Девочка с птицами

Юлия Лим (2024)

13-летний Сеня с двумя друзьями едет к бабушке и дедушке на летние каникулы. Солнце, море, свобода от учебы и взрослых, что может быть лучше? Как начинающему писателю, Сене нужна муза. И однажды он встречает девочку, не похожую на других.

3

Нас встречает невысокий забор из коричневых досок. Дорожка ведет к деревянному крыльцу, а дверь приветливо распахнута, удерживаемая лишь изогнутым проржавевшим крючком, крепко цепляющимся за железную петлю в стене неподалеку. Путь преграждает москитная сетка, которую можно отодвинуть, как шторку. Соток на участке немного, но хватает для разведения кур, высадки цветочных клумб, раскидистого абрикосового дерева и гаража с машиной.

Лёнька и Тёмка заходят не колеблясь, а я стою за забором и смотрю им вслед. Почему бабушке и дедушке понадобилась чья-то помощь? Сжимаю колышек, выдыхаю и прохожу к дому. Надеюсь, это хотя бы не девчонка, а то мне станет совсем неловко…

— Сенечка! — бабушка хлопает в ладоши и ахает, поднимаясь из-за стола. — Какой ты у меня большой стал!

— Да-а, — неловко посмеиваюсь, пока она обнимает меня. — Деда, привет.

Он машет в ответ, улыбаясь.

— Тёмочка тоже такой взрослый теперь! Ладно, я вас позже рассмотрю. Идите оставьте вещи в комнате, мойте руки и садитесь к столу, — бабушка подходит к раскрытому окну и кричит: — Русланчик, пора обедать!

Меня словно бьют под дых, так живот от волнения скручивает. Прижимаю к нему руку и торопливо иду в комнату. Не хочется просидеть весь обед в туалете.

— Я, как обычно, все сложу во втором ящике, — Лёнька выкладывает вещи в комод.

Прохожу мимо и ставлю рюкзак с сумкой рядом с двухъярусной кроватью, которую мы всегда занимаем с Тёмкой, слева от окна. Из него открывается вид на забор, отделяющий участок от назойливых соседей; сладко пахнет распустившимися внизу цветами, размеренно жужжат мохнатые пчелки. Успокаивающий звук перекрывается резким ударом. Вздрагиваю.

— Ты это слышал? — оборачиваюсь на Лёньку.

— Кто-то дрова рубит, — отзывается тот не глядя.

— Как-то слишком близко звучит, — замечает Тёмка. — Сень, пошли.

Мы моем руки и садимся за стол. Лёнька догоняет нас через мгновение. Иногда мне кажется, что на свете нет ничего, чего Лёнька не успеет сделать. Ему не повезло только однажды: вместо него старостой выбрали Сати. В классе ее кличут Капитаном, потому что она любит раздавать приказы и ее назначили капитаном девчачьей волейбольной команды.

Тянусь за пирожком с мясом, едва не облизываясь. Бабушкина стряпня всегда такая вкусная, а после нескольких суток в поезде мне кажется, что я в раю.

— Ба, а ты чего не ешь? — спрашиваю.

— Сейчас все соберутся, и начну, — отвечает она с улыбкой.

С каждым годом на ее лице прорезаются новые морщинки, но она все еще похожа на себя в молодости. Такая же статная, ухоженная, даже волосы подкрашивает, чтобы седина не проступала.

Пока мы ждем, бабушка звонит моей маме по видео.

— Доча, добрались мальчишки, — она медленно водит телефоном, показывая всех нас. Я машу, зная, как маме важно это увидеть и спокойно выдохнуть. Она всегда чрезмерно волнуется. — Все целые, здоровые.

Обменявшись парой фраз, ба заканчивает вызов. Они с мамой довольно часто созваниваются даже когда я в городе.

— Извините, задержался.

На пороге появляется незнакомый парень в майке и спортивных шортах. Высокий, жилистый, с тонкими губами и черными глазами. Взгляд острый, будто иглой колет.

