Картины снов и застолий. Готические стихотворения

Яков Есепкин

Книги Якова ЕСЕПКИНА стали главным открытием современной русской и русскоязычной литературы. В России их начали издавать лишь после успеха культового андеграундного писателя за рубежом. Элитарное творчество Есепкина воспринимается все более широкими кругами массовой читательской аудитории. И в этом еще одна парадоксальная загадка гениального художника, создавшего новый архаический торжественно-скорбный тезаурус и повернувшего вспять многовековое течение отечественной словесности. Книга содержит нецензурную брань.

Литературно-художественное издание

Корректор Марина Бельская

Корректор Юлия Летникова

© Яков Есепкин, 2023

ISBN 978-5-0060-6687-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть первая

Портретные сангины

Портреты юдиц с бледной цветью

Девятнадцатый фрагмент

Битых амфор остуду сведем

Цветью млечной, подвальные хлебы

С ядом вынесем, туне ль и ждем

Четверговок о небесех Гебы.

Кровоспелые вишни ядят

Гурмы юдиц, алкают белену,

За владыками хищно следят,

Розы шлют их восьмому колену.

Соглянемся — оне ли к столам

Льнут юродно и внове алкают,

Где по матовым нашим челам

Змейки бледных цветений стекают.

Двадцать восьмой фрагмент

Миррой перси царевен белых

Истекают, чаруя Морфея,

Эвменид цари потчуют злых,

Волны смерти двоит Идофея.

От нагорья ли эти столпы

Из серебра жасминов и лилий,

Слуги в хмеле и феи слепы,

Хоры тусклые чают вергилий.

И огонь благодатный сойдет,

И Господе, таясь за окладной

Мглою, рамена юдиц сведет

Бледной цветью и тьмой неоглядной.

Тридцать седьмой фрагмент

Бесконечно идущим — хвала,

Им пеют золотые рапсоды,

Мнится коим одесная мгла,

Им слагают валькирии оды.

Пирр увечный, мы грезили сем

Небом, денно пустым для эолов,

Виждь, на раменах белых несем

Флаги царств и хоругви престолов.

И одно, и одно исполать

Мертвым гоям, сведенным кармином,

Чтоб всевечно диамент пылать

Мог в очах наших с хладным жасмином.

Тридцать девятый фрагмент

Май золотой лекифы тиснит,

Всечервонной каймою оводит,

И виллис мглой дворцовой темнит,

И с князями небес хороводит.

Суе нас аонидам искать,

Для картен ли эфирные рамы,

Будем течное брашно алкать,

Пусть дурманят юдиц фимиамы.

Желть соцвета в лекифах одна

И подвальники холодом веют,

И амфоры, остудой вина

Преполнясь, на столах багровеют.

Пятидесятый фрагмент

Мы прелишни ль в Господних садах,

Чела тернью сведем роковою,

На обрядных цветках и плодах

Битых — кровь, пить се мертвому вою.

Митры наши пурпурно-белы,

Туне юдицы серой их гасят,

Васильками тиранят столы,

Ночь серебром запекшимся красят.

Выйдет Господе млечность алкать,

Нищих царей дарить чечевицей,

И начинем его окликать,

Кровь лияше со бледной червицей.

Портреты юдиц в ампирных комнатах

Двадцать восьмой фрагмент

Ночь серебром овеет аллей

Темноту и червленою слотой,

Вижди юдиц о желти лилей,

Ядно битых пасхальной золотой.

Долго будут камены молчать,

Вещуны апронахи сонимут,

Будут отроки мглу источать,

Лишь оне хлеб и лилии имут.

И царевны к столам занесут

Во лилеи расписанный морок,

И гостей меловых упасут

От белены серебряных корок.

Тридцатый фрагмент

Неб колонники в червном огне,

Блещут звезды, пирует Вифлеем,

Несть герольдам хлебов на вине,

Мы пасхальных ли емин жалеем.

Что еще фарисеи стоят,

Мажут кровию дьяментной халы

И серебро всенощно таят,

И цветками выводят пасхалы.

Аще мертвые Богу не лгут,

Сколь чудесное время обедать,

Пусть хотя ко столам набегут

Иды — вишен пречерных отведать.

Тридцать третий фрагмент

Снова пурпуром ветхим щиты

Опоенных рапсодов мерцают,

Королевские гербы свиты

Беленою, их феи зерцают.

Ах, одно уставляйте столы

Золотыми хлебницами, Иды,

Ах, не чаяли гоев из мглы,

Так молчите хотя, аониды.

Мы подсядем, подсядем к мертвым

Девам белым с канвою ампирной,

Статуэткам, огнем восковым

Тьму чарующим в требе всепирной.

Тридцать пятый фрагмент

Афинянок герольды влекут

На пиры, молью битые шелки

Им дарят и серебро цикут,

И порфировых царствий заколки.

Бледных дев золотая арма

Овевает, широкие пиры

Их ждали и царица Чума,

Расточайтесь о небах, лепиры.

Ах, мы сами еще веселы,

Темной миррою чела не виты,

И сумрак преливают юлы

Из небесной блуждающей свиты.

Пятидесятый фрагмент

Веселятся юдицы, зане

Ночь ядят и еще пировают,

И гудят, и ликуют оне,

И желтушные броши срывают.

Медальоны беленой полны,

Где и абрисы юных прелестниц,

Шелки ядные их всетемны,

Морок льют над винтажами лестниц.

И к столам гоев неб усадят —

Пир алкать, емин чаять эфирных,

Лишь тогда бляди нас отследят

Из каменей червово-ампирных.

Портреты юдиц за антикварными столами

Девятнадцатый фрагмент

Мертвых царей легко напоят

Чернью вишен аллей фаворитки,

Это мрамор, се воски таят

Феи неб и цветы маргаритки.

Антикварные полнят столы

Яства Тийи, емины златые,

Иль юдицы опять веселы,

Иль всещедры одне лишь святые.

Будут свечи гореть и гореть,

Будут ночь ягомости лелеять,

И царевнам дадут умереть,

Чтоб по смерти меж юдиц алеять.

Двадцать второй фрагмент

Молодые вакханки пьяны

И царевны от пунша червонны,

Шелком веются юн ложесны,

Сколь и в хмеле оне благовонны.

Оведем червотечной канвой

Эти ломкие тени, их млечность,

Кто еще всеодесно живой,

Пей хотя бы за нашу калечность.

Хлебы вынесут Идам — блюсти

Нищету, ядом торты сочинят,

И востлится их шелк о желти,

Яко царственной мглою не принят.

Двадцать девятый фрагмент

Расточайся, полночная мгла,

Хвои терпкой сияй, пирамида,

Аще юдиц однех круг стола

Вьется шелк, это бал у Аида.

Се алмазные веи менин,

Се диаменты хлебов порфирных,

Ярки звезды теней именин

И белых фавориток эфирных.

Мускус томных царевен пьянит,

Над еминами вечность мерцает,

И гостей ночь благая темнит,

Кою Геба сама восклицает.

Тридцать четвертый фрагмент

Ночь серебром еще прелиет

Алавастровых кубков цветочность,

Фей одарит червицей виньет,

Роковая ли суща им точность.

Замков темных обсиды крепки

И церковные хладны подвалы,

К емин чарам найдут ангелки,

Будут хищные фурии алы.

Внове ль юдицы с куклами спят,

Алавастры в истечиях пенных,

И Чумы колесницы скрипят

О бальзамах царевен успенных.

Пятидесятый фрагмент

Меж фарфоров пасхалы кадят,

Свеч высоких дьяментные течи

Льют небесность, из окон следят

Их ли гои, белы эти свечи.

Глянь, Летисия, хлебы тверды,

Чинят ядом всепышные корки,

Несть златой и небесной орды,

Губят царичей пьяные орки.

Станут халы Эйлата черстветь,

Юдиц рамена мглой обовьются,

И начнет воск свечей багроветь,

Яко небесей амфоры бьются.

Портреты юдиц на балах у Эреба

Одиннадцатый фрагмент

На пиры ли честные спешим,

Здесь балюют юдицы, Эребе,

Упоим их и участь решим

Бледных юн, оглашенных ко требе.

Дивны песни меловниц, оне

Песен мертвых Сирен всеволшебней,

И влекут, и тоскуют, зане

Хладны пологи басмовых гребней.

Ах, мгновенье одесное, длись —

Это пир о сангинах червонных,

Где с блядями царевны слились

И в тенетах пеют благовонных.

Двадцать пятый фрагмент

Медальоны с власами цариц

Феи неба вседарствуют гоям,

Льется кровь меж асийских кориц,

Подают хлеб и смирну изгоям.

Боле некому истинно речь,

Несть цимесы дьяментные Леде,

Мы и сами лишь волны, сиречь

Тени их в угасающем следе.

На пирах бледных юдиц молчим

И церковные флоксы лелеем,

А когда о желти прекричим —

Содрогнутся Эйлат и Вифлеем.

Тридцать первый фрагмент

Хвои красной тенета манят

Золотых королевен успенных,

Аониды ль бессмертие мнят —

Яд лиют из амфор червопенных.

Ах, одесны Сирен голоса,

Их чудесней лишь неба молчанье,

Сколь учили пеять небеса

Мертвых фей, им держать обещанье.

Тусклой кровию Иды ведут

На серветках червленых узоры,

И юнеток обручницы ждут,

Млечный холод лия во призоры.

Сорок третий фрагмент

Внове плачет Циана, Аид

Персефоны ли стоит, но, боги,

Мускус вейте на томных сильфид

Одеянья, златите чертоги.

Кто еще нас и будет алкать,

Яко девы успенны белые,

Им хотели века потакать,

Но балюют вновь юдицы злые.

Так оне черный яд прелиют

И асийские шелки снимают,

Что рапсоды немые поют

И щиты с мертвой цветью взнимают.

Пятидесятый фрагмент

Чела нежных царевен белы,

Шелк эфирный сугатнее бязи,

И юдицы еще веселы,

И опоены ядами князи.

Мертвой чернью шелка ли увить

Див пеющих, танцующих фриков,

И нельзя их всетайно убить,

Чтоб не слышать замученных криков.

Тушь сольется, огнь бледных ланит

Дорог станет небесным Элладам,

И Царь-колокол в ночь презвонит —

Боле некого чаять гиадам.

Портреты юдиц с алавастром и цветками

Пятый фрагмент

Фиолетовый купол претмим

Цветом ночи, гранатовой слотой,

Плачь и смейся, юродивый мим,

Внемли ночь под небесной золотой.

Май арому свою расточит,

Золотые менады воспрянут

Ото сна, их поднять ли на щит,

Яко литии млечные грянут.

Иль юдицы опять набегут

С хлебом тлеющим в морочный хором —

Петь отроцев, каких оболгут,

Сотемняясь за ангельским хором.

Двенадцатый фрагмент

И обручники темные ждут

Белых царичей в мглах елеонских,

Яд ли свальные бляди найдут

О виллисах и нимфах колонских.

Презлатись, меловая парча,

Се богинь отравленных тенета,

Несть иного для рая ключа,

Их чарует успенья виньета.

Иль Фурина спустится в подвал

Юдиц звать, кутией торговавших,

И увиждит — хлеб мраморный ал

От сукровицы днесь пировавших.

Восемнадцатый фрагмент

Черных вдов ли зовут балевать

О шелках устроители пиров,

А и что мертвым гоям скрывать,

Из каких и являться Эпиров.

Ломки, Синтия, мраморы тьмы,

Пара статуй — не мы ль, отрезвеем

От пеянья царицы Чумы —

И уснем, и тенета развеем.

Фрики бледные смерти не лгут,

Маскерад явен алому тлену,

И у нас за раменами жгут

Соваяния вдовиц белену.

Сорок второй фрагмент

Шелк сугатный пасхалов огни

Изукрасят, виденья ночные

Преявятся во ядной терни,

Ледяные оне, ледяные.

Утром челядь отмоет столы,

Вновь емины златые наставит

К алавастрам, что юдицы злы,

Всяка с желтым цветком и лукавит.

Ах, пируйте, пируйте одно,

Тьму цедя о еллине и гое,

Под холодным серебром вино

Изливая в начинье благое.

Пятидесятый фрагмент

Лепестки черных роз для цариц

В меловое начинье собросим,

Пышен стол от летящих кориц,

Мы ль эфирность у неба воспросим.

Пей с живыми, царица Чума,

Бал твой красен и ломкие хлебы

Овивает златая арма,

Коей дышат лишь ангели Гебы.

Из подвальников яды внесут,

Битых амфор хрустальные течи

Премерцают и царей спасут —

Мелом гасящих темные свечи.

Портреты юдиц у менад

Восьмой фрагмент

По серебру всетонкому цветь

Нив эдемских менады свивают,

Лепо замкам ночным багроветь,

Кровь темна, где князья пировают.

Из холодных обсид сонесли

Дивный воск именин меловницы,

Яды антики пьют короли,

Тускло пышные блещут хлебницы.

Иль очнемся — юдицы гудят,

Кирку халами с маком прельщая,

И затечные вишни ядят,

И белятся, дурман источая.

Одиннадцатый фрагмент

Сень Пергама ль овеют армой,

Золотые найдутся менады

Пировать с шумогласной Чумой,

Совершать круг нея променады.

Нас коварные дщери блюдут,

Феи смерти над нами шаманят,

Вечных гоев пенаты не ждут,

Царство Оз тени лилий дурманят.

Выйдет Господе в ночь цветников,

Упиется венечной лепниной —

И презрит меж скульптур ангелков,

Очарованных мертвой равниной.

Тридцать первый фрагмент

От глинтвейна ль юдицы пьяны,

Черных роз ароматы вдыхают,

Фаворитки аллей и Луны

Дышат мглою, о нас воздыхают.

Очеса их серебро таят,

Налиенны кровавой смугою,

Что, Господе, оне восстоят

Под алтарницей неб всеблагою.

Хмель с менад винодержных собьют

Ангелки и узрят ягомости,

Как барочные вдовы снуют,

Набежавшие к царичам в гости.

Сорок второй фрагмент

Кирка зелье готовит, пора

Свиньям вспомнить о тайнах монеток,

Аониды коварством пера

Золотого чаруют юнеток.

Но смертливые осы темны,

Лишь молчание нам и прощают,

Божевольные даруют сны

Феи ночи и рай обещают.

Пой, Иосифе, тусклую вязь

Славских каверов, нитью червленой

Утвердивших надмирную связь

Волн летейских с беленой рифленой.

Пятидесятый фрагмент

Майский день в торжестве колоннад

Снова ль нас от нагорий поманит,

И явимся к веселью менад,

Царе снов пусть юнеток дурманит.

За серебром лишь крепче вино,

Шелк ужасен о персях Аделей —

Рек пиит, ах, взвивайтесь равно

Феи неб меж сухих асфоделей.

Будет Господе тени цветов

Драгоценных, ваянья ночные

Убелять, мы из тлеющих ртов

Исторгнем слоги од ледяные.

Портреты юдиц в арамейской сени

Девятнадцатый фрагмент

Эвмениды спешат пировать,

За Никеей — Флиунт, за Эпиром

Небы Асии, им ли скрывать

Яд белен, им ли жертвовать пиром.

К плети льнет виноградная плеть,

Наливаются тьмой совиньоны,

Иль устанут юдицы тлееть,

Иль не с флоксами их медальоны.

И серебром хрустальная мгла

Чуть подернута, коей взыскуя,

Иды нощно сидят круг стола,

О царевичах мертвых тоскуя.

