Вредная привычка жить

Юлия Климова, 2006

Любовь до смерти… Как романтично! Черта с два! Престарелый любовник Альжбетты Федор Потугин ничего не придумал лучше, как помереть во время жаркого соития прямо на объекте страсти. Девчонка чуть с катушек от страха не съехала. Хорошо, подружки Анна и Солька проявили должное понимание и спрятали тело заплесневелого мачо в пустующей квартире по соседству. На следующий день туда вселилась супружеская пара. А утром Анна обнаружила труп горе-любовника на своем рабочем столе!..

Глава 6

На работе меня ждет сногсшибательный сюрприз. Поедая пирожки, мы пытаемся осмыслить происходящее

Если кто-нибудь может после такого заснуть, то уж точно не я, так что до утра я сидела на стуле у окна и жевала капусту. Вообще-то аппетит давно пропал, наверное, запахи использованных нами освежителей навсегда убили во мне тягу ко всему, что пахнет, так что еда перестала быть культом. Это огорчало и радовало одновременно. Привычные диалоги с холодильником были упразднены, и теперь в минуты одиночества поболтать будет не с кем, но, с другой стороны, впереди маячила лодка с парусом, на котором было написано — 46-й размер!

Не дожидаясь, когда будильник споет свою гадкую песню, я оделась и отправилась на работу. Раз я собралась стать самым лучшим сотрудником, то такой ранний приход только на пользу моей карьере.

Я полагала, что буду единственной ранней птицей, но ошиблась: в восемь утра на первом этаже уже намечалось вялое шевеление масс.

Около зеркала я столкнулась с Ларисой. Она вроде в бухгалтерии работает, молоденькая девчонка лет двадцати, и что это она крутится перед зеркалом в таком возрасте? Это просто преступление, чего она там не видела? Двух стройных ног? Своей аккуратненькой попки или талии, которая пролезет в игольное ушко?

— Привет, — помахала она мне рукой.

— Привет, — ответила я, пытаясь не замечать ее груди четвертого размера.

Но сделать это было трудно, грудь, точно два уверенных танка, перла напролом и притягивала мой взгляд к себе.

— Как тебе у нас? — поинтересовалась эта невозможная Лариска.

— Как в блиндаже: кругом летят пули, а я кричу в трубку, чтобы слали подкрепление.

Лариса хихикнула и отправилась к себе, сводить дебет с кредитом.

На лестнице я встретила Бориса Александровича. Он по-прежнему был блондином и по-прежнему волшебно меня раздражал.

— Что-то ты рано, малышка, — протянул он.

— Застегните ширинку, — грозно сказала я, — а то все увидят, что там ничего нет!

Борис Александрович не одобрил мой выпад: он как-то скукожился, стал гораздо меньше в размерах, одной рукой схватился за голову, а второй — за ширинку. По всей видимости, то, что у него в голове, как-то связано с тем, что у него в брюках.

Я открыла дверь в приемную и, швырнув сумку на стул в углу, сделала решительный шаг к своему рабочему месту…

На моем столе в какой-то неестественной позе лежал Федор Семенович, и, что самое противное, он бесконечно пах еловым лесом, правда, теперь складывалось впечатление, что под этими елями умер не один ежик.

Я подошла поближе, я закрыла и открыла глаза, я досчитала до десяти, я проверила у себя пульс и только потом, когда поняла, что картинка перед моими глазами не меняется, я, как положено всем секретаршам, оказавшимся в затруднительном положении, заорала.

— А-а-а!!! — орала я, пытаясь как-то уложить происходящее у себя в голове, но полок явно не хватало.

— А-а-а!!! — происходящее продолжало не укладываться, и объяснения не находилось.

— А-а-а!!! — этого не может быть, потому что не может быть, и все тут!

— А-а-а!!! — люди добрые, да что же это такое!

Открылась дверь, и в комнату повалил народ.

Я перестала орать, так как зрителей было уже достаточно.

На середину комнаты выскочила Любовь Григорьевна. Она была в плаще, и, по всей видимости, мой крик ее застал по пути к себе в кабинет. Посмотрев на Федора Семеновича — а он, поверьте, никогда не был фотогеничным, а теперь эта нездоровая бледность только ухудшила его внешний вид, — Любовь Григорьевна, шатаясь, дошла до телефона, подняла трубку и… рухнула на пол без чувств. Телефон полетел следом и с грохотом упал рядом с этой смелой тоненькой женщиной.

