Волчьи пляски

Юрий Алексеевич Гализдра, 2014

Россия 90-х годов. Разгул криминала. Судьбы людей, волею случая оказавшихся вместе при очень непростой ситуации. Кровавые дороги, связавшие простого дальнобойщика, девушку с навыками телохранителя, похищенного сына олигарха, агента под прикрытием и еще многих и многих. Это детективная приключенческая история о стране, переживавшей сложные времена. Содержит нецензурную брань.

Москва. Козин. Приблизительно в то же самое время 4 августа 1996 года.

Козин был сегодня задумчив. Возможно, даже более задумчив, чем обычно в последнее время. Не то, чтобы выдался проблемный денек, но… Вообще-то голова у Андрея Силантьича мыслить умела много и плодотворно. Согласно его личному убеждению, мыслительный процесс — сокровенное таинство рождения идей и анализа накопленного опыта, полновесно доступно только определенной категории человечества. А мыслительный процесс в его извилинах не прекращался никогда. Даже во сне, облекаясь сознанием в удобоваримую форму сновидения. Иначе быть не могло. Иначе Козину никогда не удалось бы стать тем, кем он являлся сейчас. А был он, ни больше ни меньше, крупным игроком на той арене, на которой вершатся крупные, немаловажные для всей страны дела и которая является последним уровнем перед вступлением в большую политику. На этой арене, как Андрей Силантьич чувствовал самолично, он вполне освоился за последние семь лет. Освоился и, как говорится, дозревал до того, чтобы обрести новый вес и новую значимость. Еще немного, еще пара рывков в нужном направлении, и с ним начнут считаться на самых верхах. А при помощи «локомотива», за которым Козин предусмотрительно пристроился, это будет тем быстрее.

Старинные часы в резном корпусе красного дерева, инкрустированные позолотой и старинными гербами, пробили полдень, когда он закончил с текущими делами. Бросив на них косой взгляд из-за письменного стола, Козин откинулся на мягкую спинку большого кожаного кресла, на котором имел обыкновение сидеть, и потянулся. Он ощущал себя сегодня на эмоциональном подъеме. Наверное, из-за того, что задуманная им акция складывалась до сих пор удачно и без особенных осложнений, не допускать появления которых не мог только тупица. А они, эти осложнения, могли возникнуть в любой момент. Андрей Силантьич ждал, что олигарх Бельский проявит большую активность в противодействии его планам. Ну не мог такой искушенный экономист и бизнес-практик не просчитать тех угроз, которые для него обозначались с момента похищения сына. Этакий недвусмысленный намек на то, что кто-то очень энергичный и амбициозный, бросил свои силы и устремления в его направлении, надеясь сожрать с потрохами. Бельский не мог не понимать того, что оказался под жестким ударом беспощадного конкурента, целью которого стало не просто потеснить с его позиций на большом рынке, а уничтожить совсем, отобрав весь потенциал и активы.

«Он это понял, — в очередной раз сделал вывод по этой теме Козин, — Но проявил неожиданную мягкотелость. Как та овечка, что покорно идет под нож овчара. Непозволительная черта для крупного предпринимателя.

Конечно, любовь к близким, а тем паче к родственникам и детям, дело похвальное. Это прекрасно характеризует человека. Но не крупного и влиятельного бизнесмена. Подобная черта может однозначно расцениваться, как слабость. Этакая ахиллесова пята, удар в которую станет роковым для ее обладателя Разглядев в потенциальном противнике эту слабость, определенно установив ее существование по ряду сопутствующих признаков, Андрей Силантьич поспешил сим воспользоваться. И ударил. Быстро и беспощадно. Наверняка.

Не кривя душой, на месте Бельского он поступил бы по иному. Сразу бы пресек возможность шантажа в зародыше, а затем максимально обозначил для себя противника, дабы уничтожить угрозу в корне. Олигарху это было под силу и, к тому же, выглядело самым логичным шагом крупного игрока. Конечно, пришлось бы пожертвовать собственным ребенком. Необходимая жертва. Зато, появлялась возможность устранить опасность навсегда. Как для себя лично, так и для собственного бизнеса. Игра стоит свеч и сантименты здесь неприемлемы.

