Ларец Шкая. Мистический детектив

Юрий Еферин

Жанр мистического детектива. Действие книги происходит в 1973 году. Из Третьяковской галереи похищают картину. Несмотря на мировую известность похищенного полотна, выбор похитителей для всех выглядит более чем неоднозначным. Главный герой книги ищет картину с помощью милиции, криминала и сверхъестественных сил. В процессе расследования громкого преступления выясняется, почему была похищена именно эта картина, но эта информация приводит главного героя к ещё более загадочным поворотам… Книга содержит нецензурную брань.

Глава. 12. «Вологодский пятак»

Ровно в 20.00 Вилен был у шашлычной. Раздевшись, он прошел в зал.

Седого он увидел сразу. Тот сидел в дальнем углу, из которого отлично просматривалось все помещение. Оглядевшись по сторонам, Вилен направился туда. Седой сидел один, но стол был сервирован на двоих.

— Здравствуй, Вилен, — улыбнулся Седой, — присаживайся. Раздели, так сказать, скромную трапезу со стариком.

— Здравствуйте, Глеб Иванович, ну какой же вы старик, — Вилен присел за стол.

— Ну, может, и не совсем старик, — засмеялся Глеб, — ну вот совсем седой, седой аж с тридцати лет, поэтому и кличут Седым, — вор засмеялся. — Ну что, грамм по пятьдесят? А? — не дожидаясь ответа, Седой разлил коньяк по стопкам. — Под шашлычок. Шашлык что надо, для нас с тобой готовили, старались.

Тут же словно из-под земли появился официант с вкусно пахнущим дымящимся шашлыком, разложил его по тарелкам и сервировал зеленью и овощами.

— Спасибо, Семен, — поблагодарил Седой, не глядя на официанта. Тот пожелал приятного аппетита и удалился. — Давай, Вилен, опрокинь, не стесняйся.

— Спасибо! Не откажусь с мороза, — улыбнулся Вилен.

Седой внимательно посмотрел на него и спросил:

— Ну, за что выпьем?

— Да давайте за встречу, Глеб Иванович. Давненько не виделись, — Вилен улыбнулся и тоже внимательно посмотрел в глаза Седого, пытаясь понять, что у него на уме. Седой, конечно, прочитал его взгляд, но виду не подал, а только улыбнулся:

— И то верно, давай за встречу, — и потянулся рюмкой к Вилену, обнажив коллекцию поблекших серо-синих «перстней», которыми были «украшены» его пальцы. Казалось, он продемонстрировал воровские «перстаки»⁶, эти особые для посвященных знаки принадлежности и статуса, специально, словно предъявив и напомнив свой статус и свои полномочия. Узоры не всегда аккуратно выколотых самодельной тушью «перстней» представляли из себя причудливую комбинацию черно-белых геометрических ромбов, квадратов и треугольников. «И здесь супрематизм», — с улыбкой подумал Вилен. А вслух сказал:

— За встречу, Глеб Иваныч! — и протянул навстречу «супрематистским» наколкам свою рюмку. Наполненные всклень рюмки аккуратно стукнулись друг о друга.

— А ты с какого бока в тему эту зарулил? — слегка морщась от выпитого коньяка и как бы между прочим спросил Седой, закусывая шашлыком.

Вилен не сразу ответил на вопрос. Прожевав мясо и вытерев салфеткой губы, он пояснил:

— Николай попросил помочь. Слишком уж непонятная кража.

— А, Коля Сухоцвет — правильный сыскарь, — Глеб поднял вверх указательный палец, — потому что идет по жизни с понятиями. Мы воруем, он нас ловит, и ловит без подлянок, братва его за это уважает. Правда, таких все меньше остается… — Седой о чем-то задумался, потом с усмешкой продолжил: — Вот и наша родная партия объявила недавно о нашем полном искоренении и персональных раскаяниях. Даже фильм про это сняли «Калина красная». Смотрел?

— Смотрел, конечно, — кивнул Вилен.

