Ларец Шкая. Мистический детектив

Юрий Еферин

Жанр мистического детектива. Действие книги происходит в 1973 году. Из Третьяковской галереи похищают картину. Несмотря на мировую известность похищенного полотна, выбор похитителей для всех выглядит более чем неоднозначным. Главный герой книги ищет картину с помощью милиции, криминала и сверхъестественных сил. В процессе расследования громкого преступления выясняется, почему была похищена именно эта картина, но эта информация приводит главного героя к ещё более загадочным поворотам… Книга содержит нецензурную брань.

Редактор Елена Львовна Моисеева

Дизайн Юрий Геннадьевич Еферин

Дизайн Ярослав Юрьевич Еферин

© Юрий Еферин, 2021

ISBN 978-5-0055-3954-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Зал №6

— Лукич, а Лукич, чайник-то давно вскипел, почаевничаем? — бодро пробасил седовласый музейный сторож Савва Петрович, с явным удовольствием насыпая в литровую банку грузинский чай и заливая его кипятком из видавшего виды электрического чайника. — Ночка-то долгая, а мы ее за чайком глядишь и скоротаем! Почифирим, а, Иван Лукич?

— Твоя правда, Петрович, ночи у нас с тобой на дежурстве ой долгие, а вот годы летят и не поспеешь, просто несутся как лошади галопом, через пару недель уже тысяча девятьсот семьдесят третий. Куда делся год, я и не заметил, — Иван Лукич подошел к настенному календарю и оторвал листок. — А вот чайку отведать в самый раз, у меня для того случая и пряники есть, — доставая из тумбочки газетный кулек с пряниками, прокряхтел он. — Свежие, внучка сегодня в булочной брала, мя-а-а-тные.

— Ну и славно, свежие — это хорошо, это тебе не жамачи какие-нибудь, а то зубов-то у нас с тобой почти не осталось, — засмеялся Савва Петрович.

— Какие такие жамачи? — удивленно переспросил Иван Лукич. — Я такого слова не слыхал никогда.

— Вот и слава Богу, что ты, Иван Лукич, не слыхал! — с улыбкой ответил Савва Петрович. — И, надеюсь, уж тем более никогда в своей жизни жамачей этих не попробуешь.

— А ну-ка, просвети старика, что за жамачи такие, — заинтересованно спросил Иван Лукич.

— Жамачи и жамачи, вылетело у меня словечко такое, забудь а ты, Иван Лукич, почто оно тебе? — постарался отмахнуться, видимо, от неприятного вопроса Савва Петрович, потом, сменив интонацию, с улыбкой добавил: — Давай-ка лучше чаю с настоящими пряниками, со свежими, с мя-а-а-тными попьем, — передразнил он своего товарища.

— Нет уж, напарник, сказал «а», говори и «б», — настаивал Иван Лукич.

— Эка, Иван Лукич, какой ты, право, дотошный, — с натянутой улыбкой ответил Савва Петрович. — Ну… — он на секунду взял паузу, словно собираясь с мыслями, — слушай, коли охота, только сначала пряник мне подай.

Иван Лукич положил перед Саввой Петровичем кулек с пряниками. Небольшое помещение наполнилось приятным мятным ароматом. Савва Петрович взял пряник и надкусил.

— Свежие, — подтвердил он, помахав надкусанным пряником, — точно не жамачи, молодец внучка твоя, ай молодец! — нахваливал Савва Петрович то ли внучку, то ли пряники, потом откусил пряник еще раз, глотнул чаю и не спеша прожевал, лицо его выразило полное удовлетворение.

Савва Петрович явно не спешил с рассказом. Однако все же начал, но начал издалека.

— Ты, Иван Лукич, знаешь, что такое БУР на зоне?

— Ну, чего-то такое слышал, а что?

— Понятно, — хмыкнул Савва Петрович, — «чего-то такое слышал», — передразнил он собеседника. — БУР, уважаемый Иван Лукич, это, чтоб ты знал, барак усиленного режима, так сказать, тюрьма в тюрьме для осужденных, которые злостно нарушают режим, ну и, понятное дело, условия содержания в БУРе пожестче, не карцер, конечно, но тоже не забалуешь. Тем не менее осужденные, которые сидят в БУРе, могут отовариваться в ларьке на заработанные деньги, как и остальные.

— А жамачи твои тут при чем? — поинтересовался Иван Лукич.

— Да ты слушай и не перебивай, — незло осадил его Савва Петрович. — И вот администрация колоний завозила в лагерные ларьки пряники, списанные на вольных складах. Пряники были жесткими и, честно говоря, — Савва Петрович взял из кулька еще один свежий пряник, откусил и, жуя, продолжил, чуть понизив голос, — совершенно непригодными к употреблению в пищу, реальный камень. Вот такие пряники и назывались на зоне «жамачи», — закончил он, дожевав пряник.

— А для чего же они так делали, это же полное безобразие, кормить людей списанными пряниками! — возмутился Иван Лукич.

— Ну, во-первых, за конкретный интерес, — Савва Петрович потер пальцами, демонстрируя известный знак, изображающий шелест купюр. — Администрация колонии по дешевке, как ты понимаешь, закупала у торговых сетей просроченную или некачественную продукцию, продавала это все через ларек, а разницу клала себе в карман. Короче, грела руки на этом. Ну, а во-вторых, — Савва Петрович сделал паузу, подыскивая весомый, на его взгляд, аргумент, — в воспитательных целях, — он хмыкнул.

— В воспитательных? — возмущенно переспросил Иван Лукич. — А в чем же тут воспитание?