— Ребята, это Руслан, — бабушка оживляется. Хлопочет вокруг, отодвигает для него стул, подает смоченное полотенце. Руслан вытирает пот с лица и шеи. Его кожа темнее, чем у нас с Лёнькой, но светлее, чем у Тёмки. — Он нам помогает по хозяйству и иногда будет ночевать здесь.

Руслан отдает бабушке полотенце. Она уносит его в ванную.

— Ты, значит, Сеня, — поворачивается ко мне Руслан и первым протягивает руку. Нерешительно пожимаю ее. — Антоныч и Семеновна мне много про тебя рассказывали.

Его глаза так пристально изучают меня, что я чувствую себя ощупанным. Странное пугающее чувство. Пока до меня доходит, что он называет ба и деда по отчествам, он уже пожимает Лёньке ладонь. Настает черед Тёмки, но тот сидит скрестив руки, и смотрит на Руслана исподлобья. Тот едва заметно поводит челюстью и поворачивается к столу.

— Сколько тебе лет? — подает голос Тёмка.

— Четырнадцать.

Тёмка поджимает губы. Хоть Руслан пришел, когда мы уже сидели за столом, можно сказать, что он немного выше Тёмки. Может, в этом причина его недружелюбия?

— Ладно, ребятня, хватит лясы точить. Налетайте, — командует дед.

* * *

Сытно пообедав, мы с Тёмкой разваливаемся на стульях. Руслан благодарит бабушку с дедом и уходит на улицу, а Лёнька собирает со стола посуду.

— Голубчик, ты же в гостях! — всплескивает руками ба. — Сиди, я сама все помою.

— Вы нас так вкусно накормили, и это — меньшее, что я могу сделать, — улыбается Лёнька.

От его улыбки, как в песне, хмурый день становится светлей. Тёмка сбоку едва слышно фыркает. Его рука по привычке тянется к козырьку бейсболки, но та осталась висеть у входа. Тогда Тёмка теребит черную кудрявую прядь.

— Деда, может, воды нужно набрать? — спрашиваю, пытаясь отогнать жар от щек.

— Нет, у нас насос, — дед хитро прищуривается. — Хотите сыграть?

— Во что? — глаза Тёмки начинают блестеть.

Мама строго следит за тем, чтобы я не увлекался всякими играми. Она хочет, чтобы я больше читал и меньше времени проводил за компьютером. Но моя писательская карьера… моя будущая писательская карьера тесно связана с танцами пальцев по клавиатуре и бегу глаз по монитору. А вот Тёмка хорош во всяких играх. Еще в детстве он обыгрывал меня в догонялки, классики, даже девчонок в «резиночке» побеждал, хоть это и древняя игра, и про нее мало кто помнит. Тёмка стремится быть победителем. Он может научить людей играть в то, что интересно ему самому, а потом нещадно их обыгрывать. Вот только в последнее время он стал закрытым и… более злым, что ли?

— В домино.

— Ой, не! — фыркает Тёмка. — А есть че-нить поинтереснее?

— Чем тебе домино не нравится?

— Для детишек совсем.

Дед усмехается и берет с полки деревянную шкатулку.

— Тогда я покажу тебе старые монеты.

— Пиратские?! — восклицает Тёмка. Его глаза горят от любопытства.

— Кто знает, — интригует дед.

— Блин-блин! — Тёмка поочередно молотит ладонями по столу. — Всегда хотел увидеть настоящие пиратские монеты!

Мы с Лёнькой переглядываемся и улыбаемся. Может, Тёмка немного изменился, но на подобную ерунду все еще ведется. Пока дед раскладывает монетки, замечаю бабушку, вышедшую из ванной с полным тазом белья в руках.

— Вы играйте, я позже присоединюсь, — выбираюсь из-за стола.

Пирожки сдавливают живот, но эта тяжесть приятная. Побуду немного на свежем воздухе, и все пройдет.

— Бабуль, давай помогу, — вдохновлённый примером Лёньки, забираю у бабушки тазик.

— Спасибо, Сенечка, — она целует меня в макушку, словно клюет, и взъерошивает мне волосы.

