Любовь по правилам и без

Юлия Гауф, 2023

– Вот я дурак!– Дурак, дядя, – раздался тоненький детский голосок, и мы все посмотрели на малявку с рюкзачком. – Как и все мужчины.Я улыбнулся, а девчушка обхватила набалдашник моей трости:– Ваша? Как у Доктора Хауса. Вы врач?– Он одинокий волк, – запинаясь пробормотал мой приятель.– Волк? Одинокий? – девочка отчего-то оживилась. – У вас нет жены? А вы можете жениться на моей маме? Она красивая, и самая лучшая! Вот придет за мной, и вы увидите. И женитесь, да? Вот только мама разведется с папой, и вы сразу же, ладно?Девочка тараторила, будто до этого не говорила целую вечность, а я глазами хлопал как придурок.– Так, ребенок… – я попытался призвать девочку к порядку, но она вдруг обернулась, и кивнула в сторону.– А вот и моя мама пришла.

Глава 7

— Кать…

Молчит.

— Котька, давай фильм посмотрим?

Кивок, и… тишина в ответ.

— Или погуляем? — не отстаю я.

Дочка пожала плечами, а я кулаки сжала под столом. Достало! Дерьмовая я мамаша, но терпение моё истончается. Иногда… черт, иногда, особенно сегодня, мне дочку встряхнуть охота!

— Кать, почему опять молчим, а? Вчера вон как бодро болтала, прям фонтан красноречия. Ка-а-ать, ну что опять не так?

Дочка вздохнула, но не ответила.

Психолог говорила, что дочка не издевалась надо мной, когда молчала. Она правда не могла говорить из-за стресса. Но еще дело в том, что хоть Катька меня и не винит в крахе семьи, подсознательно она винит меня в том, что я её не защитила.

Потому и не готова была говорить.

Но заговорила же! Причем не пару фраз она выдала, а трындела целый день.

Сейчас-то почему молчит? Манипулирует? Издевается?

Боже, дай мне сил не отвесить оплеуху своей дочурке…

— Кать, что не так? Ты обиделась на меня? Или… я не понимаю, — всплеснула я руками. — Почему с чужим человеком ты готова говорить, а со мной нет? Ты можешь хоть слово мне ответить, а? Или напиши, если я недостойна того, чтобы твой голос услышать, — невольно повысила я голос.

Катькины губы задрожали, она бросила кухонное полотенце на стол, и выбежала из комнаты. И ответил мне топот её ног по деревянной лестнице, ведущей на первый этаж.

— Катька, извини, — выкрикнула я, встала, хотела пойти за ней, но с выдохом плюхнулась обратно на стул. — Уф, когда это всё закончится? Я же думала, что всё наладилось… дьявол!

Нет, не могу я идти сейчас к дочери и извиняться за окрик, нервы на пределе.

А вчера… вчера всё было классно, мне впервые за этот месяц было по-настоящему весело. Мы слепили снеговика, пообедали, затем вернулись к нашим зимним инсталляциям, и доделали снеговику бабу и ребенка. Продвинули семейные ценности, так сказать, а то нефиг снеговику быть вольным одиночкой! Затем мы снова перекусили, и даже посмотрели с Катькой мульт.

Егор всё это время был с нами, и я нарадоваться не могла — Катя была оживленной. Буквально успокоиться не могла: болтала, моталась с первого этажа на второй, и обратно, притаскивая Егору свои награды, хвастаясь ими, и треща без умолку.

А я-то губу раскатала, угу. Думала: ну всё, намолчалость моё дитятко, больше не будет меланхолии и тишины.

И наступило утро. А с ним и тишина от Котьки.

Вот у меня и сдали нервишки.

— Дыши, — скомандовала я себе, хотя завизжать готова от оглушающей тишины в доме. Такая тишина, что аж в ушах звенит. — Дыши, Настя, скоро всё наладится, просто дыши!

Может, аутотренинг бы и помог, но подействовать он не успел. Мой телефон завибрировал.

— Ох, мать твою, что тебе надо, — пробормотала я, и приняла вызов: — Да.

— Привет, милая, — несколько удивленно поздоровался муж. — Ты… вы там как?

— Волки пока нас не сожрали, — рявкнула я. — Слушай, вот что ты не отстанешь, а?

— В смысле?

— В коромысле! Я тебе говорила, как на Катю действуют твои звонки? А я? Я, как думаешь, хочу с тобой беседы вести? — прошипела я в трубку, а внутри всё клокочет от ярости. — Как тебе идея отстать от нас?

— То есть, я должен забыть что у меня жена есть и ребенок, так, да? — муж тоже зашипел гадюкой. — Ты же сама мне говорила, что презираешь таких мужиков, которые детей своих кидают. Говорила? Говорила. Я что мразь по-твоему, которая может про дочь забыть, и забить на неё?

— А разве ты не это сделал? — хмыкнула я.

— Я ОШИБСЯ, ТВОЮ МАТЬ! — заорал он дурниной. — Ошибся! Меня что теперь на костре нужно сжечь? Камнями закидать? Я. Просто. Ошибся. И я имею право звонить своей дочери, и напоминать, что у нее есть папа, который её любит, поняла?

