Пафосный квазар, пурпурный фиолет, или Ппоэзия дариззма

Эльдар Манаширов (2024)

Сей околомонографический труд посвящен историографии личности, стиха и прочих искусств. Он призван к разрушению Берлинских стен нормальности во имя воскрешения новорождённого Амрита морали, воскрешения самого понятия «новорождения». Выражаясь чуть более эмерджентно, эта работа посвящена, с одной стороны, теоретическим рамкам исторической роли «поэтического» с точки зрения математической логики высказываний с минимумом «математики» как таковой, которая пересекается с тем, что неуместный Бертран Рассел уместно называл философией логического анализа, и, с другой стороны, практическому воплощению роли художественного в негуманитарных произведениях искусства в виде стихов, картин, музыки, дариологов и дарионов, которые представляют из себя комплексное изложение всего вышеперечисленного одновременно, то есть когда на условно одну и ту же тему пишется стих, музыка, картина и дариолог. Вкратце этот словарь мыслей, инкрустированных халкионически обыкновычайным логосом, можно охарактеризовать как «убийцу постмодерна». Сиё гордое творение также вознамерилось раскрыть забвенные врата Фиолетового века, изгнав вакханалию эклектичного взора и покончив с забвением посредством однопространственно поэтичных и логикоцентричных критериев. Ибо если формальная семантика — это верифицированная методами математической логики — философии языка, то филология есть филодоксия языка, так как в большинстве своём является совокупностью императивов, что, впрочем, весьма типично для лингвистического прескриптивизма. Ведь им игнорируется фактология языка, гласящая, что: языковые нормы нельзя придумать, их можно лишь фиксировать, подобно тому, как нельзя придумать свойства молнии, их можно лишь фиксировать. Но ежели границы между словами в языке — это дырявые стены, где дыра стократ больше стены, ежели у каждого логоса в груди зреет дыра размером ровно с истину, то позазавтра и послевчера дыра переродится и будет заполнена сим империумом эйдосов. Сиё гордое творение также вознамерилось раскрыть забвенные врата фиолетового века, изгнав вакханалию эклектичного взора и покончив с забвением посредством однопространственно поэтичных и логикоцентричных критериев. Ибо если формальная семантика — это верифицированная методами математической логики — философии языка, то филология есть филодоксия языка, так как в большинстве своём является совокупностью императивов, что, впрочем, весьма типично для лингвистического прескриптивизма, ведь им игнорируется фактология языка, гласящая, что: языковые нормы нельзя придумать, их можно лишь фиксировать, подобно тому, как нельзя придумать свойства молнии, их можно лишь фиксировать. Но ежели границы между словами в языке — это дырявые стены, где дыра стократ больше стены, ежели у каждого логоса в груди зреет дыра размером ровно с истину, то позазавтра и послевчера дыра переродится и будет заполнена сим империумом эйдосов. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Манифест даризкой поэзии

Последарословие

Б — умер; это мы его убили — вы, и я, и Я нашего Я. Б — умер, пав на халкион, сплетённый из петлей морали и истины, умер… Но, пожалуй, глупышом из возможных взглядов слепца на могилу ясновидца было бы то, что его убили технологии, наука, «прогресс», ибо наука способна объяснить всё, ибо мир обратился лапласом, что не нуждается в подобной гипотезе. Но да воссвидетельствует нам Курт Гёдель: «Если формальная система S непротиворечива, то формула A невыводима в S; если система S «-непротиворечива, то формула — A невыводима в S. Таким образом, если система S «-непротиворечива, то она неполна[~ 2] и A служит примером неразрешимой формулы. И Если формальная арифметика S непротиворечива, то в ней невыводима формула, содержательно утверждающая непротиворечивость S» и изъясняет просто и логично, что ни наука, ни философия не только не способны объяснять всего, но и не должны этого делать вообще.

Так что же убило Б-: наши поступки, наша низкое глумления над высокой чистотою, наша вера? Иль, быть может, её отсутствие? Нет.

