Девочка с птицами

Юлия Лим (2024)

13-летний Сеня с двумя друзьями едет к бабушке и дедушке на летние каникулы. Солнце, море, свобода от учебы и взрослых, что может быть лучше? Как начинающему писателю, Сене нужна муза. И однажды он встречает девочку, не похожую на других.

6

От созерцания звездного неба под шум прибоя меня отвлекает странная дрожь. Пытаюсь разжать веки, но не получается, а тело покачивается, готовое вот-вот свалиться на пол. От резкого поворота с боку на спину распахиваю глаза и сдавленно мычу — губы перекрывает чья-то рука.

— Тс-с, — фокусирую взгляд и обнаруживаю Тёмку.

Он держит палец перед широкой улыбкой, а его глаза хитро блестят в желтоватом свете уличных фонарей, падающем в спальню. Жестом велит идти за ним и только потом убирает руку с моего рта. Потягиваюсь и сонно плетусь на улицу. Прохладный ночной воздух щекочет пальцы, торчащие из шлепанцев. Поеживаюсь и хватаю ветровку.

— Что ты опять задумал? — бормочу я, глядя на Тёмку одним глазом. Второй захотел доспать хотя бы несколько секунд. — Сколько сейчас времени?

— Отойдем сначала.

Он идет впереди, я сзади. Потираю глаза, зеваю. После вчерашнего случая с дочкой учительницы мы все легли довольно рано. Даже Лёнька не мешал телефоном и не пытался читать мангу.

Тёмка оборачивается на пятках, едва мы выходим на проселочную дорогу.

— Я придумал, как ему отомстить.

— Серьезно? — разочарованно выдыхаю я. — Ты меня разбудил фиг знает во сколько ради этого?

— Серьезно. Он бросил мне вызов, — Тёмка упирает кулак себе в бок и нравоучительно выставляет палец: — Такие оскорбления нельзя прощать. Если сейчас все забыть, он все оставшееся время будет над нами издеваться.

— А по-моему он только тебя Пуделем называет, — замечаю я, убирая с ресниц комочки сна.

— Ты на чьей стороне вообще?!

Отмахиваюсь. Умыть бы лицо, чтобы окончательно проснуться, а не слушать чьи-то коварные планы.

— Ну и что ты придумал? — сдаюсь я.

Все равно в дом сейчас не вернуться. Если разбудим бабулю с дедулей, напугаем их. Остается и дальше быть заложником ситуации.

— Чтобы шалость удалась, нужно учесть несколько факторов, — бодро вещает Тёмка, вышагивая передо мной по улице мимо яблонь. — Во-первых, все коварства совершаются под покровом ночи. Во-вторых, пакость должна быть неприятной, но не влекущей уголовной ответственности.

Озираюсь. Вроде никто не следит за нами, из окон не выглядывает.

— Тут, — Тёмка так резко останавливается, что я врезаюсь ему в спину. — Эй, аккуратнее. Ты до сих пор не проснулся, что ли?

Пожимаю плечами. У меня нет сил спорить с ним. Тёмка вплотную подходит к забору, встает на носочки и вытягивается, став на полголовы выше. На землю с глухими постукиваниями падает спелая желтая черешня.

— Держи, — Тёмка поворачивается и всыпает мне в руки горстки фруктов. — Надо побольше взять, чтобы ему по шапке настучали.

Он отворачивается, а я пытаюсь не уронить ягоды. Их слишком много, надо бы разложить их по карманам…

— А ничего, что мы без спросу берем чужую черешню? — спрашиваю.

— Да у них этих ягод как у птиц семечек в кормушках зимой! До фига, иными словами, — смеется Темка.

— Ты решил отомстить ему с помощью ягод?

— Да просто подкинем их в его койку, а потом сдадим твоей бабуле. Пусть отчитает. Прям мечтаю, чтобы он отхватил как следует за свой мерзотный характер, — злорадно посмеиваясь, Тёмка расфасовывает черешню по карманам куртки. — Все. Этого хватит. Пошли, Сенька.