Бельский не смог, а оттого удар, нанесенный похищением сына, лишил его воли. Воли и, соответственно, свободы маневра. Даже все его усилия, направленные на спасение и вызволение ребенка, выглядели жалкими. Если не смешными. Чего стоила наивная вера в то, что посланная олигархом в Сибирь одиночная боевая группа, на территории, подконтрольной его противнику сумеет выполнить поставленную перед ней задачу. Да это просто еще одна жертва недомыслия и застоя ума.

Нет, определенно, развитие текущих событий ему нравилось. Путем нехитрой комбинации мальчик, как разменная фигура на шахматной доске, оказался в его руках. Группа бойцов, посланная ему на выручку, также оказалась в его паутине и вряд ли сумеет выбраться. Центральная фигура, то бишь сам Бельский, лишена преимуществ и возможности противодействия. Кажется, весь дальнейший ход игры лежал перед Андреем Силантьичем как на ладони. Неплохая, в общем-то выходит партия в эти самые «шахматишки».

«Весь мир — это большая шахматная доска, — вспомнил Козин, — А все мы лишь фигуры на игровом поле. И только лишь мы сами способны пройти путь от пешки до ферзя, в силах которого станет управлять действиями других фигур.

Его слова. Сталевара. Старик обожает шахматную тематику и, как истинный фанат, старается подогнать законы жизни к рамкам страстно любимой игры…

Отодвинув мысли на более дальний план сознания, Андрей силантьич снова взглянул на циферблат старинных настенных часов. Кажется, сегодня время для него летит незаметно. Уже четверть первого! Непорядок. Придя к подобному выводу, Козин протянул руку и нажал на кнопку электрической сигнализации, что была расположена на столешнице письменного стола.

— Семен, — произнес он, уловив движение приоткрывшейся двери, ведущей из рабочего кабинета, — Время обеда. Скажи Марье Ильиничне, чтобы сервировала стол в обеденном зале. Я буду через десять минут.

Семен, молчаливый малый с вытянутым лицом и крупными выпяченными губами, на протяжении уже более чем пяти лет исполнявший обязанности домоуправителя московской квартиры Андрея Силантьича, понятливо кивнул и сразу же исчез из виду, аккуратно прикрыв за собой дверную створку.

«Весь мир — шахматная доска, — снова вспомнилось Козину.

Он в какой-то мере разделял это субъективное мнение. И даже порой ощущал себя на этой доске значимой фигурой. Но не ферзем. Пока нет. Он верил, что ему это предстояло. Довольно скоро в обозримом будущем. Пока же корона ферзя принадлежала Сталевару. Только у него имелась та свобода мышления и тот потенциал, к которому стремился Андрей Силантьич. Только он умел с легкостью выдумывать многоходовые комбинации и создавать нужную для него ситуацию на поле игры. Только он, этот прозорливый старик, умел делать самые неожиданные ходы, способные повергнуть противника в прах.

Они встречались нечасто. Скорее, даже, редко. Несколько раз тогда…в прежней жизни, когда он еще был не тем… Возобновление отношений произошло уже на следующем этапе жизненного пути. А в последние два года общение стало особенно тесным, даже выразившись в некоторой регулярности. В большей степени, как понимал трезвомыслящий Козин, из-за того, что подготовительный этап деятельности Сталевара заканчивался. Еще немного, и он созреет для открытой борьбы с теми, кто стоит у него на пути. На том самом пути, что ведет к неограниченной власти.

«Осталось сделать лишь несколько шагов, — снова всплыли в памяти слова, услышанные в последней встрече, — Как только мы с тобой преодолеем этот оставшийся отрезок пути, впереди откроются небывалые перспективы. Перспективы, от которых у тебя, мой мальчик, захватит дух.

Андрей Силантьич был склонен верить. Некогда Сталевар являлся одним из соратников его отца. Считался другом. Понятие для партийной элиты былого Союза Советских Социалистических Республик, конечно, относительно, но все-таки… Все-таки он проявил к нему расположение в трудную минуту. Помог. Пусть небескорыстно, но по-другому в этой среде не делалось.