Мирно прогуливающийся по всепожирающим войнам, что цветут в пропастях людских душ, Б — был вероломно сбит трупом истины. Свет умер не потому, что люди перестали верить, не потому, что взошёл вурдалак антиаргументативного, антинаучного расселовско — докинзианского атеизма; Б — умер, потому что лишился Б-жественности. Так как для религиозного человека в средние века или в новом времени в особенности в старом свете Мораль объективна, Б — сказал, что определённые поступки в определённой ситуации — добродетель, а другие — зло; значит, он не просто сказал, значит, оно так и есть; и нет, это не беспрекословное рабство призрачных рамок — это благословение совокупности коллективных ячеек социо-культурной антропологии на священность стратификации, на здоровье неизбежной иерархии, на «иерархическое Ажио», на возможность жить, а не существовать, ибо даже зло есть не столько сопротивление Б-ГУ, сколько его недостаток, а добродетель есть единение с ним. В свою очередь свобода воли, что позволяет уйти от света, также даёт возможность воссоединиться и найти его самостоятельно. Ведь всё во что бы то ни стало, какие деяние вершить льзя, а какие нет, зависит от того, как сказал Б-, но сегодня в этой наиболее антиэлинической в своей «анти» экзистенции эклектики, что провозглашает себя постмодерном, даже если Б — создал всё сущее и знает всё сущее, даже если он по определению не может быть не прав, когда он провозглашает «не убей», — это всего лишь его мнение, да, мнение, авторитетнейшее из возможных, но мнение, а не истина.

И пусть этот самый постмодерн так же, как его отец, демонстрирует совершенство Б — как концепции жалкостью своих возражений, так как каждый испивший азы математической логики даже без математики сознаёт, что Б — можеший всё, но не способный создать камень, что не может поднять, лишь раскрывает этим моштаб узости антиинтеллекта того, что посягнул на вершину, что даже не видит, ибо из самой формулировки «Б — может всё» исходит, что если он чего-то не может, то это ничто, и, более того, сама задача поднять неподъёмный камень является внутренне противоречивой и алогичной; Фома Аквинский ясно продемонстрировал, что в таком случае это обозначает границы «всего» ибо всемогущество есть способность совершить все, что возможно, покудо совершить все, что невозможно, является логическим противоречием. Таким образом, камень, который не способен поднять тот, кто обладает всемогуществом, тождественен задаче, в рамках который требуется создать треугольный квадрат. В самой задачей содержится логическое противоречие. С такой точки зрения, законы логики, которые являются детерминантой подобных процессов — это частный случай Б-га. Однако даже если мы предположим, что у всего по определению не может быть границ, что само по себе уже является крайне спорным утверждением, то этот вопрос всё равно будет элементарно решаем. Ведь доколи Б — способен выполнить одну задачу, что является внутренне противоречивой и алогичной, а именно создать камень неподъёмный для того, кто может всё, как это постулируется в вопросе, то что мешает ему решить вторую? И поднять этот камень? Не молвя уже о том, что из самого сочетание букв «Б — может всё» исходит, извиняюсь за пошлость, то, что он может всё, то есть создать неподъёмный камень даже для себя, а затем поднять его, «способен ли Б — создать тюрьму настолько надёжную, что сам не сумеет из неё вырваться?», да, способен и способен из неё вырваться и в рамках этой парадигмы подобная алогичность логична, так как само свойство Б — как понятие в том, что он превыше логики, превыше всего, что может познать человек, превыше самого познаваемого, и это то, что столь сложно поддаётся пониманию современного таракана, это ситуация, где сам смысл, как сказал бы Исраэль Ауманн, не может согласиться не соглашаться. Более того, стоит обозначить, что псевдоинтеллектуальная стоимость так называемого «Парадокса всемогущества», известного со Средневековья раздута представлением о том, что он является частным случаем строго математического «Парадокса Рассела» (Цермело) 1901 года. Но как мы видим из вышеописанного, «Парадокс всемогущества» имеет решения (и не одно), таким образом, являясь лишь некорректным гуманитарным аналогом, «Парадокс всемогущества» не является парадоксом в принципе.

