Волчьи пляски

Юрий Алексеевич Гализдра, 2014

Россия 90-х годов. Разгул криминала. Судьбы людей, волею случая оказавшихся вместе при очень непростой ситуации. Кровавые дороги, связавшие простого дальнобойщика, девушку с навыками телохранителя, похищенного сына олигарха, агента под прикрытием и еще многих и многих. Это детективная приключенческая история о стране, переживавшей сложные времена. Содержит нецензурную брань.

Глава 11.

Где-то в районе Уральского хребта. Михаил Багин. Раннее утро 5 августа 1996 года.

По обеим сторонам ровного накатанного шоссе со спринтерской быстротой мелькали колки деревьев и кустарника, временами, в соответствии со скоростью, убыстряя бег и сливаясь в почти сплошь зеленую пелену, наблюдаемую в боковые стекла автомобиля. Ощущение полета. То самое долгожданное ощущение, которое он в последнее время так жаждал испытать воочию. К которому так долго шел. Конец неудачливым стылым временам? Все минуло и осталось в прошлом? Этот вопрос он все еще продолжал задавать сам себе, опасаясь поспешить с ответом. Не сглазить бы.

Нет, иллюзий он давно уже не испытывал. Знал не понаслышке, что такое жизнь. Не добрая и не злая, скорее равнодушная к каждой из миллиардов человеческих душ. Холодная, как гильотина, которая обезглавит любого неудачника, не вовремя сунувшего под нее голову. Он, один из многоликих миллиардов, теперь вполне понимал беспринципность и неотвратимость этого процесса, но продолжал втайне надеяться, ожидать, когда улыбнется счастье. Именно счастье. По дурацки. Просто так. Это было такой же нелепостью, как вера в реальность сказок, но…

Укрепить такими рассуждениями силу пошатнувшегося духа Михаил не мог, но, к собственному удивлению, немного успокоился и вновь всецело углубился в стелющуюся перед ним серую бесконечную ленту дороги. Думы о прошлом не отпускали. В прочем, они и не отпустят, если есть что вспомнить, обернувшись через плечо на прожитое.

Себе врать не стоило. Да, он был уже далеко не тот Михаил Багин, когда-то ставший почти легендой и кумиром маленького уютного городка, затерявшегося на окраине Южного Урала. Давно уже исчез в прошлом тот подвижный и жилистый мальчишка-огонь, способный биться на ринге по двенадцать часов подряд и наголову побеждать ряды противников, зачастую более внушительных и мускулистых, нежели он сам. Побеждать не столько неисчерпаемой выносливостью, сколько необычайно сильным «пушечным» ударом кулака, неизменно повергавшим соперника наземь.

Давненько же это было! Неординарные качества, заложенные где-то в глубине его генов, и вывели подающего надежды мальчишку сначала из школьного кружка в спортивную школу, а затем и в институт физической культуры, находившийся в областном центре. Почти героем уезжал из городка паренек Миша, героем и живой легендой, примером для остальной молодежи.

Примером учить в эпоху застоя умели! Герои труда, герои доблести, герои спорта, наконец. Существовала целая стратегия политического строя, направленная на то, чтобы население страны, не прекращая, испытывало патриотический оргазм. В общем-то, правильная стратегия, сейчас он понимал ее действенность и безотказность. Он принимал ее за чистую монету даже тогда, когда уже служил кадровым офицером регулярных войск. Но потом… На деле это оказалось только лицевой стороной ярко начищенной медали. Далеко не все «герои» и «примеры» выдержали проверку славой, смогли вынести тяжесть почета и привилегий. Многие с хрустом сломались и превратились в обыкновенную, пошлую и кичащуюся своим прошлым мразь. В таком качестве выгодно было жить в то двусмысленное время вырождения государства по названию «СССР».