«Большая политика — это продажная девка, — всплывшие в памяти слова тоже были изречением его нынешнего покровителя и союзника, — Она отдается только тому, кто даст большую цену. И не факт, что она задержится в его постели. Изменятся обстоятельства и эта пресловутая девка окажется с кем-то другим, более сильным и удачливым.

Козин вспомнил квартиру, где проживал Сталевар на протяжении последних сорока лет. Огромная старая темная берлога в самом центре столицы, напичканная антикварным старьем. Хозяин обитал в ней совершенно один. Нет, когда-то, наверное еще в «застойные» времена, он бывал женат. Может быть и не раз. Вроде бы имел детей. Однако, по прошествии нескольких десятилетий все это куда-то ушло, оставив старика в одиночестве. Наверное, поэтому, тот так активно вплетался в политическую жизнь страны все последние тридцать лет. Сперва в составе Политбюро, затем в составе тех «героев перестройки и новой формации», а ныне в числе близких деятелей окружения ныне действующего президента.

«Любая политическая формация, любая государственная система и любая форма правления, сиречь очередная разновидность змеиного логова, в котором все основные действующие лица беспрестанно шипят друг на друга и, преследуя свои личные цели, лишь выбирают момент, чтобы сильнее цапнуть соперника. Нет государства, в котором не играл бы ведущую роль субъективный человеческий фактор. Лишь он имеет цену, а не то, что провозглашено Конституцией. Так было и так будет всегда.

Это тоже его слова. Одни из многих услышанных в течение последней приватной беседы. Умудренный опытом старик прямо-таки сыпал философскими изречениями, а он, Андрей Силантьич, слушал, пытаясь вникнуть во все, что говорилось прямо либо исподволь.

— Андрей Силантьич, обед подан, — снова возникло в поле зрения вытянутое лицо домоуправителя, — Марья Ильинична просит в обеденную.

— Хорошо, Семен, — ответил ему Козин, — Сейчас буду.

Оставаясь погруженным в свои думы, он встал из-за стола и проследовал из кабинета в двери.

«Все-таки величавы представители той формации, которая уже практически отжила и ушла в историю, — отдал должное старшему поколению Андрей Силантьич, — Сама история учила их уникальной изворотливости и прозорливости. Они, как никто до них и после, умели предугадывать ход событий наперед. Предугадывать и подстраивать эти события для своей пользы.

В зале суетилась Марья Ильинична, заканчивая сервировку обеденного стола. Это она умела. Пожилая женщина, разменявшая, если Андрею Силантьичу не изменяла память, едва ли не седьмой десяток, исполняла свои обязанности экономки быстро и со знанием дела. Наверное, здесь тоже большое значение имел опыт. Изрядный, нажитый еще в столичном тресте столовых и ресторанов, специализировавшемся на обслуживании политической элиты. Те люди, кто еще застал те золотые времена, поговаривали, что некогда Марья Ильинична была вполне привлекательной особой и пользовалась завидным вниманием целого ряда известных чиновников. У скольких из них она побывала в постели история умолчала, однако Козин, не понаслышке знавший о царивших тогда нравах, вполне допускал и такое. При условии приватности допускалось все.

— Здравствуйте, Андрей Силантьич, — поздоровалась экономка мягким грудным голосом, — Пожалуйте за стол. У нас сегодня прямо-таки королевский обед. Пальчики оближете.

Козин не сомневался в этом. Готовила Марья Ильинична изумительно и вкусно. Сказывалось умение, полученное в «совковой школе». Наверное, из-за этой тяги к стряпне и сама она с годами изменилась, превратившись из тоненькой милой девочки с мягкими сглаженными чертами, виденной на одной из старых фотографий в невысокую «кругленькую» даму с выдающимся, колыхающимся при ходьбе бюстом.

— Спасибо, Марья Ильинична, — поблагодарил Андрей Силантьич, бросив на экономку быстрый косой взгляд в то самое время, когда проходил к своему месту, — Я не сомневаюсь, что обед великолепен.