Двадцать восьмой фрагмент

Май порфировый, май золотой,

Неотмирны твое колоннады,

Не лети с ангелками, восстой,

Хмелем нас обольщают менады.

Как воспеть этот благостный тлен,

Арамейские сени, эфирность

Елеона, всецарственный плен

Белых граций, лиющих зефирность.

Мчит по небам юдиц карусель,

Ирод-царь над еминой икает,

И алмазная крошка досель

В наших раменах млечных сверкает.

Тридцать девятый фрагмент

Неба одницы славу поют

Царям грозным и жертвенным воям,

Бассариды им гербы куют,

Мчит их Вакх по эфирным сувоям.

Будет пир, будут юны встречать

Уцелевших и мертвых, царицы

Не престанут армы источать,

Младших братьев оплачут сестрицы.

Днесь герольд черный список речет,

Оглашая к пирам всеуспенных,

И серебро течет и течет

В кубки с ядом из нив млечнопенных.

Сорок четвертый фрагмент

Мелом замкнутый круг вещуны

Близу свеч оведут и на пудры

Царей лягут шелка и во сны

Их царевны сойдут — белокудры.

Лей шампанское, Рания, лей,

Эти балы окончатся вскоре,

Хоть сейчас ни о чем не жалей,

Яко тонем в сребристом декоре.

Пусть юдицы рамена свое

Нощно миррою красной выводят

И шелками свивают остье,

И о лилиях зло хороводят.

Пятидесятый фрагмент

Антикварные боги, вино

Лейте, лейте в фарфоры златые,

Мы не чаем огней и давно

Гербы царствий лишь мглой совитые.

И высоки ж пороги Чумы,

И обсиды ея всеампирны,

Минем башни и хоромы тьмы,

Ныне ангели смерти эфирны.

Суе к хлебам царевен и ждут,

Млечен воск от горящих лепиров,

И коварные Иды ведут

Нити крови по амфорам пиров.

Портреты юдиц за винтажными декорациями

Второй фрагмент

Переспелые вишни сиять

Не устали, июль кровотечный

Их очернит, иль можно стоять

За древами: сей мраморник вечный.

Стол фиванский и щедр, и богат,

Нас менады беленой встречают,

Вин лекифы — к агату агат,

Солнце звездные гостии чают.

И начинут цвета огневеть,

И клико угасит старопрамен,

Где стекает алмазная цветь

С наших цинками выбитых рамен.

Одиннадцатый фрагмент

Вновь юдицы серебро таят,

На лекифах виньетки стирают,

И за феями неб восстоят,

И тиары белые марают.

Апронахи звездами сотлим,

Королевские гербы оплавим,

Что и нынее жалко юлим,

Пред убивцами туне лукавим.

Станет Господе, сны балевниц

Наблюдая, мечтать об изветном

И увидит — меж черных цветниц

Мы в серебре биемся виньетном.

Двадцать восьмой фрагмент

Красят златом всевластия трон

Меловницы, еще ль ягомости

На закате пеют Киферон

И одесны фиванские гости.

Ниобея-царица, теней

Слез кровавых и стоит веселье,

Фивы жалуют лед простыней

Воям неб и отравное зелье.

Книгу жизни и смерти писать

Яко будет Господе, внимая

Снам царей, и начинут бросать

В нас юдицы язминники мая.

Тридцать девятый фрагмент

Куклы белые ночью пышней

И фривольнее томных гризеток,

Их влекут соваянья теней,

Им даруют ледовость розеток.

Виждь, их, Кирка, в холодном плену

Царств Морфея, свиней ли бордовых

Обольщать, пусть к чудесному сну

Девиц льнут эльфы цитрий медовых.

Упоят хороводы виллис

Юных принцев и ангельских граций,

И под мглой золотою кулис

Истлеют миражи декораций.

Пятидесятый фрагмент

Зной июльский, виньеточный зной,

Расточайся, лети над столами,

Се тенета юдоли земной,

Мы пируем опять с ангелами.

Скажет Господе лити вино

По начиньям и хлебу менадам,

Ах, Господь, мы велики одно,

Цветность крови идет колоннадам.

И тогда Господь-Бог уследит,

Как тлеются в подтеках алмазных

Лики наши, как всенощно рдит

Их червица истечий образных.

Портреты юдиц на пирах во время Чумы

Седьмой фрагмент

Свечи красные гои затлят,

Медальоны юдицы сонимут

И ланиты принцесс отбелят,

Аще мел и урочество имут.

Шелк червленый овеял столы,

Иль атраментом гасятся тлены,

Вдовы черные сколь веселы,

Им несут кубки темной белены.

Это пир у царицы Чумы,

Это амфоры с воском и ядом,

Кои ждут статуэток из тьмы —

Увиенных меловым нарядом.

Пятнадцатый фрагмент

Пой, Урания, дивам хвалу,

Совиенным во звездные шелки,

Оглашай юных граций к столу,

Им дари ледяные заколки.

Будут пиры одесно греметь,

Будут юдицы мела белее,

Яко туне о хорах неметь,

Всяка яд пусть каждит на лилее.

Ах, одне ли царевны и пьют

Из флиунтских начиний рейнвейны,

Где отраву нам щедро лиют,

Где архангелы снов темновейны.

Тридцать четвертый фрагмент

Мглой и шелком увьются пиров

Золотые богини и сникнут,

И тогда ко серебру шаров

Соваянья ночные приникнут.

Нас еще ль дивы млечные ждут,

Нас еще ли обручницы чают,

И каймою червонной ведут

Лядвий морок и томно скучают.

Сколь юдицы от черных шелков

Захмелеют, в дьяментные течи

Кровь лия, мы звездами альков

Их востлим и всетемные свечи.

Сорок третий фрагмент

У царицы Чумы высоки

Неотмирные башни и хоры,

Здесь ли ныне пеют ангелки

И шелками чаруются Оры.

Иль спустимся в подвалы ея,

Где бочонки с вином остывают,

Лей, Дионис, чрез амфор края

Монтильядо, зане пировают.

Ночь юдицы алкают, им яд

Взбитых сливок и тортов милее,

И серебрятся шали гияд,

Уходящих по лунной аллее.

Пятидесятый фрагмент

Изведут белых граций, к столам

Антикварным усадят обедать,

Сколь немолчно пеять ангелам,

Царских яств сим и должно отведать.

Карнавальные маски темны

У юдиц, превивающих шелки,

Ах, мертвецки ли Иды пьяны —

Тянут фанты, роняют заколки.

Станут им данаиды сливать

Мел белен, кровь младенцев на хлебы,

Мы начинем тогда пировать

С ягомостями в небесех Гебы.

Портреты юдиц с амфорами и лекифами

Третий фрагмент

Нас опять ли чаруют сады

Елеонские, бледные девы

Золотые сбирают плоды

И белят вековые деревы.

Литы, Литы, молчите, одне

Князи ночи меж комнат ампирных,

Скорбь утопим в церковном вине,

Много склорби от хлебниц всепирных.

Иль Господе зайдет пировать,

Фей июльских к столам оглашая,

И явятся — нам хлеб даровать

Молитовные Слэйме и Шая.

Двенадцатый фрагмент

Веи спящих царевен таят

Негу жаркую, милые грезы,

Над альковами их восстоят

Хоры фей, блещут млечные розы.

Цвета ль мало в сиянии неб,

Их легко раззолачивать гоям,

Очерствелый диаментный хлеб

Положен хоть бы мертвым изгоям.

И во амфоры яды слиты,

Белорозные немы камеи,

Где овили кольцами щиты

Ягомостей нагорные змеи.

Двадцать седьмой фрагмент

Арманьяки небесных сортов

На столах именинных мерцают,

Яд лиют изо пламенных ртов

Эвмениды и ночь восклицают.

Несть лекифы и амфоры тьмы

К этим яствам и хлебницам красным,

Се Господние чада, се мы—

Лишь мгновеньем и грезим прекрасным.

Аще вечно молчание неб,

Пусть Господе увиждит со хоров

Ядной цветью точащийся хлеб

За атраментным блеском фарфоров.

Сорок третий фрагмент

Алавастры полнятся вином,

Льют фиады со хмелем белену,

Чтоб восщедра на пире земном

Чернь была и к шестому колену.

Меж скульптурниц холодных венки

Золотятся, о флоксах цикады

Мглу чаруют, еще ангелки

Истемняют нагорные клады.

Станет млечная даль огневеть,

Фей дурманя вселепием камфор,

Мы тогда белорозную цветь

Солием из лавастровых амфор.

Пятидесятый фрагмент

Именины, Господе, парят

Замков млечных венцы и лепнины,

Нас любовью камены дарят,

Се и траурных муз именины.

На столы кровь с вином прелием,

Удивятся менады хмельные,

Будет желтию цвесть Вифлеем,

Будут ждать нас в пенатах родные.

Изумрудный Твой хмель отшумел,

Сонм юдиц ночи брашно алкает,

И холодный сиреневый мел

По челам нашим темным стекает.

Портреты юдиц в богемных домах

Четырнадцатый фрагмент

Персефону всемрачный Аид

Мглой поит и Циана рыдает,

Что коварство и блеск аонид,

Их лишь ангельский хор соглядает.

Ах, молчите, царевны письма,

Золотыя певицы ночные,

Правит вами ль царица Чума,

Ах, отравы ея ледяные.

Выше неб ли земная судьба,

Увили нас решетницы клетей,

И в чужие летят погреба

Звезды вычурных морочных нетей.

Двадцать седьмой фрагмент

Чернь ланиты юдиц ссеребрит,

Шелк совьет гробовыми каймами,

Будут помнить веселье харит

Неб владыки, меняясь домами.

Это блеск неотмирных торжеств,

Это пиры царевен успенных,

Суе Иды чаруют божеств

Изваянья мглой амфор всепенных.

Слави, ночь, бледных рыцарей тьмы,

Их серебри чела грозовые

На балах у царицы Чумы,

Где оне лишь одесно живые.

Тридцать восьмой фрагмент

Над гранитом эгейской волны

Иль над тусклой Невою лилеи

Блещут желтью, иль, в черные сны

Излетясь, мнят Флиунта аллеи.

Се пиры, се кифары пеют,

Восславляют одесность рапсоды,

Меж фарфорниц юнетки снуют,

Презвучат хлебодарные оды.

Но гляни — цари млечно белы,

Горы емин легко остывают,

И юдицы одне веселы,

И на остье шелка навивают.

Сорок третий фрагмент

Меж всечервных пасхалов горят

Хлебы ночи, мы ею ли дышим,

С нами ангели днесь говорят,

А одно эти речи не слышим.

Вновь колонницы неба темны,

Вифлеемские звезды мерцают,

Фаворитки аллей и Луны

Юдиц бледных о смирне зерцают.

И Господе спустится в подвал,

И найдутся за ним пресвятые —

Чаять немости млечных кимвал,

Тьму лияше на столы златые.

Пятидесятый фрагмент

Цвет пасхалов начинет краснеть,

Станут яствия мела белее,

И вольно же цветкам пламенеть,

Розам черным бысть крови алее.

Фарисейские эти столы,

Эти емины тьмою чинятся,

Прочь сойдем, аще юдицы злы —

Всё им царичи мертвые снятся.

И опять ягомости зайдут,

Хлебы пышные к свечкам наставят

И амфорники мглою сведут,

Яко туне юдицы лукавят.

Портреты юдиц за именинными столами

Двадцать четвертый фрагмент

Се винтажного лета арма,

Фаэтона искрят колесницы,

Дев асийских честная гурма

Весела и пеют меловницы.

Жар июльских всещедрых столов

Ягомостей и граций пленяет,

Блеск сусальных златых куполов

Именитства легко осеняет.

Сны ль увиждим — царевны белы

И юдицы о красном замирны,

И течет на пустые столы

Ядный хмель диаментовой смирны.

Тридцать первый фрагмент

Зной всеблагостный, дышащий жар

Именинных столов, кринолины

Гостий бледных, июльский пожар

Бутоньерок о хладе малины.

Исцветайте, пенаты, цариц

Вы достойны томлений и неги,

Увивайтесь аромой кориц,

Тьмой вишневой, чарующей снеги.

Но мирские столовья пусты,

Мглы соцвет кровью тусклой обрамен,

И виньетно течет на холсты

Изумруд с наших басмовых рамен.

Тридцать четвертый фрагмент

Именины, Господе, волхвы

Нам даруют алмазы июля,

Ах, еще ль мы одесно живы —

Соваянья мелового тюля.

Но крушничные гермы стоят

Вдоль изоческих милых пенатов,

Феи смерти лекифы таят

С ядом роз и оцветом гранатов.

Иль юдиц хоровод круг стола

Винным хмелем златого Токая

Услажден, всяка есмь и бела,

Кровь теней мертвых царей алкая.

Сорок восьмой фрагмент

Ночь июльская чары таит

И лекифы, опетые царством,

Именины — и кто устоит

Пред земным и небесным коварством.

На столы вместо амфор златых

Собиенные кельхи поставим,

Были пиры, а нет всесвятых,

Что бодримся еще и лукавим.

Виждь, Господе, хотя у цветниц,

Роскошь тленья вкусивших, нещадных,

Как мы в круге ночных балевниц

Мглу пием из лафитников хладных.

Пятидесятый фрагмент

Лето, лето Господнее, цвесть

Не устанут белые менины,

Дивный жар их юдицам ли свесть,

Именитства у нас, именины.

Ах, несите лекифы, волхвы,

Мы даров неотмирных и чаем,

Благовонные листья травы

Нощно в мирру садов обращаем.

И когда темных флоксов и роз

Хладный яд на ланитах истает,

Нам пожалуют царствие Оз,

Яко лета Господь не считает.

Портреты юдиц с беленой и темными кубками

Первый фрагмент

На червленых серветках тлеют

Золотыя и красные свечи,

Внове ангели тихо пеют

И хористки лишаются речи.

Это мы премолчим, это мы,

Яко шумно юдицы алкают,

И в решетах царицы Чумы

Жгут белену, о тортах икают.

Шелк менады вознимут слегка,

Обнажая лишь течива хладной

Всеотравленной мглы и шелка

Ид каймой соводя червоядной.

Двадцать первый фрагмент

Из Никеи ко шумным столам

Яства дивные феи ночные

Поднесут в укоризну юлам,

О шелках пьющим тьмы ледяные.

Разлетайтесь, корицы, сама

Клитемнестра блаженствует с нами,

Ядом томная дышит гурма —

Все измучены вещими снами.

Что и траур по царям носить,

Снимут юдицы ночи вуали

И начнут внове зло голосить

Меж теней, где вечор пировали.

Тридцать четвертый фрагмент

Золотою виньетой письма

Георгины сведем и лилеи,

Яко бал, им всеправит Чума,

Разговляются Ханы и Леи.

Меж начиний и емин темны

Лишь пасхалы, совитые ядной

Тусклой цветию, вещие сны

Полны каморной мглой неоглядной.

Иды, Иды, миазмы сие

Вам дарят ли вишневую млечность,

Преливая на шелк и остье

Из фарфорников неб червотечность.

Сорок третий фрагмент

Хлебы черствые в снах преломим,

Кровью шелки юдиц оторочим,

Всяк скиталец звездами томим,

Феи, вейтесь, мы ль юность порочим.

Будут литии ангелы петь,

Аще мелос божественный слышат,

Иль во трауре Идам успеть,

Суе темною млечностью дышат.

