Победы, которые не умирают

Юлия Ефимова

Греция, Малая Азия, Северное Причерноморье – огромный мир, населённый эллинами. В конце 6 – начале 5 вв. до н. э. здесь происходит множество событий: падение тирании в Афинах, поход Дария против скифов, противостояние Афин и Спарты, греко-персидские войны… Роман рассказывает о судьбе трёх героев – Гектора из Афин, Клеанта из Спарты, Леандра из Каркинитиды – в эту переломную эпоху.Это также роман об Олимпийских играх, которые постепенно становятся связующим звеном эллинского мира.

Глава 7. Криптия

— Неужели мы и без Спарты не выбросим Гиппия из Афин? — Прокл не скрывал раздражения: — Звать чужаков на нашу землю — не слишком ли большая цена за победу? Неужели нам не хватит поддержки Дельф?

— А что ты хочешь? — не выдержал Клисфен. — Чтобы мы так и сидели в Дельфах, ничего не делая? Посмотри, какое Гиппий выстроил себе убежище на холме Мунихий в Пирее. Кроме того, он отправил послов в Персию. Дарий после бесславного возвращения от скифов мечтает о какой-нибудь победе. Он заставил македонского царя признать свою власть! Тот даже согласился дочь Гигею выдать за этого перса… как его там — Бубара, вроде. Правда, македонцы утверждают, что убили семерых персидских послов, а замужество — лишь стратегический ход, но ход этот, похоже, привёл их волку в пасть. Теперь Бубар распоряжается в Македонии, царь Македонии Аминта с сыном Александром — одно название, что цари. Нельзя терять время, Прокл! Нам и так туго пришлось после боя у Лепсидрия, когда Гиппий напал на нас всей армией. Сколько достойных людей мы там потеряли — вспомнить страшно! Да ты ведь сам чуть не погиб! Нам повезло, удалось унести оттуда ноги! И ещё больше нам повезёт, если Дельфы нас поддержат. Тогда спартанцы обязательно нам помогут.

— Ты так уверен, что оракул выскажется в нашу пользу? Ты подкупил его, что ли?

— Не будь наивным, Прокл. Жрецы Дельф заинтересованы в нас и не станут мешать. Мы ведь получили подряд на строительство их храма Аполлона.

— Строительство пока не началось, хотя давно пора. Ты вообще собираешься восстанавливать храм?

— Разумеется. Иначе нельзя. Мы восстановим храм, когда будет нужно нам.

— Тебе, то есть?

— Не понимаю, чем ты недоволен? Ты ведь сам пришёл ко мне.

— Я пришёл бороться с Гиппием, а ты готов ввергнуть всю Аттику в войну со Спартой.

— Они будут нашими союзниками.

— Никогда! Спартанцы всегда живут своими интересами. Они придут сюда, если их интересы потянутся в нашу сторону!

— Успокойся, я знаю, что делаю. — Клисфен резко повернулся. Гектор отпрянул от окна, через которое прекрасно слышал весь разговор. Не то, чтобы он собирался подслушивать, но бездействие сводило его с ума. Отец мрачнел с каждым днём, и это беспокоило Гектора. Что-то определённо готовилось.

Судя по разговору, предстояло жаркое время, раз отец так горячится. Гектор неторопливо побрёл по безлюдной дороге, ведущей к святилищу Аполлона. Горная гряда Парнас уходила вверх; на склоне одной из гор, во много раз превышавшей высоту Кроноса, в несколько ярусов поднимался Дельфийский комплекс. Сюда стекались отовсюду спросить о будущем, выяснить, какой союз лучше заключить, как получить выгоду в деловом предприятии, стоит ли начинать войну. Центром Дельф являлся Дельфийский храм, посвящённый Аполлону, покровителю искусств, спорта и Дельф. В храме, недоступная для постороннего взора, сидела пифия и вещала пророчества. Понять, о чём она вещает, не дано было никому, помимо оракула — жреца храма. Он-то и передавал волю Аполлона тому, кто пришёл узнать ответ божества на тот или иной вопрос.