«Мразь… Какое емкое выражение…

Теперь Михаил, рассуждая трезво и здраво, в полной мере мог отнести это определение и к своей персоне. Слава богу, бог не лишил его способности относиться к самому себе с изрядной долей самокритики. Выражаясь образно, некогда известный боксер Багин, сполна отмеченные регалиями и привилегиями, не выдержал боя со звездной болезнью и отправился в полный нокаут. Почему? Ответа он не знал до сих пор. Да и кого теперь винить, на кого вешать всех собак? За прошлое он уже заплатил, правда, до сих пор не знал, сполна ли…

Большой город-муравейник, каким показался после глухой провинции Михаилу индустриально развитый Челябинск, оглушил тогда юношу своей суетой. А затем постепенно и проглотил, похоронил в себе без остатка, медленно переваривая и вытягивая жизненные соки. И не особенно важно было то, что жил он в этом городе больше наездами, в перерывах между соревнованиями, службой в родной пехотной дивизии и поездками за рубеж. Багин этого сперва даже не заметил. Он также служил, активно занимался спортом, где все так же превалировал бокс, проводил на ринге почти все свое личное время. Собственно говоря, его жизнь тогда, в прямом смысле слова, проходила на этом пятачке, ограниченном канатами.

Само собой, это принесло ожидаемые плоды. Несмотря на то, что Багин тогда был уже мастером спорта по пулевой стрельбе, неплохим спринтером и пловцом, именно бокс сумел быстро вознести его рейтинг в спортивной среде почти до самых небес. Так, что однажды утром, возвратившись из очередной международной поездки, он понял, что попал в ранг знаменитостей. Неожиданно, возникнув, словно по мановению волшебной палочки, в поле зрения новоиспеченного кумира появились орды диких поклонников, визжащих полоумных фанаток и тому прочих представителей современного идолопоклонничества, чуть не теряющих голову от счастья предоставленной возможности находиться рядом. Михаила стали приглашать на телевидение и радио, сделали постоянным участником всевозможных презентаций и встреч. Имя его в то время прямо-таки обреталось на устах толпы. Улыбки, автографы, речи, тосты — вся эта волна грязной пены поглотила с головой, затянув, словно трясина.

«Именно тогда мне стоило остановиться и оглянуться вокруг, — с привкусом былой горечи подумал он, отстранено созерцая мелькающий мимо встречный автотранспорт, — Боже, почему нельзя все вернуть назад?

Нельзя. Прошлое уже свершилось и его не вернешь. В той памятной, почти всегда праздничной суете, молодой боксер почти и не заметил, как женился. Окружающие считали этот скорый брак перспективным и долговечным, однако ошиблись, впрочем, как и он сам. Его избранница была смазливой представительницей наскоро народившейся орды отпрысков начальственной олигархии времен советского декаданса на самом его излете, достойной преемницей своего циничного папаши, добившегося хорошего поста в партийном аппарате, и вполне способной с трезвым расчетом спланировать свою благополучную дальнейшую жизнь без особых хлопот. В общем, будущего от этих отношений ждать не стоило.

«Словно сто лет прошло с этих пор. Даже не помню точно, что случилось после этого «брака-однодневки».

Нет, Михаил немного кривил душой. Помнил. Даже в деталях. А случилось, в конце концов, то, что уже предопределила судьба. Спустя некоторое, очень непродолжительное время, молодожены скоропостижно расстались. Расстались так же скоропалительно, но все равно его холеная молодая жена успела обобрать его, тогда далеко не бедного, и укатила за рубеж, чтобы прожигать свои дни в компании какого-то более удачливого в жизни самца.

«С этого ли началось мое падение? Или, может быть, раньше? — эти вопросы Михаил часто задавал сам себе с тех самых пор, однако достойного ответа так и не нашел.

Да, впрочем, какая разница. Главное, что ход событий оказался вполне предопределен. И ныне казалось совсем несущественным то, что тогда можно было все предугадать. Слава Багина находилась еще в разгаре, однако уже тогда он подсознательно постигал, что пик пройден и начался неизбежный спуск, с каждым шагом все более крутой. Он мог, если бы захотел, приложить силы и превратить этот откос в какой-нибудь пологий спуск, весьма достойный бывшему герою спорта. Но, не захотел. В его голове, как некогда бывало у ухарей-самоубийц, с азартом играющих в «русскую рулетку», с треском лопнула какая-то сдерживающая пружина. И пошло-поехало. Как-то само собой вышло, что Михаил стал своим человеком во всевозможных ресторанах, активным участником любых торжеств, где спиртное лилось рекой, а пьяные женщины развратно липли к нему в темных углах, хрипло дыша в ухо устойчивым перегаром.