Точно так же, как факт того, что земле, с точки зрения современной физики, около 4,54 миллиарда лет, а с точки зрения авраамизма, около 6 тысяч, не является противоречием, ибо Б-Г способен сделать так, чтобы земле было одновременно 4,54 миллиарда и 6 тысяч лет одновременно, ибо

по определению, для превышающего человеческое познание Б — ГА, объективные, с точки зрения человеческого познания, противоречия не могут являться противоречиями.

И это не нечто сверхъестественное, ибо сверхъестесвенного быть не может, ибо если что-то есть, то оно уже естественно. (Хотя при этом степень естественности относительно линзы, через которую она рассматривается, может различаться)

Непостижимая Вершина погибает не во время сумерок, когда скрывается от Ока, вершина погибает, когда начинает ощущаться вершина, погибает, когда солнце становится шаром из газа и огня, попадает под сокращение зарплаты от нашего разума и становится чем-то обладающим иллюзией постижимости…

«То самое поэтическое»

Вслед за смертью Б — Смысл, потеряв свою объективную поэтичность, став лишь строго референтной функцией языка, став лишь одним из возможных литературных приёмах в частности не литературных картин начал вспоминать степень бессмыслия своего применения и мечтать о втором Смысле, о второй жизни.

И хоть в строгом смысле у жизни не может быть смысла, так как смысл — это свойства утверждений и концепций, которые могут быть валидно классифицированы как «истинные» или «ложные», но ежели мы хотим обречь жизнь на хоть какое-то её подобие, то смыслом жизни может являться только смерть, ибо любое действие, решение, выбор, из которых состоит жизнь, обесценивается, доколе она бесконечна, какой толк делать что-то при неограниченном времени, так как в бесконечной жизни в бесконечном мире вероятность повторения всего возможного бесконечное количество раз от любви и влюбленности в любовь до реконструкции Вселенной и рождения второго Гёте равна ста процентам. Однако, да воссведетельствует нам Людвиг Витгенштейн «мы живём не для того, чтобы испытать смерть» так как смерть — это по определению то, с чем «Я» не пересекается. При этом Хайдеггерянский тезис о смерти как о смысле земного бытия не противоречит тезису Витгенштейна о границах смысла бытия, ибо объект и границы объекта являются взаимодополняющими, ибо вместе это смесь поэтического и логического в купе с фактами, доказанными теоремой Гёделя о бытие Б-га, образуют неполную, но наиболее внутренни когерентную, с наиболее взаимно дополняющими элементами из ныне существующих систему координат мироздания: «если мир устроен рационально, то у него есть Творец. Если земное бытие устроена рационально, то у него есть, конец в рамках его самого, и этот конец является одновременно его продолжением в виде другой стороны бытия».

На мемориале заветный в своём забвении и красный в своей красе стих, что может быть сотворён лишь при условии когерентности ритмический конструкций модальности рваной мелодики и соблюдения строго экспериментальной дисциплины, строго поэтических экспериментов, раскрывает собой факт того, что качественная поэзия является апогеем математической логики в гуманитарном знание.

Поэзия старше проза, так как, будучи изначально способом передачи опыта, появившимся вероятно из-за того что во времена до письменности люди заметили на основе частных бесед, что наставления, передаваемые из уст в уста потомкам, лучше запоминаются при наличие в них определёной ритмической выдержки, мелодики или, тем более, случайно попадающихся глагольных рифм.

Мир начался с поэзии, так как, получив наиболее оптимальный способ передачи опыта потомкам, изначально люди посвящали его не инструктажу по охоте на животных, не завоеванию девок и тогдашних государств, а восхвалению Б-, единению с ним, единению с любовью и общиной, с примордиальной традицией посредством Б — не только как чего-то персонифицированного, но и как понятие как высшего понятия, ибо материя есть понятие педонического, а Мир, как её фундамент и надстройка, как предикат перехода от естественной эволюции к осознанной от свободы, от добродетели к свободе для добродетели, от вседозволия к истинной свободе, к Даризму, есть понятие поэтического.