Храм Аполлона, выстроенный когда-то Трофинием и Агамидом, сгорел почти сорок лет назад. Новый храм начали возводить поблизости — должно же у оракула быть место под солнцем, — однако строительство продвинулось недалеко. Работы оказались дорогими, деньги пришлось собирать со всех концов эллинского мира. Дельфы повсюду искали средства на перестройку храма, а когда их собрали, Клисфен убедил амфиктионов — представителей государств, которые занимались делами святилища в Дельфах, — что выстроит новое сооружение, не превышая установленной цены. Клисфен получил подряд на работы и колоссальную сумму в триста талантов. Знакомый Клисфена, архитектор Спинфар из Коринфа, по его просьбе согласился осмотреть руины храма, чтобы предложить план и смету работ.

Сами работы пока не начались и, судя по всему, начинаться не собирались. Гектор задрал голову и разыскал на склоне остатки храма — немногие сохранившиеся колонны и стены, выстроенные из камня на века, но не простоявшие и нескольких десятилетий. Интересно, когда-нибудь он увидит храм во всём его великолепии? Станет ли храм вновь тем местом, где возносят хвалу Аполлону, а не вспоминают о том, что всё смертно, даже камень?

Солнце заливало парнасский склон, безжалостно обдавая жаром Дельфийское святилище. Внизу располагался ярус с сокровищницами, подобными олимпийским, затем шла площадка с остатками храма Аполлона. Выше по склону, невидимый снизу, прятался за соснами и кипарисами стадион. Здесь каждые четыре года проходили Пифийские игры — на них, в отличие от Олимпийских, победителю вручался лавровый венок, а не оливковый. До ближайших игр ещё больше года.

Гектор, напоследок кинув взгляд на панораму Дельфийского святилища, отправился обратно в деревушку, где остановились они с Проклом. Честно говоря, он не понимал, почему отец против участия спартанцев. Какая разница, кто поможет расправиться с Гиппием, — ведь он главный враг, а не Спарта? Гектор был согласен с Клисфеном: любая цена не казалась ему большой, и он не понимал, как отец этого не видит. Хорошо хоть Клисфен достаточно ненавидит Гиппия. Интересно, оракул и впрямь их поддержит? Неужели Клисфен способен предвидеть будущее?

Очевидно, Клисфен мог: его предсказание сбылось. Пифия изрекла: спартанцы обязаны помочь афинянам освободить город от тирана. Спартанцы, у которых были неплохие отношения с Гиппием, не обрадовались прорицанию. Раз за разом они пытались иначе истолковать речения пифии — никогда Дельфы не видели столько спартанцев за такой короткий срок, — но когда пророчество повторилось снова и снова, спартанцы признали: воля богов есть высший закон, и поклялись его выполнить. Клисфен не скрывал радости и постоянно обсуждал со жрецами какие-то вопросы — наверное, старался, чтобы они не забыли сделанного предсказания. Подготовка к походу на Афины заняла немного времени: спартанцы к войне были готовы всегда. Войско во главе с Анхимолием поплывёт на кораблях до гавани Афин, высадится и займёт Афины. Всё казалось простым и понятным.

***

Высадка в гавани Фалерон прошла удачно. Спартанцы направлялись к Афинам, когда дорогу им преградила конница. Никто не предполагал, что Гиппий успеет вызвать её аж из самой Фессалии. В придачу к коннице на равнину высыпала армия афинян, перекрывая доступ в город. Спартанцы ничего не могли противопоставить атаке фессалийцев во главе с известным воином Кинеем. Обезглавленные гибелью Анхимолия, они отступили. Возвращение в Спарту получилось бесславным, хотя потери говорили о жестокой битве.

Клеант, узнав о неудаче, раздражённо фыркнул, но никто не заметил, как известный всей Спарте чемпион выражает негодование экспедицией Анхимолия. Клеант сам мечтал в ней участвовать — ему не позволили.

После победы в Олимпии Клеанта встретили как триумфатора, на обеде в его честь собрались самые именитые люди Спарты, включая обоих царей и пятерых эфоров. Победа подразумевала также, что Клеант имел право идти на войну, находясь впереди войска, рядом с царями. Увы, этой возможности его лишили, поскольку, как ни была велика победа, она не добавила ему возраста. Клеанту оставалось несколько месяцев, чтобы закончить обучение и стать полноправным гражданином Спарты. Таков закон — один для всех.

