Безбашенная

Янка Рам, 2021

Очень легко, оказывается, сесть в ноги женщине в сексе. Нет. Не очень легко… Но в этом есть своя прелесть – позволять маленькому чудовищу резвиться. И если откинуть все предубеждения и расслабиться – это несложно. Сложно уйти вниз по-настоящему. Когда ты понимаешь, что связь работает только в один конец. Что ты ничего не можешь сделать для того, чтобы что-то получить. И всё, что ты в истерике пытаешься делать, только отдаляет тебя от результата. Ты можешь только ожидать и быть благодарным. Ты даже не можешь ничего предпринять, чтобы это прекратить. Ломает ли меня это? Неописуемо ломает. И единственное, что я действительно могу сделать, чтобы не сломаться окончательно, это отдать тебе контроль, слепо веря в то, что я тебе нужен, не безразличен…

Глава 6 — Лев вернулся

Мы стоим у окна, он обнимает меня сзади. Смотрим на набережную и на Обь. Это очень по-домашнему… Но я чувствую — его очень беспокоит что-то.

Рука ложится мне на лоб.

И во мне оживает какая-то ассоциация, мне хочется её выплеснуть, я расслабляюсь, позволяя это себе:

— «…После мраморов Каррары

Как живется вам с трухой

Гипсовой?…»

Закрывает мне рот ладонью.

— «Попытка ревности»? Красиво. Но… Я. Ездил. Один.

— Я знаю! Верю. Но это было внутри, и я отпускаю… Ты вложил в меня это. Забери обратно. Полноценной ревности не случилось. Поэтому только «попытка».

— Я сожалею… Я сожалею, что не справился со своей натурой и не сказал тебе, что еду один, когда решил так. Мне хотелось, чтобы тебе было больно.

— Ты скорпион, — пожимаю плечами. — Я принимаю твой яд.

— Спасибо. Я ценю.

Его рука возвращается на лоб.

— Ты горишь, детка.

Это реакция на стресс. У меня бывает.

— К утру пройдёт. Как ты съездил? Нашёл себя?

— Как… Как только приземлился, я уже понял, что идея провальная. Но… Первую неделю пытался имитировать отпуск, — невесело усмехается. — Пляж, бар, Каппадокия… Всегда хотел побывать там — и не запомнил абсолютно ничего. Всё фоном. Не сделал ни одной фотографии. Моё сознание осталось здесь. Как и полноценное дыхание. Я задыхался без тебя, — сжимает, вдыхая глубоко-глубоко у основания моей шеи. — Вторую — провёл в номере. В жестоких боях с самим с собой. То, что мне казалось невыносимым здесь, там вдруг показалось незначительным на фоне того, как ущербно я стал ощущать себя, осознавая, что ты больше не часть моей жизни. Я смотрел на женщин-туристок, женщин-турчанок… Я смотрел им в глаза. Мне казалось, что смотрю в глаза животным. Я не мог найти ни одной женщины своего вида. Ты что-то сделала с моим восприятием. «После мраморов Каррары…» Единственная, с кем смог поговорить, была пожилая француженка. Сделал это просто из удовольствия пообщаться на французском. Она оказалась интересной собеседницей. Мы проговорили полчаса, и я ушёл к себе. Французский тоже не принёс мне удовольствия. А просто поддерживать диалог не было моральных сил. На третьей неделе я начал ехать крышей. Перестал понимать, зачем затеял всё это. Зачем разорвал отношения. Не мог вспомнить свою мотивацию. Я превратился в депрессивный комок нервов. И оставался там уже больше по инерции и из упрямства довести начатое до конца. Купил себе иглы, и… Это был интересный опыт.

Тоже верю.

— Ты обещала, что «жалости не будет». Они помогли мне найти себя.

— Не будет. Я уважаю твой опыт и твою прозрачность. Итог?

— Душа ампутирована, а фантомные боли накрывают. Какой тогда смысл? Пусть уж тогда лучше будет наполненная боль. Пустота хуже боли. Не хочу жить в пустоте. Побег от самого себя не удался. Прости мне эту слабость.

— Прощаю. Но многое изменилось. Мы не можем отмотать в ту точку, в которой расстались.

— Почему? Из-за этого зайца? Кто он? Ты спишь с ним? На чём выстроены ваши отношения? — голос ровный, а дыхание нет. Я чувствую, как глубоко внутри его передёргивает. Вдыхает глубже, снимая эту дырявую маску равнодушия.

— Чёрт… нет! Не так. Мне абсолютно плевать на это всё! Я хочу тебя обратно. Скажи мне что-нибудь…

— Крис сказала: чтобы оценить одного мужчину, нужно попробовать другого. И я буду ценить тебя больше, если…

— Крис… — сжимает он зубы.

— Я не совсем с ней согласна. Ценить ещё больше я тебя не буду. Ты — безусловная ценность для меня! Я твою уникальность осознаю. Но… Ведь может быть и что-то совсем другое. И мне любопытно…

— Этот заяц возник из-за любопытства?

— И ещё от голода. Ты заморил меня голодом. Съесть кого-то более близкого я себе позволить не смогла.

— Почему?

— Потому что… понимала, что история эта краткосрочная, а я не готова потерять никого из своего окружения. Оно мне доставляет…

— Все мои вопросы по этому человеку сняты. Я тебя понял. Осталась просьба.

— Давай…

— Не реанимируй его.

— Не буду.

— Спасибо.

Голова кружится. Вижу всё словно через пелену огня. Температура растёт. Колени становятся мягкими. Он подхватывает меня на руки и уносит на диван, встаёт рядом на колени. Ложится лицом на мой голый живот. Его щёки прохладные…

Рисую пальцами по волосам, лицу.

— Я не могу без тебя…

Пальцами я чувствую, как он зажмуривается.

— Не можешь? Значит, наверное, и не надо.

Мой телефон периодически пиликает. Я знаю, кто это. Это Дима. Он не хочет, чтобы я отвечала. Это чувствую тоже. Его просто несёт, и он выливает на меня всё, что пережил сегодня. Наверняка в какой-нибудь грубой форме. Пусть… Если не выговорится, он заболеет.

Олег, хмурясь, отыскивает мой взгляд, потом смотрит на этот пиликающий телефон.

— Ты моя?

— Ты — мой. А я… Я пока погуляю, Олег.

— Погуляй, — его глаза опасно прищуриваются. — Пока. Но пощади своих зайцев, моя девочка! Лев вернулся.

— Так пусть помурлычет для меня… — я выгибаюсь, закидывая голову и подставляя ему шею.

Он принимает это приглашение, и низко рычит, впиваясь в неё губами.

Да… Вот теперь хорошо!