Ах, тогда и подсядем к столам,

За какими еще юродные

Молча ждут нас и яд ангелам

Возлиют на хлеба ледяные.

Пятидесятый фрагмент

Пой, царица Чума, веселись,

Яко лона юнеток увечны,

Отемняйся и дивно белись,

Кратки сны, а хождения вечны.

Славим пир этот, славим, зане

Темны бреги иные, смеются

Иды грузные пусть во огне

И начиния млечные бьются.

Девы-лилии присно ль таят

Кубки с черной отравой, мерцая

В бледном шелке, и нас ли поят

Щедро ею, огонь созерцая.

Портреты юдиц в диаментной цвети

Семнадцатый фрагмент

Стен ампирных лепнина тускла,

Благодержный июль пламенеет,

Юродные сидят круг стола,

Цветь фарфора одна ль не тускнеет.

Ах, пенатов холодность, влекут

Феи тьмы к нам иных сумасшедших,

Именами чужими рекут

На мирские пиры не вошедших.

Яко будет Господе вести

Нить златую по столам каморным,

И узрит нас в июльской желти,

С диаментом смарагдово-черным.

Двадцать пятый фрагмент

Торты с ядом и мела белей,

Чинят вишней эклеры фиады,

Сливки взбитые краше лилей,

Цветью неб перевивших оклады.

Именины, Геката, нести ль

К столам велено цимесы гоям,

Феи смерти блюдут апостиль,

О серебре утешно изгоям.

Се и лэкех, се имберлэх, мгла

Разлиется над маками, халы

Дышат негой и в каждой — игла,

И тлеют ледяные пасхалы.

Тридцать восьмой фрагмент

Снова зноем июль поманит

И юдоли тенета овеют

Нас атраментной цветностью, мнит

Ирод се, небы ль вновь огневеют.

Ах, еще колоннады ярки,

Мы величье дарим алавастрам

С темным хмелем, еще васильки

Льнут ко флоксам холодным и астрам.

И Господе спустится в подвал —

Черпать мед и цимес для розеток,

И увиждит ночной карнавал

Юродных божевольных гризеток.

Сорок третий фрагмент

Ах, июль всесвятой, сад камней

Нас чарует и ждет, апронахи

Ссеребрим, яко хором теней

Рушит ночь, аще пьяны монахи.

В кубки битые льется вино,

Мы пием или бредим, царице,

Золотое сейчас толокно,

Маков горечь подобна корице.

Но высоко пенатам до неб,

Фурий лики осповницей рдеют,

И точится диаментный хлеб

Ядной мглой, и столы холодеют.

Пятидесятый фрагмент

И подернут виньетами яд,

Четверговки над еминой вьются,

Мы опять ли у темных гияд,

Нощно ль с кровью лекифы биются.

Из нагорий к столам отнесли

Хлебов красных вечор ягомости,

Царь Аиде, молчать им вели,

Чают снов неотмирные гости.

И на кухни заглянем — обвесть

Диаментом серебряный морок,

И увидим всестолье как есть,

О белене точащихся корок.

Портреты юдиц за красными столами

Девятнадцатый фрагмент

Тушь асийская с вей сотечет

На шкатулки менин всеэфирных,

Пой Уранию, царь Звездочет,

Пой и бейся о камнях ампирных.

Яко лона царевен темны

И белы томных лядвий кантовки,

Мы воидем в их млечные сны,

Тще ли нас обольщали плутовки.

Днесь горят чела звездною мглой,

Днесь и дивы пиров темновейны,

Где заколота вечность иглой

И меж усн истекают рейнвейны.

Двадцать пятый фрагмент

Ирод-царь, хороши у менад

Вишни черные с воском и ядом,

Се и мы близ твоех колоннад —

Темных фей удивляем нарядом.

Нас Вифания тще и ждала,

Сны лишь чают блюстители пира,

Насадят ли еще круг стола

Гостий мертвых благого Эпира.

И юдольно хотя пировай,

Слави юн, утомленных диетой,

Аще ныне тлеет каравай

Под всекрасной со чернью виньетой.

Двадцать девятый фрагмент

Блещет млечным серебром ночей

Виноград о всетаинстве хвои,

Бал грядет, под золотой свечей

Льют араки флиунтские вои.

Се юдицы в тиарах златых

Носят емины к хлебам столовым,

Из решеток глядят превитых,

Шелком неб увиются меловым.

Очи спящих царевен пусты,

Чают негу ль, страшатся вергилий,

И колонны Ирода желты

От подернутых миррою лилий.

Тридцать третий фрагмент

Юнам дивным еще розоветь,

Мускус терпкий взвивать, искушаться

Блеском пиров, хрустальную цветь

Их гасить, на безумства решаться.

Нощный хлад ко еминам внесем

И флиунтские звезды, и снежность,

Веселящимся гостиям сем

Шелк червонный содарим и нежность.

Будут мглу феи бледные пить,

Станут прятать с отравой иголки,

И позволят блядям искупить

Кровь невинниц, прелитую в шелки.

Пятидесятый фрагмент

Мертвым златом венечье лепнин

Феи ночи и тьмы изукрасят,

Парфюмерных шкатулок менин

Дивный огнь и арому угасят.

Шумно гои присядут к столу,

Яко еминой щедро ломятся,

Возносить станут небам хвалу,

Спи, юдоль, пусть и эти кормятся.

И начинут юдицы алкать

Сладкий мед и белены чумные,

Миррой темною зло истекать

И чела наши петь ледяные.

Портреты юдиц с битыми амфорами

Седьмой фрагмент

Май одесный, порфировый май,

Небы славь и тенета земные,

Огневейных камен донимай,

Им угодны ль алмазы иные.

Эту хладную тусклую цветь,

Пламень сей за решетами, течи

Бледных лилий кто видел, ответь,

Где и вьются наперстные свечи.

Меж пасхалов тиснятся оне,

В бутоньерках диаментных рдеют,

Источаясь во темном огне,

И горят, и опять холодеют.

Девятнадцатый фрагмент

Перманентом юдиц увиют

Бледноликие феи, тийяды

Им во амфоры нощно слиют

Мирру тусклую, горние яды.

Это хоры высоких царей,

Нас однех чают барвы колонниц,

Тьма взнесенна к столпам алтарей,

Кровь течется из красных солонниц.

Будет Господе яства макать

В грозовое серебро и небы,

И тогда нам дадут возалкать,

Преливая червницу на хлебы.

Тридцать первый фрагмент

Майский сад, благоденствуй, живись

Неотмирной армою сионской,

Всеуспенным царевнам явись

Хоть в истечьях красы елеонской.

Из Никеи ль амфорники шлют

К нашим столам одесным фиады,

Был укос гостий замковых лют,

Днесь иные нас чествуют сады.

И пируют владетели сех

Тусклых нив, млечно-белых язминов,

И горят о жемчужных власех

Черных донн течи славских карминов.

Тридцать четвертый фрагмент

Локны темные белых цариц

Обольстят ночи стражей, блистая,

На меловые яства кориц

Источится арма золотая.

Будем в амфоры битые лить

Млечность бледных язминов и негу

Хладных див, аще туне юлить,

Яко мчат их по вечному снегу.

Неб цвета со жасмина стекут

В мглу камор, где лишь ночи взыскуем

И алкаем серебро цикут,

И о мертвых царевнах тоскуем.

Пятидесятый фрагмент

О порталах никейских садов

Грозовые кадятся лампады,

Носят девы червицу плодов,

Их смущают царей эскапады.

Се бордовые свечи горят

И емины волшебные тают,

С диаментами нищих мирят,

На пирах герцогини блистают.

К цвету мая взалкаем — пылай,

Наливайся гранатовой слотой

И порфирами ночь устилай

Для царевен, собитых золотой.

Портреты юдиц в замковых подвалах

Восемнадцатый фрагмент

На жасминах ли мирра темней,

Цветью пышные столы овеем,

Иль ярки хороводы теней —

Мы о млечности их огневеем.

Соваянья ночные плывут

За альтанками черными, Лия,

Королями шуты и слывут,

По безумцам сия литания.

И юдоли обсиды крепки,

И в жасмине мраморные узы,

И немолчно пеют ангелки

На пирах у тоскующей Музы.

Двадцать первый фрагмент

Елеонские сени пьянят

Юных граций, влюбленных юнеток,

Днесь рапсоды бессмертие мнят,

Всякий щит о серебре монеток.

Увиются кармином сады,

Будет червою тьма наливаться,

Шестилучье остудной Звезды

Положит нам в тенях оставаться.

Дев к пирам наречет Вифлеем —

И Господь от цветниц несомерных

Преглядит, как мы нощно тлеем,

Вопия меж скульптур эфемерных.

Двадцать девятый фрагмент

Ах, Господь, оглашают к пирам

Убиенных всенощные дивы,

Станет флоксов нагорным дворам,

Цвет августа ли чтят юродивы.

Весело ж от подвалов нести

С маслом ядным лекифы церковным,

Выявляться в иродной желти,

Гнать матрун за серебром оковным.

Не матруны, то юдицы льют

Во амфорники тьмы ледяные,

И меж пламенных граций снуют,

Крася барвой столы отходные.

Тридцать третий фрагмент

Лессированной мглою вино

Увито и решетницы алы,

Вдовы емины сребрят давно,

Что еще и скрывают подвалы.

Это небесей цвет, это мы,

Аониды белые, рыдайте,

Собутыльников с лярвами тьмы,

Царств Пергамских шалов наблюдайте.

Иды вусмерть пьяны иль во хлам,

Се гешефты и мед от Каифы,

И не амфоры носят к столам,

А обитые червой лекифы.

Пятидесятый фрагмент

Май, лети, антикварная мгла

Всетонка, о серебре истает,

Челядь замков пустых весела,

Книгу смерти Геката листает.

Обернутся ль желтицей ночной

Ягомости — их выдадут шелки

И сапфиры, небесный портной

Диаментные бросил заколки.

Ах, царевны-богини таят

Перманент в несоцветных лилеях,

И с химерами гермы стоят

На увитых жасмином аллеях.

Портреты юдиц за маковыми столами

Тринадцатый фрагмент

За пасхалами красными — тьма,

Столам щедрым хватает ли корок,

И высоки ж сие терема,

И высок диаментовый морок.

Ах, царице, гуляй, веселись,

В шелк холодный огнем заплетайся,

Ах, мгновенье прекрасное, длись,

Только с феями пиров считайся.

И о чем юным девам рыдать,

Мы одно бы цикуту испили,

Их Господь наведет — соглядать,

Как из нас ангелочков лепили.

Двадцатый фрагмент

Оды к радости пойте, гонцы

Млечных царствий, владыки земные,

Колоннады легки и торцы,

Но парафии ждут нас иные.

Мы харитам сейчас отдарим

Неб цвета, сколь бессмертие знают,

Где шумят Византея и Рим,

Где одницы камор восстенают.

И спустимся в подвалы Чумы

С ледяными свечами за ядом,

Устрашая блюстителей тьмы

Гробовым червотусклым нарядом.

Сорок первый фрагмент

О серебре фамильных аллей,

О портальниках дивы стенают,

Несть прекраснее их и белей,

Лишь оне ли бессмертие знают.

Нас ко маковым столам ведут

Юны бледные в траурных шелках,

Нас родные с хлебницами ждут,

Ночь от ночи сидят на иголках.

Вижди, вижди под слотою неб

Елеонские маки и астры,

И эфирный точащийся хлеб,

И червленых пиров алавастры.

Сорок пятый фрагмент

Яко мертвых лишь время щадит,

Яко чают гостей статуэтки,

Обернемся пурпурой — следит

Геба нас и дарует виньетки.

Это славные пиры, Аид,

Вечный царе, мы все оглашенны

К ним давно, золотых аонид

Мглой поим, яко те совершенны.

Сколь Господе в жасминовый рай

Даст найти преалкавшим и млечность,

Восстенаем из кущ: умирай,

Кто пеял белых граций калечность.

Пятидесятый фрагмент

Башни темной царицы Чумы

Приснобелый язмин увивает,

Нас юдицы алкали — се мы,

А веселье иным ли бывает.

Милых граций к столам позовут,

Ядной цветью наполнят амфоры,

И решетники ночи сорвут

Иды злые и тусклые Оры.

Но, Летия, смотри, всебледны

Молодые фиады, с корицей

Льют белену и мглу в наши сны,

Озлаченные мертвой царицей.

Портреты юдиц с виноградом и лилиями

Одиннадцатый фрагмент

Апронахи звездами сотлим,

Нощно еминой пиры уставят,

Яко Ид мы еще веселим,

Пусть оне меж богинь и картавят.

От нагорных дворцов ли несут

Млечно-желтые амфоры, чаде,

То лекифы, нас гои пасут

О истечном хмельном винограде.

Утром челядь найдет замывать

Царский мрамор, желтушные стены

И, юдольно мелясь, обрывать

С ниш барочных златые картены.

Девятнадцатый фрагмент

Внове розовый сад ангела

Искрашают виньетою млечной,

Ягомости опять круг стола —

Всяк упоен армой неботечной.

Сильфы южные, пойте одно

Этот май, будем ангелей славить,

Лити в келихи мед и вино,

Ибо суе пред небом лукавить.

Иль увиждим: сад мрачен и пуст,

Был он розовый, ныне разорный,

И течет на емины со уст

Наших воск фиолетово-черный.

Тридцать третий фрагмент

Мрамор замковых стен расписать

Кровью лилий всевелено жрицам,

Меж колонниц ампирных плясать

Не устанут, внимая царицам.

Тьма сгустится и вновь налетят

О шелках меловые химеры,

Что и юные девы грустят,

Их пугают во снах землемеры.

Ярок сонм хороводных теней

И высока лепнина ампиров,

И Цирцея в безумных свиней

Обращает владетелей пиров.

Сорок второй фрагмент

От цветущих капрейских садов

Геспериды всенощно хмелеют,

Ангелкам золоченых плодов,

Тусклых яблок своех не жалеют.

Бледно-огненным шелком столы

Вновь накрыты, пиют юродные

И ядят, и оне веселы,

И амфоры опять ледяные.

Ах, Господе, из млечности неб

Согляди, из вишневых иконниц,

Как сливают червицу на хлеб

И влачат нас меж темных оконниц.

Пятидесятый фрагмент

Май портальники выбьет огнем

Золотым и червленым, Алкея

Внимем голос и к Лете свернем,

Пировайте, Эйлат и Никея.

Аще юные вдовы не ждут

Милых царичей, пейте, рапсоды,

Яд веселья, щиты соблюдут

Феи неб, преалкавшие оды.

Станет чахлою горняя цветь,

Лики хмелем ожгут на монетах,

Чтоб порталам о мгле багроветь

В мертвоогненных черных тенетах.

Портреты юдиц в зефирном сумраке

Седьмой фрагмент

Именитства у томных менин,

Славят ангелы их надэфирность,

Ах, летучий восторг именин,

Кринолинов и шелков зефирность.

На фамильных часах майский сон,

Юность вечная, райская нега,

Озлачают Парис иль Ясон

Дев — белее цветущего снега.

И о розовых блещет власех

Гребней мел истонченней оклада,

И под шелками розовниц сех

Лядвий белых томится охлада.

Девятнадцатый фрагмент

Цветь нисана в пурпуре виньет,

Разлиется атрамент чудесный,

Се пылают смарагды тенет

И свивается морок одесный.

Толпы шумные, феи цветов,

Не урочество ль это благое,

Яко царей несут без щитов,

Тще рыдать о еллине и гое.