Таким образом, поэзия, будучи сыном смысла как чего-то прикладного, является отцом смысла как функции бытия. Таким образом, поэзия, будучи будущим будущего, рыдает, взирая на изношенность нынешнего…

На мемориале заветный в своём забвении и красный в своей красе стих, что может быть сотворён лишь при условии когерентности ритмический конструкций модальности рваной мелодики и соблюдения строго экспериментальной дисциплины, строго поэтический экспериментов раскрывает собой факт того, что качественная поэзия является апогеем матисотической логики в гуманитарном знание.

И на фоне столпотворения этого мемориала даризкая эстетика постулирует: НЕ ВАЖНО, ЧТО АВТОР ХОТЕЛ СКАЗАТЬ, ВАЖНО, ЧТО ОН СКАЗАЛ, так как любая интерпретация искусства, являющаяся и логически когерентной, то есть не противоречащей содержанию произведения и логически встроенной, то есть объяснеющей события произведения, но не исходя из случайного символизма и частного опыта, а на основе объективно содержащихся в произведении элементов и вариантов их стыковки, является его частью. И да, таким образом, мы понимаем, что критик при наличии должных аргументов имеет те же права на интерпретацию произведения, что и автор, но не потому что автор ничтожен, а потому что настоящее искусство всегда больше, чем автор в него вкладывает.

Свобода вседозволия есть Смерть; истинная свобода — это свобода от вседозолия — истинная свобода есть жизнь, истинная свобода — это свобода человека быть «человеком», ибо человеку дозволено всё лишь в выборе тюрьмы для своего вседозволия.

Ибо если ты хочешь податься соблазну а соблазн есть всегда то подайся соблазну добродетели…

«Назад к самим вещам!»

Реформа теории стихосложения

«Novae Poeticae»

Классицизм Реализм Романтизм Сентиментализм Натурализм Импрессионизм Символизм Футуризм Сюрреализм Экспрессионизм Дадаизм Акмеизм Имажинизм Концептуализм Космизм Соцреализм Абсурдизм

Каждый из сея ветхих вакханалий поэзии, из сея вышеперечисленных низостей вызовет нечто неопознанно кипящее в том, что восседает на месте сердца у того псевдоиндивида, что занимает мёртвый «пьедестал» бессмертного любителя поэзии, ибо сея вершина поэзии, а точнее, методы огранки были прозваны низостями, а точнее, неточностями за казалось бы жалкий академический портрет над красноречием иссиня — священной сини звёздной ночи Ван Гога за… «ЛОГИКУ»

И нет найдорожайший в выборе дешёвок, кинутых в меня, но не в моё «Я» читатель; речь вовсе не идёт о забвенной скуке формул, речь вовсе не идёт в «Begriffsschrift» Фреге, нет… Она всего лишь льётся, размягчая окаменелое бытие глупости того, что в постмодерне заменила поэзию, дабы пробить в нём русло истины.

Поскольку полноценных валидных критериев различия между семнадцатью гранями паинита поэзии нет более того, даже количество стилей до сих ночей не установлено точно, а посему моим «Я» были приведены все околопоэтические термины, претендующие на статус «стиль», дабы ответить… И ответ прост и резок: в постантичной европейской поэзии в рамках классического стиха стиля четыре: Классицизм Романтизм Футуризм и в первую очередь ДАРИЗМ, так как только эти четыре стиля обладают полностью самостоятельной и уникальной ритмикой, мелодикой, образной системой и особым способом записи.

Это ярко иллюстрируется на следующем примере. Стих в Классицизме это — громоздкая, с точки зрения размера и построения строф, конструкция, написанная возвышенным героям с целью прославления определённого события или личности, к примеру, в таком стиле нередко пишут стихи о величии монарха и о военных победах. (Таким образом, в частности символизм Брюсова является подвидом Классицизма, изменённым относительно фактора времени)

Стих в Романтизме — это аккуратная и простая по размеру построение строф, написанное одиноким героем с целью раскрытия своих внутренних проблем и излечению внутренних болезней, к примеру, в таком стиле нередко пишут стихи о противостоянии одиночки и толпы, о моральном падении и потаённых чувствах. (Таким образом, в частности эгофутуризм Северянина является подвидом Романтизма, а не Футуризма, изменённым относительно фактора личности)