— В целом хороший фильм получился, душевный. Шукшин, конечно, талант, хотя и играет… — Седой замолчал, видно было, что он подбирает подходящее слово, — суку играет, отступника по-вашему. А как же, — пояснял он Вилену, — герой его сам отказался от доли воровской, сменил имя честного вора на бабу деревенскую, колхоз и баранку. Поэтому корону с него и сняли. Снесли по «закону». Только перебор вышел у сценаристов.

— А в чем перебор? — с интересом спросил Вилен.

— А перебор в том, Вилен, что не стали бы его убивать в жизни, — по-свойски, как будто речь шла о поездке на море, пояснил Седой, — потому что не было вины на нем такой, не сдавал он подельников, с ментами не сотрудничал, общак не дергал, другого вора не убивал. По ушам, возможно, и получил бы Егор Прокудин, но не больше.

— По ушам? — не переставал удивляться новой информации Вилен.

— Ну да, традиция такая есть у нас старинная, — Седой улыбнулся, — что-то вроде разжалования. Мы же не в партъячейке, бумаг не пишем, волынку не тянем. У нас все просто и конкретно. По ушам и в рядовые, ну, это если повезет и вины серьезной нет, вот как у Егора Прокудина, — вор засмеялся и снова наполнил коньяком рюмки.

— Возможно, создатели хотели добавить драматизма в сюжет, — предположил Вилен.

— Может, оно и так, только мы другой посыл в этом разглядели, мол, покончено с воровской мастью, на честный трудовой путь встают законные воры, и осталась-то кучка нелюдей, беспредельщиков, даже презрения недостойная, и пусть советский народ об этом знает, — зло сказал Седой. — Мы, кстати, писали режиссеру письмо на эту тему, мол, перебрали вы малька, гражданин хороший.

— И что, ответил?

— Да нет, конечно, — усмехнулся Седой и сменил тему: — На Огненном острове, кстати, эту колонию снимали. В ИТК-17.

— Где? — переспросил Вилен.

— Это в Вологодской области. Озеро там есть такое, Новым называется, а в самом центре остров — Огненный, круглый он, как писка из монеты, вот и прозвали его блатные «Вологодский пятак».

— Не понял, Глеб Иваныч, как что? — переспросил Вилен.

— Ну, «писка», бритва по-вашему. Ты же должен вроде знать, что карманники «пишут», то есть режут кошельки и сумки заточенными монетами. Я лично по молодости пятак затачивал, очень удобно — и в трамвае на пол всегда скинешь, пятак не бритва, какие предъявы, и врага писанешь⁷, если что, — улыбнулся Седой. — Блатные прозвали остров «Вологодский пятак». Сидел я там. Довелось. Жуткое, скажу я тебе, парень, место. Короче, колония для особо опасных. Так что погоняло Огненный остров больше этому месту подходит. А ведь знаешь, Вилен, когда-то там вместо тюрьмы Кирилло-Новоезерский монастырь был, — лицо Седого преобразилось, Вилену показалось, что стало оно как-то вроде светлее, — иноком одним основан, преподобным Кириллом Белым. Белым — это значит чистым, верно я понимаю, Вилен? Чистым и помыслами, и душой, — Седой залпом выпил налитую рюмку, закусывать не стал, немного помолчал и продолжил: — А в семнадцатом большевики там тюрьму устроили, место чистое и святое кровью залили. Шинковали там «врагов народа» как капусту. Дед твой, кажется, тоже отмотал? — слегка прищурившись, спросил Седой.

— Да, по 58-й, шестнадцать лет, — подтвердил Вилен.

— Сиделец со стажем, почти как я, — засмеялся Седой, — у меня, правда, стаж чутка меньше — пятнадцать. А «впаяли» ему, как я понимаю, «угол», он же у тебя известной государственной фигурой вроде был.

Вилен понял смысл слова «угол» и утвердительно кивнул головой, а про себя подумал: «Ты смотри, похоже, все про меня знает Седой!»

— Да, двадцать пять лет, — подтвердил он. — После смерти Сталина реабилитировали, потом год поселений за сто первым километром, а потом домой в Москву.

— Ну, а на «Пятаке» после смерти Усатого, — Седой продолжил свой рассказ, — политических поменяли на особо опасных. Вот такая история про «Калину красную». Уверен, тебе как историку это будет любопытно.