Се и мы, се и мы восстоим

С бутоньерками ломких жасминов,

И пасхалы юдоли таим,

Задыхаясь меж темных карминов.

Двадцать восьмой фрагмент

Полны амфоры ядом хмельным,

Изумрудной отравою мая,

Вдов чаруют огнем ледяным

Ягомости, свечницы взнимая.

Фей Господе к нагорным столам

Огласил, будет пир их всехрамен,

Будет мниться Его ангелам

Нощно мраморность лядвий и рамен.

Иль дадут воям огненных неб

Кубки с темной беленою Литы,

Где в пурпурный виньеточный хлеб

Кровь и слезы младенцев прелиты.

Сорок третий фрагмент

Наднебесный атрамент мелков

Опочивших царевен белее,

Чаровниц сотемняет альков,

Нимф прекрасней оне и милее.

Выжмем в кубки холодную цветь

Алавастровых лилий, зерцайте,

Феи неб, вам еще огневеть

С георгинами, нощно мерцайте.

Иль Господе на смерти косу

Заплетет волошковый букетик,

Чтоб убойную эту росу

Источал всякий мраморный цветик.

Пятидесятый фрагмент

Чресла граций меловых шелка

В бельэтажах легко увивают,

Царской оперы столь высока,

Нимфы хоры ея закрывают.

И цветочные вина фиад

Ароматом дивят неботечным,

И лилейный огонь колоннад

Перманентом чаруется млечным.

Ах, и нам темно-огненный эль

Феи смерти несут, каравая

Бледность ядом гасяше и хмель

Изумрудный со усн преливая.

Портреты юдиц за млечными столами

Двадцать первый фрагмент

Дама-глория в бледную мглу

Небодарственный веер уронит,

И подсядут к честному столу

Ягомости, их ночь ли хоронит.

Мы ль, Циана, вольно пировать

Собирались, но пиры иные

Здесь текут, будем тьму обрывать

С шелка фей, принты весть ледяные.

Где вы, маковки рая, одне

Хоры юдиц богинь и встречают,

И серебро на красном вине

Зло гасят, и сумрак источают.

Двадцать девятый фрагмент

Пировые Флиунта восждут

Фей небесных, рапсодов эфирных,

Се и мы, нас, Господе, блюдут

Цари млечные в тогах порфирных.

На язмина серебро, на цветь

Бледно-желтых и басмовых лилий

Выльем кровь, аще нам огневеть,

Нам однем пить и мелы вергилий.

Станут юдицы нощность алкать,

Хлебы мазать остудой карминов,

И начнут ангелки соискать

Черных вдов под серебром жасминов.

Тридцать девятый фрагмент

Спи, Никея, чаруйся, Эпир,

Тьма уйдет и опять взвеселимся,

Грянет царственно благостный пир,

Согляди, как пием и белимся.

Что и кровь, что скелеты в шкафах,

Се вино из подвалов Руана,

Пир так пир, лейте, юдицы, ах,

Чернь свою на портрет Дориана.

Сколь откупорим ночь и к столам

Занесут красных амфор и свечек,

Мы и будем пеять ангелам,

Тлесть во льду херувимских сердечек.

Сорок второй фрагмент

Тусклой миррою чела цариц

Ангелки овели, пировые

Источают небесность кориц,

Бал взыскуют одесно живые.

Под холодным серебром вино

Застоялось, менады, сливайте

Хмель в амфоры, мы бредим одно,

Веселитесь, еще пировайте.

Божевольные Цины к столам

Яства горние вынесут, мраком

Их свивая, чтоб присно юлам

Всетризниться за темным араком.

Пятидесятый фрагмент

Совиньон голубой наливай,

Антиквар, мы с вакханками плачем

И застольный пеем каравай,

И тюльпаны церковные прячем.

Ах, Лаура, Франческо ли нем,

Биты смертью неречной сильфиды,

Лишь палаты златые минем,

Всех увиждят хотя аониды.

Но опять четверговки одне

Круг столов требник делят всепирный,

Изливая в томительном сне

Кровь и воски на мрамор ампирный.

Портреты юдиц с вишнями и ядом

Девятый фрагмент

Сколь дворцовые пиры текут

И юдицы отраву лелеют,

Нас в подвалы Чумы совлекут,

Где от ядов оне веселеют.

Будут, будут еще увивать

Мертвой чернию спящих прелестниц

Гои неб и следы замывать

Крови их на винтажиях лестниц.

Всё ланиты царевен белей,

Юн снедает волшебная треба,

И несут фавориткам аллей

Шали темные феи Эреба.

Тринадцатый фрагмент

Феи августа дев стерегут

В херсонесских альтанках высоких,

О любви и коварстве им лгут,

Мглой чаруют богинь темнооких.

Из лекан хлеб достанем и яд,

Черноспелые вишни согасим

Хмелем неб, мы одне ль у тийяд,

Мак вдыхаем, их локоны красим.

И явятся обручники мглы,

Наднебесным огнем увитые, —

Именинные выжечь столы

И амфорницы бить золотые.

Двадцать пятый фрагмент

Иль чудесные балы вспоем,

Яко дивная ночь премерцает,

Аониды в безумстве своем

Любят нас, Геба сех восклицает.

Славь хотя бы певцов, Одеон,

Разливай золотую отраву,

Юн пьяни, коих алчет неон,

Потакай их веселому нраву.

И к честному столу ниспадут

Бледных ангелей смерти лилеи,

И молчащим букеты дадут —

Из тенет палой вербной аллеи.

Тридцать третий фрагмент

Испоили никейским вином

Бледных царичей, крысы чумные

Вновь о хлебах пищат и рядном

Свиты чресла юдиц ледяные.

Траур носят шаловы, зане

Их тоска и веселье снедают,

К изголовиям льнут хоть во сне

Гробовом и, беснуясь, рыдают.

Цветь и мирра со чел истекут,

Мрамор темный закроет обсиды

Там, где царей меж брамин влекут

И успенные реют сильфиды.

Пятидесятый фрагмент

Боги, боги, сребрите шелка

Юных дев, пленниц темного царства

Привечайте, лазурь высока,

Хватит небам любви и коварства.

Яко пиры шумят и гостей

Не устанут встречать эвмениды,

Из далеких найдем областей —

Мглой и вишнями потчуйтесь, Иды.

Соваянья их будут чернеть,

О власах разлетятся заколки,

И начинут во тьме пламенеть

Мертвых граций незвездные шелки.

Портреты юдиц в изумрудной слоте у Ирода

Тринадцатый фрагмент

Хмель со див упоенных слетит,

Князь цветов мглу юдоли армою

Снов овеет и нам посвятит

Оды к радости с черной каймою.

Ах, воспомнят ли феи псалмы,

Строфы горние, пиров барочность,

Фьезоланскую ночь, это мы,

Се и кровь, се и неба урочность.

Будут кельхи юдиц источать

Яд цветений, хмельную золоту,

И начинем в альковах кричать,

Прелия изумрудную слоту.

Двадцатый фрагмент

Восточайся, порфировый май,

К небесем, балуй томных юнеток,

Их зеленью садов обнимай,

Прячь им в фижмы серебро монеток.

Иль явимся урочно как есть,

Аще нас лишь юдоль и зерцала,

Яко дале неможно сонесть

Ветхотечные эти зерцала.

Ирод-царе, менад весели,

Нимф цикутой дари благовонной,

Где по тусклой сирени влекли

Нас о цвети закатно-червонной.

Двадцать восьмой фрагмент

Феи смерти ль о хладных шелках

Ищут мальчиков белых, кровавых,

Свечи пиршеств горят в цветниках,

Ночь нежна ли для одниц картавых.

Царство Оз юных граций манит

Бледноогненной тьмою лилейной,

По меловой остуде ланит

Воск течет из утвари келейной.

И забудется Господе сном,

Цветность млечных садов прелияши,

И увидит на пире земном

Сребром битые с кровию чаши.

Сорок седьмой фрагмент

На сосудах из воска тлееть

И урочно желтице подвальной,

Ах, мила изумрудная плеть

Юной деве и грешнице свальной.

Ирод-царь несть лекифы велит

С кровью бледных младенцев, амфоры

Все обиты серебром, белит

Мая цветь дорогие фарфоры.

Тот кровавый жасмин ли исчах,

Тьмой увился ль оклад мироточный —

Днесь горит в наших мертвых очах

Несоимный путрамент цветочный.

Пятидесятый фрагмент

Воск лиется на рамена дев,

Белым цветом холодных прелестниц

Одарят гои неб, соглядев

Их фигуры меж розовых лестниц.

Полны домы Никеи блядей,

Где Чума, где и ядные узы,

Царскосельских ли мнят лебедей

О серебре точеные музы.

Виждь, Патрина, хотя бы менин,

Увиенных аромой и снами,

В хладном блеске венечных лепнин,

Мглу кадящих над их раменами.

Портреты юдиц за столами в пенатах

Пятый фрагмент

Первой лунной богине хвалу

Воздают меловые юнетки,

И садятся к яркому столу,

И в начинье бросают монетки.

Августовское пиршество неб,

Где фиады бледны и княгини,

Сим порфирный вседарствует хлеб,

Им клико наливают богини.

Снов картены парафий темней

И жалка слота мраморных лестниц,

И одне хороводы теней

Шелком чествуют юных прелестниц.

Девятнадцатый фрагмент

Августовские барвой столы

Устилают фиады, вбирайте

Их одесность, младые юлы,

Темновейных юдиц презирайте.

Яко пирствуем, к амфорам несть

Хлеб и маки, гешефты златые,

Мы еще соявимся как есть,

Нас оплачут еще всесвятые.

Иль Господе не видит — снуют

Хоры юдиц меж князей успенных,

И атрамент бессолнечный пьют

Из лафитников мраморно-пенных.

Тридцать пятый фрагмент

Налиются лекифы вином

Золотисто-кобальтовым, красным,

Внове дарствует ангельским сном

Фей Геката, ваяньем прекрасным.

Сень Эдема, тенета олив

Нас чаруют мелованным глянцем,

Жажду пчел и цветов утолив,

Мел решетчатым гасят багрянцем.

И соидут от хорных лепнин

Ягомости с диаментным элем,

Чтоб одесный восторг именин

Загасить пламенеющим хмелем.

Сорок третий фрагмент

Снова чад фарисеи зовут

К воскотечным еминам обрядным,

Яко десно щедрыми слывут,

Халы мажут серебром всеядным.

Ах, пенаты юдольные, мним

Только вас мы, объедков и корок

Зачерствелый атрамент ценим,

Прелияше жасминовый морок.

Кутию соберутся вкушать

На обедах шуты площадные,

И серебром начнут искушать

Их юдицы — от воска хмельные.

Пятидесятый фрагмент

О мраморных столовьях цветки

Августовские нежно темнеют,

Снимем нимбов златых ободки —

Пусть и ярче еще пламенеют.

Иль найдем к винодержным столам,

Иль зеницами вкусим емины,

Мы угодны хотя ангелам,

Цветью этой прелившим кармины.

И дадут бойным столпникам неб,

Млечным гоям, в рядно совиенным,

Тусклой миррой истекшийся хлеб

И эфир, чтоб всецвесть убиенным.

Портреты юдиц с воском

Пятый фрагмент

От коньячного пунша бледны

Ворогини и млечные девы,

И Снегурочек тьмой ложесны

Увиенны, и спят Женевьевы.

Лейте хмель в антикварный сумрак,

Золотыя менады, рисуйте

Неб сангины, тще ль феям арак

Налиют, о царевнах пасуйте.

Станут лядвия юдиц гореть,

Будут миррой чела истекаться,

Нам тогда положат умереть,

Им — всеприсно о желти икаться.

Седьмой фрагмент

Красным течивом эльфы сведут

Хвои милой серебро, амфоры

Ночью полны и мглою, найдут

Гостий спящих ли тусклые Оры.

Это время благое пиров,

Это блеск новолетий одесных,

Убегают царевны шаров

Отравленных и яблок чудесных.

Суе ныне юдицам таить

Хлебы с черной беленой даяний,

Захотят нас еще опоить —

И увидят лишь мел соваяний.

Одиннадцатый фрагмент

Вновь откупорим ночь и столы

Антикварные щедро уставим,

Пусть резвятся младые юлы,

Где о вечности мило картавим.

Лона белых прелестниц шелков

Совиет кисея золотая,

Ель горит и чарует альков,

Под холодной макушкою тая.

Аще юдиц нельзя обмануть,

Воском их рамена истекают,

Хоть в пиры забежим, чтоб минуть

Бестий сех, кои нощность алкают.

Двадцать пятый фрагмент

В парфюмерных шкатулках менин

Тает воск и хрустальные свечи,

Ах, бежим ли юдиц именин —

Эльфы их совлекут до Унечи.

Ночи рамники Иды свели

Ядной желтью лилейною, траур

Яко носят одно короли,

Шляйтесь мимо, хмелейте от аур.

Сколь юродным о блестках уснуть

Фри дадут, мглой зальются вагины,

Мы лишь сможем тогда протянуть

Черной нитью царевен сангины.

Пятидесятый фрагмент

Блекнут ярусы хвои, легки

Эльфы темные, дивы белые,

Что и хоры, пеют ангелки,

Но глушат их обручницы злые.

Юдиц пляшущих черной каймой

Соведем ли, зане веселятся,

Пусть белену алкают с Чумой,

О холодных фарфорах мелятся.

Ах, гербовники царствий тлеют,

Оспой битые перси юнеток,

И юдицы меж емин снуют,

Воск лия на серебро монеток.

Портреты юдиц в изумрудном хмеле

Пятнадцатый фрагмент

Молодому нисану хвала,

Дивы белые с барвою чудной,

Вейтесь жадно круг яств и стола,

Источайтесь армой изумрудной.

Хмель цветений чарует фияд,

Нивы полнятся млечным дурманом,

Что и ядные хлебы, что яд,

Ждет Эдем нас за вечным туманом.

Пусть высокие небы влекут,

Пусть святят богоизбранных воев,

Преалкавших амфоры цикут

И летящих меж черных сувоев.

Двадцать второй фрагмент

Се, пирует афинская знать,

Целованье богинь восклицая,

Как в удавках и гарпий узнать,

Мгла течет с них, эфирно мерцая.

Алавастры полнятся вином,

К ободкам льнет серебро ночное,

Грезят юны, чаруются ль сном

Иль начиние зрят выписное.

Ах, Геката, мы рядом стоим,

Виждим перси упоенных гостий,

И хрустальные блестки таим,

Ночь лия над червицею остий.

Тридцать первый фрагмент

Столы празднеств благих высоки,

Хмелем их увиют ягомости,

Мглу начинут белить ангелки,

Оглашайтесь, эфирные гости.

Темный лэкех, золота емин,

Жар сотейников, ядные вишни

Проницают небесный кармин,

Муки наши, царице, давнишни.

Антикварные боги письма,

Лейте кровь, нас ея возлишили,

Чтоб сочилась меж яствий тесьма,

Коей Иды невинниц душили.

Сороковой фрагмент

Темной цветию выбьют щиты

Неотмирно златые рапсоды,

Чаши неба ль вином прелиты,

Хоровые умолкнут ли оды.

Лей шампанское, Геба, столы

Пусть еминами вновь уставляют,

Аще феи коринфские злы,

Пусть хотя алавастр восславляют.

Лишь откупорим ночь в хрусталях

И аромы ее источатся,

На заснеженных райских полях

Тени юдиц со мглой обручатся.