— Это кто?! — спросила визгливым голосом Лариса.

— Это труп обыкновенный, одна штука, — указывая пальцем на бывшего любовника Альжбетки, сказала я.

— А что он тут де-делает и как он сюда попал? — уже заикаясь, спросила Лариса.

— Не знаю, — пожала я плечами, — со мной он не разговаривает почему-то.

Любовь Григорьевна зашевелилась и стала подниматься с пола, на подмогу к ней бросились два молодых человека, мне пока незнакомых.

Постепенно тоненькая женщина пришла в себя и, посмотрев на меня, удивленно спросила:

— Зачем вы это принесли на работу?

Я, конечно, все понимаю: элемент неожиданности, шок, расшатанная нервная система, несложившаяся личная жизнь… но все же как можно приписывать мне нечто подобное?!

— Любовь Григорьевна, — мягко произнесла я, — это не мое, это лежало здесь, когда я пришла.

— Надо звонить в милицию, — сказал кто-то из ошарашенных зрителей.

— Надо, — кивнула Любовь Григорьевна и поплелась в свою комнату.

— Расходитесь, товарищи, — сказала я, — тут наверняка улики на каждом квадратном сантиметре, а вы ходите и топчете, милиция этого не одобрит.

— Он правда мертвый? — делая шаг вперед, спросила Лариска.

— Проваливайте все отсюда! — заорала я.

Через секунду комната опустела. Я подошла к столу и посмотрела на Федора Семеновича.

— Как же вам не стыдно, — прошептала я, — сколько можно осложнять мне жизнь?

Случившееся повергло меня в уныние. Взяв себе пару минут на обдумывание, я, открыв окно, закурила. Как такое возможно? Как, как такое возможно?!

Значит, вчера наши милые соседи повезли Альжбеткиного друга не в темный лес, чтобы предать тело земле, как полагается людям, не обделенным милосердием, а привезли… это сюда, ко мне на работу. Прекрасно! А зачем они это сделали?

— Я вызвала милицию, — выходя из комнаты, сказала Любовь Григорьевна, — будем ждать.

— Надо бы еще позвонить Валентину Петровичу, должен же знать начальник, что творится на столе его секретарши.

— Я позвонила, а это точно не ты принесла?

— Ну сегодня же не первое апреля, с чего бы мне так надрываться?

— Да, не первое апреля, — покачала головой Любовь Григорьевна.

Я так понимаю, что от меня она готова ожидать чего угодно. Неплохая у меня сложилась репутация!

— А чем же так пахнет?

— Елью.

— А почему?

— Не знаю, может, он любил гулять в еловом лесу, — предположила я.

— Мне кажется, еще чем-то пахнет…

— Еще пахнет трупом.

Любовь Григорьевна закрыла рот ладонью и выбежала в коридор.

Отделение милиции, как я понимаю, было расположено поблизости. Не успела я повесить плащ и выкурить еще одну сигарету, как дверь распахнулась и в приемную влетели пять человек, которые замахали у меня перед носом красными книжечками с полосатой лентой, фотоаппаратом и своим энтузиазмом.

— Меня зовут Ерохин Максим Леонидович.

И перед моим носом раскрылась очередная красная книжица, которая известила меня, что этот человек — следователь, который будет задавать вопросы.

— Аня, местная секретарша, — представилась я.

— Вы обнаружили труп?

— Да, совершенно случайно, просто зашла поработать.

— Вы знаете этого человека?

— Нет, — замотала я головой, — первый раз вижу!

Я хотела сказать «и первый раз нюхаю», но так капитально соврать не решилась.

Пришлось отказываться от знакомства с Федором Семеновичем: не могла же я сказать, что этот человек недавно умер, возлежа в кайфе на моей подруге, — это не по-товарищески.

— Во сколько вы пришли на работу?

— Не знаю.

В этот момент вошла Любовь Григорьевна, и вопросы посыпались уже в ее сторону, чему я была очень рада.

Врать — это, конечно, хорошо, это повышает уровень адреналина и делает небольшую гимнастику головному мозгу, но все же лучше врать подготовленно, импровизация может выйти боком.