Скоро Багин научился похмеляться по утрам, гадливо отправляя в свое саднящее нутро стопку водки и одновременно в недоумении косясь на новую, совершенно незнакомую бабенку, пьяно храпевшую на скомканной постели. Впрочем, даже такие женщины скоро перестали появляться в его запущенном холостяцком жилище, отдавая предпочтение более удачливым мужчинам. Зато остался алкоголь.

А уже после этого, когда Рубикон оказался, пройден, поначалу не очень заметный его одурманенному алкоголем взгляду откос и вовсе превратился в пропасть. Как-то так получилось, что спорт, а затем и все остальное, резко и бесповоротно ушли из жизни Михаила, оставив его один на один с собственной душевной пустотой, щедро приправленной свалившимся на голову безденежьем и безысходностью. И дело состояло даже не в том, что его несостоявшийся тесть приложил все силы к тому, чтобы перекрыть кислород и вышвырнуть отовсюду. Багин не винил его, ибо сам не раз, в пьяном кураже, старался сотворить тому на позор какую-либо гадость. Дело состояло в ином. Он это осознавал в той мере, чтобы, по плохому примеру многих опустившихся людей, не винить никого постороннего. Спасовав перед бременем славы и известности, бывший спортсмен разом, буквально за шаг, преодолел расстояние, отделяющее его от той мерзости, которую так презирал, и дал одолеть себя одному из исконных пороков. Михаил не успел заметить, как превратился в алкоголика, а это значило, что рано или поздно жизнь бросит его на дно, в самую гущу нечистот.

В конце концов, так и вышло. Звезда героя спорта скоропостижно закатилась и оставила того на произвол судьбы, безжалостной и беспощадной. Он более не был тем стройным и подвижным пареньком с железным здоровьем. Как-то незаметно фигура оплыла и приобрела некую округлую полноту, так не похожую на него прежнего. Здоровье, основательно подточенное разгульной жизнью, вскоре дало понять, что о былой резвости и быстроте придется забыть и постараться научиться вести себя более степенно. Багин внезапно встал перед реальностью, поведавшей о том, что, перешагнув тридцатилетний рубеж, он стал другим, мало похожим на себя прежнего. Эта реальность отобрала у него практически все те качества, которыми так гордился Михаил и которыми так неосмотрительно разбрасывался в прежние времена.

Но, кое-что все-таки осталось. Осталось то врожденное, что было не под силу отнять никаким болезням и невзгодам. Реакция настоящего спортсмена и коронный «пушечный» удар. Отработанный до автоматизма и доведенный до совершенства. Этот бесценный дар судьба оставила без изменений, что, скорее всего, спасло его от фатального финала, спасло и вытащило из пучины наверх, к свету божьему. Впрочем, религиозным Багин себя не считал и к моменту спасения своей души относил случай, оказавший неоценимую помощь в осознании всей меры и глубины собственного падения.

История произошла порядка полутора лет назад, однако помнилась отчетливо, словно произошла накануне. В ту пору Михаил представлял собой яркий образчик жертвы необузданного алкоголизма. Средств на жизнь просто не осталось, ибо все ценности, включая золотые медали, оказались пропиты, а для того, чтобы выжить и получить порцию самой дешевой водки, пришлось выйти на ближайший рынок и подрабатывать грузчиком. Багин уже почти обосновался в этой среде и не чурался всякого рода бичей и бомжей, каждое утро сползающихся к торговым рядам в надежде перехватить грошик за случайно подвернувшуюся работу.

Конечно же, гонор, свойственный бывшему герою спорта, еще присутствовал в полной мере, вкупе с остатками физической мощи, не окончательно изжитой из тела обильными дозами спиртного. Из-за этого ему чаще, чем другим, улыбалась удача, позволяя возвращаться в запущенную донельзя квартиру навеселе и даже с мелочью в кармане. Считаться с другими, а тем более делиться с кем-то, Михаил нужным не считал, чем, вполне естественно, и возбудил недовольство у прочей пропитой полукриминальной шпаны, кормившейся у рынка. Результатом стала та памятная стычка, едва не стоившая ему жизни.