Пятидесятый фрагмент

Ах, менины, вдыхайте шелков

Негу тонкую, хладную мрачность,

Вы достойны и слез ангелков,

Расточающих нощно призрачность.

Яко пиры, несите ко ним

Яств серебро, ведите им стены,

Кисти долго таил Ероним —

Не для этой ли дивной картены.

Выйдут музы, а мы о черни

Где-то рядом стоим в темных митрах

И лием всеблагие огни

Чрез сумрак на холодных палитрах.

Портреты юдиц за троном всевластия

Десятый фрагмент

Южный сумрак дыханием роз

Молодых овевает альтанки,

Се бессонное царствие Оз,

Се цариц веселят пуританки.

Девы юные, грации нив

Златоносных, вдыхайте охладу

Ночи краткой, чела наклонив,

Песнь внемлите — за трелью руладу.

Вечность хмелем своим прелиет

Сад мечтаний, цветенья купажи,

И в холодной багрице виньет

На закат вас умчат экипажи.

Восемнадцатый фрагмент

Именинные щедры столы,

Хлебы пышны, розетки ледовы,

И менины чудесно белы,

И веселые пирствуют вдовы.

Темный яд в кубки неб солием,

Будут розы всечервные тлиться,

Будут юдиц гурмы о своем

Красно плакать и снова хмелиться.

Пусть Господе на хорах благих

Нощно зрит, как пеют ягомости

И травятся от вин дорогих

Увитые исцветием гости.

Двадцать седьмой фрагмент

Вишни черные в тортах сладки —

Переспелые, зноем литые,

Сохваляют июль ангелки,

Мглу на хлебы лиют золотые.

Именинному пиру хвала,

Мы с гиадами днесь пироваем,

Блещут яства ночного стола,

Их атраментной тьмой покрываем.

Так чернеет всеалое, Брут,

Млечность глории выбьет золоту,

И церковные флоксы вберут

Угасания нашего слоту.

Сороковой фрагмент

Розы майские яд берегут

Для июля и августа, Литы,

Именин мы ждали, но бегут

Девы свеч и мертвы Кармелиты.

На атрамент лишь кровь солием,

Оды эти не к радости, чаде,

Именитства ль — цветет Вифлеем,

Кто взалкает о траурном саде.

И начнут пламенеть небеса,

И Господь, мглою твердь обнимая,

Прелиет нам в седые власа

Розный дождь неотмирного мая.

Пятидесятый фрагмент

В лазурите небесный корвет,

Мимо ангелей мчат цеппелины,

Одотечный атрамент плывет

На золоту эдемской малины.

Трон всевластия райских цветниц

Сень межзвездная тьмой накрывает,

Будем слушать еще ль меловниц,

Где юдольная чернь пировает.

Иль Господе со хоров не зрит

Слоту черную, пламень биющий

Во скульптурный ночной лазурит,

По челам и остиям текущий.

Портреты юдиц с диадемами и вином

Восьмой фрагмент

Феи тьмы, от июльских лепнин

Убегая, теряют балетки,

Это наших восторг именин,

Сон альковный, где млечны старлетки.

Се этерии цвета и мглы,

Се небес всеюдольная сводность,

Вновь ломятся честные столы,

Ночь цветов преливает холодность.

Будут флоксы арму восточать

У юродных вдовиц на помине,

И тогда мы начинем кричать,

Задыхаясь в небесном кармине.

Одиннадцатый фрагмент

Яко немость — и будем тогда

Премолчать и юнеток лелеять

Шелк червленый, о коем Звезда

Вифлеема и должна алеять.

Рядом с нами царица Чума,

Но кому и внимать этим пирам,

За Аид ли сочится тесьма

Красных шелков, подобных лепирам.

Хладной крови ль блюстителям Ид

Не достало, оне лишь пьянее,

И молебные песни сильфид

Всё надрывней звучат и страшнее.

Двадцать седьмой фрагмент

Звездной млечностью дышит Морфей,

Соберутся одно ягомости,

И к столам наведут белых фей,

Будут помнить их царские гости.

Гряни, пир отходной, веселы

Аще фурии, пусть каменеют,

Мы и сами ль мелово белы,

Где амфорники юдиц темнеют.

Цветом ветхих гранатов оне

Прелиются, червленой отравой,

И с лилеями блещут во сне

Под лавастровой хладной оправой.

Сорок пятый фрагмент

Тусклой пудрой июль золотит

Перси юн, их чела восковые,

Изумрудом альтанки цветит,

Хмель на гермы виет меловые.

Скифос нам ли поднять, излием

Тще ль в ритоны глинтвейн благовонный,

Не балует царей Вифлеем,

Мышьяком шелк напитан червонный.

Век паяцев и падших столиц,

Всяк юродный белену алкает,

Хоть гляните, как с мраморных лиц

Наших воск золотой истекает.

Пятидесятый фрагмент

Хором царственный феи ночей

Антикварною выбиют глиной,

Соберутся под златом свечей

Гости кесаря пить с Мессалиной.

Лейте, лейте, фиады, свое

Темноцветные вина, кесарий

Пыль всесладостна, юдиц остье

Бал живит, мы пьянеем от арий.

И в сотейниках яды кипят,

И царевен влекут о мурогах,

И Чумы колесницы скрипят

На червово — алмазных дорогах.

Портреты юдиц в истечном кармине

Четырнадцатый фрагмент

Именины, Урания, пой

Звездочетов, к балам оглашенных,

Им дарит ли великий слепой

Одиссею и жен совершенных.

Ах, фиады, лелейте шелка

Сребровласых небесных гризеток,

Хмель пусть бродит, какая тоска

Истемнит млечный холод розеток.

Пусть юдицы, хотя захмелясь,

Огнь жасминовый видят и свечи

Именитств, и беленой мелясь,

Чернь лиют в белорозные течи.

Девятнадцатый фрагмент

Сад надежд и мечтаний благих,

Мы в альтанках твоех каменеем,

Из фарфорниц пием дорогих

И молчим, и темно пламенеем.

Цвет гранатовый Тийя со неб

Расточит, огнь жасминов зерцая,

Чтоб цветочный виющийся хлеб

Пели девы, юдоль восклицая.

Им ли зреть над туманной смугой,

Как, виясь, у цариц на помине

Эллин мертвый иль мраморный гой

Задохнется в истечном кармине.

Двадцать четвертый фрагмент

Август негою цвети манит

Фей ночных и огонь расточает,

Кто и был на миру именит,

Пусть холодных цариц обольщает.

Будут алые розы полоть

Сонмы юн, увитые шелками,

Руки нежные будут колоть,

Оды горние петь с ангелками.

И велебные девы рекут,

Сколь безвинны убойные чада,

И по нашим перстам истекут

Алый воск и златая охлада.

Тридцать восьмой фрагмент

Полн лавастр золоченый вином,

Бледны гостии всенощных пиров,

Князи ночи о цвете ином,

Сами ль мы во тенетах ампиров.

Несть богиням лекифы, оне

Аще мирру и яды алкают,

Перси их на ущербной Луне

Смирной тусклых вязниц истекают.

Будет Господе хладную цветь

Млечной краской сводить, вопияше

К ангелам, и начнет огневеть

Мгла белен в алавастровой чаше.

Пятидесятый фрагмент

Вновь скульптурницы ночи белы,

Эвмениды в альбомы юнеток

Заточают литании мглы,

Рифмы яд и серебро монеток.

Гости пирствуют шумно, звучат

Фей тостовники, хор их не срамен,

Ягомости во хмеле кричат,

Девы бавятся течностью рамен.

Иль очнемся — атрамент плывет,

Жжет фарфор блеск мелово-карминный,

И лиется вишневый исцвет

На диаментный хлеб именинный.

Портреты юдиц с жасмином и алмазами

Седьмой фрагмент

Кущи розовых млечных садов

Фей эфирных манят и юнеток,

Золотых ли им чаять плодов,

Яко в барве серебро монеток.

Лейте мглу, данаиды, вино

Будет крепче нектаров сионских,

На широких централах одно

Мрамор сеней горит елеонских.

Мы явимся к пирам — восплести

Нитью розною царей плеяды

И меж амфор ея овести,

Чтоб всенощно пеяли тийяды.

Девятнадцатый фрагмент

Ищут юдицы белый жасмин

И над всякой горит диадема

О черни, совивает кармин

Золотые решетки Эдема.

Короли в небесех вопиют,

Для шутов млечный тлится гербарий,

Лишь белену оне и пиют,

Холодея от княжеских арий.

Ночь тенет расписали мелки

И язмин ангела оминают,

И всеприсные сени ярки,

Под какими царевны стенают.

Двадцать восьмой фрагмент

Внове пир, внове блещут цвета

Колоннад и флиунтские вои

Держат хлебы, их кровь излита

В кубки мира и ночи сувои.

Царствуй, Геба, искать ли вина

И емин, и свечей поминальных

О чертогах, взыскующих сна

И мерцанья темнот вагинальных.

Аще бледных пасхалов очесть

Фарисеям неможно, при свечах

Мы к юдицам явимся как есть —

Во диаментно-красных истечах.

Сорок второй фрагмент

Восславляйся, диаментный хлеб,

Май чаруй, насыщай белых граций,

Аониды — плавильщицы неб

Вновь пеют, их ли слышит Гораций.

От язминовых кущ мы белы,

Чела наши оне увивают,

Царей ждут всещедрые столы,

Яко десно цари пировают.

Со нагорных дворовий внесут

Феи ночи ранеты златые,

Ангела никого не спасут,

Мнитесь чадом хотя, пресвятые.

Пятидесятый фрагмент

Воск менады в начинье сольют,

Златью темной хлебницы украсят,

И царевен огнем превиют,

И червовые свечи угасят.

Юна всяка небесно жива,

Ан мертвецки пьяны ягомости,

Оглашенны каменам слова,

Ждут царей отравители в гости.

И начнут пиры шумно греметь,

И червица завьется на хлебах,

Чтоб никто днесь не мог и суметь

О бессмертии вспомнить и небах.

Портреты юдиц в капрейских садах

Одиннадцатый фрагмент

Ветхий пурпур на столы менад

Застелят ангелки, вспыхнет хором,

И жасмином столпы колоннад

Фей поманят и бледным декором.

Ирод-царь, се и наши дары,

Се превитые чернию вишни,

Аонидам ли славить муры,

Яко литии ныне излишни.

Лишь к всецарским пирам навиют

О хлебницах кровавую слоту,

И щиты для рапсодов куют,

И под барвами чают золоту.

Двадцать восьмой фрагмент

Это нега капрейских садов

Будит ангелей хоры ночные,

С золотых всетлеенных плодов

Истекают армы ледяные.

Помни, Рания, звезды и мглу,

И летейские хладные бреги,

Нас владетели ждали к столу,

Нам дарили цари обереги.

Днесь еще геспериды таят

Млечность яблок, увитых огнями,

И меж статуй белых восстоят,

Прелия диамент над тенями.

Сороковой фрагмент

Ночь решета златые свое,

Млечный воск утопит в пировые,

Се под миррой ли юдиц остье,

Се пасхалы юдиц меловые.

Будет нощно им плакать иль петь

О любви и царевнах сионских,

Колесницам-квадригам скрипеть

На дорожках садов елеонских.

Всех, Господе, оне извели,

Никого, никого не осталось,

Ангелочки Твое прецвели,

Где бессмертие с мглой сочеталось.

Сорок шестой фрагмент

Девы белые хлебы несут

Ко златым антикварным стольницам,

Их царицы небес упасут —

Петь осанну глорийным столицам.

Что Эпир вспоминать, мы белы

Сами нощно, кровавые дивы

Лишь безумцев тревожат, столы

Щедры внове для Мод и Годивы.

Так и будем во снах по стерням

Кущ брести меж укосных цветений,

Чтоб склониться к холодным теням

Роз и лилий в серебре плетений.

Пятидесятый фрагмент

Алой кровью пасхалы сведем,

Ночь откупорив, яд преалкаем,

Сколь высоких урочеств не ждем,

Сколь над хлебом дьяментным икаем.

Иль Сирены умолчны, пеют

Хоры юдиц и фурий меловых,

На десерты белену слиют

Ягомости со амфор лиловых.

Узрит Господе в млечных дворах,

Как, виясь меж цветниц несомерных,

Мы тоскуем о черных пирах

Во истечах крови эфемерных.

Портреты юдиц с жасмином и камелиями

Пятый фрагмент

Феи Асии, пойте весны

Сени белые, их ли оминем,

Грозовые морганы темны

О нагорье кобальтово-синем.

Все к пирам, любят нас ангела,

Чинно яства несут мажордомы,

Обвиют цветом неб зеркала

Слободские богемные домы.

На ампирники пурпур ввили

Камнетесы под оспой увечий,

Где нисана сады и цвели

В черном блеске холодных истечий.

Четырнадцатый фрагмент

Из подвальниц лекифы нести

Молодым ли тиадам всевольно,

Столы наши горят о желти

Золотой, а и мертвым не больно.

Яко пир, обвивайся, арма

Царствий смерти, круг емин эфирных,

Навиенна вдоль чаш сурема,

Феи алчут десертов зефирных.

Будут, будут еще голосить

По царевнам белым юродные,

И возвышенный траур носить,

И камелии мнить ледяные.

Тридцать первый фрагмент

Сени мая, пылайте, мелясь

Негой вашей, горит и осповник,

Девы-розы снуют, веселясь,

Бел жасмин и надмирен шиповник.

Чудный день, от цветения кущ

Белорозных пьянеют фемины,

Всяк молчавший сегодня рекущ,

Хмелем дивным тиснятся кармины.

Пир течет на Волшебной горе,

Ягомостей менады встречают,

И портреты юдиц в серебре

Елеонский дурман источают.

Сорок второй фрагмент

Миррой темною щедро столы

Эвмениды во снах украшают,

И юдицы опять веселы,

И к бессмертию див оглашают.

По серебру афинскому вьют

Чернь и негу блюстители пиров,

Нас не эти ль юнетки собьют —

В тусклой цвети горящих лепиров.

И пылает диаментный хлеб

Меж крюшонниц с беленою пенной,

Где трапезы всеславит Эреб,

Тьму лияше над барвой склепенной.

Пятидесятый фрагмент

Веселись, шумогласный Эпир,

Славь балы, золотая Никея,

То ли бал, то ли всенощный пир,

Чают дивы кифар и Алкея.

Се царевны в жасмине пеют,

Хлебы пышные челядь разносит,

И юдицы о темном снуют,

Их Геката одна лишь выносит.

Неб цвета истекутся, юлы

Убегут нощных чар бальзаминов,

И фиады прельют на столы

Кровоцветность лилей и язминов.

Портреты юдиц в Колоне

Девятый фрагмент

Тонкий пурпура слой обиют

С белых райских столов, затемнятся

Хлеб и вина, елико пеют

Мглу царевны и вдовы нам снятся.

Это май благодатный тенет

Шумных пиров бежит, легкой сетью

Тьму колонниц чаруя, виньет

Льет морганы, горит над осетью.

Будет Господь лазурную плеть

Искрашать диаментностью мая

И увидит, как в холоде тлеть

Положили нам, пурпур взнимая.

Пятнадцатый фрагмент

Лес заброшенный, сумрачный хлад

Нас манит вековою иглицей,

Плен чудесный эдемских рулад

Огнь лиет над Гекатой-царицей.

Днесь урочно ль виллисам белым

Фей темнить в неге замковых свадеб,

Хороводы с веселием злым

Преводить на опушках усадеб.

