Вредная привычка жить

Юлия Климова, 2006

Любовь до смерти… Как романтично! Черта с два! Престарелый любовник Альжбетты Федор Потугин ничего не придумал лучше, как помереть во время жаркого соития прямо на объекте страсти. Девчонка чуть с катушек от страха не съехала. Хорошо, подружки Анна и Солька проявили должное понимание и спрятали тело заплесневелого мачо в пустующей квартире по соседству. На следующий день туда вселилась супружеская пара. А утром Анна обнаружила труп горе-любовника на своем рабочем столе!..

Глава 5

Мы знакомимся с соседями, они оказываются вполне милыми людьми, и особенно нам в них нравится то, что они решают нашу проблему

Солька открыла мне дверь, и если бы не моя бронированная после вчерашней ночи нервная система, то, мягко говоря, я бы удивилась, увидев ее столь… домашней.

На голове у Сольки был немыслимый чепец, завязанный спереди в узелок, а фартук в оранжевый цветочек, впрочем, как и все лицо моей подруги, был перемазан чем-то белым, руки ее представляли собой смесь пальцев с гипсом.

— Это что? — спросила я.

— Печем пирог, как ты и велела, — отрапортовала Солька.

— Молодцы.

Я вошла на кухню и посмотрела на Альжбетку. На ней был красный японский халат, желтый фартук в белый горошек и тапочки с каблуком десятисантиметровой высоты.

— Так и пойдем, — оценив обстановку, сказала я, — сразу видно, старались, и с душой. А почему не пахнет пирогом?

— Так мы его приготовили иным способом, — сказала Солька, пододвигая ко мне коробку, на которой было написано: «Готовые коржи для медового торта».

— Молодцы, — похвалила я, — а почему все в муке?

— Так их как-то слепить, наверное, надо, — предположила Альжбетка.

И это будущие жены и матери! Я тяжело вздохнула.

— Надо, — сказала я, — их кремом надо слепить.

Я полезла в холодильник и нашла баночку сметаны, полбанки сгущенки и уже почерневший банан. На мой взгляд, этого достаточно для того, чтобы сделать даже свадебный торт.

За пять минут торт изменился кардинально. Из трех коржей, заляпанных Солькой, он трансформировался в торт «Идеал», иначе его просто никак нельзя было назвать: все было промазано найденными продуктами и сверху по кругу выложено кружочками банана. Кружочки на глазах темнели, но мы делали вид, что это темнеет за окном.

— Присядем на дорожку, — велела я.

Мы уселись кто куда.

— Солька, сотри с лица эти белила, — сказала я.

В дверь звонила Альжбетка. На ее лице застыла самая доброжелательная улыбка, а японский халатик обнажил часть груди, на тот случай, если дверь откроет мужская часть новоселов. Солька отмыла руки и нервно засунула их в карманы фартука, я же на фоне этих богинь домашнего быта — в футболке, джинсах и кроссовках — смотрелась как студентка-второгодница, причем вечернего института. Но, с другой стороны, я олицетворяла рабочую молодежь, что тоже было неплохо.

Дверь открыла маленькая толстенькая женщина, с губами, обведенными алой помадой. Пучок ее волос пестрел всеми видами красок, что говорило либо о незаурядности натуры, либо о том, что денег на парикмахерскую ей было жалко.

Ее лицо расплылось в добрейшей улыбке, и, оглядев нас с ног до головы, она спросила:

— Вы кто?

Я подала Альжбетке знак, что грудь можно прикрыть, в первом акте она не пригодится, и ответила за всех:

— Мы ваши соседки.

— Вот, испекли пирог, — начала Альжбетка, принюхиваясь к запахам в коридоре, — хотим познакомиться, так сказать.

Пирог — это был вернейший ход, без пирога могут и выставить, а вот с пирогом — никогда, пирог — это пропуск в любое место.

— Тусик, Тусик, иди сюда! — заверещала наша соседка.

Из-за ее спины вынырнул щуплый мужичонка с тремя волосинками на голове.

— Видишь, Тусик, это девочки пришли нас поздравить с новосельем, поди-ка там прибери!

Тусик исчез так же быстро, как и появился.

— Извините, — сказали ярко-красные губы, — небольшой беспорядок, сами понимаете, мы только въехали.

— Конечно, конечно, — закивала Солька.

Мы немного потоптались в тамбуре.