В тот осенний день он неплохо «подкалымил» и к вечеру возвращался домой, с удовольствием прислушиваясь к бряцанью полных бутылок в своей матерчатой затасканной сумке. Настроение било через край, а сладостное предвкушение алкогольной «расслабухи» окрасило мир в радостные цвета. Легкой развязанной походкой «морячок» Багин продефилировал под хмурыми очами соседских старушек, что расселись чинным рядком на скамейках, расположенных по обе стороны у входа в подъезд, и даже улыбнулся им во время приветствия. Бабушки, поджав губы, надменно закивали в ответ.

— Вот кому жить легко, — произнесла одна из бабуль вполголоса, повернувшись к товарке, — Понавел домой целую кодлу, а сам за водкой. Сейчас шары зальют, и до утра галдеть будут, покою не дадут…

Объект сего обсуждения закрывал в это время подъездную дверь, и комментарий пенсионерки услышал лишь краем уха. Услышал и тут же забыл. А зря. Едва взбежав на третий этаж и направившись к двери собственной квартиры, Михаил заметил, как, откачнувшись от стены, навстречу ему двинулось несколько темных фигур. Их он насчитал пять. Ожидавшие, с привычностью волчьей стаи перерезали путь в спасительное нутро жилья, а еще несколько силуэтов перекрыли дорогу к лестнице, вынырнув сзади из сумрака верхнего и нижнего пролетов. Слишком похоже на западню. У Багина, молча наблюдавшего за опасными маневрами, внутри разом похолодело.

Эйфория удачного дня испарилась легким дымком, оставив напряженными узлы нервных сплетений. Осталось осознание того, что эти люди ожидают именно его персону. Хорошего здесь ждать не приходилось. Оставаясь внешне все таким же беззаботным, внутренне он весь подобрался и осмотрелся вокруг, стараясь, чтобы это выглядело по-идиотски.

— Ба! Вязель в гости пожаловал! — воскликнул Багин, узнав приближающегося к нему человека и, выдерживая интуитивно выбранную роль, тупо хихикнул.

Откровенно сказать, натуральных позывов к смеху даже не возникло. Михаил слишком хорошо знал репутацию прохиндея, которого лицезрел перед собой. Вязель, как любят выражаться в среде «шпаны», слыл «беспредельщиком». Заурядный мелкий вор по натуре, тот ко всему прочему имел буйный характер и довольно часто влезал в какие-либо криминальные разборки, не боясь пролить, кому бы то ни было, кровушку, причем нередко зазря. Тем самым среди уголовной братии быстро заработал неплохой авторитет, коим с успехом воспользовался, прибрав, как бригадир местной блатной группировки, под присмотр местный рынок. Не просто, ох не просто так привел с собой ораву мордоворотов этот наглый урка!

— Ну, здравствуй, Пузырек, — разомкнув тонкие губы, процедил Вязель.

Он намеренно назвал Михаила унизительной кличкой, которую поспешили прилепить к нему обитатели рынка, стараясь поставить его в ряд местных забулдыг.

— Ты не удивлен, что я решил навестить тебя? — продолжил он с показной важностью, демонстрируя пародию на босяцкий апломб.

— Да нет. Как раз ждал к столу. — Багин выразительно тряхнул бренчащей сумкой, — Проходи и будь гостем, раз пришел, но друзей своих гони в шею, а то у меня водки не хватит.

Урка, не уловивший издевательского подтекста, с тем же видом принял подобающую статусу позу.

— Э, так не пойдет, Пузырь. Мы к тебе вместе пришли, так всех и надо бы пригласить. Нехорошо.

— Ну, раз нехорошо, значит, говори, зачем пришел, а потом все вместе и уходите. — Михаил безмятежно улыбался.

Улыбаться становилось все тяжелее, отчего он стал опасаться, что со стороны его гримаса скоро станет напоминать оскал.

— Ты, родной, мне не дерзи, — ощерился Вязель, будто бы подавая пример, как надо показывать зубы, — А, за то, что устанавливаешь на моей территории свои порядки, придется ответить.

— Это, какие такие порядки, — почти искренне изумился Багин и старательно округлил глаза.

— Такие, малый, что все, кто имеет с рынка заработок, отчисляют проценты на общак. Ты нарушил правило и придется тебя наказать.