Мы вдыхаем ли шелк Женевьев,

Средь порфирных тлеем асфоделей,

Исчезая о сени дерев —

Циминийских всепризрачных елей.

Тридцатый фрагмент

От портальных садов благодать

Изливается в хладные арки,

Яко к Господу суе рыдать,

Ледяные затеплим огарки.

И накрыты щедрые столы,

Ждет юдоль хоть бы цинковых парий,

Темны яды и халы белы,

Жжет Колон червотечный розарий.

Это мы, это мы премолчим,

Дышим негою млечных сувоев,

Нас узнают цари — источим

Пурпур с кровью блуждающих воев.

Сорок пятый фрагмент

Мглы серебро холодную цветь

Елеонских нагорий угасит,

Будут лилии неб огневеть,

Их Аид миррой алою красит.

Ах, не плачьте камены, шелка

Мертвых царей в диаменте смирны,

Чаша грозных успений легка

И мучения гоев надмирны.

Снова Троицы пламень всеал,

Юных дев лишь химеры прельщают,

И обрамники темных зерцал

Бледноогненный воск источают.

Пятидесятый фрагмент

Май вспоют дивы белых садов,

Лишь оне и угодны сей требе,

Хватит воев из царских родов —

Оды петь о всевластном Эребе.

Суе ль гостий флиунтских ваять

Мертвым скульпторам башен и арок,

Нас камены спешат обаять,

Шелк с подбоем их огненно-марок.

Вновь искрятся клико и шабли,

И сорта золотого Токая,

Где червицей свились короли,

Мглу белен и дворцовий алкая.

Портреты юдиц с жасмином и маками

Шестой фрагмент

От нагорных дворцовий святых

Нам внесут пировые емины,

Травных мало — и хватит златых

Яблок Гебы, цедящих кармины.

Мертв диамент юдоли, сады

Елеонские мглой истекают,

Барвой черной овиты плоды,

Коих тще эвмениды алкают.

Но умолкните, феи весны,

Сомолчите, пусть Изы и Ханны

Яд лиют в наши темные сны,

Где царевны пиров недыханны.

Десятый фрагмент

Молодой виноград отиснит

Золотые лекифы, тийяды

Воск прельют, аще Тийя бранит

Меловниц, зряше черные яды.

Расточайся, арома пиров,

Яды стоят любви и коварства,

Мертв жасмин о белене юров,

Гоев неба венчают на царства.

Будут черствые хлебы алеть

И Господе, в шелка совиенный,

Уберет изумрудную плеть

С темной кровью в ларец потаенный.

Тринадцатый фрагмент

И серебро темнеет, Эпир,

Будем цветью мелить апронахи,

Узы крови — к лепиру лепир

Соведут, чтить их будут монахи.

Ах, дурманящий сад лишь белей,

Фей жасмин увивает, на хлебный

Стол несут из нагорных полей

Алый мак, щедр Ефимий велебный.

Нас Господе презрит в стороне

От рекущих, с маковницей талой,

О небесном холодном огне

Истекающих цветностью алой.

Двадцать второй фрагмент

Белый день иль зерцало, следи

Это пиршество, Летия, гои

Нас презрят со небесной тверди,

Аще милы Эдему изгои.

Век молчали, а суе молчать,

Но смертливые осы парили

Над устами, одно ли — вскричать

К хорам тьмы, чтоб царей не корили.

В пировые убийцы найдут,

Враждовать станут фрики домами,

Ангела нас тогда и сведут

По челам восковыми каймами.

Пятидесятый фрагмент

И весельем пиит обуян,

Франсуа-парикмахер готовит

К стрижке локны и царь обезьян

Тигров мглы соваяния ловит.

Что и шлют нам химеры, следя

Тусклых статуй беспечность, Гермина,

Вновь пурпурного чает дождя

В зное бледном юдоль Таормина.

От июльских и мы колоннад

Всепьяны, зрим на столах эклеры

И алкаем серебро менад,

Преславляя ночные галеры.

Портреты юдиц в кровавом исцвете

Второй фрагмент

Август пламенный веерам тьмы

Нисходящей дарует сиянье,

Геспериды внимают холмы

И оливы, и яблок ваянье.

Перси бледных юнеток в шелках,

Золоченых пожаром высоким,

Где и цвесть, на каких облаках

Феям ангельских неб милооким.

Ах, Господе, мы сами темны,

Хлеб с вином и эклеры не чаем,

И белых фавориток Луны

Во кровавый исцвет облачаем.

Двенадцатый фрагмент

Лейте в келихи воск цветников,

Золотые менады, сливайте

Пунш на хлебы, небесный альков

Благодатен, еще пировайте.

Увиют елеонской армой

Нас чудесные феи, обедать

Зазовут ли и с Гебой самой —

Емин щедрых всецарских отведать.

Выпьем цветность и мирру, со роз

Ягомостям сплетут Моргианы

Плети алые, царствия Оз

К гоям тьмы насылая морганы.

Двадцать восьмой фрагмент

Именинников август поит

Звездной терпкостью, нежным араком,

Всяк чудесен высокий пиит

И обвенчан с холодным сумраком.

Небовейная Эрса, балуй

Агнцев млечных убойной росою,

Их серебром пои аллилуй

И храни пред лядащей косою.

Нет печальней веселости Ид,

Виждь — смеются оне и зерцают

Нас о красных шелках аонид,

И карминовый яд восклицают.

Тридцать первый фрагмент

От нагорных столов к юровым

Феи смерти всещедро хлебницы

Неб соносят в усладу живым,

О венечье пеют балевницы.

С черной мятою кремы взвиты

Над пирожными белыми, торты

Именинные мглой прелиты,

Аще пить — до разрыва аорты.

Се юдоль, се ея терема,

Цвети роскошь, юнеток влекущей,

Где точится гнилая хурма

Из виньеточной антики сущей.

Пятидесятый фрагмент

Пировают в асийских садах

Феи неб, весело пировают,

О злаченых темнятся плодах,

Благолепые вишни срывают.

Се, Господь, основные цвета

Для успения — желтый и красный,

Суе ль тусклая кровь излита,

Нам атрамент лишь мнится прекрасный.

На пиру нас звали умереть,

Днесь червицу алкают святые,

И лиется вишневая мреть

На истечья емин всезлатые.

Портреты юдиц с лекифами и миррой

Восьмой фрагмент

Яд в лекифы холодные, цветь

С маслом розовым феи сливают,

Аще вольно теням огневеть,

Где избранники неб пировают.

Се, Господе, пиры не Твое,

Мглу цветочную пьют ягомости,

Навили шелком тьмы остие

Идам, се не игральные ль кости.

Станут млечные принты вести

Белошвейки, закажут араков,

И дадут ко столам поднести

Гоям имберлэх — черный от маков.

Шестнадцатый фрагмент

Благодатный нисан, воспевай

Сени яркие, хором цветущий,

Пусть ломит столы неб каравай,

Это огнь, крышу мира плетущий.

Соточимся из тягостной мглы,

Роз букетники цветом одарим,

Внове черные розы белы,

Мы ль одесно еще государим.

И увидит Господе — вино

Кровью чад прелиется невинной,

И пылают хлебницы темно

В белорозной сени домовинной.

Двадцать седьмой фрагмент

Суе плакать, Господе, взывать

Ко Твоем ангелкам-гувернерам,

Так и будемся вновь пировать,

Лити пунш на крови милым ёрам.

Весел смертник небесный иль гой,

Нам юродные бляди устелят

Путь лилеями, цели благой

Нет одно, тще хламиды и белят.

Узришь нас в серной мгле — не тяни,

Юдиц шли, яко агнецы лишни,

Чтоб смеялись о ветхой терни,

Соядя переспелые вишни.

Двадцать девятый фрагмент

Славь, Белькампо, парафии тьмы,

Зла цветы и лафитники неба,

Обводи золотые каймы

Меж столовий, где царствует Геба.

Туне ль ангели нив сорвались

Вниз и дале, их Пан обольщает,

Аониды вчистую спились,

Одеон эту вольность прощает.

Лишь владыки одесно и пьют

Мглу белен в несомерных цветницах,

И червовые розы тлеют

О диаментных наших зеницах.

Пятидесятый фрагмент

Пудрой оспу юдицы сведут,

Лбы ветхим перманентом совеют,

Хороводы, мелясь, заведут

В тьме аллей, тще ль оне багровеют.

Плачь, Кармина, лекифы полны

Днесь галатским серебром и ядом,

Жарко золото — мы холодны,

Вдов смешим диаментным нарядом.

О царях тост поднимем за сех

Шлифовальщиц белены алмазной,

И на рдеющих тускло власех

Их вскипит хладность мирры образной.

Портреты юдиц в меловых перманентах

Четырнадцатый фрагмент

Статуэтки менад золотых

Оживут и, клико со шампанским

Упоив мглою донн превитых,

Шелк их сребром возбелят гишпанским.

Бал теней, длись всенощно, гори

Неотмирной чудесностью, феи

Пусть резвятся, хмельные цари

Тьмой чернят пусть меловые веи.

А белену когда разнести

В тусклых амфорах челяди хоров

Повелят, мы истечья желти

Налием вдоль емин и фарфоров.

Двадцать пятый фрагмент

Ах, Мадрида пустые сады

Увиют нас волшебной армою,

Иль Флиунт золотые плоды

Расточит со царицей Чумою.

Ах, юдоль, навестим ли ее,

Мы отравой вифанскою дышим,

Занесенно в лилеях копье

Над главами, юродных мы слышим.

Пиры антики внове текут,

Ядом вишни без нас отекают,

И на халы серебро цикут

Прелито, где юдицы алкают.

Тридцать второй фрагмент

Лей, Эпир, мглу и цветь на столы,

Благи нищие гои, мытарства

Их преложатся, яко целы

Донны снов и всеалчут коварства.

Феи носят златые сорта

Винограда, царевны белые

Пьют арому десертов, мечта

Идиота — петь хоры их злые.

Станут пышные хлебы чернеть,

Сядут юдицы с гоями рядом,

И меж амфор начнут пламенеть

Византейские торты со ядом.

Сорок четвертый фрагмент

В перманентах меловых бегут

Сонмы юдиц к застолиям красным,

Алавастры и яд берегут,

По царевнам тоскуют прекрасным.

Феи неб, мы умерли давно,

Мы серебро пием воскресений,

Иль церковное крепко вино —

Ждите, Иды, чудесных спасений.

Так Господе речет: вас таить

И неможно, юдицы, зерцайте

Бледных отроцев, сех упоить

Аз даю, о крови их мерцайте.

Пятидесятый фрагмент

Благоденствуй, порфировый май,

Воски лей на жасмин елеонский,

Аонид золотых донимай,

В Грасс мани иль цитрарий лионский.

Пусть виллисы танцуют, огнем

Бледнопламенным нас увивают,

Аще к Лете эфирной свернем,

Пусть златые плоды обрывают.

Где ярка виноградная плеть

И чарует юродивых сводность,

Мы и будем всенощно тлееть,

Преливая в язмины холодность.

Портреты юдиц с лекифами

Семнадцатый фрагмент

Под серебром ли горкнет вино,

Щедро лей, антиквар, ныне будем

Хмель пергамский алкать, на рядно

Шелк устелим и млечность избудем.

Что юдицы лекифы таят

И с еминой цикуту лелеют,

Гробы ль мнятся им, сколь восстоят

Меж обсид и юродно белеют.

Лишь очнемся — зерцают оне,

Как по флоксам августа виньэты

Лярвы тянут и в бледном огне

Тускло наши горят силуэты.

Двадцать седьмой фрагмент

Тьмою девы шелка исплетут,

Очерствятся на столах просфиры,

Нас щадят ли юноны и чтут

Елеонского сада Зефиры.

Дышит хладом небесный альков,

Сны Корделии демонов манят,

И завито серебро висков,

И юродные бляди шаманят.

Сих лишь бей, горький яд веретен,

Шелком темным свитые зерцала,

Боги, боги, увидьте меж стен,

О каких гробы Эос взерцала.

Тридцать девятый фрагмент

Горы кухонов жарких влекут

Пышных див, лэкех манит армою,

Всякой юне — алмазный лоскут,

Всяка нищей богата сумою.

Тяжело целование фей,

Превиенных шелками ночными,

Насылает химер ли Морфей,

Вакх струями ль поит ледяными.

Иудейские пиры ярки,

Здесь нас любят, Господе, и чают,

И со миррой Твое ангелки

Царичей убиенных встречают.

Сорок третий фрагмент

Несть еллинов и гоев, к пирам

Оглашенны сионские дивы,

Мы ль нагорным угодны дворам,

Здесь ли столпники неб юродивы.

О порфировых мантиях бдят

Ягомостей холеных челяди,

Вина молча разносят, следят,

Чтоб упились цикутою бляди.

Кто еще неотмирен, восстой,

Одеон эту мглу созерцает,

Преследи, как хрусталь золотой

В наших раменах течных мерцает.

Пятидесятый фрагмент

Красным воском столы оведут

Золотыя фиады, пасхалы

Там наставят, где нас и не ждут,

Где решетники ночи всеалы.

О шелках ли юдицы темны,

Миррой червною дышат, цветками

Чад манят в божевольные сны,

Грозных царей зовут ангелками.

И, белясь, фарисеи вино

С млечным ядом над нами пригубят,

И рекут: се успели давно,

А по ним лишь архангелы трубят.

Портреты юдиц в нагорном сумраке

Десятый фрагмент

Ночь решета серебром тиснит,

Мглы аромою душатся Ханны,

Фей Аида сумрак ли пьянит,

Елеона ль сады недыханны.

Хватит, Цинтия, млечности им,

Аще Троица, будем жасмины

Вить алмазным огнем всеблагим,

Лити пламенный воск на емины.

И опять набегут к столам тьмы

Четверговки с подносами корок,

И вскричим: Это, Господе, мы,

Вижди нас чрез диаментный морок.

Двадцать второй фрагмент

Се цветет неотмирный жасмин,

Се нагорий лекифы мерцают,

Цветом выбить ли течный кармин,

Пусть фиады его презерцают.

Боги, боги, молчите, одне

И любили нас одницы камор,

Скорбь утопим в холодном вине,

Где лишь червою пишется мрамор.

Навия доннам локны, Морфей

С воском снов их зефирность алкает,

И серебро по лядвиям фей

На кровавый паркет истекает.

Тридцать шестой фрагмент

Пой, Цитера, нисан восславляй,

Кущи садов, дарующих розы,

В белых граций холодность вселяй,

Навевая любовные грезы.

Минет век и червицей одной

Юровые сады озлатятся,

Выбьет цвет их Борей ледяной,

Плети мглы на добычу слетятся.

Взор Микеля темно премерцал,

Славу неб ли пииты стяжают,

И осколки червонных зерцал

Ид с лекифами вин отражают.

Тридцать восьмой фрагмент

Внове тускло серебро ведут

По хлебам и фарфору менады,

Яко дивные пиры грядут,

Время цветью свивать колоннады.

Елеонских зеленей арма

Восточается к небам эфирным,

Фьезоланских нимфеток гурма

Шелком нас всечарует порфирным.

От Эдема нашлют ангелков,

Им Господние копья даруют —

Жечь в лепнине бегущих волков

Над столовьем, где цари пируют.

Пятидесятый фрагмент

Восточайся, небесный Зефир,

Южный сумрак осети ночные

Распахнул, благовонный эфир

Нам тенета дарит выписные.