Мы выходим на улицу. Неподалеку натянуты бельевые веревки. Опускаю таз на трёхногую табуретку и беру белье. Разматываю смотанный комок — он оказывается белой простыней с нанесенными то тут, то там ирисами.

— А почему ты дома не вешаешь? Тут же мухи всякие, мусор может прилететь, — развешиваю влажную ткань.

— Посмотри, — бабушка поднимает голову и прикрывает глаза ладонью, как козырьком. Повторяю за ней. — Видишь, как солнышко белье греет? Чувствуешь ветер?

Края повешенной мною простыни размеренно шевелятся. Свет с неба придает ей золотистый оттенок. Где-то поблизости заводят косилку, и со звуком режущего стрёкота прилетает запах свежескошенной травы. Прикрываю глаза, вдыхаю как можно глубже. Воздух здесь совсем не такой, как в городе. Он не тяжелый, не наполненный вредными выхлопами, не душит, когда идешь в тесных переулках между зданиями, гоняющими жар.

— На кровати с таким бельем очень хорошо спится, — бабушка улыбается и подмигивает. — Наконец-то ты приехал, Сенечка. Я так по тебе соскучилась!

Она обнимает меня, и я обнимаю ее. От бабушки пахнет выпечкой и приправами. И даже немного духами, от которых не слезятся глаза и не болит голова. Кто-то однажды сказал мне: «Чтобы понять, каков человек, его нужно обнять». Моя бабушка — средоточие заботы и любви.

— Сегодня, уж извини, вы на море не попадете, — виновато говорит она. — Как только привыкнете к климату, попрошу Русланчика вас проводить.

— Ба, а кто он такой? — возвращаюсь к тазу и развешиваю белье. — Почему он вам помогает?

— Еще одна пара рук в хозяйстве никогда не помешает. Мы ему платим за покос травы, колку дров и другую работу.

— Чего-о? — едва не роняю на землю дедушкину футболку. — Мы с ребятами приехали и будем жить в доме целых три месяца, может, этим лучше нам заниматься?

— Вы-то к осени домой поедете, а Руслан местный, — бабушка качает головой. — У него дома ситуация сложная, поэтому постарайся с ним поладить. Он мальчик хороший, ответственный, к тому же немного старше вас. Если подружитесь, он вам все тайные лазейки покажет, будете веселиться так, как никогда до этого.

Когда она о нем говорит, у нее меняется голос. Становится чуть выше, в то же время спокойный и уверенный. Со мной она по-другому общается. Встряхиваю очередную простыню, и с ее шорохом невеселые мысли улетают прочь.

* * *

Дверь в спальню открывается. Бабушка заглядывает к нам, держась за ручку.

— Спокойной ночи, мальчики. Отсыпайтесь.

— Добрых снов, — отзываюсь я.

— Спокойной ночи, Зинаида Семеновна, — улыбается Лёнька.

Тёмка всматривается в экран телефона с сосредоточенным видом. Вскакивает и стремительно подходит к дверному проему.

— Можно мне немного прогуляться? — Тёмка потирает шею и неуверенно добавляет: — Душно тут.

— Конечно. Только далеко не уходи, голубчик, — бабушка пропускает его. — Вам раскладушка в центре не мешает?

— Нет.

— Хорошо. Увидимся утром.

Она выходит, а я ложусь на кровать, беру блокнот и пытаюсь написать хоть что-нибудь. Великих писателей не останавливали обстоятельства. Они могли целыми днями сидеть за письменным столом и творить шедевры.

Тёмка положил на верхнюю койку бейсболку. Он всегда ее оставляет, чтобы его место не занимали. Пару лет назад в лагере у него из-под носа увели хорошее место, с тех пор Тёмка учится отстаивать свое.

Кручу-верчу блокнот, но так и не касаюсь ручкой бумаги. Лишь случайно ставлю крохотную точку и начинаю злиться. Прячу блокнот под подушку, поворачиваюсь на бок. Лицо Лёньки подсвечивается лампой на прикроватной тумбе, а в руках он держит книгу в бумажном переплете.

— Что читаешь? — спрашиваю, когда не удается заснуть.