Вот она, причина! Как говорится в народе, «если захотеть, можно прикопаться и к столбу». Желание у Вязеля имелось налицо. И плевать на то, что он, Михаил, к гопоте, обитавшей на рынке отношения не имел!

— Это как, наказать? Убьете? —

Урка, явно чувствуя себя на высоте, по-хозяйски ухмыльнулся.

— Ну что ты. Мы пока добрые. Для первого раза ограничимся малым. Например, тем, что ты квартирку свою на меня перепишешь.

Вот оно что! Совсем уже тебя, Михаил Юрьевич за забулдыгу стали считать! Обида хлестнула больно, понемногу заставляя вскипать кровь.

— А жить-то мне где? — вопросил Михаил, прибавив в голос слезу.

— Ну, какой-нибудь сарай я тебе устрою. Тебе ведь все равно хоромы не нужны. Была бы водка и жратва. Зато жив останешься. — Вязель холодно блеснул взглядом за спину собеседнику, и тот почувствовал у правого бока приставленное тонкое стальное лезвие ножа, — По рукам?

— По рукам, — покорно согласился Багин, — Сейчас, только сумку поставлю, — он вялым движением отправил свою ношу на пол, после чего потянул руку для рукопожатия, которое, впрочем, так и не состоялось.

Неуловимо для Вязеля конечность ускорила движение, и мгновение спустя от души угостила его персону «качественным» ударом в челюсть. Остекленев взглядом, урка ушел из поля зрения, распластавшись на полу. Однако Михаил о нем уже не думал. Внезапностью он выиграл несколько секунд и теперь старался опередить противника, стоящего сзади. Не успел! Бок больно резануло металлическое жало. Бывшему боксеру не хватило подвижности полностью уйти от удара, однако он все же успел сделать его скользящим. Взревев, он со звериной яростью развернулся и одним «пушечным» ударом кулака отшвырнул подонка, словно мяч, к дальней стене, у которой тот и свалился, заливая одежду и пол хлещущей из носа кровью.

— Кто следующий? — страшный рык словно подстегнул остальных, и они стаей кинулись в его сторону, на ходу вынимая припрятанные «финки» и «пики».

Произошедшее потом помнилось довольно расплывчато. Кровавая пелена застлала глаза, отчего приходилось прищуриваться, выискивая сквозь нее своих врагов. Тело и руки, введенные праведной злостью в некую, забытую за время спортивного бездействия, нирвану бесчувственного и беспощадного механизма, крушили противника методично и неумолимо. Михаил сумел выбрать момент и проскочить меж нападавшими к лестнице, однако не бросился бежать, а напротив, обратил озверевший лик к недругам и с новой силой продолжил битву, готовый скорее умереть, чем отпустить восвояси хоть одну падаль.

Никто не ушел. Последнего отморозка Багин загнал в самый угол и могучим ударом выкрошил ему челюсть. Лишь после этого позволил себе остановиться и осмотреться, одновременно прислушиваясь к установившейся тишине.

Впрочем, тишина являлась неполной, нарушаемой чьим-то болезненным скулением.

— Вязель очнулся, — страшно улыбнулся победитель и подступил к лежащему урке, осторожно перешагивая через валяющиеся тела.

Напружинившись, словно хищный зверь, Михаил присел рядом с Вязелем на корточки и повторил улыбку, вызвав у того приступ колотящей дрожи.

— Ты хотел моей крови? — ласково спросил он его, — Вот она, — проведя ладонью по боку, собрал пригоршню кровавой жижи, обильно сочащейся из множественных порезов и ран, а затем с силой растер ее по физиономии урки, — Ты хотел моей смерти? Не дождешься!

— Я… я… — Вязель что-то хотел ответить, но из сведенного судорогой горла послышалось лишь невнятное бульканье.

— Боишься? — с той же улыбкой василиска продолжил Багин, — Правильно. Бойся меня. Нет, я не сделаю с тобой того, что ты хотел сделать со мной. Но, теперь и отныне, всегда, с этого момента, как только я тебя увижу, где бы, то, ни было, буду поступать вот так, — с этими словами он молниеносно размахнулся и провел сильный удар, с хрустом раздробивший нос Вязеля.

От удара урка дернулся, а затем обмяк, разбросав в стороны руки. Словно тряпичный Петрушка.