Ирод-царь помнит эти ль цвета

Черноспелых тлеющихся вишен,

Сколь одесная кровь излита,

Неб амфорник и станет нелишен.

Господь-Бог, на вечернем столе

Хлеб зерцая о барве солонниц,

Преглядит, как в диаментной мгле

Нас влачат меж порфирных колонниц.

Портреты юдиц с лилиями и жасмином

Тридцать второй фрагмент

Меж холодных скульптурниц ночных

Превиются язминами гости,

Королевны шелков ледяных

Убегают, пьяны ягомости.

Эти лилии мертвым идут —

Червотечные, битые мглою,

Нас юдицы к столам и не ждут,

Всяка с темной флиунтской иглою.

Мы ли, Господе, в бледном огне

Содрогаясь, оцветники мая

Внове чаем, где Цины одне

Пляшут нощно, жасмин вознимая.

Тридцать шестой фрагмент

Фаворитки багряных аллей —

Золотыя от хмеля менады,

Всех чудесней оне и белей,

Стоят свеч их во мгле променады.

Мы ль искали царевен, сурьмой

Наливали и багрием вежды,

Пировали одесно с Чумой,

Меловые носили одежды.

Всё лишь сон, хоры юдиц снуют,

О власех поправляют заколки,

И на хлебы серебро лиют,

Увиваясь в бордовые шелки.

Сорок первый фрагмент

Королевские гербы в тени

Огнедышащей мертвой царицы,

Но клонятся иные огни

И столы овевают корицы.

И опять нас фиады влекут

К замкам ночи, богемным союзам,

Подливают серебро цикут,

Оглашая бессмертие Музам.

Ах, вертятся юнетки легко

И серебро юдольно темнеет,

Где с отравой начинье Клико

Меж хлебниц золотых пламенеет.

Сорок седьмой фрагмент

Вновь колонники ночи ярки,

Вновь бессмертие мнят астрономы,

Что и целятся мимо стрелки,

Их подменят хрустальные гномы.

Краской червною феи увьют

Золотыя стольницы Эпира,

Благоденствуй, кого не убьют

На исходе одесного пира.

Вновь сугатные Иды ядят

Хлеб Чумы и царевен терзают,

И отроков невинных следят,

И хрусталь в рамена их вонзают.

Пятидесятый фрагмент

От подвалов асийских вино

Занесут меловые тийяды,

Се, еще веселятся, одно

Пир не пир, аще блеклы и яды.

Сколь по хлебам червленым ведут

Феи неб диаментные узы,

Пусть хотя королевен блюдут

Царствий темных успенные Музы.

И начинут рапсоды пеять,

Алавастры с вином отемнятся,

Чтоб из свеч Господь-Бог соваять

Мог цариц, коим ангели мнятся.

Портреты юдиц в Никее

Третий фрагмент

Вновь амфорники ночи полны

Темной смирной и млечным араком,

И скульптуры цариц холодны,

И окутаны гости сумраком.

От нагорий точится арма

Сени благостной, цветности мая,

Ищут нас королевы письма,

С ликов бледных вуали снимая.

Господь-Бог ли узрит, как влекут

Их в пирах, где шелка неотмирны,

Где по раменам нашим текут

Золотыя и черные смирны.

Восьмой фрагмент

К белым хлебам язмин подадут,

Бледно-алый язмин в сукровице,

Нас не феи ли смерти блюдут,

Изумруды ль не милы царице.

Виждь, Гермика, асийскую цветь,

Ночь Тосканы, зеркал венцианских

Не устали еще огневеть

Духи мглы на картенах фламандских.

Елеон истенит небеса,

Чтоб портретницы див затемнились,

Чтоб сверкала в жасминах коса

И лекифии Ироду мнились.

Одиннадцатый фрагмент

Цветь никейских садов золота,

Шумны толпы дворцовий и пиров,

Неб арома благая слита

В чаш серебро, в диамент ампиров.

Но гляни, феи Ада летят,

Боги смерти готовят емины,

Хищно юдиц очеса блестят,

Ядом их налиются кармины.

Станет Господа нега плодов

Утомлять, станут вершники львами,

И тогда эвмениды садов

Оведут нас златыми канвами.

Тридцать шестой фрагмент

Дивный май, бледных граций воспой,

На миру их шелка златопенны,

Яко нем и великий слепой,

Яко пленники речи успенны.

От Француза лишь девы пьяны,

Чародей легковесного слога

Млечность пьет, аониды темны,

Феи смерти бегут эпилога.

Ах, мы сами о шумных столах

Поднимаем из воска амфоры,

Их червицей тисним, где в мелах

Золотых истемняются Оры.

Пятидесятый фрагмент

Аониды от цвети садов

Гефсиманских пьянеют, Эребе,

Льют в чернильницы мирру, плодов

Золоченых жалеют для ребе.

Дверь в подвальники выбиет мгла

Ночи майской, на брамины эти

Лился фурий атрамент, свела

Цветность ада нагорий осети.

Утопленных прелестниц следят

Ныне челяди замков ампирных,

И алкают их бель, и ядят

Мел серебра из амфор всепирных.

Портреты юдиц с лилиями смерти

Девятый фрагмент

Озлачает лекифы вино,

Млечность вяжет серебром куфоры,

В пировых ни светло, ни темно,

Моет басмою челядь фарфоры.

Суе молвить и суе молчать,

Несть губителям вишен тлеенных,

Иль ко Господу-Богу вскричать:

Что, Господе, не зришь убиенных.

Ах, спастись и неможно, красны

Свечи Тийи, юдицы алкают

Кровь одну и о плаче зурны

С наших рамен цвета истекают.

Шестнадцатый фрагмент

Цвет граната звездами сотлим,

Это ль время атраментов палых,

Ночь тускнеет, а мы всё мелим

Лилий смерти роскошество алых.

Будут вечные троны пылать,

Усны дев налиются червицей,

И одно, и одно — исполать

Гоям неб, увитым сукровицей.

Ангела на щитах изнесут

Нас ко мраморным хорам лилейным,

Где уже никого не спасут,

Где темно и свечам юбилейным.

Тридцать второй фрагмент

Лейте, лейте, менады, с вином

В куфры тусклые цветь-озолоту,

Ягомости ли век об ином

Не мечтали и чаяли слоту.

Но владык августовская мгла

Оповила, се яств именинных

Млечный холод над кругом стола,

Се путрамент истечий карминных.

Будет Господе свой променад

Увершать, яко царич велебный,

И совидит все тех же менад,

Заливающих мраморник хлебный.

Тридцать пятый фрагмент

Благодержный июль, пламеней,

Именитства ль чудеснее пламен,

Сонмы див, фемериды теней

Восторгают нас млечностью рамен.

Се нагорные кельхи с вином,

Это мы их пием, не хмелея,

Смерть красна и на пире земном,

Всяку царичу — к тосту лилея.

Иль начинут серебро вести

По медовым розеткам гияды,

Источимся в убойной желти,

Прелия именинные яды.

Пятидесятый фрагмент

Ветхой цветию август пьянит

Одалисок и граций амурных,

Их шелками чарует, манит

Изваяньями спален гламурных.

Именинные щедры столы,

Вои неба пиют за калечность,

И юдицы опять веселы,

Кровь алкают и розную млечность.

Яко Господь соглянет в окно

Сквозь атраментной барвы истечи,

Нас увиждит и хлеб, и вино,

И цветочные морные свечи.

Портреты юдиц в серебре и атраменте

Пятый фрагмент

Щедрый август нас дарит вином

Краснозвездным и млечным араком,

Иль всевещим забудемся сном,

Ид следя хоть бы мраморным зраком.

Что церковные флоксы, от роз

Белотечных пьяны мы, Господе,

Тридевятое царствие Оз

Чад взыскует о славленном годе.

Будем емины миррой студить,

Будут внове резвиться менины

И червовою тушью сводить

Кровь отроцев на их именины.

Тринадцатый фрагмент

Ах, Господнее лето, цари,

Изливайся блистаньем жаровен,

Мел и пурпур вакханкам дари,

Их атрамент с лилеями ровен.

Посох зрячий найдем — долог шлях

И к мурогам небесной юдоли,

Что серебро таить в уголях,

Всяк обоженный инок, глаголи.

Но алмазные нети пусты,

Хлебы черствые кажут святые,

И белена течет на холсты,

Ядом лилий однех совитые.

Двадцать девятый фрагмент

Ананасы в шампанском пьянят

Эвменид и беспечных гризеток,

Яства ночи серебром тиснят

Гостьи снов, мусс цедят со розеток.

Выльем черный атрамент, хлебов

Маки жгут ли нагорий сувои,

Пудрят снегом осповницы лбов

И гордятся увечьями вои.

И зеферники ядно белы,

И винтажная тускла портретность,

Где лиют на щедрые столы

Хоры юдиц мышьячную цветность.

Сороковой фрагмент

Допием ледяное вино

Из всешумных подвалов Никеи,

Выше неб мы и были одно,

Тосты наши читали алкеи.

Суе петь золотые плоды,

Аще осень чарует юнеток,

Аще барвою течны сады

И угашен атрамент монеток.

Ах, Господе, мы тихо стоим

За раменами ангелей пиров

И оплывшие воски таим

На манер небозвездных лепиров.

Пятидесятый фрагмент

Будет розовый сад источать

Негу мглы, ночь овеет струями,

И сойдем ягомостей встречать,

Бледных ангелов неб с копиями.

Это, Господе, маковый стол,

Хлебы пышные, яства земные,

И далек Твой небесный престол,

А емины у нас выходные.

Иль очнемся — юдицы нести

Мертвоспелые розы нам тщатся

И серебро ведут по желти,

И в каморы всенощно стучатся.

Портреты юдиц с мраморными бутонами

Седьмой фрагмент

Огнь бутонов ярких сотемним,

Аще розы лишь жгут и печалят,

Мы, царице, бессмертие мним,

Нас ли одники неба прехвалят.

Но точится из мраморных ран

Гвоздевое серебро, фиады

Тще лекифы тиснят, Дориан

От портретниц бежит в анфилады.

Залиет красносельский бетон

Фей столовья и хлеб, и емины,

Где бутон выжигает бутон,

Свеч и роз оплавляя кармины.

Семнадцатый фрагмент

Сад летучий, ночной вертоград

Белых фей к цветникам насылает,

Зелен, Господе, сей виноград,

А чудесно и ярко пылает.

Одеон ли еще холодней

Черно-мраморных крымских альтанок,

Вновь бегут херсонесских огней

Тени роз на шелках пуританок.

Иль опять ягомости хмельны

И над Эрсой манерно смеются,

И зерцают юдольные сны,

И в смарагдовых каморах бьются.

Тридцать третий фрагмент

Август чернь преливает с дерев,

Гесперид соблазняет плодами,

Льет остуду на рамена дев,

Балевницам грозит холодами.

Что опять Женевьевы темны,

Яко немы уста Николая,

Граций лядвия, юн ложесны

Кисти ангельской чают, пылая.

Хор скульптурников мела белей,

Мы очнуться, Господе, не смеем,

Лишь во мгле царскосельских аллей

Юродиво кричим и немеем.

Сорок шестой фрагмент

Аще должно серебру темнеть,

Аще тусклы ночные камеи,

Будем с розами неб пламенеть,

Лит чураясь и вин Саломеи.

Веселы фаворитки теней,

Изумрудные хлебы, емины

Пирований, истечья огней

Их пьянят, яко Грасса жасмины.

Им надзвездные гостии Ор,

Коих ядная выбила треба,

Солиют в огнетечный фарфор

Золотую цикуту Эреба.

Пятидесятый фрагмент

Августовская ночь цветников

Золотые решета чарует,

Королевен всемлечный альков

Ядно-огненным шелком дарует.

Птицы райские в стекла палат

Суе клювами хищными бьются,

Тускл Вифлеем, призрачен Эйлат,

С кем и цвесть феи неб остаютчя.

Ах, мы сами, Господе, тлеем

За миражными волнами Леты,

Где серебром ночной Вифлеем

Осыпает царей силуэты.

Портреты юдиц в сусальном золоте

Первый фрагмент

Ядный шелк обовьет рамена

Гостий пиров, гадалок склепенных,

Несть пророков, благих имена

Как учить меж начиний злопенных.

Что и плакальщиц неб оглашать

К требе дней, ледяные пасхалы

Всё мрачнее, царей воскрешать

Суе ныне, их терния алы.

И одесно юдицам сеим

Пир алкать, где легко бронзовеем

В черных снах мы и еле стоим,

И от холода ночи трезвеем.

Одиннадцатый фрагмент

Торты с ядом урочно взбивать

Околдованным феям столовым,

Нас хариты манят пировать,

Мглу ведя по серветкам лиловым.

Нощность пей, юн честная гурма,

Балы эти к утру завершатся,

Хлебоимна царица Чума,

Гостьи ночи ее и страшатся.

Злотоскливо ж веселие Ид,

Силуэтами полн бестиарий,

И немеют уста аонид

От царевен чарующих арий.

Двадцать девятый фрагмент

Золотых ли царевен травить

Иды вновь собрались о каморах,

Фей антоновкой будем живить

При седых звездочетах и Орах.

Ветхим пурпуром тьмы налием

Антикварные битые кубки,

Пой обручниц стола, Вифлеем,

Ныне все и успенны голубки.

Ах, Чума, это время земных

Страшных пиров, эфирной их неги —

С барвой фижм и шелков ледяных,

Красным принтом чарующих снеги.

Сорок первый фрагмент

И серебро тускнеет, Аид,

Вновь решетники ночи замирны,

Сумасшедших бежим аонид

В красном воске и течиве смирны.

Эти томные веи, шелка

Бледных юдиц и гробов мрачнее,

Их ли поступь небесно легка,

Их дыханье ль Чумы холоднее.

Мир не вспомнит, фиады уйдут

На иные пиры и этажи,

И обручницы нам раздадут

С шелком неб черных лилий винтажи.

Пятидесятый фрагмент

Хвойный морок червонный престол

Царства снов овиет — соявятся

Гости неб и подсядут за стол,

И веселию фей удивятся.

Иокаста-царица, Колон

Тень розариев суе лелеет,

Косы юн серебрит Аквилон,

Всяка днесь ни о чем не жалеет.

И чаруются дивы лишь тьмой

Иль огнями, легко навитые

Хором их, пировая с Чумой

И макушки следя золотые.

Портреты юдиц с падшими ангелами

Третий фрагмент

Дарствуй нивам, Эйрена, златой

Урожая триумф, пусть осети

Наполняются хлебом, свитой

Блеском август пылает о цвети.

Станем лотосы темные жать,

Где валькирии бледные манки,

Станут мертвых царей ублажать

Прелюбившие яд нимфоманки.

Но богемные феи тусклы

И амфорные чаши бездонны,

И молчат в ожиданьи хвалы

Падших ангелов черные донны.

Одиннадцатый фрагмент

Тусклый август холодный багрец

Источает, меж емин чудесных

Вьется мускус и нега корец,

Это ль требники гостий одесных.

И зайдем к червотечным столам,

Нас ли юдицы ждут, восклицая

Сны любви, как благим ангелам

Пить серебро, их усны зерцая.

И вакханки о темных шелках

Яд цветочный, солитый изгоям,

Поднесут на белых рушниках

Царь-девицам и мраморным гоям.

Тридцать седьмой фрагмент

Навивают власа Женевьев

Перманентом и цветью менады,

За виньетой сумрачных дерев

Грозовые встают колоннады.

