Бумажные души

Эрик Аксл Сунд, 2022

«Бумажные души» – это третья, заключительная часть трилогии «Меланхолия». Девушку-подростка задерживают за драку, однако выяснить, кто она и откуда, оказывается почти неразрешимой задачей. В то же время публикуется роман Пера Квидинга о юной Стине, эмигрировавшей в XIX веке в Америку. Повествование вмещает в себя множество намеков, идей и временных пластов, а главное – оно держит читателя в напряжении до последних страниц. В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Пер Квидинг

“Жизнь и смерть Стины”

(отрывок)

СЕМНАДЦАТОЕ ИЮНЯ МОЕГО СЕМНАДЦАТОГО ГОДА ЖИЗНИ

Вчера вечером произошло нечто ужасное.

Мы с младшим братом спустились к озерцу за водой. У самого берега, полускрытый камышами, лежал какой-то темный ком, похожий на тюк одежды. Я поставила ведра и сказала брату оставаться на берегу, а сама подоткнула юбку до пояса и вошла в ледяную воду.

Когда я потянула тряпочный ком к себе, послышался всплеск, на поверхность всплыл и лопнул пузырь, и показалась черная, похожая на птичью лапу с когтями рука.

Потом труп повернулся, и я различила сквозь камыши волосы, ухо, выпученный глаз и лицо, словно вылепленное из глины. Как у Голема.

Тут я вдруг почувствовала запах, как от протухшего мяса или рыбы. Я забыла про все, даже про моего собственного младшего брата.

Из оцепенения меня вывел Видар — он, тихо плача, тянул меня за юбку, и я поспешила выбраться на берег. Видар зашел за мной в воду, которая доходила ему до живота. Милый мой маленький Видар. Лицо у него, бедного, побелело, как бумага.

Мы побрели к берегу. Не решаясь обернуться, упорно глядя вниз, на собственные ноги, я пыталась уверить себя, что это не Черный человек хватает за лодыжки, это от озерной воды кровь леденеет у меня в жилах, это от нее у меня дрожат руки и ноги.

Из-за воды, которая стекает с гор, зима у нас держится долго, бросает на лето длинные ледяные тени. Может быть, поэтому наш край и называется Витваттнет — Белая вода.

Сейчас, когда я пишу это, уже поздний вечер, Видар давно спит.

Не понимаю, как ему удалось уснуть. Бревна пригнаны плотно, но гнус все равно лезет в избу сотнями. У меня руки покрыты зудящими красными пятнами от жгучих укусов — а Видар спокойно спит сном младенца, и на коже у него всего три красных пятнышка. Похоже, ему не помешало даже то, что произошло сегодня у озера. Пальчики сжимают угол подушки. Я вижу: Бог хранит Видара.

А вот я подверглась испытанию. Или Бог вообще оставил меня, потому что я слишком много грешила. Думала и поступала неправильно.

Думала о тебе, Ингар, о твоем мирском теле. Имя этому — Похоть, такое не опишешь на бумаге.

Я без разрешения брала еду из запасов, и это — Себялюбие, Предательство и Расточительность. А еще я пренебрегла починкой одежды, и имя этому — Расточительность и Беспечность.

А еще я плохо думала о собственной матери.

Это трудно объяснить. Я знаю, что Эм правильно делает, когда наказывает меня за греховные поступки. Но иногда мне кажется, что ей просто нравится наказывать меня.

Иногда мне кажется, что она меня ненавидит. Это она-то, которая вечно твердит о безусловной любви.

Как могут отец и мать настолько по-разному относиться к собственному ребенку?

Пе утешал меня, когда мы нашли Черного человека в камышах. Он согревал мои руки в своих, когда я пришла домой окоченевшая от холода. А когда я наколола дров, он налил мне супу.

Пе не испугался Голема. Он сказал, что мертвец был просто человеком и что его надо похоронить. Похороны взяли на себя Пе и Старейшины.

Я уверена: никто не знает, что у меня есть дневник. Пусть и впредь об этом никто не узнает.

Я кладу между обложкой и первой страницей тонкую, почти невидимую ниточку. Если, когда я открою дневник в следующий раз, нитка окажется не на месте — я буду знать, что в дневник кто-то заглядывал.

Поэтому я молюсь за нас и за тебя, Ингар:

Миг нашей земной жизни есть вдох в забытьи.

Держи голову высоко, как подобает главной из Божьих тварей.

Мы — возлюбленные, и нам нечего бояться.

Ибо всё есть Любовь!