушаю, — отрешённо проговорила я в трубку, размышляя, кто бы это мог быть.

— Это хорошо. Слушай внимательно. Если хочешь увидеть своего мужа в целости и сохранности, то тебе придётся раскошелиться, — послышался в трубке искажённый металлический голос. — В противном случае ты станешь вдовой. Разговариваем дальше?

— Да, да, — я в миг протрезвела. — Дайте мне поговорить с мужем.

— Нет, ты сегодня уже говорила с ним. Хватит. У тебя два дня времени, чтобы собрать сто тысяч долларов.

— Но у меня нет таких денег! — закричала я. — Откуда я их возьму, вы что, с ума сошли?

— Нам не важно, откуда. Главное, что если их не будет, то ты вдова…

— И потом, два дня — это нереально, — впадая в панику, запсиховала я. — Подождите, давайте поговорим. Дайте побольше времени!

— Нет. Звони своим друзьям в Питер. Пусть они соберут требуемую сумму и вышлют завтрашним поездом. Таким образом, послезавтра деньги будут здесь. И мы с тобой свяжемся. А пока отдыхай. Наслаждайся горами!

И вымогатель положил трубку. А я опустилась на диван и, сжав виски, закачалась в тоске. Вот и началось. Значит, всё-таки похищение. Сначала они следили за мной, как я себя поведу, выжидали, и лишь потом решили действовать. А может это своеобразный психологический подход? Ведь если они меня знают, то им должно быть известно, что я психолог. И поэтому они решили поиграть со мной в кошки-мышки.

Так. Что делать? В милицию обращаться? Тут я вспомнила ночной разговор и поняла, что это бесполезно. Да и потом вряд ли у них есть специалисты по похищениям. Пока разберутся что к чему, будет слишком поздно. А если ошибок наделают… Нет. Милиция отпадает.

Господи, ну где же денег столько взять? Эх! Тут я поняла, что как ни крути, а придётся звонить Мише. Я включила мобильник и вызвала абонента, ёмко обозначенного — «Циклоп».

Он откликнулся тут же, словно держал трубку наготове:

— Валерия Михайловна! Вы почему отключили трубку? Я уже начал беспокоиться! Вы не обижайтесь за утренний базар… Короче, виноват. Как там ваш муж, объявился?

— Нет, — пожаловалась я. — Зато объявились похитители. Они требуют послезавтра сто тысяч долларов или грозятся убить Сергея.

Тут я против воли шмыгнула носом.

— Понятно, — отозвался Миша. — А подробней по теме?

— Сказали, чтобы я друзьям позвонила, а они бы переслали требуемую сумму завтрашним поездом сюда. Тогда похитители со мной снова свяжутся. Миша, это серьёзно? — спросила я.

— Вполне. Отморозков сейчас хватает. Ладно, мне надо подумать, я перезвоню через полчаса. Не отключайтесь.

И потянулись долгие минуты ожидания. Я не сомневалась, что Миша мне поможет. Только вот как? Почему-то мне представлялось, что он заявится сюда лично. Возьмёт человек десять с собой, перетряхнёт весь этот городок, но в тот же день отыщет моего бедного Серёжку.

Ровно через тридцать минут я вновь услышала Черкасова:

— Значит так, Валерия Михайловна! Ни о чем не беспокойтесь! Отдыхайте! Скоро к вам приедет Эдуардыч! Он привезёт деньги, и всё будет хорошо! Если начнутся изменения в программе — звоните.

— Миша! — воскликнула я, но он уже отключился.

Вот значит как! Конечно, это здорово! Но я не успела задать совсем не риторический вопрос — а как я буду отдавать эти безумные деньги? Разумеется, я помню, как Миша неоднократно заявлял, что он мой друг. Но у любой дружбы есть финансовые пределы.

Неужели он просто так выложит из своего кармана сто тысяч долларов? Нет, наверное, я просто чего-то не понимаю. Впрочем, в моем положении остаётся только ждать. Вот приедет Константин Эдуардович Красовский, он мне всё и объяснит.

Остаток вечера прошел в следующем режиме. Минут десять я пыталась читать, потом сбивалась на путаные размышления, никак не прояснявшие картину. Тогда я прибегала к алкогольному допингу, чтобы кровь быстрее поступала в мозг и снова принималась за чтение. Сбой в программе произошёл, когда я обнаружила, что в бутылке не осталось ни капли…