— Да, действительно довольно интересно, я не знал.

— Это и понятно, такое в библиотеке не прочитаешь. Только из уст в уста. Ты знаешь, Вилен, — сказал Седой очень серьезно, — мне иногда хочется книгу написать про то, что я в жизни повидал. Да жаль, что я не мастак из слов паутину плести. Да, кстати, о паутине. Как считаешь, кто мог Третьяковку обнести? — неожиданно перескочил Седой на тему ограбления.

«Матерый волчара, — подумал Вилен, — издалека подбирался», — и ответил:

— Очень странная кража! Поэтому, Глеб Иванович, я к вам и обратился за помощью. Поможете?

Седой промолчал, наполнил свою рюмку и одним махом ее осушил.

— Кража, Вилен, о которой рассказал Паха, действительно довольно странная. Мы через свой коллектив пробили по-быстрому. Никто ничего не знает, даже и не слышал ничего про эту кражу. Паху даже чуть было на смех не подняли, думали, шутит пацанчик, — Седой потянулся за куском мяса. — Мы тоже решили разобраться с этой темой. Как и что узнаем, обязательно дам тебе знать. Короче, связь с тобой буду держать через Паху. Он же будет за тобой и присматривать.

Вилен бросил на Седого непонимающий взгляд.

— Ну, что-то типа охраны, — пояснил Седой.

— Это еще зачем? — удивился Вилен.

— Слушай, паря, — немного раздраженно начал вор, — люди, которые это провернули, по всему видно не «пальцем деланные», а люди серьезные, коль на такое решились. Рыть же это дело ты будешь как экскаватор, я тебя не один год знаю и уверен, что скоро ты с ними столкнешься, к гадалке не ходи, и вот тогда я за твою жизнь и понюшки табака не дам. А я этого не хочу, понял? — во взгляде вора блеснула холодная сталь.

Вилен знал, что с Седым спорить бесполезно.

— Понял, Глеб Иваныч, — сухо ответил Вилен, — как тут не понять.

— Ладно, Вилен, не обижайся, — перешел Глеб на дружелюбный тон, а на лице у него появилось подобие улыбки, — ведь не в игрушки играем. Я смертей в жизни нагляделся вдоволь, цену человеческой жизни знаю и душегубом себя не считаю. Поэтому не хочу жизнью твоей рисковать.

Он залпом опрокинул приготовленную стопку.

— Да я и не обижаюсь, Глеб Иваныч, — сдержанно сказал Вилен, — просто я и сам вроде не робкого десятка.

— Да знаю, знаю, что боксер. Но, как говорится, один боксер хорошо, а два лучше, — уже искренне улыбнулся Седой. — Ладно, давай на посошок и по домам, а то поздно уже, — он аккуратно поделил оставшийся коньяк на две рюмки.

Вилен взял рюмку и спросил:

— Глеб Иваныч, ответьте, пожалуйста, на вопрос, только честно: а вот вам какой резон заниматься этим делом?

— Какой резон? — Седой изменился в лице. Вилен снова увидел в глазах вора стальной волчий блеск. — Просто я, Вилен, не люблю, когда ко мне в огород без разрешения лезут. И картины не они туда вешали, и не им, тварям, их снимать. Найдем или сами, или с твоей помощью — накажем. Строго накажем, и получат они, брат, не по ушам, это я тебе конкретно обещаю, — и он помахал ладонью со слегка оттопыренными указательным пальцем и мизинцем. Глаза Седого хищно сверкали, словно уже чуяли добычу. — Ладно, давай по последней, — сказал он.

Попрощавшись с Седым, Вилен вышел на улицу и направился в сторону дома. Настроение было хорошее. Разговор с Седым явно получился. И идти по морозному ночному воздуху было приятно. Внутри коньяк вовсю согревал кровь.

«Ну, что, со стороны МУРа все, что мне понадобится, Колян обеспечит, — рассуждал Вилен. — С Орденом Блатных контакт тоже вроде налажен, теперь можно спокойно распутывать, выражаясь словами Седого, эту паутину. Завтра продолжим».