Да, он умел быть учтивым. Это было в его крови. Как и гены родителя, слывшего в годы застоя довольно успешным человеком на политическом поприще столицы. Как ни крути, а заслугу «правильных» генов Козин не исключал при любом раскладе. Родись он в семье какого-нибудь крестьянина — интеллигента, имей он хоть семь пядей во лбу — никогда не достичь бы ему тех высот, что стали доступны сейчас.

«Тебе повезло, мой мальчик, — вспомнил Андрей Силантьич, придвигая к себе первое блюдо, — В отличие от нас, тех, кому пришлось извернуться для того, чтобы выбраться из грязи, тебе этого делать не нужно. У тебя есть отличное образование, развитый ум и та финансовая платформа, которая помогла тебе стать тем, кем ты являешься сейчас. Это все заслуга твоего отца. А вот упрочить свое положение и двинуться по намеченному пути дальше — это будет зависеть только от тебя самого.

«Я двигаюсь, — ответил он в мыслях, вливая в себя первую ложку горячего супа, — Правда для этого приходится слишком многих отодвигать с пути.

Не только ему одному. Он знал, что тому же самому Сталевару, стремящемуся к своей цели, пришлось убрать слишком многих и слишком многим пожертвовать. Наверное, поэтому, у старика не осталось ни одного близкого человека. Страсть к политике заменила ему все, что должно иметь ценность для нормального человека. Оттого поступал и судил он так свободно и легко.

«Я многое повидал на своем веку. Видел диктаторов и откровенных слабаков. Есть с чем сравнить. В большой политике нельзя быть сентиментальным, нельзя идти на поводу у кого бы то ни было. Нельзя иметь ярко выраженных слабостей. Иначе всегда найдется тот, кто сумеет использовать эти слабости в свою пользу. А это для любого руководителя уже не свобода решений. В этом случае тот, кто должен управлять, становится марионеткой. Управляют им…

Андрей Силантьич, вспомнивший и эти слова, вызвал в памяти облик своего наставника. Благородную седую шевелюру, чуть крючковатый тонкий нос и колкие глаза за профессорскими очками. С таких можно икону писать. Посмотришь и не скажешь, что за этим благообразным интеллигентным ликом таится настоящий дьявол, способный буквально на все.

«Сделайте небольшой экскурс в нашу современную историю, мой мальчик, — уверенный тембр продолжил звучание в голове Козина, — Вспомните всех тех, кому вручали бразды правления страной за последние двадцать лет. Вы увидите, что после достославного Леонида Ильича достойных личностей просто не было. Сперва последовала короткая череда почтенных старцев, которым досталось лишь просто пожинать плоды установленного порядка и стабильности. Кто-то из них не мог, кто-то просто не успел воспользоваться своими возможностями правителя большой империи. В любом случае, сделать что-то стоящее они не сумели. Им на смену пришел мечтатель, желавший изменить мир к лучшему, но не знавший реальных путей достижения этой цели. Этакий хиппи от партийной системы. Слабость его, как личности, была настолько очевидна, что остается удивляться тому, как он продержался так долго у власти, прежде чем его додумались сместить…

Аппетит, поначалу довольно большой, таял стремительными темпами. Не располагали к поглощению пищи подобные размышления. Пища духовная несовместима с пищей физиологической. По крайней мере для него. Вздохнув этому выводу, Андрей Силантьич отодвинул от себя едва ополовиненную тарелку и положил на другую тарелку бифштекс.