Сначала Клеант злился, пытался найти способ обойти закон, однако получил в ответ снисходительные пожелания подождать чуток. Пришлось смириться. Клеант неистово тренировался — даже при подготовке к Олимпийским играм он не изводил себя до такой степени. Опытные наставники восхищались стойкостью и выдержкой юного чемпиона, который не собирался почивать на лаврах, а стремился по-настоящему обрести себя в воинских традициях. Его всячески хвалили и поддерживали, лучшие бойцы Спарты давали ему уроки лично, не гнушаясь сражаться с ним на равных.

Раньше Клеант не задумывался, как будет воевать. Он знал, что выполнит долг. Теперь это не просто долг. При отъезде из Олимпии Клеант так и не попрощался с Гектором. При взгляде на молодого представителя Афин его передёргивало — ведь именно афиняне убили Праксидама. Тогда чувство заглушалось болью от потери, но за прошедшие два года боль утихла, на первый план вышла ненависть — страстная и безжалостная. Детские любопытство и интерес к афинянам сменились желанием расквитаться с соотечественниками тех, кто имел отношение к нападению на корабль эгинцев.

Меж тем подготовка к новому походу шла полным ходом. Если раньше Спарта не жаждала воевать с Гиппием, то теперь и пифия была не нужна: все хотели отомстить за поражение и смерть Анхимолия. Кстати вспомнилось: Гиппий — союзник Аргоса, вечного врага Спарты. Оба спартанских царя, Демарат и Клеомен, нашли общий язык и согласились возглавить новый поход на Афины.

После победы в Олимпии для Клеанта настали нелёгкие времена. Обрушившаяся на него слава скорее злила, чем радовала. Воспоминания переполняли его — порой Клеант проклинал свою отличную память. Он плохо спал и часто спускал раздражение на товарищах по отряду. Те не возражали, признавая право Клеанта на такое поведение и не обращая внимания, что он становится всё более непримиримым, стремится победить любой ценой. Несмотря на постоянное общение с другими юношами и взрослыми спартанцами, он научился скрывать чувства от посторонних, отгораживаясь от их назойливого присутствия напускным равнодушием или весёлостью. Пусть себе бродят вокруг, лишь бы не лезли в душу.

В душе Клеант мечтал о мести, но не мог её свершить, потому что недостаточно взрослый! Это угнетало и бесило, Клеант считал дни до последнего испытания на зрелость — криптии. Он бы с радостью заменил его участием в войне с афинянами. Клеант недовольно прислушался к возгласам за окном — спартанские воины прощались с родными и шутили над новичками. Ржание лошадей, рёв жертвенных быков и щёлканье кнутов горячили кровь, вызывая жгучую зависть.

— Клеант, идём, войско отправляется в Афины, не хочешь нас проводить? — в дверь просторной казармы просунулся довольный Каллител, единственный друг и одновременно наставник Клеанта. Ему было уже двадцать восемь, он имел полное право идти на войну. Клеант буркнул что-то. Каллител лишь слегка усмехнулся, привычный к такому поведению младшего друга.

— Пошли, брось злиться. Хватит на твою долю войн. Скоро криптии…

— Гоняться по лесам за беззащитными илотами — разве это война?

— Поосторожнее. Все эфоры, когда начинается срок их службы, вместе с клятвой верности Спарте объявляют войну илотам. Это война, не сомневайся. — Каллител посерьёзнел: — Ты ведь знаешь, чего нам стоило завоевать Мессению. Её жители спят и видят, как от нас избавиться. Кабы не постоянная готовность к войне, нас бы давно перебили. Так уже случилось много лет назад, когда мессенцы восстали, и всё повторится, если мы расслабимся и перестанем относиться к ним, как к противнику. Доблести в убийстве рабов нет — есть необходимость: они живут в нашей стране и работают на нашей земле. Они близко, в отличие от тех же Афин.

— Я бы предпочёл воевать с афинянами.

Клеант не рассказывал о Праксидаме никому. Для него это была личная месть, а не борьба во славу государства, но пусть Каллител и остальные считают его ненависть к афинянам проявлением воинского духа.

— У тебя ещё будет шанс, а пока пожелай мне удачи.

— Желаю тебе встретить следующий месяц на вершине акрополя Афин.

— А что у них за акрополь?

— Укреплённая скала. Сердце Афин.

— Вечно ты всё знаешь. Может, знаешь, как его захватить?