Только после этого Михаил почувствовал, сколько сил отдал на этом побоище. Слабость и жар от полученных ран распространялись в нем с ураганной скоростью, лишая тело возможности передвигаться с прежней быстротой и координацией. Понимая, что вот-вот и сам потеряет сознание, Багин поднялся на ноги и, судорожно цепляясь за перила, стал осторожно спускаться вниз. Стараясь не упасть, таки сумел добраться до подъездной двери и, толкнув ее немеющим телом, вывалиться наружу, беспомощный и окровавленный как зарезанное порося. Пытаясь поймать угасающим взглядом, перепуганные лица бабулек, сумел напоследок прошептать, — Вызовите милицию. Меня хотели убить…

К чести пожилых матрон, никто из них не дрогнул и не сбежал домой. Следуя просьбе Багина, они добросовестно вызвали наряд милиции и даже дали исчерпывающие свидетельские показания о произошедшем, чем сразу расставили необходимые точки в разбирательстве этой кровавой истории. Во всяком случае, когда, после приведения в чувство, он, лежа на койке, тупо глазел на белые стены больничных покоев, следователь, посетивший его и допросивший по факту разборки, не задал вопросов о том, кто спровоцировал инцидент, ибо уже удовлетворился предварительным опросом на месте происшествия. Михаил же остался, благодарен ему за то, что визит получился коротким и не затянутым. Как-то пришлось по сердцу, что тот не пытался читать нравоучений и даже в чем-то оказался застенчив.

Другое впечатление произвел оперативник из районного отдела, появившийся почти сразу за следователем. Он оказался полноват и невысок ростом, чем-то, напоминая сказочного, но изрядно помятого жизнью, колобка. Сходство с этим персонажем из сказок усиливал коротенький пегий ежик, нелепо смотревшийся на крупной шарообразной голове. Особо не церемонясь, опер забросал потерпевшего кучей разнообразных вопросов о подробностях происшествия, перемежая их с пошловатыми анекдотами и прочими шуточками. Багин взял в толк, что этот неприятный человечек не прочь залезть ему в душу, а посему отвечал коротко и односложно. Впрочем, явно привыкший к подобному отношению, тот выслушал ответы еле-еле ворочающего языком Михаила без тени раздражения и даже сделал вид, что ими удовлетворен. После этого, по всей вероятности входя в положение потерпевшего, оперативник быстро «закруглился» и стал вежливо откланиваться.

— А вы счастливчик, Михаил Юрьевич, — произнес он напоследок, вдруг остановившись перед дверью, — Врачи нашли у вас около дюжины ножевых порезов средней тяжести, не считая того, что можно принять как простые царапины. Некоторые из них прошли в очень опасной близости от жизненно важных органов.

Багин, было, открыл рот, чтобы выразить этому человеку благодарность за сочувствие, однако остановился, натолкнувшись на выразительно пренебрежительный взгляд, исходивший из глаз — щелочек «колобка».

— Хотя, по мне, — продолжил он, — Жаль, что вы еще коптите небо, позоря свое былое величие. Я еще помню, кем вы были, и вижу, кем стали.

— И кем же? — хрипло осведомился Михаил.

— Грязью, — сморщился тот, — От лица бывших болельщиков я теперь могу лишь высказать свое сожаление в том, что знаменитый боксер превратился в жалкого пропойцу.

— Не рано ли списываешь, начальник? — прищурился Багин, внезапно испытав жуткое желание нахамить.

— По моему, вовремя. Прощайте, — отрубил опер и, пригладив ежик короткой стрижки, скрылся из виду.

Тот разговор оставил неприятное впечатление не столько тем, что вышел резковатым и прямым, сколько тем, что в словах человека-колобка внезапно почувствовалась, хоть и частичная, субъективная, но правота. Слова так и застряли в памяти Михаила. Застряли и постепенно стали одной из тех сил, что развернули его лицом к самому себе, помогли сделать трезвую переоценку прошлой жизни, а вслед за этим подвигнуть бывшего алкаша и грешника на коренные перемены в своей, и так уже ломаной судьбе.

«Но эта встреча не стала последней каплей.

Последней каплей в принятии такого решения, таки, послужила встреча, которой он никак не ожидал и, даже, не мог предположить, что она когда-либо произойдет.