— Мангу.

— Комиксы, что ли?

Лёнька опускает раскрытый том и поворачивается ко мне.

— Вроде того. Их японцы придумали. Тут рисовка черно-белая, видишь? — он показывает картинки, я киваю. — Они пишут о духах предков, привидениях и многом другом.

— Понятно…

Собираюсь спросить что-то еще, как дверь открывается. Руслан окидывает нас взглядом и проходит в середину комнаты. Бейсболка Тёмки улетает на раскладушку, а Руслан ложится на верхнюю койку. Переглядываюсь с Лёнькой.

«Ты скажешь?» — немо спрашиваем друг друга.

Общаться с такими дикобразами, как Руслан, довольно трудно. Особенно, когда они занимают чужое место, ни у кого не спросив разрешения.

— Там занято, — решается Лёнька.

— А мне побоку.

— Тёмку лучше не злить.

— Еще что придумаешь? Я сюда спать пришел, а не жить с вами, балбесами. Вырубай свой светильник и спи.

Дом погружается в тишину. Слышно только, как мы втроем дышим. Поглядываю на время. Тёмка еще не вернулся. Чем он там занят? Беру телефон и пишу Лёньке: «Я за Тёмой».

Тот складывает пальцы в «Ок» и поглядывает на Руслана.

Поднимаюсь и на цыпочках выхожу из дома. Хоть сейчас и лето, снаружи прохладно, даже легкая дрожь пробирает. Потираю предплечья, разгоняя тепло по телу. Под светом луны дома с садами похожи на картину, запечатленную художником.

В темноте появляется оранжевая точка, мерцает, шевелится и гаснет. Потом еще одна, и еще. Оглядываюсь и с тревожным чувством направляюсь туда. Интуиция меня не подводит.

— Опять?! — возмущаюсь я, отчего Тёмка вздрагивает и роняет спичку. Она падает на землю и затухает. Вверх вьется тонкая струйка дыма.

— Блин, Сень, нельзя же так пугать, — выдыхает Тёмка. — Я чуть коньки не отбросил.

— Что на этот раз?

Он отводит глаза и качает головой. Открывает коробок, закрывает, открывает, закрывает.

— С подружкой поругался? — спрашиваю.

— Нет у меня никакой подружки, — Темка сует спичечный коробок в карман шорт. — Просто… в семье проблемы.

Мне это незнакомо. Я не ссорюсь с родителями, если только иногда капризничаю. Мой максимум — отказаться от женской панамки.

Ты же хочешь стать писателем, укоряю себя мысленно, а конфликты — основа произведений. Разберись!

— Расскажи, станет легче, — неуверенно предлагаю я.

— Да нечего рассказывать. Предки меня сюда сплавили, чтобы продолжить ругаться. Я им не нужен, — плечи Тёмки опускаются.

— Ты же знаешь, что это неправда.

Он хмуро смотрит на меня и ничего не говорит.

— Иногда взрослым необходимо побыть вдвоем, чтобы все прояснить. Я об этом недавно в комментах читал.

— Я сам что угодно могу в комментах написать. Интернетик — это не реальная жизнь, Сень. Тут все гораздо сложнее.

— Ла-адно, — присаживаюсь на корточки и сгребаю кучку горелых спичек в руку вместе с горкой пыли. — Но ты же помнишь, что мы сюда приехали отдыхать? Помнишь про абрикосы? Клубнику? Море? — встаю, подхожу ближе и шепотом добавляю: — Подумай о девчонках в купальниках!

Мрачный Тёмка прыскает, едва я упоминаю купальники.

— Я же знаю, что на самом деле ты приехал сюда ради этого, — серьезно говорю я, сжимая в кулаке мусор.

— Так точно, — так же серьезно отвечает он.

— Поэтому давай будем отдыхать. У нас впереди три месяца. А взрослые… они ведь потому и взрослые, что сами могут разобраться с проблемами, да?

— Ну, — вздыхает Тёмка, — может, ты и прав. Я никогда не понимал, почему они ругаются. Вроде все нормально было.