— «Доблесть, выучка, храбрость помогут вам в победе», — процитировал Клеант старого учителя. — «Не думайте о смерти, и вам никто не страшен». Помнишь?

— Эти уроки мы до гроба не забудем.

— Вот и применяй их — учитель он был так себе, зато воевать умел. — Каллител едва не рассмеялся, и друзья заторопились к месту сбора войска.

***

Тишина стояла такая, что дыхание оглушало. Клеант, укрытый темнотой и деревом, пытался разглядеть во мраке хоть какое-нибудь движение. Он ждал, терпеливо снося ночную прохладу и урчание пустого желудка. Голод, впрочем, мало беспокоил спартанца. У него есть задание — выполнив его, он получит права гражданина и сможет участвовать в военных походах. Правда, занимать государственные должности разрешается только с тридцати лет, но к власти Клеант не стремился — его отталкивала необходимость общения с огромным количеством разных людей. Ему и так почти не удавалось найти уединение: его вечно о чём-то спрашивали, искали совета или пытались его дать. Зато сейчас он один.

Ночь вступила в свои права, и его ждала охота. Уже несколько дней Клеант вёл ночной образ жизни: днём находил укромное местечко в тени и засыпал, а к вечеру начинал осматривать окрестности, выискивая добычу.

Их было много — юных спартанцев, кому почти стукнуло двадцать. Всем предстояло последнее задание: доказать, что они способны убивать людей.

Испокон веку в Спарте существовал обычай: под конец учёбы все юноши участвовали в криптиях. Они охотились по ночам на рабов, устраивали на них засады и убивали. Так юные спартанцы показывали навыки, смелость, смекалку и заодно уменьшали поголовье рабов, большинство которых были жителями Мессении — когда-то свободной и сильной страны. Рабы — их называли илотами — жили и работали на огромной территории, завоёванной Спартой в тяжёлых боях.

Убийство илотов не являлось регулярным. Государство по-своему заботилось о них: издавало законы, не позволяя гражданам заниматься самоуправством, собирать налог свыше положенного по закону и уничтожать государственную собственность. Но чтобы держать в узде огромную массу работников, государство использовало криптии — обычно раз в год. Устрашение, демонстрация силы, опыт для молодёжи — для этого они и проводились. Впрочем, многие взрослые спартанцы не упускали шанса поразвлечься: это помогало поддерживать форму между войнами.

Ради криптии Клеант отправился в Мессению. Конечно, илотов хватало в Спарте, но чемпион должен совершить что-то особенное. Каллител как-то похвастался наделом в Мессении, где, правда, почти не бывал. Клеант вспомнил: там находится и его собственный участок — наследство отца. Он получит его после того, как станет полноправным гражданином. Туда он решил отправиться.

Клеант прислушался, выделяя несвойственные ночи звуки. Дорога в деревню, где жили илоты, недалеко, и он надеялся: сегодня ему повезёт с жертвой. Спартанец две ночи шатался по лесу, встретив лишь несколько групп мессенцев.

Послышался тихий говор. Клеант насторожился: судя по всему, на этот раз по дороге шли двое, причём один голос явно принадлежал девушке. Убивать женщин Клеант не собирался. Различив другой — мужской — голос, он прислушался.

— Говорят, многие спартанцы уехали в поход против афинян. Ты что-нибудь слышал, Лик?

— Да, так и есть. Свергать тиранов в Афинах, — в голосе Лика отчётливо звучала издёвка.

— Значит, надолго?

— Надеешься, это нас спасёт? Войны приходят и уходят, а мы как были рабами, так и остаёмся. И всё же война может сослужить нам отличную службу. Если мы все соберёмся и ударим по собственным тиранам, то сумеем вырвать нашу землю из их рук. Ты понимаешь, Леония? Пришла пора! В последний раз мы воевали со Спартой так давно, что они вряд ли считают нас серьёзной угрозой.

— Так вот к чему ваши собрания? Хотите поднять восстание? — голос девушки дрогнул. — Думаешь, у вас хватит сил?