По прошествии нескольких дней после разговора с представителями власти, когда Багин стал чувствовать себя лучше, его навестил человек с репутацией неоспоримого авторитета в той среде, которую принято называть криминальным миром. Он появился как бы невзначай и мимоходом, однако обставил свой визит так, чтобы исключить присутствие рядом чужих ушей.

«Прихоть того, кто имеет хотя бы некоторую власть над людьми.

Само собой выходило, что столь интригующее появление было запланировано заранее.

Палата, где находился выздоравливающий Михаил, обычно шумная и заполненная гомоном больных, вдруг оказалась пуста. Уже потом он вспомнил, что незадолго перед этим медсестра под разными предлогами отправила из нее всех пациентов, кроме него. Выходя следом за последним из них, она напоследок скользнула по Багину неожиданно заинтересованным взглядом, словно видела впервые. Тот, ничего не поняв, озадаченно посмотрел вслед.

В одиночестве он пробыл совсем недолго. Дверь тихо скрипнула и пропустила в помещение невысокого мужчину в строгом сером костюме явно дорогого кроя. Мужчина остановился у кровати Багина и продемонстрировал острый режущий взор тускло-стальных глаз, быстро обежавших пространство помещения. Только после этого публичного действия, показавшимся обязательным, присел на стоявший рядом стул.

— Ну, здравствуй, Боксер, — сказал он, посмотрев Михаилу в глаза.

— Здравствуй, — ответил Багин, выжидательно глядя в ответ, — За какой надобностью? И кто такой?

Против ожидания, его слова не вызвали недовольства, хотя, можно было поклясться, и радости не принесли.

— Не кипишись. — мужчина вдруг лучезарно улыбнулся, разом показав собеседнику два ряда золотых зубов, — От меня тебе зла ждать не нужно. По крайней мере, пока. Сечешь?

— Пока не очень, — честно признался Михаил, отчего золотозубая улыбка его посетителя стала еще шире.

Невольно стало казаться, что он рекламирует искусство своего стоматолога.

— Ладно, не мороси зря, — перестал щериться пришелец, — Зря вату катать не будем. Тем более что разговор у нас предстоит серьезный.

— Не будем катать, — согласился Багин, — Тем более что мы не знакомы.

— Вася, — протянул руку мужчина, — Погоняло Лихой.

— А я…

— Знаю, — не дал продолжить ему Лихой, — Кумиров знают все. Даже бывших.

Рукопожатие вышло крепким до хруста в костяшках пальцев.

— Видишь ли, дружбан. — продолжил Вася, одновременно доставая из кармана зубочистку, — Я знаю о тебе практически все, что можно. И это не праздный интерес, потому что ситуация, случившаяся у тебя с Вязелем, требовала немедленного рассмотрения.

— Почему? — спросил Михаил, хотя уже заранее знал, что услышит в ответ.

За последние дни, от нечего делать, он многое почерпнул о жизни и порядках уголовного элемента из первых рук. Его соседом по палате оказался старый «арестант», большую часть своей жизни проведший на тюремных нарах.

— Не будь наивен, Боксер, — метнул в него цепкий взгляд Лихой, — Ты же не пацан и знаешь, что любой район города имеет свою контролирующую силу. Я не имею в виду государственные структуры.

Багин знал, поэтому не стал развивать тему.

— Местное самоуправление, — хмыкнул он.

— Почти так, — согласно кивнул Вася, — И, кстати, забот не меньше, чем у мэра. Но дело не в этом. Оно в том, что в своем районе я слежу за справедливостью и, поэтому, считаю своим долгом разбирать каждый инцидент, произошедший с моими людьми. Тем паче стараюсь, чтобы все было по закону.

— По Конституции, что ли? — подал ироничную реплику Михаил.

— Причем тут Конституция, — поморщился Лихой, демонстративно пропустив сарказм мимо ушей, — Закон у людей должен быть один. Божий закон.

Авторитет верил в то, о чем говорил. По крайней мере, в его словах Багин действительно слышал долю правоты. Почему-то это раздражало.

— Извини, не поверю, — высказался он, критически взглянув на собеседника, — Слова с делом расходятся. Нельзя говорить о боге, когда творишь беспредел. Так ведь называется то, что со мной пытались сотворить?