— Катю сейчас в покое нужно оставить, хренов ты эгоист. Звонками своими и сообщениями совесть пытаешься облегчить? А о Кате ты подумал, любящий папочка, а? Подумал ты о ребенке? Она после твоих сообщений сама не своя, напоминальщик фигов. Неужели сложно дать ей время? Или мне отобрать у дочери телефон, чтобы ты ее не доставал?

— Как ты меня… — рыкнул муж. — Так и знал, что ты Катю против меня настраиваешь!

— Ты как со мной разговариваешь? Иди, и Натали матом крой, — холодно осадила я Виктора.

Никогда он себе такого не позволял. Ссоры были, особенно в самом начале, когда мы притирались друг к другу, но я сумела себя поставить так, что мат и оскорбления — это табу для нашей пары.

Табу, да. В прошлом, как я понимаю.

— Извини, — сдулся Виктор, помолчав. — Я… блин, я просто из себя вышел. Ты трубку раз в год берешь, Катя вообще не отвечает ни на звонки, ни на сообщения. А ты как ответишь, так сразу скандал. Я тоже человек, знаешь ли.

— Знаешь ли, — повторила я, — и я человек! Нет у меня желания с Иудой беседы вести. Фотографии дочки я тебе скидываю, описываю как наш день прошел. Мне легко это, как думаешь? И Катьке я тебя рекламирую, мёдом твой образ поливаю. Вить, мне это легко по-твоему? Представь, что это я тебе изменила, и тебе приходится ребёнка на ноги ставить, да еще и говорить дочери, какая мать хорошая. Представил? Вот и постарайся не свою совесть облегчить своими звонками и сообщениями никчемными, а нам помочь. Катю в покое оставь, как готова будет — вернете общение, я препятствовать не стану. И мне не названивай, итак тошно. А лучше… Вить, завтра я Катю везу в город на прием, буду договариваться насчет онлайн сессий с психологом. В общем, я в городе буду. Давай-ка на развод подадим.

— Развода не будет.

— Будет, — разозлилась я. — И либо мы это сделаем быстро и не конфликтуя, либо я обращусь в суд. Но развод, Витя, будет.

— Это мы еще посмотрим, — выпалил он. — Я тебя люблю, у нас ребенок, развод — это бред. Я ошибся один раз, и мы можем все наладить. Семейная терапия, совместный отдых… Насть, не глупи.

— Это не глупость, это решение.

— Это тупое решение. Тебе тридцатник, кому ты нужна-то будешь, да еще и с прицепом? А я тебя люблю, между прочим, — выдал Витя.

Я как рыба открыла рот, закрыла, снова открыла, чтобы ответить ему на эту мерзость. Обычно отсутствием красноречия я не страдаю, да и словарный запас у меня неплохой, но тут… тут мне сказать нечего. И я просто нажала на отбой.

Тридцатник… кому нужна… прицеп…

Это Катя — прицеп?

А с чего Витя вообще решил, что для счастья мне нужны мужские подштанники, лежащие на полке шкафа? С чего он вообще решил, что я еще раз рискну? С чего взял, что буду искать кого-то, если я уже наелась отношений, и прогорела?

Идиот, Господи прости!

И Катьку прицепом назвал… да она золото у меня!

Руки дрожат от гнева, сердце бахает. Может, у меня инфаркт?

Я бросила телефон на кушетку, и поднялась к Кате.

— Коть, ты извини меня. Я просто очень хочу разговаривать с тобой, вот и не сдержалась, — дрожащим от отголосков ярости голосом начала я. — Кать, ну чего ты тут сидишь одна как бука? Фильм будем смотреть? Или прогуляемся? Или…

— Пойдем в гости к дяде Егору, — тихо произнесла Катя.

И это прозвучало не как вопрос. И даже не как просьба. А как констатация факта.

Манипуляция это или нет — мне уже плевать.

— К Егору, так к Егору, — кивнула я, и Катька, улыбаясь, соскочила с кровати. — Одевайся, котик, только у Егора могут быть свои дела. Учти это. И если я увижу, что мы не ко двору, надоедать соседу мы не станем. Извинимся, и уйдем, а потом можешь обижаться на меня.

— Он обрадуется нам, мам. Честно. Вчера так хорошо было, да? И сегодня тоже будет. Я сейчас, я быстренько оденусь, и мы пойдем. И ты бы, мам, подкрасилась, что ли, — Катя окинула меня придирчивым взглядом, достойным моей пятидесятилетней тётушки, но никак не восьмилетней девчушки. — Прическу сделай, губы накрась. Платье бы еще…

— Так, — оборвала я эту фэшн-гуру хлопком в ладоши, — Егор переживет, если я приду в гости страшненькой. Он мужик взрослый, видел вещи и похуже, чем женщина без макияжа.

Катя прыснула от смеха, и продолжила натягивать шерстяное платье. Задом-наперед, торопыга.

— Горе луковое, дай помогу, — я подошла к Кате, и потянула за платье, возвращая вырез на место. — Колготки не забудь, жду тебя внизу.

— Пирог возьми для дяди Егора. Тогда точно не прогонит нас, — дала мне напутствие дочка.

Я, качая головой и посмеиваясь, спустилась вниз, и послушно подошла к холодильнику… да, за пирогом.

А то прогонит еще нас.

— И от кого Катя нахваталась этих советов? — хихикнула я, оборачивая вишневый пирог фольгой.