Меня попросили выйти, и я с этим спорить не стала. Федору Семеновичу в качестве моральной поддержки я была не нужна, а Любовь Григорьевна наверняка боялась, что я ляпну что-нибудь лишнее.

Стоило мне открыть дверь, как на меня просто налетел Селезнев.

— Что здесь происходит? — деловито спросил Валентин Петрович, и его взгляд упал на мой стол.

Сказать, что он побледнел, — это ничего не сказать. Понятное дело, кому понравится труп на столе у собственной секретарши! Эх, а я вчера так хорошо убралась на столе… Теперь наверняка он долго будет пахнуть елью и мертвыми ежиками.

Перед моим носом закрыли дверь, что позволило мне пристроить свое ухо поближе к замочной скважине. В коридоре толпился народ, но меня это не смущало.

— Вы кто? — представившись, спросил следователь.

— Селезнев Валентин Петрович, директор фирмы.

— Вы знаете этого человека?

— Нет, впервые вижу. Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит?!

— Рядом с вашим кабинетом найден труп мужчины, — сказал Максим Леонидович, — пока больше ничего не происходит.

Я отошла от двери, и ко мне тут же подлетела Лариска:

— Что говорят?

— Говорят, что умерший был мужчиной.

— В каком смысле? — не поняла Лариска.

— В том смысле, что не женщиной. Как ты думаешь, может, нас отпустят пораньше домой? Мне очень надо.

Я представила себе вытянувшиеся лица Альжбетки и Сольки, и мне стало значительно лучше. Мне стало даже как-то приятно.

Учинив небольшой допросик, выписав паспортные данные и попросив пять кружек кофе, мне намекнули, чтобы я шла до дома и не путалась под ногами.

Большей радости я и представить не могла. Собрав пожитки, я бросилась к девчонкам. Альжбетка работает вечерами, так что она дома. Солька, Солька, надеюсь, ты уже отмучила молодое поколение и сидишь сейчас перед телевизором.

На лестнице я столкнулась с тетей Пашей.

— Чего бежишь, как ненормальная?

— Куча дел!

— Зайду к тебе, я пироги пеку.

Только сейчас я почувствовала аромат выпечки на лестничной клетке и поняла, как я голодна.

— Спасибо, тетечка Пашечка, — сказала я, — девчонки дома, не знаете?

— Дома, Солька только с работы пришла, сказала, что ты на диете и тебе пирогов нельзя.

— Не слушайте ее, тетя Паша, она умом тронулась, разве есть такая диета, чтобы ваших-то пирогов нельзя было? — спросила я, звеня ключами.

— Так и я ей сказала, что она что-то путает.

Я позвонила в дверь к Альжбетке и в дверь к Сольке, они высунули носы и посмотрели на меня.

— Ко мне, быстро, — скомандовала я, распахивая свою дверь.

Я налила три кружки крепкого чая и поставила их на стол. Девчонки ерзали на стульях, ожидая от меня всего, чего угодно, но вряд ли в их головах могло промелькнуть то, что я произнесла, садясь на табуретку:

— Федор Семенович сегодня пришел ко мне на работу!

Альжбетка подавилась чаем и пролила половину на свою розовенькую кофточку.

Солька так и замерла с ложкой в руках. Люблю, когда она молчит!

— Чего?! — спросила она наконец.

— Я сегодня пришла на работу, и что я вижу?

— Что?! — хором спросили девчонки.

— На моем столе лежит Федор Семенович, и не просто лежит — он пахнет, а я, между прочим, вчера стол убирала!

— Ты что такое говоришь-то?! — зашипела Солька.

Я обрисовала ситуацию в красках и лицах.

— Это невероятно! — сказала Солька.

— Как же так? — простонала Альжбетка.

— Я так понимаю, — стала размышлять я, — что наши соседи отвезли труп прямо ко мне на работу.

— Зачем? — дернулась Альжбетка.

— Припугнуть хотят, — выдала Солька.

— Я думала об этом по дороге. Это глупо: зачем везти труп ко мне на работу, когда его можно дотащить до двери моей квартиры, и потом, зачем этот труп навязывать мне? Уж если угрожать, то Альжбетке.

— Правильно, — сказала Солька, — ты-то тут вроде как ни при чем.