«Слабость руководителя для страны фатальна, — голос Сталевара в его памяти окреп, едва не вытеснив другие сопутствующие мысли, — Едва руководящая ветвь государственного строя ослабевает, страну начинают раздирать на куски. В действие приходят скрытые силы, ищущие свою собственную выгоду. Распри, хапуги и взяточники самого разного пошиба, которых в другие времена попросту бы расстреляли, всякого рода подстрекатели националистических течений, льющие воду на мельницу наших потенциальных врагов за рубежом. Все эти силы становятся тем крепче, чем слабее тот, кому поручено наводить порядок. Вспомните. Первым следствием такой слабости стал распад прежде величайшего государства. Государства, перед которым трепетал весь остальной мир. На месте этого величия осталась горстка нищих стран с полуголодным населением. Отсюда рост влияния криминалитета, доморощенной буржуазии в самом извращенном понимании этого понятия, всякого рода контор, вышедших из-под влияния государственной власти. В полунищей стране вовсю разворовывали национальное достояние, грабили фонды, захватывали заводы и продавали ваучеры, однако правитель этой страны, в обязанности которого входило наведение порядка, не смог ничего поделать. Ему, неспособному оказать достойный отпор, пришлось мириться с этим разгулявшимся ворьем. Именно тогда, в угоду всей этой мрази, все кому не лень начали восхвалять воровской уклад, романтизировать образ уголовщины…

Козин попытался разжевать кусочек мяса, отрезанный им от бифштекса. Нет, определенно, нельзя совмещать размышления с едой. Процесс раздумий так увлек его, что чувство вкуса пропало совершенно. А какой интерес в еде, если не способен получить от нее удовольствие?

«Ситуация в стране слишком дестабилизировалась, чтобы улучшиться сразу после того, как упомянутого руководителя сместили с места, которого он оказался недостоин. Слишком много сил оказалось задействовано для того, чтобы изменить структуру власти. Каждый теперь тянул одеяло на себя. Оттого и появился следующий руководитель, устраивающий всех. И криминализированные структуры, и откровенных бандитов, и государственные структуры. Этакое промежуточное звено, после которого характер власти либо окончательно приобретет черты легализованной преступности, либо вернет то содержание, которое характерно для развитой державы. Руководитель, который встанет во главе этой новой державы и определит это самое содержание…

Андрей Силантьевич окончательно отказался от мысли продолжить трапезу. В ее завершение, он отхлебнул из стакана небольшой глоток чистой воды и, сухо поблагодарив помрачневшую лицом Марью Ильиничну, встал из-за стола. Пусть ее. Она всего лишь экономка, чтобы оправдываться перед ней за плохой аппетит. Посудив так, Козин поспешил вернуться в рабочий кабинет.

«Щепетильность нынешней ситуации состоит в том, что существуют некие консолидированные силы, способные качнуть маятник государственной власти в свою сторону. Из известных мне подобных коалиций можно назвать в первую очередь приверженцев государственных структур исполнительной, судебной и надзирательной власти. В случае прихода к правлению этих людей мы можем получить насквозь бюрократизированное общество, где вольготно живется лишь чинушам разного пошиба. Противовесом выступает объединенное сообщество криминализированного предпринимательства. При благоприятных условиях они будут готовы продать страну любому, кто даст достаточную для них цену. Все остальные объединения и союзы, суть многообразие переходных форм между этими полюсами. Нужно обладать мужеством и прозорливостью, чтобы избежать и того, и другого.

Старик рассуждал разумно. И, естественно, знал свой вариант развития грядущих событий. Именно для этого он обретал вес и авторитет. Придет время, и он покажет на что способен. А уж история затем рассудит, прав ли он был или нет. Впрочем, так выходит всегда. В любом случае он, Козин, намерен держать его сторону. По крайней мере, пока.

С этой мыслью Андрей Силантьич зашел в кабинет и снова занял свое кресло. Затем, утвердившись в своих мысленных выкладках, потянулся к аппарату мобильной связи и, подняв его со стола, набрал вызов нужного абонента.

— Алло! Здравствуйте, мой дорогой друг, — привычно улыбнулся он в микрофон своей голливудской улыбкой, — Надеюсь, не оторвал от дел? Нет? Хорошо. Я? В полном порядке. Просто хотел поставить вас в известность. Задуманное мероприятие началось. Да, да, пока в рамках предсказуемости. Думаю, что так и будет дальше. Объект поставлен в рамки тех ограничений, которые необходимы для достижения результата. Постараемся выжать из этого положения все, что возможно. Вы в этом уверены? Вашими бы устами…

_________________________________________________________________________