Стальной цветок долины

Юлия Арниева, 2023

У каждого есть свой предначертанный путь. Я думала, что знаю свой…Очнувшись в прошлом, я не ведала, что мой путь лишь только начинается. Крестьянка, рабыня, наложница… что ещё преподнесёт мне затейница судьба?Четвертая книга цикла "История волшебной долины"

Глава 4

Домой мы особо не спешили, но всё же спустя час вышли к выселкам. Проходя мимо соседнего двора, услышала гаденькое хихиканье, обернувшись, заметила, как две девичьи головы разом склонились к столу, а руки шустро заработали, мелко нарезая куски мяса для просушки.

Впервые увидев небольшие тёмно-коричневые шарики в печи у тётки Бажены, навевающие не особо аппетитные ассоциации, я с удивлением смотрела, как Михась, пока мать не видит, сыпанул горсточку в поясной мешок и тикать из хаты. Настороженно взяв один из них, на ощупь немного маслянистый комочек, я с опаской засунула его в рот, медленно разжевав, узнала в нём мясо. Довольно вкусное, и его в таком виде удобно летом в дорогу брать, точно не испортится.

— Волыня сказала, — прошептал девичий голосок, прерывая мои воспоминания.

— Малуш, не слушай их, — отмахнулась Агнешка, наверное, единственный человечек здесь, который по-доброму ко мне относился.

— Не буду, — с улыбкой кивнула, проходя мимо болтушек, завернув за угол, оторопело уставилась на двор дядьки Силуана. Там был погром, тётка затеяла уборку, и все от мала до велика трудились не покладая рук. Михась и Радим, два старших сына лет так десяти, перемещали поленницу ближе к бане, Всеслав и Тихон вытаскивали из подклети корзины, раскладывая их на солнышке для просушки. На жердяном заборе уже висели перина и подушки, жарясь под горячими лучами.

Оглядев почти полностью завешенный ими забор, вдруг поняла, что даже у самого маленького Тихона была пусть плоская, но перьевая подушка, а я спала на подстилке, набитой гречневой шелухой и шерстью. Это, конечно, полезно, но странно.

— Явились! — Рыкнула Бажена, завидев нас, — тут дел полно, а они гуляют.

— Мы ягоды собирали по твоему поручению, — напомнила тётке, зная наверняка, что не услышит, а ещё хуже, подзатыльник даст. Учит нас так — непутёвых.

— Волыня вон давно вернулась, — продолжила выговаривать крикуша, — Агнешка, хватит рот разевать, бегом до бани, бельё не сполоснуто, а ты корзину клади и тоже туда иди, половики лежат, отмокают.

— Иду, — буркнула, глядя вслед уже спешащей к бане Агнешки, единственной дочери Бажены, но ласки и любви у той к ребёнку совсем не было. Наверно поэтому девочка ко мне прикипела и ходит хвостиком.

— А после одёжи садись чинить, — добавила тётка, видно, не удовлетворившись моей покладистостью.

— Хорошо, — кивнула, спеша скрыться из виду, а то ещё чего придумает.

Домотканые дорожки стирать руками, шоркая их о деревянную ребристую доску, — то ещё удовольствие. Пару раз руки неловко срывалась, стирая костяшки пальцев до крови. Агнешке тоже было непросто выжимать большие отцовы рубахи, пришлось бросать своё и помогать. Радует, что нынче мальчишки воды натаскали, а иначе отправили бы ребёнка на реку, а вода в ней, хоть и лето на дворе, леденющая, аж руки ломит.

— Всё, — устало выдохнула Агнешка, падая на лавку у бани, — Малуша, у тебя пирогов не осталось?

— Есть один, в суме глянь, — пыхтя прошептала, развешивая тяжёлые от воды половики на забор.

— Будешь?

— Нет, — ответила, устраиваясь рядом с девочкой. Я откинулась спиной на тёплую стену бани и, прикрыв глаза, подставила лицо ласковому солнышку. Где-то рядом, на зелёном лугу блеяли маленькие ягнята, трещали сверчки в траве. Над головой жужжали пчёлы, а воробьи, усевшись на коньке крыши скотного двора, ждали, когда пегий отойдёт от яслей, чтобы поживиться с его кормушки.

— Малуш, а правда говорят Волыня с Заряной, что мужа ты не найдёшь?

— Хм… почему? — растерялась я, не зная, что ответить девочке.

— Слышала, как говорили вчера у стога, — продолжила Агнешка, прожевав последний кусочек пирога, — что возраст у тебя вышел и приданого нет.

— Ну, наверное, — равнодушно пожала плечами, мысленно ликуя, скорое замужество мне не грозит, но всё же уточнила, — а болтушки считают какой возраст самый подходящий для этого дела?

