Три шага до Мрака

Юля Майн

Марк привлёк Алису тем, что на него никто не обращал внимания. Разговоры о нём заканчивались, едва начавшись, а одноклассники давали разные ответы на вопрос: «Когда же он появился в школе впервые?»То ли любопытство, то ли жалость толкнули Алису заговорить с Марком. Но она и предположить не могла, куда затянет её эта невинная вежливость.Затянет стремительно и необратимо.

Глава 2.

Бунт

Дома было тихо. И будет так ещё несколько часов. Потом придёт голодный папа, упадёт на диван с ноутбуком и просидит там до глубокой ночи. Иногда мы разговариваем. Обсуждаем с ним политику, историю или религию. Иногда он пытается учить меня высшей математике — и я выключаюсь где-то через секунд тридцать.

У нас неписаный закон: не мешать друг другу жить и уважать личное пространство.

Я закинула в духовку заранее замаринованную курицу и поняла, что единственное значимое дело на сегодня — прорешать ту самую алгебру. Задача минут на тридцать.

А до ночи целых шесть часов.

Стиснула телефон в руке.

Невыносимо хотелось позвонить. Рассказать, поделиться, поплакаться, рассмеяться, выслушать в свой адрес колкости и в шутку надуться. Но сердце замерло от одной мысли. Я просто не могу больше с ней говорить, перехватывает горло.

Я даже не смогла ей толком объяснить, почему так. Вместо этого написала письмо и передала в школе.

Это было так больно, что я просто не могла выдавить ни звука, не распуская соплей.

Я сидела тогда, оцепеневшая, отрёкшаяся от лучшей подруги, в компании ребят, с которыми раньше никогда и не дружила, — и боялась смотреть и вперёд, и назад. Спереди крутилась Олеся. Сзади — тот, кто меня предал.

По кухне уже начал плыть аромат специй, когда телефон в моей руке зазвонил.

Надо же, Вера.

— Да?

— Привет! Не хочешь выйти?

— Эм-м…

Пожалуй, я хотела выйти, побыть в компании, развеяться, отвлечься.

— Мы тут собрались втроём в кино. Го с нами?

— Ну… А что за фильм? — я нахмурилась. Надо было скорее вешать трубку, потому что ни в какое кино я не пойду.

— Да ужастик какой-то. Что? Ай! Да, Лёха меня тут толкает, говорит что не ужасы, а триллер.

Да будь хоть романтическая комедия, я бы не пошла!

— Круто вам. Я пас. За приглашение спасибо, но дел гора.

— Забей ты на дела, Лиса. Ты что, вечно прятаться будешь?.. Эй, ну ты чего толкаешься, а? — Это было сказано явно не мне.

— Ты чего несёшь, дура? Она ж со своей Олесей как с писаной торбой… — Алексей явно пытался безуспешно остановить Веру и, судя по звукам, отобрать телефон.

— Ребят, спасибо за предложение, правда. Но я не могу. — Кое-как я смогла выдавить улыбку. — Давайте на следующей неделе куда-нибудь сходим. Или пригоняйте ко мне. Не хочу никуда идти.

— А-а-атличная мысль! Ладно, мы погнали! Покеда!

Я с облегчением отняла телефон от уха. Я точно долбанутая идиотка: страдаю от отсутствия общения и отказываюсь от похода в кино с друзьями.

Друзьями?

Нет, они мне не друзья, просто одноклассники. Да, просто одноклассники, с которыми я общаюсь. Не друзья. Никаких друзей больше.

Утро было муторным.

Дорога скользкой.

А школа невыносимо мерзкой.

Алгебра была сделана только поздней ночью, и то только самые обязательные задачи. Приятного чувства хорошо выполненной работы это не принесло — так, тяп-ляп.

Я привычно заняла первую парту — и не сразу почуяла неладное: рядом не было вещей Лёши, который обычно предпочитал сидеть со мной на математике. Этот гуманитарий-заучка просяще заглядывал в глаза, когда речь заходила о точных науках. Ну, а мне не жалко было ему помочь.