Увидев впереди в тусклом свете уличного фонаря накатанную длинную черную ледяную дорожку, уходящую в темную неосвещенную часть улицы, Вилен не раздумывая разбежался и, расставив для баланса руки в стороны, прыгнул на нее и уверенно заскользил вперед. «Здорово, как в детстве!» — удерживая с помощью расставленных в стороны рук баланс, думал Вилен, легко и быстро скользя по черной дорожке. Вскоре свет желтого фонаря остался где-то за спиной, и темнота приняла его в свои объятия. В ту же секунду Вилен только и успел разглядеть выставленную из темноты ногу, о которую он тотчас же споткнулся и кубарем полетел в сугроб. Сверху раздался гогот, и кто-то сиплым голосом процедил сквозь зубы:

— Ну что, долетался, летчик-налетчик!

Сверху опять раздался неприятный гогот.

Вилен приподнялся и, отряхиваясь, вгляделся в темноту. Вокруг него плотно стояло пять силуэтов.

— Давай, поднимайся, фраер, а то невзначай наступим.

«Ну вот, кажется, это то, о чем говорил Седой, — подумал Вилен, не спеша стряхивая с дубленки снег и одновременно оценивая ситуацию. — Но как же это они могли так быстро вычислить меня? Или это сам Седой решил меня попугать, чтобы я не сомневался в необходимости охраны? Ну, Глеб Иваныч, не ожидал я от тебя…»

— Чего молчишь, чушкан, к тебе обращаюсь! Обоссался уже? — послышался тот же сиплый голос.

Вокруг опять загоготали.

Алкоголь начал быстро покидать организм. Вилен еще пару раз стряхнул с левого плеча снег и взглядом обвел стоявших вокруг него, оценивая ситуацию. «Один против пяти, неплохо, — думал он, — в такой ситуации я еще не был, но тут без вариантов. Если дрогну, могут и забить до смерти». Не поднимая левую ногу, он скользнул ею по снегу, выдвинув чуть вперед. Мысок правой ноги он как можно глубже вдавил в снег, пытаясь принять максимально устойчивую левостороннюю боксерскую стойку.

— Вы бы, ребята, извинились, — сказал Вилен, сжав в модных, из тонкой кожи перчатках кулаки.

— Шо, я не понял, — послышался сиплый голос, — что ты там сейчас прогнал, кто должен извинятся?

Вилен решил взять инициативу в свои руки.

— Если ты еще и глухой, «сиплый», иди, я тебе на ухо скажу, — он сознательно провоцировал ситуацию, чтобы взять ее под контроль.

«Сиплый» рассвирепел:

— Ну ты, фраер, реально, бля, страх потерял! Все, ты, в натуре, покойник! — Он выхватил из кармана пальто финский нож, который, поймав слабый свет уличного фонаря, блеснул в темноте. Согнув руку с финкой, «сиплый» ринулся на Вилена. «Эх, жалко дубленку, только с таким трудом достал! — успел подумать Вилен. — Зато она и вязаный свитер должны немного нейтрализовать удар ножа». Когда «сиплый» оказался в полушаге от него, Вилен быстро согнул левую руку, прикрыл ей область сердца и, уйдя с линии атаки шагом назад, хлестко, с поворотом корпуса, правой рукой нанес хук «сиплому» в скулу, поймав его на противоходе. «Сиплый» рухнул плашмя лицом в снег. Финский нож с наборной ручкой полетел в сторону.

— Ах ты, сука! — крикнул кто-то из кодлы «сиплого». Темные силуэты ринулись в сторону Вилена, сжимая смертельное кольцо.

«Ну, пошла массовка», — только и успел подумать Вилен. Двухметровый амбал, больше похожий на старый бабушкин шкаф, с криком «убью, сука!» летел на него. «Такого точно мне не уложить», — мелькнуло в мозгу. Вдруг, в шаге от Вилена, амбал рухнул плашмя, словно плоская металлическая фигурка в тире Парка Горького, уложенная метким выстрелом.

На месте амбала выросла знакомая фигура.