— Как Велене, шестнадцать, а тебе уже девятнадцать, — ответил ребёнок, с сочувствием на меня посмотрев, — мамка говорила, что сестра Силуана была глупой и не отдавала тебя, когда время пришло, а потом и вовсе поздно стало.

— Почему? — тихо спросила, радуясь такой словоохотливости Агнешки, всё же о себе я знала немного, удалось выяснить только, что живу я в этих выселках всего-то месяца три. А почему — неизвестно.

— Так погорели твои все и приданое, что собирали, тоже, — удивлённо проговорила девочка, понятливо добавив, — снова запамятовала?

— Угу, — растерянно кивнула, мыслями я была уже далеко. Вот значит как, Малуше удалось спастись, а родичи погибли в огне, вот Бажена и приютила приблуду. Лишний рот, ещё и приданое ей собирай, без него и замуж никто не возьмёт. Нда… непросто девушке было, мать с отцом и поди ещё и братьями погибли, всего лишилась, тётка злая… вот и прикипела к Любиму, что лаской её одарил, а после, узнав о предательстве, жизни себя лишила.

Мысленно собрав очередной пазл из жизни моей предшественницы, я с горькой усмешкой произнесла:

— Ничего, Агнешка, зато я рядом с тобой буду, сказки рассказывать и вкусными пирогами делиться.

— А сегодня ночью расскажешь? — тут же спросила девочка, нетерпеливо поёрзав на лавке.

— Если Бажена не подкинет новое задание, то расскажу, — пообещала я, поднимаясь.

— Идём, надо починкой одежды заняться, увидит, что без дела сидим, крик на все выселки поднимется.

— Мамке трудно, работы страсть сколько, вот и сердится, — заступилась Агнешка.

— Знаю, поэтому поспешим.

Одежды накопилось много, игла толстая, тяжело проходила сквозь грубую ткань. Пальцы я исколола уже через пять минут, как села штопать. Делая это неумело, я всё время поглядывала на ловкие движения ручек подружки и училась.

Спрятавшись подальше от шмыгающих по двору мальчишек, подгоняемых громкими криками тётки, мы жмурились от вечернего, но ещё ослепительного солнышка и болтали. Вернее, в основном говорила Агнешка, посвящая меня в сплетни выселок. Понемногу я узнавала о соседях всё. У кого корова принесла бычка с пятнышком на голове, кто из девушек за кем присматривает. Какой из парней самый завидный жених, лучший охотник и рыбак. Кто из девушек умелая вышивальщица, а у кого приданое самое знатное.

— Подожди, а про приданое откуда знаешь, какое у Веленки? — удивлённо переспросила, не понимая, хвастается она им что ли.

— Так приглашала она на пирки, там и видела Добряна, — пожала плечиками Агнешка, — рассказывала, что перин токмо пять штук, подушек не сосчитать, постельное, занавески, скатерти, подзор для кровати, и всё украшено вышивкой.

— Богатая невеста Любиму достанется, — хмыкнула я, чувствуя обиду за Малушку. Наверняка у неё тоже было неплохое приданое, ведь собирать его начинают с рождения девочки, но всё съело огнём.

— Ага, — бесхитростно ответил ребёнок.

— Кажется всё, дыр больше нет. Агнеша, я быстро схожу до дядьки Силуана, — прошептала, поднимаясь с лавки, — тётка будет спрашивать, не говори.

— Ладно, я до Добрянки сбегаю.

Со двора удалось выбраться незамеченной и, обрадованная, что не попалась на глаза Бажене, я рванула к кузне, стараясь держаться подальше от заборов, за которыми сидели злые собаки. Кузня дядьки Силуана находилась в самом конце выселок. Дорогу я знала: не единожды за эти две недели обеды носила, поэтому заблудиться не опасалась.

Свернув на соседнюю улицу, чтобы лишний раз не попадаться на глаза вредной Волыне, засмотревшись на странное сооружение во дворе деда Годима, я со всего размаху врезалась в Богдана, и если бы не его крепкие руки и молниеносная реакция, точно бы свалилась.

— Куда спешишь? — хриплым голосом спросил парень, не отпуская мои руки.

— К дядьке, — повела плечами, чтобы освободиться, но Богдан продолжал держать, — пусти.

— А то что? — ухмыльнулся он, — с Любимом у реки миловалась, а мне нельзя?

— Хм… вот оно что, — насмешливо бросила я и, запрокинув голову, посмотрела прямо в глаза ещё одному ухажёру, — значит, хочешь так же? Уверен?

— Я ласков, — заверил меня Богдан.

— А я нет! — рыкнула, со всей силы ударив его под дых, как учил братик, после чего выскользнула из крепкого захвата и рванула к кузне. Налитые кровью глаза и злобный оскал стонавшего от боли Богдана ничего хорошего не предвещали.