Так вот этим утром на первой парте в среднем ряду, справа лежали не Лёшины вещи, а подозрительно знакомая сумка из хорошей кожи. Я обернулась: Лёша обиженно сопел прямо за моей спиной, а Ада пыталась объяснить Вере, почему та должна подвинуться.

— Привет, ребят. А что случилось?

— Да кто-то у тебя место занял, — ответила недовольная Вера. — Я предлагала скинуть вещи на соседний стол и спокойно сесть!

— Я не буду прикасаться к чужим вещам! — отрезал Алексей.

— Вера, да сядь ты уже сзади, — Ада закатила глаза.

— Я оттуда ничего не увижу!

— Отвянь!

Я отвернулась. Не сказать, чтобы я сильно расстроилась, по большому счёту, было плевать. Хотя я уже и привыкла сидеть с Лёшей… Я села на своё место и уставилась невидящим взглядом на доску.

— Привет!

Медленно повернула голову вправо и подняла глаза. Опять он!

— Привет. — Я, конечно, уже узнала эту сумку, но всё равно ещё была надежда, что он оставит меня в покое. — Ты решил, что не хочешь ждать обеда, и поэтому сядешь ко мне вот так?

— Вот так — это как?

— Внаглую, — я отвернулась.

— Если хочешь, я уйду, — он взял в руки сумку.

Я махнула рукой.

— Где хочешь, там и садись.

Марк поджал губы. Собрал свои вещи и ушёл в конец класса.

— О, место освободилось! — радостно завопила Вера и плюхнулась рядом со мной. Она как будто бы в упор не видела Марка и наш диалог.

Вчерашний день уже научил меня ни о чём не спрашивать и не удивляться, однако руки всё равно покрылись гусиной кожей.

— Лиса, ты уже сделала домашку? — Вера почти что влезла ко мне под руку. — Дай списать?

— Вер, отвянь, — беззлобно бросила я.

— Адка, дай списать! — неунывающая Вера обернулась к подруге.

— Фиг тебе.

— Лёш, а Лёш…

— Нет.

— Ну вы чё все такие, а? — Вера надулась.

Я скосила взгляд. Верка дура, конечно, но добрая.

— На, — я бросила вдоль стола свою тетрадь. Та ловко поймала.

— Спасибо, Лисичка!

— Пф, — я прикрыла глаза.

Как только Марк пропал из поля зрения, на душе воцарилось нечто похожее на покой. Ребята около меня, по крайней мере, были привычными.

Урок начался, рядом пыхтела Вера, переписывая мои примеры с логарифмами.

Я подумала ещё немного и написала классному руководителю: «Татьяна Владиславовна, я всё-таки поеду в заповедник. Извините, что долго не могла решить».

Верка всё-таки затащила нас всех снова в кино. И дома я оказалась позднее обычного.

Судя по свету в гостиной, папа был дома.

— Привет. Ты поел?

— Да. Привет.

Пока раздевалась, подбирала слова для просьбы.

— У нас выезд на два дня в заповедник. Надо заплатить за путёвку…

— Ну, вот. Опять траты. Нету денег.

— Пап, ну не дури!

— Сколько?

Я назвала сумму. Папа достал из бумажника в два раза больше.

— Да мне и не надо столько, — я растерялась. Конечно, я найду применение этим деньгам, но всё равно…

— Возьми с собой термобельё. И я дам тебе варежки, — он снова погрузился в ноутбук. — Не забудь зарядку и термос. И пенки.

— Что?

— Пенки.

— Зачем? — иногда я в упор его не понимаю.

— Вы же в лес едете.

— Ну, это скорее база отдыха, и там будут экскурсии… Это же не поход, — я стояла растерянная, с деньгами в руках. — И вообще-то сейчас март. Вряд ли кто-то предложит школьникам ночевать прямо в лесу.