— А я что, при чем?! — взвизгнула Альжбетка.

Солька посмотрела на нее осуждающе.

— Ну да, — сказала Альжбетка, пытаясь все же навесить на меня побольше вины, — но ты же тоже во всем участвовала!

— Но они-то об этом не знают, — развела я руками.

— Что же получается? — изумилась Солька.

— А получается, что трупешник принесли не для меня! Откуда им вообще знать, где я работаю?

Альжбетка зарыдала.

— Не ной, — сказала я, — все не так уж и плохо.

— Кому же его принесли?

— Пораскиньте мозгами, — торжественно вставая, сказала я Сольке, — если бы хотели направить особое внимание на кого-нибудь в офисе, то и положили бы труп рядом с кабинетом того человека. А положили его в приемной, где сидим только я, Любовь Григорьевна и Селезнев. Вот и выходит — что?

— Что? — спросила Альжбетка.

— Что принесли его либо финансовой директрисе, либо Селезневу, так как — смотрите выше — я отпадаю.

— Точно! — сказала Солька.

— Возьмем директрису, — рассуждала я, — она не от мира сего, она, наверное, перед едой молитву читает, а спать ложится — так тапочки по струнке ставит. У такой особы просто не может быть никаких поводов для подобной встречи с благоухающим Федором Семеновичем. Так что остается Селезнев…

Я вспомнила, как он побледнел, и добавила:

— Этот подарочек точно был для Валентина Петровича!

— Хорошо бы, если так, — сказала Солька, — но все это слишком туманно.

— Поверь моей женской интуиции.

— У тебя нет никакой интуиции, — просто оскорбила меня Солька.

— У меня интуиция просто железная, и попрошу ее не трогать своими цепкими ручонками!

— Девочки, не ссорьтесь, — взмолилась Альжбетта.

— Значит, так: мы вне подозрения. Я же сказала, что незнакома с умершим. Делаем вывод — Вера Павловна с ее Тусиком не потащили бы ради прихоти так далеко труп, меня постращать можно и здесь, мы все же милые и добрые соседи. Так что выходит, что все это — для Селезнева. Настаиваю на своей версии, возражения есть?

— Нет, я согласна, — сказала Солька.

— Я тоже, — всхлипнула Альжбетка.

Я была вполне удовлетворена. Я всегда права, и это не обсуждается.

— Только вот зачем это все, я пока не поняла, но нам надо все выяснить.

— Может, не надо, с глаз долой — из сердца вон? — сказала Альжбетка.

— Мне тоже кажется, что лучше не вмешиваться, — поддержала ее Солька.

— А мы и не станем, — сказала я, — мы просто будем более внимательными, чем обычно. Мы должны быть в курсе происходящего, чтобы в случае чего прикрыть Альжбетку.

В дверь позвонили, и Солька пошла открывать.

Мы с Альжбеткой автоматически напряглись.

— Это тетя Паша пироги принесла! — закричала Солька.

— Кушайте, девочки, — сказала наша добрая фея, — теплые еще, только из духовки.

— Эх, тетя Паша, что бы мы без вас делали! — сказала я, откусывая кусочек нежного теста.

— Ты на диете, — сказала Солька.

Я убила ее взглядом и взяла второй пирожок.

— Вот, собралась к сестре поехать на пару дней, — сказала тетя Паша, — а вы квитанцию новым жильцам отдайте.

— Что за квитанция? — спросила Солька.

— Так перепутали почтовые ящики и мне сунули, квартплату им выписали, надо, чтобы оплатили, вы уж передайте.

— Само собой, — сказала я, беря у тети Паши листочек.

Тетя Паша забрала тарелку и ушла, а я, обмахиваясь квитанцией — после пожирания теплых пирожков стало жарко, — размечталась:

— Понять бы это все…

Взгляд мой упал на ровненькие буковки, нашлепанные на квитанции.

Стрела пронеслась в моей голове и застряла где-то на развилке протекающих в коре больших полушарий мозговых процессов.

— Слушай, Альжбетка, а как фамилия у Федора Семеновича?

— Потугин, а что?

Я положила квитанцию на стол и ткнула пальцем: чуть выше суммы была напечатана фамилия владельца квартиры — Потугин Макар Семенович.

— Они — братья! — сказала я.