— Не знаю, но дальше терпеть нельзя. Вчера погиб мой друг — похоже, открылся очередной охотничий сезон. Нас бьют, как зайцев, а мы молчим. Хватит! — Лик почти кричал, и Клеанту не приходилось напрягать слух, чтобы разобрать слова. А слова заставили его похолодеть. Восстание илотов! Рабы собирались ударить, пока боеспособные жители Спарты в военном походе. Необходимо действовать! Лик и Леония ушли вперёд, Клеант осторожно двинулся за ними. Пара шла, не оглядываясь, что было на руку молодому спартанцу. Он выскользнул на дорогу и тенью последовал за ними. Приученный ходить неслышно, Клеант лишь молился, чтобы под ноги не попалась какая-нибудь хрупкая ветка. Юноша вынул кинжал и бегом преодолел оставшиеся несколько шагов. Схватив Лика за горло, он ударил его в спину — смерть была мгновенной.

— Лик! — вопль Леонии разнёсся в ночи, она бросилась к упавшему рабу. — Лик!

Клеант отпрянул, раздумывая, не убить ли и её.

— Ты убил моего брата! — Леония подняла взгляд, полный ненависти и боли. Клеант вспомнил, как сам испытал то же самое, когда услышал о смерти Праксидама. Он отступил на шаг и опустил кинжал. Девушка порывисто встала — Клеант решил, что она вот-вот бросится на него. Он быстро шагнул к ней, схватил за волосы и приставил кинжал к горлу.

— Будешь орать — тебе конец, — прошипел он, зная, что вряд ли решится убить её сейчас. — Хочешь похоронить брата, а не лечь в могилу вместе с ним, слушай меня! Ты мне не нужна. Сейчас я уйду. Попытаешься напасть — я в долгу не останусь. Ни одна рабыня не поднимет на меня руку, понятно? Похоже, твой хозяин не научил тебя повиноваться, ну так я это исправлю. Ясно?

Леония медленно кивнула, коснувшись клинка подбородком. Клеант не ощущал её страха.

— Прекрасно, — Клеант говорил шёпотом. — Я ухожу. Но не советую радоваться, скоро мы встретимся. — И он исчез в темноте, уверенный, что больше не увидит Леонии.

В лесу Клеант вдруг понял: его взбудоражило не только убийство, но и странное волнение, которое возникло, когда он коснулся обнажённой кожи девушки, вдохнул запах её волос. Его поразили её красивый профиль, освещённый луной, и храбрость перед лицом опасности. Клеант обругал себя и ударил рукой по бедру — и невольно вскрикнул. Он забыл, что в руке находился окровавленный кинжал. Клеант растерянно посмотрел на глубокую царапину. Кровь из раны смешивалась с кровью убитой им жертвы, словно предсказывая неразрывную связь с этой семьёй. Клеант потряс головой. Нет! Ничто не может связывать свободного гражданина Спарты и жалких рабов! Чтобы отвлечься, Клеант напомнил себе о готовящемся восстании. Надо поспешить в Спарту и предупредить власти. Конечно, можно разыскать местного наместника и сообщить ему. Увы, Клеант не знал толком, где его искать, да и вряд ли у него хватит сил расправиться с мятежниками. Нет, нужно большое подкрепление! Нельзя позволить илотам вкусить крови спартанцев!

***

Вернулись спартанцы из Мессении крайне довольные собой. С помощью относительно небольшого войска им удалось в полной мере проявить себя. Вечером состоялся общий пир, где присутствовать дозволялось и эфебам. В комнату, половину которой занимал уставленный едой огромный стол, набилось человек пятьдесят. Клеант среди них стал главным героем. Именно он поднял тревогу, предупредив пятерых эфоров — на них лежала ответственность за внутренние дела Спарты. Полученные от Клеанта сведения вынудили их быстро собрать взрослое население, которое прекрасно помнило о событиях последней Мессенской войны, произошедшей более ста лет назад. Победы Спарты, воспетые Тиртеем в стихах, живописали сражения между двумя государствами, и спартанцы с детства изучали их в школах. Но победы достались непросто: Спарте пришлось пройти через огромные потери, война длилась много лет.