— Да? Хм…

С детства не могу понять, любит меня папа или нет. Но то, что у него проблемы с выражением эмоций — это стопудово.

Я скрылась на кухне и вздохнула: мой и отцовский порядок — это два разных порядка. Кое-как помытые тарелки стояли стопкой рядом с мойкой в луже воды. Пустая кастрюля на плите с присохшими остатками бульона вниманием явно была обделена. И крошки не убрал. Ругаться бессмысленно, учить — тоже. Мама пыталась это делать почти двадцать лет. Проще смириться, чем объяснять. Он просто такой.

Наверное, будь мама рядом, я бы и поговорила, и поплакала, и рассказала.

Но слёзы, которые ещё были неделю назад, уже кончились. Я просто устала.

Машинально надела наушники, включила музыку и залезла в холодильник. Ещё чуть-чуть, и мыши придётся тут удавиться…

Музыку прервал звонок, я не глядя приняла его.

— Ты всё-таки едешь?

Чего?!

— Марк?

Я захлопнула холодильник.

— Да, я.

— Откуда ты узнал?

— Я рад, что ты едешь.

Какое самодовольство и уверенность! И как он мог узнать? Но… если бы не он, я бы не изменила решения, ведь так?

— Окей.

— Наверное, сегодня нехорошо вышло…

— Ребятам пофигу. Если вместо тебя манекен поставить, они разницы не заметят.

— Это хорошо, — голос был выверено ровным.

— Ничего хорошего. Ты же совсем один, — я осеклась.

Ох, зря я это сказала.

Он долго не отвечал.

— Увидимся завтра.

Наклонившись, я снимала ботинки перед своим шкафчиком и только собиралась сунуть левую ногу в кеды, когда ко мне подошли серые вытертые джинсы. Обувь тоже не подвела: неброские, но стильные боты из серой замши. Я подняла взгляд, и, потеряв равновесие от удивления, оперлась о соседний шкафчик.

— Ого, ты чего это?

Я уже немного привыкла к Марку за последние пару дней: его форма всегда была аккуратной, а рубашка — белоснежной, как и кеды.

И волосы. Вчера они были несколько длиннее, чем обычно носят парни в школе, но не настолько, чтобы шутить про патлатость. Сегодня же волосы были длиннее значительно. А у висков и на затылке выбриты. И дорого уложены. Есть такие укладки, которые никогда себе сам дома не сделаешь. Им место в сериалах и на подиумах.

Марк, мать его, улыбался, пока я от удивления то открывала, то закрывала рот. Этот сукин сын был действительно хорош.

В школу было принято ходить в форме. Хорошая школа в хорошем районе, и ученики должны были бы формой своей гордиться.

Мне за десять с лишним лет учёбы форма набила оскомину, и в то же время стала такой неотъемлемой частью жизни, что я даже порой впадала в ступор в выходные: а что надеть-то?

С формой всё было просто.

С личными вещами — очень сложно.

Конечно, никаких зверств типа запрета косметики или регламента о длине волос никогда не существовало… Но форменные юбка или брюки и пиджак были мастхэв. Чтобы прийти в повседневной одежде в школу, нужна была веская причина…

В нормальной ситуации вокруг Марка уже собралась бы толпа. Как если бы рок-звезда заявилась в школу. Но ребята задерживали на нём взгляд лишь на пару секунд дольше, чем обычно.

— Считай, что это бунт, — он подхватил мои грязные ботинки, засунул их в шкафчик и закрыл его. Бесчисленные феньки на одной руке с часами тихонько звякнули от резкого движения, и я невольно залипла, глядя на них. Взгляд зацепился за ещё одно украшение: на кручёном кожаном ремешке на шее болтался неправильной формы тёмный камень в простой металлической оправе.

— Бунт? — тупо переспросила я. — Прийти в школу не в форме — это уже бунт?