Савва Петрович холодным взглядом буквально пробуравил напарника:

— А чтоб зекам жизнь медом не казалась.

— Это же полнейшее беззаконие! — возмутился Иван Лукич. — Они хоть и заключенные, но тоже люди, нельзя же с людьми так!

Савва Петрович ничего не ответил, а только сделал большой глоток чая.

— А ты-то, Петрович, откуда про это знаешь? — хмуро спросил Иван Лукич.

— Знакомец один рассказывал, — с непроницаемым выражением лица ответил Савва Петрович, — он контролером на зоне работал, много чего рассказывал… Ну ладно, Иван Лукич, — Савва Петрович несильно хлопнул по столу ладонью, давая понять, что тема про «жамачи» полностью исчерпана, и улыбнулся: — Хватит в глупостях копаться, давай лучше пей чай с пряниками. Пряники свежие, мягкие, и десяток зубов, которые у нас с тобой на двоих остались, поди не сломаем, а? — рассмеялся Савва Петрович.

— Уверен, что не сломаем, чай не жамачи грызть собираемся, — невесело ответил Иван Лукич, наливая чай в граненый стакан в металлическом подстаканнике.

Савва Петрович резко сменил тему разговора:

— А помнишь, Лукич, когда Кирова в Ленинграде застрелили, я еще тогда…

— Обожди, Савва, — перебил его Иван Лукич. Не успев сделать глоток, он поставил чай на стол и, приподнявшись со своего табурета, пристально посмотрел на слегка приоткрытую дверь их дежурной комнаты, которая выходила в коридор, ведущий в залы галереи. — Ты слышал? Шум какой-то, похоже, в зале…

— Нет, Лукич, ничего я не слыхал, почудилось тебе.

— Да нет, Петрович, не почудилось. Точно, был шум в коридоре…

— Да откуда там шуму-то быть? Мы с тобой в здании вдвоем. Двери я лично проверял. Сигнализацию ты сам включал. Слушай, Лукич, может, это Боярыня Морозова к нам на чай из третьего зала едет, а ее юродивый кандалами гремит? — засмеялся Петрович, пытаясь успокоить напарника.

— Так, Савва, ты оставайся здесь, в случае чего — позвонишь, вызовешь милицию. Я схожу, гляну, чего там не так. Свет в залах включать не будем, зачем привлекать внимание с улицы, хватит дежурного освещения и моего фонарика, — по-военному лаконично распорядился бывший командир разведроты капитан Иван Лукич Афанасьев. — Где фонарик?

— Да вон же, сзади тебя, на полке. Лукич, ты чего так разошелся? Ты ж не на фронте, капитан! А вокруг не фрицы, поди, а? Хотя есть, конечно, есть в нашей галерее картины и на тему Великой Отечественной войны… — продолжал подшучивать над товарищем Савва Петрович.

— Вот именно, картины, Петрович! — не реагируя на шутки товарища, серьезно ответил Иван Лукич. — Народное достояние, бесценное! И нам с тобой наша Родина поручила их защищать! Здесь и сейчас тоже линия фронта проходит! Как же ты не понимаешь, Савва?!

— Ладно, Лукич, не на партсобрании, давай бери фонарь и иди защищай Родину, — небрежно, с легким раздражением отреагировал на слова напарника бывший контролер по надзору ИК-18 в Потьме Савва Петрович Филимонов и, откусив полпряника, запил его большим глотком еще горячего чая.

Молча включив фонарик, Иван Лукич через приоткрытую дверь шагнул в темноту коридора.

«Может, и правда почудилось? — засомневался Лукич, тщательно „щупая“ слабым светом фонарика темные стены галереи. — Еще, как назло, фонарик садится», — он тряхнул фонарик, чтобы «придать ему сил». Сделав еще несколько шагов, Лукич вдруг услышал легкий шорох справа, со стороны зала №6, в котором были выставлены картины художников-авангардистов. Он тотчас остановился и «выстрелил» в сторону зала лучом уже совсем севшего фонарика.

— Нет, не мог я ошибиться, — окончательно избавившись от своих сомнений, вслух, но негромко сказал бывший разведчик, вглядываясь в темноту зала №6 при помощи уже почти «ослепшего» фонарика. — А Савва еще смеялся надо мной. Опыт не пропьешь, я пробовал, — бормотал себе под нос Иван Лукич, пытаясь «дотянуться» тусклым светом фонаря до всех уголков зала. — Вот ведь, сколько раз говорил завхозу, чтоб выдал новые батарейки, эх!.. — он еще несколько раз резко тряхнул фонарик, пытаясь, насколько это возможно, еще немного «оживить» своего единственного в данный момент «напарника». На пару секунд лампочка фонарика, напрягшись из последних сил, вспыхнула чуть ярче, как будто говорила: «Лукич, товарищ, отдаю тебе последние силы. Прости…» — и погасла.

«Ладно, — вздохнул Иван Лукич и с сожалением посмотрел на окончательно „умерший“ фонарик, — хотя бы какое-то оружие», — и, сжав его покрепче, уверенно двинулся в глубину зала №6. В темноте дойдя почти до середины зала, Лукич обернулся и посмотрел на проем двери, освещенный через окно полной луной.

— Ничего я так здесь не разгляжу, свет все же придется включить, а то ничего не видно, — сказал он вслух и направился обратно к двери, рядом с которой находился выключатель. Но не успел сделать и двух шагов, как что-то твердое очень больно ударило его в затылок. На мгновение сторож успел увидеть в проеме двери, как замигала в окне полная луна. Через мгновение луна погасла.