— Заходите, — раздался голос Трех Волосин.

И мы вошли в квартиру. В квартиру, где мы так часто устраивали вечеринки, где мы веселились до утра, где мы даже однажды сдавали комнаты, пока участковый не сделал нам выговор, в квартиру, в которой мы оставили гроб с Федором Семеновичем, большим любителем Альжбеткиных прелестей.

Нас пригласили в гостиную. Именно там и нашел вчера пристанище пахнущий лесом, наспех одетый и даже не заколоченный Федор Семенович. Следов его пребывания не было. Соседка засуетилась с посудой, но мы, сославшись на простоту в отношениях, попросили нож, разрезали торт и стали лопать его всухомятку.

— Давайте же знакомиться, — подскочила пухленькая тетечка, — меня зовут Вера Павловна, а это мой Тусик — Макарушка.

— Очень приятно, — закивали мы головами и с полными ртами тоже стали представляться.

Надо сказать, что торт оказался не так уж и плох, и, так как мы все были изрядно голодны, можно сказать, что мы-то его и слопали. Может, оно и к лучшему: если уж кому-то и грозит несварение, то пусть это будем мы, создатели сего творения.

— Как вам у нас нравится? — спросила Солька.

— Душевно, очень душевно, — закивала Вера Павловна.

Я принюхалась. Если лимон растворился в воздухе, если вишня улетучилась, то ель ничем не возьмешь. Я была уверена, что труп еще здесь и эти люди делают вид, что все в полном порядке. Они куда-то припрятали нашего горячо любимого Федора Семеновича, а теперь изображают из себя гостеприимных хозяев. Впрочем, и мы играли заранее заготовленные роли.

Девчонки трещали беспрерывно, что было неплохо: мы изо всех сил изображали добродушных соседок, которые рады новым знакомствам.

— А кто еще проживает на этом этаже? — спросила Вера Павловна.

— Тетя Паша, — отозвалась я, медленно прохаживаясь по квартире и заглядывая в углы, — она вам понравится, очень милая женщина, правда, у нее бессонница, но даже это на пользу: в такие вечера она обычно моет лестничную клетку. Пожалуй, у нас самый чистый этаж.

— И самый дружный, — заглатывая колесико банана, сказала Альжбетка.

— А еще у нас живет Славка, — весело объявила Солька, — вы знаете, чем он целыми днями занимается?..

Она не успела закончить, потому что это сделала я:

— Он мебель выпиливает, и, вы знаете, его лучше не беспокоить, он бывает немного агрессивен, если ему мешают работать. Вдохновение и все такое, творческие люди — очень капризные.

— Ты слышишь, Макарушка, какие прекрасные люди нас окружают!

Альжбетка слегка наклонилась, и халатик соскользнул с ее плеча, обнажив половину ее уж точно прекрасной груди.

— Вы извините, нам уже пора, — сказала я, боясь, как бы Альжбеткина грудь не смазала хорошее впечатление о нас: кто знает, может, эта Вера Павловна ревнива?

— Было очень приятно познакомиться, но мы не хотим вам докучать, переезд — это всегда так хлопотно, — затараторила Солька.

— Ну что вы, ну что вы, — замахала руками Вера Павловна, выпихивая нас своим животом за дверь, — просто мы немного утомились, столько новых впечатлений!

Довольно радушно нас выставили.

Мы разместились у Сольки и стали подслушивать, но никаких звуков до нас не долетало. Мы пробовали и с кружкой ползать по стене, и прикладывать ухо к розетке, и высовываться в окно — все безрезультатно.

— Сегодня ночуем у тебя, — подвела я итог, — будем следить за ними ночью. Труп уже далеко не первой свежести, выносить они его будут сегодня.

Альжбетка захныкала, и я протянула ей кружевную салфетку из-под вазы. Еще в шестом классе Солька связала ее крючком, за что получила незаслуженную четверку. Альжбетка так нещадно сморкалась в эту салфетку, что Солька, глядя на нее, тоже разревелась.

— Откуда у тебя столько соплей? — изумилась я.

— Это не сопли, — запричитала Альжбетка, — это моя боль из меня выходит!

— Хватит, у нас сегодня куча дел. Переодеваемся во все темное, дежурство у окна по очереди, собираемся здесь через полчаса.

Мы с Альжбеткой разошлись по своим квартирам — переодеваться, а Солька бросилась отстирывать дорогую ее сердцу салфетку.