— Паха, ты? — радостно крикнул Вилен.

— Я, Виленыч! — услышал он знакомый голос и увидел, как Паха, схватив очередного нападавшего рукой за воротник, умело подсек его под обе ноги. «Силуэт» потерял равновесие и, как мешок с картошкой, бесформенно рухнул на ледяную дорожку, сильно ударившись об нее головой, по которой в ту же секунду, словно по футбольному мячу, Паха на всякий случай ударил ногой.

Услышав имя «Паха», один из оставшихся силуэтов крикнул второму: «Серега, сваливаем!» — и они тут же ретировались, нырнув в темноту. Трое остались лежать на снегу.

— Паха, ты как здесь? — поправляя шарф и шапку, спросил Вилен.

— Стреляли, — процитировал Паха героя из популярного фильма и улыбнулся, затем уже серьезнее добавил: — Извини, брат, не поспел, с Иванычем немного задержался. Погодь-ка.

На снегу зашевелился «сиплый». Паха присел рядом с ним на корточки и, схватив за воротник, резко дернул на себя. «Сиплый» открыл глаза. Увидев лицо Пахи, его мутный взгляд приобрел четкость.

— Паха, ты, что ли? — прошипел «сиплый» и перевел взгляд на Вилена. По его глазам было видно, что он старается вспомнить предшествующие события. — А ты че, в натуре, за фраера этого впрягся, что ли? — Он попытался оглядеться по сторонам в надежде увидеть своих. Паха подтянул его за воротник ближе к себе и негромко сказал:

— Слышь, Саня, это мой кореш, мой близкий кореш, заруби себе на носу и передай своей шпане. И если я увижу кого-нибудь из вас рядом с ним, я лично всем бóшки поотшибаю. Ты понял? — Паха в очередной раз резко дернул «сиплого» за воротник.

— Понял я, Паха, че ты… в натуре… братуха? — стал заикаться «сиплый».

— Вот и молодец, Саня, — Паха разжал руку, державшую воротник, и похлопал его по плечу. — А это чтобы ты не забыл, о чем я тебе сказал, — и той же рукой нанес короткий, но мощный удар «сиплому» в челюсть. «Сиплый» снова повалился на снег.

— Пошли домой, Виленыч, — Паха поднялся с корточек и оглядел поле боя. — А ты молодчик, профессор, не потерял форму, я видел, как ты Саньку Сиплого с одного удара уложил, с финкой и не побоялся. И мои, смотри, еще загорают, — он показал на все еще горизонтально расположенные «силуэты».

— А кто они такие? — спросил Вилен.

— Да местная шпана дворовая, живут мелким гоп-стопом. Сявки, одним словом. А баклан⁸ этот, Санька, погоняло Сиплый из-за голоса, у них типа старший. Беспредел по жизни. Я ему уже фуфел не раз чистил⁹, чтоб к нормальным людям не цеплялся, а смотрю, опять за свое. Вот и на тебя налетели, денег на водку нужно было, как всегда. А нарвались на бойца, бедолаги, — засмеялся Паха.

— Если бы не ты, неизвестно, чем бы все закончилось. Спасибо, брат!

— Ладно, Виленыч, ничего особенного, теперь я за тобой присматривать буду.

— Я в курсе, — нахмурился Вилен.

— Ну, извиняйте, профессор, Иваныч приказал, а у нас, брат, дисциплина. Поди не в колхозе работаем.

— Ну и как ты это себе представляешь? Будешь везде рядом ходить?

— Буду, — твердо сказал Паха.

— И в университет? — ухмыльнулся Вилен.

— А че, — улыбнулся Паха, — чем я не студент? Да ладно, разберемся, — он слегка хлопнул Вилена по плечу. — Пошли домой, поздно уже, даже хулиганы и те уже спят.

Они посмотрели на лежащих на снегу и, одновременно засмеявшись, пошли в сторону дома.

Примечания

6

Жарг. угол. Татуировка в виде перстня, показывает статус в криминальном мире

7

Жарг. угол. порежешь.

8

Жарг. угол. Хулиган.

9

Жарг. угол. Объяснял.