Он проносится мимо, случайно задев руку. Пальцы разжимаются, и ягоды падают на землю, катятся, как шарики по доске. За бровью покалывает неприятное чувство. Похоже на раздражение, которое я редко испытываю.

Присаживаюсь на корточки, подбираю черешню и вытираю с каждой песчаные крошки, пылинки; затем кладу в карманы. Оглядываю дом, стараясь найти ориентиры, и замечаю несколько кормушек. Одни самодельные, а другие, купленные, выглядят приличнее и красивее. Кажется, кто-то говорил мне про дом с кормушками…

— Что это ты делаешь? — спрашивает кто-то звонко.

Резко поворачиваю голову и, не удержавшись, сажусь на дорогу. Камешки впиваются в ладони, поцарапанная кожа саднит. Улицы освещены тускло, фонари горят не у каждого дома. Лампочка за незнакомцем гаснет, оставляя моему взору только затемненный силуэт. Голова у этого кого-то странная, будто с ямкой посреди волос. Фигура тощая, вытянутая, нескладная. Лицо оканчивается треугольным подбородком, большего мне и не рассмотреть.

— Ты что, немой?

И тут лампочка вспыхивает. На меня смотрит девочка в майке-матроске, коротких шортах. Ямка на голове оказывается пробором, от которого вниз на плечи тянутся две крепкие рыжие косички. Глаза девочки мерцают в темноте, как звезды на небе.

— М-м… — пытаюсь сказать что-нибудь членораздельное, но ничего не приходит в голову.

Девочка усмехается и откидывает косу за плечо.

— Я знаю, что красивая, но ты первый, кто потерял из-за меня дар речи.

— Да я… просто… — опомнившись, поспешно встаю и отряхиваю руки. — Я тут просто мимо проходил.

— М-гм, — она кивает, — а черешню зачем давил?

На земле и на моих шортах размазанные фрукты. По ногам стекает сладкий сок. Хочется срочно помыться.

— Она сама раздавилась…

Мы смотрим друг на друга, пока в ночи поют цикады. Девочка прыскает. Фонари за ней и далее угасают один за другим. Ночная тьма уходит. Поднимается солнце, отбрасывая на поселок и море сиренево-розовые оттенки. В оранжевых лучах кожа девочки будто сияет. Я разглядываю на ее лице веснушки, а на майке — значок в форме якоря.

— Ладно, черешневый давитель, не забудь потом прийти к дяде Макару и поблагодарить его за бесплатные ягоды, — девочка качает головой и поворачивается.

— Подожди, — вырывается у меня. Когда она оборачивается, я неуверенно добавляю: — А как… как тебя зовут?

— Зоряна.

Какое необычное имя… Зачем-то протягиваю ей черешню. Улыбнувшись, Зоря качает головой.

— Сенька, ты че тут застрял? Так уже рассвет наступит! — врывается в разговор Тёмка.

Вздрагиваю позвоночником. Чувство, будто у меня, как у кошки, шерсть встала дыбом.

— Не видишь, я разговариваю?! — возмущенно шиплю я.

Тёмка озирается и возвращает на меня внимательный взгляд.

— С кем?

Теперь уже оглядываюсь я. Зори нигде нет.

— Ты ее спугнул, — бормочу, насупившись, и торопливо иду к дому, чтобы Тёмка не заметил моего смущения.

— Кого? У тебя тут что, типа свидание намечалось? — шлепанцы Тёмки шуршат камешками и песком прямо за мной.

Как же он иногда раздражает!

— Ладно, план такой, — Тёмка хватает меня локтем за шею и придвигает к себе. — Как он пойдет умываться, напихаем ему в кровать черешню. Вечером завалится спать и все передавит. Вонища будет, жуть!

— Нам вообще-то всем в этой вонище спать потом.

— Да пофиг. Главное отомстить.

— А моей бабушке ты простыни попортишь.

— Да отстираю сам! Че нудишь? А если не отстираю, новые куплю и подарю на свои карманные!