Взгляд невольно продолжал изучать Марка: серая футболка с непривычно глубоким вырезом и чёрная худи-мантия до колен. Я отвела взгляд, смутившись: вырез для мужской футболки был великоват. Но Марку шло.

— Это же всего лишь одежда, — буркнула я и двинулась в сторону лестницы. — О каком бунте может идти речь?

— Ты вчера обидела меня. Извинись.

— Что? — я остановилась и заглянула ему в лицо. — Когда это?

— Я не манекен. И меня не радует тот факт, что я тут как призрак.

Что-то я окончательно перестаю понимать причинно-следственные связи. Что он такое несёт?

— Что за бред? Разве это не твоё решение?

Уголок рта парня дёрнулся. То, что могло бы быть улыбкой, превратилось в оскал.

— Какой нормальный человек добровольно согласился бы на подобное?

— То есть, это… твоя… э-э… семья? — проблеяла я. — Ты говорил что-то про выгоду и полезность…

— Именно, — он кивнул и подтолкнул меня дальше двигаться по коридору.

И только сейчас я заметила, что на плече у него всё та же, знакомая уже мне сумка. Хоть что-то привычное в его облике меня успокоило.

— Садись ко мне, я подвину Лёшу, — бросила я через плечо, пока мы поднимались наверх. — На уроках я болтать не люблю, но ты хотя бы не будешь один.

Смелости узнать выражения его лица мне уже не хватило, и я галопом понеслась в сторону класса.

Мои приятели, ранние пташки, уже расселись по своим местам. Лёша сидел вполоборота на своём месте и горячо что-то обсуждал с Адой.

–…Пойми же, теория о том, что Вторую мировую начала Польша абсурден. Это не подтверждается архивами, и пакт Молотова-Риббентропа — это фактически договорённость о том, как разделить влияние между союзниками!..

Люблю обычно послушать их, да и тема дискуссионная… Но увы.

— Лёша, у меня просьба… — начала было я.

— Алексей, привет, — Бейло сам обратился к нему. В который уже раз я наблюдала, как нехотя фокусируется взгляд другого человека на Марке. — Я хочу сесть с Алисой сегодня. Ты не против? Тут есть место, — он указал на соседний ряд.

— А, Марк… — протянул Лёша. Он явно был не в восторге. — Знаешь, нет. Мне нравится сидеть тут… И почему ты не в форме?

— Сдал в химчистку и не успел забрать. — Марк уже смотрел в другую сторону. — Алиса, давай сядем здесь? — Он показал на ту парту, куда предлагал переехать Лёше только что, и сел подальше от компании.

Я одними губами сказала ребятам: «Извините», — и положила рюкзак на выбранную Марком парту.

— Ого, а вы вместе? — глаза Верки лукаво заблестели. Она переводила взгляд с меня на Бейло и обратно.

Ой, всё. Теперь она поднимет на уши всю школу. Или… Или этот ненормальный того и добивается?

Я повернулась к Марку, который с самым умиротворённым видом выкладывал учебники и тетради из сумки.

— Нет, Вера… — не оборачиваясь в её сторону, начала я.

— А что если да? — этот наглец выглянул из-за моей руки и состряпал самую омерзительно-довольную улыбку.

Да я с ним заикой стану. Что он творит, придурок?!

По всем канонам жанра весь класс должен был бы сейчас подняться на уши, подбежать и начать расспрашивать. Вместо этого все, абсолютно все, всего лишь посмотрели в нашу сторону.

— Бунт, значит, да? — сквозь зубы прошипела я, с ужасом понимая, что слухи поползут. Почему-то в прошлый раз меня это совсем не беспокоило, даже радовало. А сейчас прошиб пот. Меня использовали. Я ещё не до конца поняла, как именно, но ощущение, что это всё специально подстроено, не уходило. — Ну, и тварь же ты, Бейло.

— Я не сделал ничего плохого. Всего лишь хотел сломать… То есть… — Он заглянул в моё лицо и замолчал.