— Беспредел, по отношению к тебе произошел, Миша, не при моем участии, — ответил Вася, ковыряя зубочисткой в зубах, — Клянусь, я не знал об этом, иначе бы, не допустил.

— Почему? — не понял Багин.

Ответом ему стала прежняя улыбка, являвшаяся, по-видимому, визитной карточкой гостя. Тот не скупился в стараниях сделать ее как можно более дружелюбной.

— Да потому, что не надо мешать людей с грязью. Я имею навар только с традиционных источников. Само собой, традиционных для нас, — поправился он, снова улыбнувшись с прежней лучезарностью, — Пусть мы бандиты, в твоем понимании, но и у нас есть принципы. Пусть не совсем моральные. Мы идем на это, чтобы не стать скотами, ибо тогда нам не место среди людей.

— Понимаю. Но, какие же принципы были у Вязеля?

— В том то и дело, — сказал Лихой, — Вязель переступил через них ради собственной выгоды. Он только не учел, что будет иметь дело с таким как ты.

— Разве ты не будешь защищать позицию своего человека? — Михаил внимательно посмотрел в стальные глаза собеседника, однако замешательства в них не заметил.

Они были бесстрастны.

— Нет, — отрезал Вася, — С самого начала я просек суть истории, и поддержки Вязелю не дам.

— Почему ты тогда здесь?

— Не догадался? На тебя посмотреть, Боксер. Редкий ты человек. Вязель не допёр, кто ты есть на самом деле. Кличку тебе поспешил бросовую приклеить, — он покачал головой, — Не Пузырь ты и никогда таким не будешь. Ты боец. Боксер. Так и буду тебя звать.

— Зачем? — не понял Багин.

— В нашей среде судят о характере человека по кличке.

— А-а-а. — протянул Михаил, — Ну Боксер, так Боксер.

На самом деле, о чем он не хотел признаваться самому себе, слова этого постороннего человека оказались ему по душе.

— А еще пришел я к тебе извиниться за беспредел. Не тебе это надо. Ты себя мужиком показал. Это надо мне.

Багин промолчал.

— Ну, бывай, — вдруг заторопился Лихой, — Пора. Не стану я вмешиваться в твою жизнь, дружбан, хотя и не нравится мне, как ты ее хоронишь. Не буду. Однако скажу, что был бы рад, если ты одумаешься и захочешь вылезти из дерьма, в которое сам себя опустил. А там, если понадобится моя помощь, не откажу. Такого человека и при себе не грех держать…

— Спасибо, — с натужной безмятежностью отозвался Багин, — Но лучше уж я сам.

— Не неволю, — согласился Вася, — Но хочу, чтобы ты знал на будущее. Если какая-нибудь птица в задницу клюнет, обращайся.

— Договорились, — улыбнулся Михаил вслед и долго еще смотрел потом в закрытую дверь, словно ждал кого-то еще.

Так вот и появились в жизни Багина силы, заставившие его пойти на коренные перемены в своей судьбе. Без колебаний и сомнений, с мужеством истового спортсмена, он раз и навсегда убил в себе тягу к спиртному. Прекратил употреблять его в любом виде. Образовавшуюся брешь во времяпрепровождении заполнил литературой и физическими упражнениями. Прошло какое-то время, и Михаил неожиданно поймал себя на мысли, что начал меняться к лучшему. Заметно окреп, стал выносливее, в конце концов, повеселел. Это помогло почувствовать удовольствие в обыкновенном человеческом бытие.

«Все прекрасное так просто.

Теперь ему не составило особого труда заработать и скопить сумму денег, необходимую для оплаты обучения в автошколе, что он и сделал, получив через некоторое время водительские права и обретя серьезную и денежную работу водителя большегрузных автомобилей.

С тех самых пор и появилась в жизни Михаила Багина нескончаемая лента дальней дороги, летящая зелень всевозможной растительности по обеим сторонам шоссе, да ощущение полета от быстрой езды, доставляющее ему почти телесное удовольствие. Жизнь вновь расцвела и приобрела давно утерянную привлекательность, даря новые радужные надежды. Или это только казалось? Теперь он боялся рассуждать, по инерции продолжая ожидать какого-либо подвоха от судьбы.