— Слушай, — выворачиваюсь из локтевого хвата и вдыхаю свободнее. — Может, ты от него отстанешь? Просто забей. Он вроде не такой плохой пар…

— Не переходи черту, — обрывает Тёмка грозным тоном. Голос у него недавно начал ломаться, и иногда он звучит как рычащий волкодав. — Он первый покусился на мое и должен получить по заслугам.

— Тогда у меня есть условие.

— Какое?

— Когда будет свободное время, мы пойдем к владельцу черешни и извинимся.

— Пф-ф! — облегченно смеется Тёмка. — Я уж думал, ты что-то посерьезнее предложишь, — он похлопывает меня по плечу и идет к дому. — Пошли, надо дождаться, пока новичок с Лёнькой уйдут, и заняться делом.

* * *

Мы подбрасываем черешню под подушку, простыню и одеяло Руслана. Тёмка сияет улыбкой и довольно отряхивает руки. Я протираю саднящие ладони антибактериальной салфеткой и смазываю ранки зеленкой. Мама дала с собой пузырек с ней и йодом. Сказала, что эти два «зелья» самые эффективные.

— Пошли в волик поиграем. Мне Гусара подразнить надо, — зовет Тёмка.

— Иди. Я тут побуду, — показываю ему блокнот и заваливаюсь на спину на кровать.

— О-о, неужели наш писатель собрался таки что-то написать? — Тёмка тычет меня кулаком в бок, а я легонько пихаю его пяткой в зад. — Ладно, соскучишься, приходи. Да и ты вроде как поплавать собирался.

— Да-да, — лениво отмахиваюсь, постукивая ручкой по бумаге.

Чтобы что-то описать, нужно это представить… Или лучше сказать вспомнить? Закрываю глаза, расслабляюсь. Воображаемый шум прибоя помогает перенести беспокойные мысли в уголок подсознания.

Волосы цвета подсушенной апельсиновой корки. Глаза… глаза, кажется, такие же чистые, как летнее небо в безоблачную погоду. А веснушки по всему лицу рассыпаны, как муравьи, но от них совсем не противно. Острый, как кончик вафельного рожка, подбородок, сужающий ее лицо…

— Чего лыбишься? — кто-то прерывает мою фантазию.

Хмурюсь и раскрываю глаза. Сверху на меня смотрит Руслан. Взгляд у него, как у ястреба. Скажу что-нибудь не то, и задерет.

Лучше уж промолчать, чем прослыть дураком, верно? Руслан хмыкает, берясь за лестницу.

— Странные вы все какие-то, — он поднимает ногу на ступеньку.

Вот-вот свершится Тёмкина месть, и… Подождите-ка. Он же на меня подумает, да? Это ведь я тут лежу весь такой счастливый… Поджимаю губы, а слова так и просятся наружу. Тёмка обидится, если я скажу, но я не хочу, чтобы меня поколотили… И вообще, насилие — это не выход.

— Подожди, не… — начинаю я. Руслан замирает, глядя на меня.

Дверь скрипит, и в комнату заходит Лёнька. Он тянется за соломенной шляпой, но замечает наше напряжение и тоже замирает. Мы втроем переглядываемся. Сейчас должна произойти кульминация. Высшая точка конфликта, как еще ее называют.

— Не залезай туда, — со вздохом говорю я, закрывая блокнот. — Там… Ну…

— Вы мне туда червей, что ли, подбросили? — усмехается Руслан.

— Нет… Сам посмотри.

Руслан поднимается по лестнице, откидывает одеяло. Лёнька одними губами спрашивает: «Вы чего творите?» Я вскидываю руки.

— Слабенько как-то, — отзывается Руслан. — Это больше похоже на подарок, чем на подлянку.

— Что там? — Лёнька из любопытства подходит и заглядывает на второй ярус, встав на край моей кровати. — Ого!

— Что же мне с ними теперь делать… — Руслан спускается и расхаживает по комнате, постукивая себя пальцем по подбородку. Вид у него собранный, важный и грозный. — Точно, вы же попались на месте преступления. Значит, мне и наказание для вас выбирать. Крепитесь, пацаны.

Меня охватывает дрожь. В глазах Руслана я вижу танцующих чертиков с крошечными вилами.