Иль опять на пустые столы

Будет млечный фарфор уставляться,

Лэкех темен, лекифы целы,

Что блядям в агонии валяться.

Диким хмелем опушки садов

Исцвели, нимф губители чают,

И с корзинами битых плодов

Нас эфирные феи встречают.

Сороковой фрагмент

Щедрый август, одесно пылай,

Мы велебности жар не избыли,

Ядной цветью мурог устилай,

Феи смерти ея и любили.

Выльем кровь на златые столы,

Буде мирру цветочную гасит

Хор юдиц и оне всебелы,

Кто еще мел палатный докрасит.

К плети льнет изумрудная плеть,

Виноград напоится туманом,

И начнут остия их тлееть,

Прелиясь черноцветным дурманом.

Пятидесятый фрагмент

Темной слотой фамильных аллей

Золотых ягомостей овеет,

Аще лики их мела белей,

Яко славская ночь огневеет.

Позовут к всенебесным пирам

Искалеченных царей и воев,

Хватит крови нагорным дворам —

Нас ли мчат вдоль алмазных сувоев.

Иль Господе меж пляшущих фей

И оцветников тьмы несомерных

Зрит столовье, где плачет Морфей

В черном круге юдиц эфемерных.

Портреты юдиц в эфирной лепнине

Третий фрагмент

Свеч бордовых из царствия тьмы

Нанесли к столам феи Эреба,

Это вечные пиры, се мы

Льем диамент на барвие хлеба.

Туне одницам глорию петь,

Воск хрустальный сбирать для алкеев,

Императорам должно успеть,

Ныне время шутов и лакеев.

Яко мертвых властителей свод

Неб зальет мглою течно-порфирной,

Выйдут чтицы — холодностью од

Гоев славить в лепнине эфирной.

Пятый фрагмент

Торты чернию снов налиют

Антикварные злые богини,

И юдицы бесшумно снуют,

И десертов не ждут ворогини.

Пир, взвивайся, одесно гори,

Иль серебро лишь мертвые чают,

Где белену алкают цари

И всебелые дивы скучают.

Протрезвеем от хлада и тьмы,

Красным шелком совьются менины

В темных башнях царицы Чумы,

Восславляя ее именины.

Десятый фрагмент

Ах, Господе, в нагорных лугах

Вновь сияют рамоны златые,

Что искать о пустых четвергах,

Здесь кадятся ли вои святые.

Тускл сумрак у земных алтарей,

Дьямент гаснет меж емин и хлеба,

Одевает успенных царей

Во гниющие мраморы Геба.

Нивы будут всенощно тлеесть

Под небесной холодною слотой,

И тогда мы предстанем как есть —

На щитах с желто-черной золотой.

Тридцать шестой фрагмент

Май всекрасный, чаруйся, гори,

Над Эпиром златые морганы

Источай и одесно пари,

И Флиунту дари балаганы.

Выйдут челяди — царей искать,

Круг темно и ночные аллеи

Немы, станем хотя преалкать

Ядный мел, белым красить лилеи.

Хоры юдиц в шелках меловых

Траур, Ая, блюдут и диеты,

И на червных столах пировых

Кровью нашей соводят виньеты.

Пятидесятый фрагмент

Яды антики полнят столы,

Хлебы ломкие барвой солонниц

Феи ночи оводят, милы

Гостьи неб о тенетах колонниц.

Ледяные пасхалы затлим,

Апронахи червленые снимем,

И не мы ли юдиц веселим,

Аще цветность эфирную имем.

И начинут оне балевать,

Халы мазать серебром, в емины

Цветь пергамскую нощно сливать,

Обводя ею столов кармины.

Портреты юдиц с розами и вишнями

Четвертый фрагмент

Вновь цветущий июль холодит

Статуэтки прелестниц точеных,

Красным элем поит Афродит,

Жжет менин ядом хал золоченых.

Выйдет Господе в розовый сад

Трели слушать нагорных соловок,

Воскричим ли к Нему — с нами Ад,

Каждый наш закровавлен оловок.

И надзвездные ангелы, мреть

Битых куфоров хмелем всеплавя,

Чела наши дадут отереть

Феям небесей, пиршества славя.

Четырнадцатый фрагмент

Бледным принтом лекифы тиснят

Меловницы и желтью доводят,

Аще Иды легко нас тризнят,

Пусть хмелятся, еще хороводят.

Мы ли в Риме июльском, столы

Атраментные ждут млечных гостий,

Пир неславен иль юдицы злы,

Дразнят челядь восковием остий.

Шелком их навертят гробовым,

Торты с вишнями пламенным кремом

Облекут, чтоб всемниться живым,

Сотаясь за Ромулом и Ремом.

Двадцать шестой фрагмент

Всецветущий июль, пламеней,

Бледных юн совивай озолотой,

Ветходержное царство теней

Небодарствуй эдемскою слотой.

Будет Господе розовый хор

Ангелков научать молитовным

Одам лета и пильницы Ор

Хлебом неб ссеребрятся тостовным.

Именитств наших вечен престол,

Днесь лиют изумрудные течи

Алавастры на пламенный стол

И каждят белорозные свечи.

Сорок третий фрагмент

Это дивная ночь цветников,

Мы бежали из царства Гемеры,

Серебрят институтки альков,

Свеч бегут золотые химеры.

Легковесный Француз отхлебнул

Мало яду, ему ль подносили

Кубок с бледной цикутой, уснул

Александр, Литы чтоб не бесили.

Где Марина и Анна, и Юз,

Все на паперти неба рыдают,

И властители траурных Муз

Нищету их гурмы соглядают.

Пятидесятый фрагмент

Оспой биты ли чела царей,

Ах, фиады, еще пировайте,

Грозный мрамор сугатных дверей

Истонченной желтицей свивайте.

Позовут ягомости кутить

Белых див, одалисок-прелестниц,

И начнут винный морок святить,

Бить амфоры у замковых лестниц.

Иль очнемся — колонны темны,

Ирод-царе над вишнями плачет

И клянет божевольные сны,

И кровавую емину прячет.

Портреты юдиц с черными розами и смирной

Двадцать первый фрагмент

Черных роз лепестки обовьют

Нощно рамена белых прелестниц,

Вновь алмазные донны снуют

Меж винтовия мраморных лестниц.

Несть келихи из темных обсид,

Аще юдиц к пирам огласили,

Мы любимцы были аонид,

Нас однех на щитах выносили.

Ах, Господе, за шумным столом,

Источая холодные смирны,

Согляди, как во цвете былом

Рдеют князи — тихи и надмирны.

Тридцатый фрагмент

Властелинам садов зазывать

К темным хорам лишь граций несмелых

И урочно, еще пировать

Хоть бы с тенями кукол всебелых.

Иль чудесны шкатулки менин,

Царств Парфянских арома в них тает,

Вновь июль славит дни именин,

Сколь над мглою одесность витает.

И кадильницы тьмой превиют

Ягомости о халах медовых,

И злаченые пудры собьют

Феи черные с брошенок вдовых.

Тридцать девятый фрагмент

Из подвалов лекифы с вином

И серебром внесут юродные,

Ах, Француз, мы пеем об ином,

Наши музы давно выходные.

Туне скорбные амфоры чтят

Одопевцы небес и алкеи,

Феи смерти за нами летят,

Мы сейчас в бледных кущах Никеи.

Иль юдицы богами рекут

Суе мертвых, иль суе пьянеют,

Где нагорные пиры текут

И амфоры меж яств пламенеют.

Сорок четвертый фрагмент

Бледно-розовой пудрой чела

Майских граций нимфеи оводят,

У юдиц толока весела,

Сколь беспечно оне хороводят.

Выльем мирру из веек пустых

На столы, яд владыкам нацедим,

Бойтесь денно убитых святых,

Мы лишь тусклою цветностью бредим.

Станет Господе лекэх макать

В куфры пышные с розною слотой,

И дадут нам хотя преалкать

Кровь цветов, сомраченных золотой.

Пятидесятый фрагмент

Цвет всемлечный граната пылать

Будет нощно, из царства Морфея

Нам жасмины внесут, исполать

Волнам снов, их двоит Идофея.

Ирод-царь, Ирод-царь, это мы

Вновь зашли к обвитым колоннадам,

Елеонские тусклы холмы,

Налиют яд цветочный менадам.

Очаруются вершники сном

Золотым, кисеею червонной —

И увидят лекифы с вином,

Чуть подернутым тьмой благовонной.

Портреты юдиц с черными розами

Третий фрагмент

Всевеликих музык наведут

Ягомости к престолам одесным,

Сени Асии гоев ли ждут,

Исполать небам этим чудесным.

Льет серебро Геката, столам

Тесно в хоромах царских, лепнины

Их горят, докучая юлам,

Туалет увершают менины.

И откупорим днесь погребных

Вин бочонки нетечные, Ая,

Чтоб хотя меж карминов иных

Восстенать, розы с Ид сорывая.

Десятый фрагмент

Май виньеточный, май золотой,

Источайся аромой благою,

С негой дивною, барвой литой

Шли миражи еллину и гою.

От язминовых пламенных кущ

К столам донн цари носят емины,

И сумрачный Аид всемогущ,

И его неботечны кармины.

Елеонский ли сад обелит

Черных вдов, наше терние мнящих,

Где серебром холодным прелит

Мел ваяний, юнеток манящих.

Тридцать пятый фрагмент

Иль ампирники ночи белы,

Иль Вифлеема звезды блистают,

Накрывайте щедрые столы,

Ныне с мглою цариц сочетают.

То не песах ли, горы емин

Вдоль эйлатских фарфоров теснятся,

Мак на имберлэх сладок, а тмин,

Яко мед, коим халы темнятся.

И домашние вина сладки,

Ярче сады лепнины портальной,

И в руцех ангелочков мелки

Налиенны червицей хрустальной.

Сорок третий фрагмент

Неб жасмин увиет пурпура,

Будет май цвет сиреневый плавить,

От нагорного выйдем двора —

Царствий маковых гермы всеславить.

Но иные, иные столпы

Огневеют, алмазные течи

Млечность ночи лиют на толпы,

Нам дарят червотечные свечи.

И не хватит царям золотым

Бойных смертников, ангельских воев,

Мы тогда над огнем совитым

Преявимся из млечных сувоев.

Пятидесятый фрагмент

Прелиют данаиды сумрак

На емины и хлебы златые,

Чуден стол, шардоне и арак,

И клико — все армой увитые.

Юных граций к столам наведут,

Парфюмерниц-менин и хористок,

Ныне их гувернеры блюдут

Фрейлин хоров и чар аферисток.

Оглянемся: витые каймы

Вдоль фарфора из платин мерцают,

Ночь горит о цветении тьмы

И бессмертье шуты восклицают.

Портреты юдиц с леканами и виноградом

Четырнадцатый фрагмент

Август выбиет скифос огнем

Благожертвенных небесей, Ая,

Оглянемся и к Лете свернем,

Гаты ночи теням посвящая.

Будут одники пламена лить

В алавастры калечных изгоев,

Будем юдиц хмельных веселить

И тирадами чествовать гоев.

Именитств нет превыше стола,

Мглой юдицы устанут давиться

И со кущей найдут ангела —

Облямовкой серебряной виться.

Восемнадцатый фрагмент

Мрамор замковых стен холодят

Веи адских иродиц, оне ли

Темновласых царевен следят

О салунах, где нощно пьянели.

Ид коварных, белых Василис

Эвмениды пречествуют низость,

Юн теней иль цветочных виллис

Для отроков убийственна близость.

Ах, всерозовых таинство фей,

Это сон лишь, белену алкают

Лярвы неб и в плену их Морфей,

И серебром оне истекают.

Двадцать девятый фрагмент

Славь, Помона, златые плоды

Арамейских отравленных кущей,

Деа Диа пусть белит сады

Финикии за сенью влекущей.

Кельхи первой богини Луны

Изумрудами полны, Вифлеем

Ждет невинниц, их очи темны,

Мы от смирны чудесно хмелеем.

Иль во сне ангела и рекут

Нас благими, и плачут, зерцая

Хоров тьму, и лекифы цикут

Нам даруют, сады восклицая.

Тридцать пятый фрагмент

Яд в леканах иль хлебы, одно,

Боги ада, чаруйтесь корицей,

Краснозвездное пейте вино

С львиноглавою мертвой царицей.

Мы и к щедрым столам поднесем

Виноград изумрудно-медовый,

Ночь отдарим шелковицам сем,

Аще каждый сомученик — вдовый.

Иль во горних чертогах пылать

Станут битые мглою цесарки

И увидят кровавую злать,

Прелитую на тусклые арки.

Пятидесятый фрагмент

Именинников, Эрса, балуй

Августовской небесной росою,

Их серебром дари аллилуй,

Хмель стели пред Господней косою.

Будут царичей тьмы исцелять —

Обойдем васильковое поле,

Где еще мертвым душам гулять,

Сон юдольный тревожить доколе.

Оцветятся Афины и Рим

Несоимной волошковой слотой,

И узрят ангела, как парим

Денно мы над холодной золотой.

Портреты юдиц в желти и кармине

Шестой фрагмент

В пировые, мой ангел, оне

Ждут лишь нас, лишь небесность алкают,

Иль юдицы, о бледной Луне

Пудрясь мглой, не от сребра икают.

Ах, цветите, цветите шелка

Хоть бы желтию лилий, Симины,

Аскос бит и патера мелка,

Яд иные таят керамины.

Будем с Дантом всемрачным пеять

Ады неб, яко фри темновейны,

И одесную Бога стоять,

Изливая на хлебы рейнвейны.

Тринадцатый фрагмент

От июльских цветниц и садов

Золотою аромою веет,

Наберем к тортам смерти плодов,

Яд вишневый еще ль огневеет.

Несть коварней мраморных богинь,

Шелк Астерии юдицы прячут

Для белых дочерей ворогинь,

Аще бляди юродные плачут.

В камни все обратились давно,

Сад камней ягомости зерцают,

Где лиется на хлебы вино

И амфорники тускло мерцают.

Двадцатый фрагмент

Гребни в локнах иудиц желты,

Вей их мгла обреченна лишь ядам,

Налиты беленою холсты,

Мел столовий урочен гиядам.

Сих ли Ад роковой посещал,

Им ли восками рты заливали,

Темных фей Дориан обольщал,

Днесь богини снимают вуали.

Ах, на уснах царевен печать,

Жжет Либера гуашью картины,

И юродам велели молчать,

И рыдают о нас Палестины.

Тридцать девятый фрагмент

Снова бляди юродные жгут

Мрамор зенками, острые кельмы

Тайно моют и ангелам лгут,

И подводят гуашию бельмы.

Их к столам ли честным оглашать,

Всяка лярва от крови хмелеет,

Маскерад время сей завершать,

Пусть Кибела нетенных лелеет.

Станем нощность алкать, Бунюэль

И Моцарт, и Винсент желтоликий

Изопьют с нами огненный эль —

Мертвый лев и в тернице великий.

Пятидесятый фрагмент

Изумрудность Ювента пиет,

Ах, очнемся еще ль в Таормине —

Лить серебро на холод монет,

Задыхаться о темном кармине.

Фавны опер пугают блядей

Желтью мраморной, битой по воскам,

Менестрели ночных площадей

Ставят голос Аидам и Тоскам.

И барочные дивы темны,

И алкают цикуту эльфиры,

И от ядного хмеля пьяны

Виноградного сада Зефиры.

Портреты юдиц за черными и алыми столами

Конец ознакомительного фрагмента.