Тогда победила Спарта, поставив Мессению на колени. Вся территория Южного Пелопоннеса к западу от Спарты оказалась в полном распоряжении Лакедемона. Спартанцы установили в Мессении свои порядки, превратив население Мессении в рабов. Они не были рабами граждан Спарты — нет, рабами владело государство: оно ссужало их в пользование гражданам вместе с мессенской землёй, поделённой на участки-клеры. Клерами обладал каждый гражданин Спарты, они позволяли получать доход и кормить семьи. Илоты работали — спартанцы жили на плоды их трудов, тратя всё время на военную подготовку. И сейчас спартанцы в очередной раз отстояли право на владение рабами, о чём с гордостью поведали за праздничным обедом.

Клеант слушал рассказы о погромах, обысках, арестах, казнях, когда на улице хватали всех без разбора. Мужчин из деревни, где Клеант нашёл первую жертву, подвергли допросу, после которого, как с удовольствием описывали разгорячённые пиром спартанцы, над деревней несколько дней стоял женский вой. Впрочем, судьба женщин тоже не была лёгкой. От подробностей — ими наперебой делились участники операции — Клеанта мутило, желание заставить болтунов замолчать усиливалось. В отличие от большинства сверстников, интерес к противоположному полу у него ограничивался разглядыванием почти обнажённых, изгибающихся в танце девичьих тел во время праздников или на тренировках по военному делу — девушки посещали их наравне с мужчинами. С парой женщин он познакомился поближе — скорее из-за потребностей тела и любопытства, чем от сильных чувств. Леонию он не забыл до сих пор. Стоило ему представить, что с ней проделывали всё то, о чём поведали воины-победители, и в голове рождались мысли, отнюдь не свойственные спартанцу.

Буря эмоций, незнакомых и потому пугающих, захлестнула парня, он перестал воспринимать происходящее. Еда вдруг приобрела отвратительный привкус. Клеант отложил кусок сочной жареной баранины.

— А потом мы выхватили у неё мальчишку — наверное, брата, ведь она была такая молоденькая, — и поделили их обоих между мной и Листратом. Кинули жребий, ему достался мальчишка, и Листрат за шкирку поволок его в хижину. Ну и я своего не упустил. На ней был какой-то мерзкий пеплос — я решил: грех портить такую красоту и… — Слова потонули в приступе смеха. Клеант вздрогнул. Он не жалел мальчишку, но почему-то не хотел, чтобы девушкой оказалась Леония. Клеант резко поднялся и двинулся к выходу. Добраться до дверей он не успел. Один из бывших эфоров, Этеолк — тот, что ездил с ним в Олимпию, — остановил его и поманил к себе.

— А вот и Клеант. Помните, каким он был при рождении? Дохлятиком. Едва не отправился в Тайгетскую пропасть. А посмотрите на него теперь — чемпион Олимпийских игр, ещё повоевать не успел, а уже раскрыл заговор! И это только начало! Помяните моё слово — парень пойдёт далеко. Садись, друг! Отныне место тебе рядом со мной. Скоро ты станешь гражданином нашего государства, Клеант. Клянусь Зевсом, ты как никто другой это заслужил! Ты знаешь, что тебе придётся выбрать себе сисситию? Это — один из главных твоих выборов в ближайшее время, ведь ты выбираешь товарищей, с которыми будешь проводить почти всё время. Каждый научит тебя всему, что знает сам. С ними ты разделишь всё — от еды до мыслей и надежд. Так вот, я хочу пригласить тебя вступить в мою сисситию. У нас собрался отличный круг друзей, и, кстати, Каллител тоже с нами.

Чтобы стать членом определённой компании, или сисситии, куда входили человек по двадцать мужчин из разных семей и разного возраста, необходимо было согласие всех её членов. Отверженный хотя бы одним из них оказывался в неловкой и позорной ситуации. Приглашение лично от члена сисситии такого высокого положения означало: никто не проголосует против. Он должен радоваться.

Клеант растянул губы в улыбке и выразил необходимую благодарность:

— Это большой почёт и ответственность, Этеолк! Клянусь, я вас не подведу!

Он умолк, ведь краткость в словах — главное достоинство спартанца. Юноша уселся за стол возле Этеолка и больше уйти не пытался, слушая рассказы о подавлении несостоявшегося восстания и кидая в рот блестящие чёрные оливки из полупустой чашки рядом. В конце концов, он уже не мальчик, пора думать, как мужчина. Эмоции лишь причиняют неудобство. Зачем переживать из-за рабов? Нет — из всех чувств ему нужна только ненависть. Ненависть к своим врагам и врагам Спарты.