Не знаю, что на меня нашло, но глаза за секунду наполнились слезами. Если я сейчас хоть слово скажу или услышу, разревусь. И это точно позор.

Я села на самый край стула, сцепила руки поверх тетради и принялась ждать урок. Ничего такого не случилось. Почему я вообще так отреагировала? Что за?…

Когда листок бумаги начал упорно колоть мне правое плечо, прошло уже минут двадцать от урока. Пальцы побелели от напряжения, но хотя бы слёзы уже не были на низком старте.

Я взяла из руки Марка оторванный уголок тетрадного листа: «Извини. Я не подумал. Давай поговорим».

Я перевернула бумажку и накарябала: «Это ты меня извини. Не знаю даже, что случилось».

«Ты права».

— Алиса!

Голос учителя вывел из оцепенения и шум внешнего мира обрушился на меня.

— А, да?

— Я не претендую на приватность вашей беседы, но прошу отложить её, — глаза из-за очков-половинок нашего историка улыбались.

— Извините, Николай Юрьевич. — Я скомкала бумажку, сунула её в карман и шикнула на Марка.

Едва только дозвенел звонок с урока, уже собранный Марк, стащил со спинки стула мой рюкзак, а другой рукой сграбастал то, что оставалось на парте.

— Пошли.

— Эй, погоди, ты что…

Я подобрала с пола укатившуюся ручку, смахнула с лица волосы и побежала за ним.

— Куда ты идёшь?

— Я хочу поговорить.

— Мы только тем и занимаемся, и чем дальше, тем больше ты меня удивляешь и пугаешь. Да куда ж ты так…

В актовом зале утром после самого первого урока было ещё пусто. Через пару часов тут начнутся репетиции и занятия кружков.

Мы зашли за сцену, и только тут Марк скинул с плеча мой рюкзак и бросил сверху на него книги, собранные с парты. Я подумала, что стоит всё собрать, но секунду спустя решила, что это неважно.

Перевела взгляд на него.

Лицо Марка Бейло было уставшим и пустым. Он сел на пол, опершись спиной на коробки.

— Я как будто в аквариуме наоборот. В мыльном пузыре.

Я присела на корточки напротив и скрестила руки на коленях.

— Сам я никак не могу разорвать его. Ты же видела, да? — Он провёл рукой по волосам туда-обратно, превращая укладку в воронье гнездо.

Я кивнула. Это действительно выглядело странно: даже когда игнорируют специально, обращают больше внимания.

— Я обещал себе, что справлюсь. Уговаривал, что это ненадолго. Пытался.

— А зачем? — наивные вопросы часто бьют в самую суть: так говорит папа.

— Потому что это необходимо для выживания моей семьи.

— Что именно нужно?

— Меня никто не должен знать.

— Это я уже поняла… Но, наверное, если бы кто-то из своих… ну, из твоей семьи был бы рядом, и…

— Только не надо меня жалеть, — он резко поднялся, и сейчас я как-то особенно остро ощутила, насколько он высокий.

Я поднялась следом за ним.

— Я и не планировала. Но ты же хотел поговорить, утащил меня с уроков. Значит, говори всё, что хотел. Если я решу, что ты просто нытик, даже и не подумаю тебя жалеть. Если решу, что придурок, тем более. Да и вообще чести много. И… жалость — это дурное чувство. Я могу выслушать тебя, вот это я точно могу.

— Если бы я мог всё рассказать, тебе я бы рассказал.

— Расскажи не всё, — я пожала плечами.

Он снова опустился на пол и закрутил правой рукой феньки на левой.

— Перчатки, что ты мне дала, — это лучший подарок в моей жизни. А совместный обед был самым искренним. Любой разговор с тобой — искренний.

Волосы зашевелились у меня на голове. К такому меня жизнь не готовила.

— Что за люди, с которыми ты живёшь?

— Семья моего дяди. Он довольно известен в наших кругах. Каждый член семьи на виду, каждый дорожит честью рода, чтобы вернуться… Важно соблюдать стандарты. Нет, не так. Нужно быть безупречным. Тогда, вероятно, меня не вышвырнут.