— Помнишь, что ты про сестру рассказывал?

— Я много о ней рассказывал. Говори конкретнее.

— Она все время то ругалась, то мирилась с парнем. И когда ты ее спросил, зачем это все, она сказала какую-то такую фразу… — щелкаю пальцами, пытаясь уловить мысль.

–…что всем нужно выпускать эмоции?

— Да! Вот. И твоим родителям тоже нужно выпустить эмоции.

— Ладно, убедил, — Тёмка треплет меня по волосам, отчего челка спадает на глаза как у какого-нибудь давно нестриженого пса. — Пошли, пока твоя бабушка не начала волноваться.

* * *

Я просыпаюсь, едва начинает светать. Из окна дует свежий утренний воздух. Приподнимаюсь, опираюсь локтями на тумбу перед подоконником и всматриваюсь в туман. Он понемногу рассеивается, являя на свет жемчужные капли росы. В ветвях яблони колышется паутина. Вдали кричит соседский петух. Долго и протяжно, пока не начинает сипеть и не замолкает. Сложно, наверное, быть петухом. Когда ты, состарившись, перестаёшь быть нужным, от тебя избавляются.

— Сенечка! Ты чего не спишь? — замечает бабушка. Она подманивает меня жестом. — Идём, посидим на качелях.

Осторожно выбираюсь из кровати, натягиваю спортивные штаны и футболку и выхожу. Сажусь рядом. Бабушка задорно машет ногами, раскачиваясь.

— А где деда?

— Пока спит. Он у нас пташка поздняя.

— А ты всегда так рано встаёшь?

— Удивлён? — ба улыбается и берет мою руку в свою. — Нам, старикам, особо нечего делать на пенсии. Раньше-то мы работали и растили детей, нянчили внуков, а потом все разъехались кто куда, а мы тут остались.

Она поглаживает мои пальцы, перебирает костяшки, словно считает, все ли на месте. Мама давно хотела навестить родителей всей семьей, но нам что-то мешало: работа, моя учеба или проблемы с деньгами. И она решила, что лучше показывать бабушке свою любовь через меня. А я и не против, ведь каждый год езжу сюда на море с друзьями. И нам не скучно, и бабуля с дедом рады, а родители спокойны (и отдыхают от меня, пока могут).

Сквозь утреннюю тишь по деревне разносится тонкий птичий голосок. Переливчатая трель то громче, то тише. Смолкает, через мгновение продолжается вновь.

— Ба, а ты знаешь, что это за птица поет?

— Малиновка. У них очень красивые песни. Они выступают на рассвете и в сумерках, — бабушка сжимает мою руку и осторожно показывает пальцем. — Присмотрись к ветвям яблони. Вон сидит.

Щурюсь и замечаю небольшую фигурку. Она вертит головой, подергивает крыльями, а когда чирикает, между ее раскрытым клювом видно небо. Иногда она прячет голову на груди, растопыривая перья.

— Она же меньше воробушка! А какой у нее окрас? — прикрываюсь рукой от просыпающегося солнца.

— Бурая. Малиновку легко отличить по пятнышку на груди. У самцов оно ярко-рыжее, у самочек побледнее.

— О! Так это ее я видел во дворе у тети Любы!

— Ты к Любе заходил? — бабушка склоняет голову набок. — Зачем?

— Мы с Тёмкой очень хотели пить, — тараторю я, почесывая шелушащуюся кожу на ключице. Покраснение появилось прямо над воротником футболки. — Наверное, нужно ее как-то поблагодарить…

— Хорошая она женщина, — начинает бабушка.

Когда она заводит такие речи, диалог превращается в монолог. Невольно отключаю слуховое восприятие и размышляю, чем можно отплатить добродушной соседке.

–…дочка, твоя ровесница. Сенечка, ты слышишь?

— Да-да. Моя ровесница, — машинально повторяю за бабушкой, чтобы не обидеть ее. — Ба, я есть хочу. Можно завтрака не ждать?

— Что же ты сразу не сказал? — она торопливо поднимается и тянет меня за собой, сжимая руку. — Пойдем скорее.