Мы решили не зажигать свет, не курить и разговаривать шепотом, а лучше — молчать.

Первой не выдержала Солька:

— А почему они в милицию не сообщат? Я бы сообщила.

— Не сомневаюсь, ты у нас ходячая совесть.

— Боятся, — предположила Альжбетка.

— А чего им бояться-то? — не унималась учительница ботаники.

— Что на них подумают.

— Глупости, — сказала я, — кто на них подумает, они въезжают, открывают дверь и начинают орать. Нормальная реакция нормальных людей.

— Так они что, ненормальные? — спросила Солька.

— Я думаю, они что-то скрывают и им невыгодно обнаруживать себя подобным способом.

— Как это так? — спросила Альжбетка.

— Может, они судимые за убийство, а тут — труп. Просто боятся, что им не поверят, или натворили дел каких и скрываются сейчас, не зря квартиру сменили, к чему им такая шумиха? Так что Федор Семенович очень удачно умер вчера, теперь о нем есть кому позаботиться, — объяснила я.

Дверной замок в коридоре щелкнул, дверь открылась. Тишина, дверь закрылась.

— Идут, — сказала я, — сколько времени-то?

— Полтретьего уже, — сказала Альжбетка, глядя на мобильник.

Дверь в коридоре опять открылась, и, судя по звукам, доносившимся до наших ушей, прижатым к входной двери, можно было сделать вывод, что тащат что-то большое.

Альжбетта осторожно приподняла крышечку глазка и посмотрела в коридор. Мы знаками стали спрашивать — что она видит?

Она присела и шепотом сообщила нам, что в коридоре — семья новоселов вместе с огромным темно-синим чемоданом.

Представить себе, что Федор Семенович поместился в чемодан, я не могла, хотя, если особо постараться и чемодан вместительный, то все возможно. Приехал лифт, и чета наших соседей, погрузившись, уехала. Мы выскочили в коридор, по которому разносился запах елового освежителя воздуха с еще какими-то неприятными мотивами, и побежали вниз по лестнице: нам никак нельзя было их упустить.

Путь новоселов лежал к гаражу за домом. У них оказалась вполне приличная иномарка, в которую они запихнули пахнущий чемодан. Немного прогрев машину, особо не торопясь, они уехали в сторону Кольцевой дороги. Мы остались стоять за углом дома в глубоких размышлениях

— Альжбетка, поедем на твоей машине, — спохватилась Солька.

— Нет, — замотала она головой, — меня это больше не касается, это их проблемы.

Это был исторический момент — когда Альжбетка разорвала все отношения с покойным Федором Семеновичем!

Девушки посмотрели на меня как на человека, который примет окончательное решение.

— Пошли спать, — сказала я.

Проходя мимо помойки, мы обнаружили распиленный гроб. Он представлял собой просто кучу досок, и никому в голову не могло бы прийти, что еще недавно это был ловко сколоченный Славкой коробок, в котором так уютно лежал Федор Семенович.

— Вот жизнь… — сказала Солька.

— Точно, — подтвердила Альжбетка.

— Когда только вынесли? — изумилась я.

— Все успели, — зло подытожила Солька.

— А нам-то что теперь, радоваться или нет? — спросила Альжбетка.

— Однозначно, радоваться, — объявила я, — с деталями разберемся потом, мы теперь за этот труп ответственности не несем, вахту сдал — вахту принял.

Мы немного постояли на улице молча.

— Как у тебя на работе-то? — поинтересовалась Солька.

— Погано… не мне, конечно… им всем, но почему-то меня не увольняют.

— А как начальник? — спросила Альжбетка.

— Ничего интересного, девочки, ровным счетом ничего интересного, болото какое-то.

Мы не торопясь дошли до своего этажа и обнаружили там тетю Пашу, которая изо всех сил драила ступеньки.

— Бессонница? — сочувственно спросила я.

— Она самая… подкралась незаметно, я-то уж думала, что сплю, — ответила тетя Паша, смахивая пот со лба.

— А у нас соседи новые, — похвасталась своими знаниями Солька, — мы с ними уже познакомились.

— И как они? Интеллигентные? — спросила тетя Паша, подтягивая вытянутые на коленках тренировочные штаны.

— Нет, — ответила я, — лампочки будут выкручивать, если вы на этот счет интересовались.

— Ах, паразиты! — понеслось по этажу.