— Но сегодня ты устроил бунт?

— Да.

— Хм… но, что именно? Я кажется, понимаю, но не совсем.

Марк закусил губу.

— Прости. — Он сжал кулаки, и я увидела, как напряглась его спина, будто он готов сорваться и бежать.

— Не говори, — я покачала головой. — У всех есть тайны.

Я села рядом. Спина Марка расслабилась, он опустил голову.

Пыль плясала в луче утреннего света, верх тёмно-красного занавеса серебрился паутиной, где-то за спиной тикали часы.

Прозвенел звонок на урок, но мы даже не шелохнулись.

Марк повернулся ко мне и обнял. Запах его кожи захлестнул, перехватило дыхание.

— Спасибо, что ты помнишь про меня, — он уткнулся в мои волосы на мгновение. Непривычная дрожь прошла по телу.

Я вдыхала его запах, и руки сами собой обняли его в ответ. Почему я так просто?…

Марк положил голову мне на плечо.

Я прикрыла глаза. Появилось ощущение правильности, как во сне. Спокойствия.

Носом я ощущала пульс на его шее. Почему?…

Мысли кончились как-то одномоментно: мои губы коснулись его шеи. Запах, знакомый запах дурманил мозг.

Я, конечно, придумывала себе влюблённость в Марка, но вот только… Почему моё тело делает то, о чём я даже и не думала?

Дрожащей рукой я похлопала его по спине и вывернулась из объятий.

Держи себя в руках, дура. Ты ж сейчас как пластилиновая! Не-не-не, надо выбираться отсюда.

— Если захочется поговорить, я выслушаю. — Ощущать тепло его тела рядом было ужасно приятно.

— Нам стоит поговорить после экскурсии.

— Какая связь?

Он улыбнулся и поднялся.

— Если что, пиши. Боюсь, пришло время платить за свои ошибки, — улыбка сползла с лица, он сглотнул. — Не теряй меня. Всё будет хорошо.

Я кивнула и медленно поднялась.

А когда подняла с пола свой рюкзак, засунула в него разваленные вокруг тетради и учебники, Марка Бейло рядом уже не было.

Когда вернулась к третьему уроку в класс, всё внимание было приковано ко мне:

— Лиса, вы давно встречаетесь?

— Вы вообще замечали, какой он симпатичный?

— Да, Марк, оказывается, такой милаха, а я опасалась к нему подходить…

— Слушайте, он же хорошо играет в баскет? Да? Давайте позовём его в выходные…

— Лиса, ну, Алиса, ты же знаешь его номер? Может, поделишься? Соберёмся, сходим в кино…

— Не, ну в форме он выглядел, конечно, тоже неплохо, но…

Кажется, я начала понимать, что именно он сделал. Мыльного пузыря больше действительно не существовало. И если это так, то сейчас они начнут обсуждать его, и это значит, что совсем скоро выяснится, что он появился в школе совсем недавно, и что воспоминания о нём…

Я была готова спрятаться под партой от ощущения надвигающейся катастрофы.

Хотя… Ну вот что самое страшное может случиться, если то, что поняла я, поймут все? Решат, что он странный, не такой как все? Отправят на «Битву экстрасенсов»? Начнут ставить опыты?

Глупость.

Ничего не произойдёт. Все погудят, пообсуждают, пригласят в свои компании и будут общаться. Он странный, конечно, но не глупый. Как минимум большинству будет выгодно дружить с ним.

Однако то, что он раньше говорил о семье, не придавало спокойствия. И то, как он попрощался…

Я его не потеряла. Он же предупредил.

Его не было вчера и сегодня, в пятницу.

В субботу я не выдержала и написала: «Привет. Как дела?» Увидела, что сообщение он прочитал. Но ответа не было.

Прошли выходные.

И ещё одна неделя.

А в понедельник в школу приехала полиция.