Стих в Футуризме — это, начиная не только с Маринетти, но и с его Маяка, это сложная и хаотичная, с точки зрения размера и построения строф, конструкция, написанная громким ораторствующим героем с целью эксперимента и продвижения вперёд, обозначающая потаённые болезни внешней силой; такие стихи нередко работают на контрасте между обыденностью объекта, к примеру, ванной, и уникальным способом его описания; они также часто посвящены так называемым элементам прогресса, к примеру, гоночным автомобилям и самолётам. (У Футуризма отсутствуют подвиды)

Стих в ДАРИЗМЕ это — халкионические и пафосные в воззрении строфы размеры, строфы её построения и смерти, Синергия мрака во имя света, написанная психокатарсисным гением с целью открытия абсолютно новых форм абсолюта стиха посредством экспрессии и оперирования категориями науки академической философии. Это стих, бросающий тень тёмного на жизнь, утверждающий дитя нового стиля, восседая в цифре восемь, он являет собой стихи не о войне, а от лица войны, стихи не о любви, а от лица влюблённости в любовь, стихи о мести стихов материи, предавшей их, стихи, желающие не мира, а победы! Стихи, объявившие себя убийцей самой отвратительной в своею антиэлинистичности эклектики, объявив себя убийцей Эклектичного псевдоразнобразия, что есть главный враг полиморфизма…, объявив себя и своё Я убийцей МыЯ, убийцей постмодерна!

(Косвенно предшественниками ДАРИЗМА являлись экспрессионизм, дадаизм, сюрреализм и стихи Ницше).

Также есть направления которые на уровни риторики являются стилями но на уровни поэтической практики нет к примеру акмеизм ибо Гумилёву не удалось обратить семнадцатый Улий шедевральности Улисса и «Варварскую похоть поцелуев» всеполноценного итальянца в отдельный стиль.

Эклектичное псевдоразнобразие постмодерна есть главный враг полиморфизма.

Вперёд к самим смыслам а не к их сосудам.

1. Сумерки Вселенной

Когда же мир?

Когда умру?

Всего-то Я к твоим ногам паду.

И пусть сегодня не умру,

НО ведь жить Я не могу.

Когда пойму ту стужу-мглу,

Когда же мир? Я не могу,

Когда ПОЙМУ:

Звучанье притчей Заратустровых

ПОЮ:

Я СОЛОМОНА мыслей пил нектар

Восходом всех живых

В СТРОЮ,

Я из кошмаров сотворил отвар

И в Ада стужах чаю испивал.

Так почему не понял я нектар?

Звучанье притчей Заратустровых

Квазар

Небесных тел то вечный дар.

Но кто возьмёт сей дар?

Сей Астрономии завет

Увидит солнца ярче свет.

У галактик же названий нет

И нет имён.

Но сын вселенной — так её мы назовём!

Отец, как дух Его, вновь в сердце отзовём.

Плутона ж льда та атмосфера —

Аполлона кожа обомлела,

На мир прекрасный сей глядела.

Неидеальный мир же мы искали,

Икону сами мы создали.

Не мы, а вы,

Не вы, немые, виноваты,

А мы, слепые.

Мы солдаты,

И в бой пошли впервые,

Наши стужи грубоваты

И пиров же мы развраты.

Командор же был виновен — Я.

Хотелось мира для себя,

Чтоб океан его во мне кружил,

Чтоб свод его моим дыханьем жил!

Пошёл себе же путь

Я указать…

Сравниться с ним хотелось мне

И Млечных Пут сиянье люду рассказать,

Сравниться со Вселенной

Гореть во огне: КОСМОСА, МЕЧТЫ, СВОБОДЫ.

Все на свете мы уроды!

Хотел дышать свободнее раба,

За то и кара та настигала ведь меня.

О беспощадная судьба,

ПРОРОКОВ лобзанием заразился Я.

ВСЕВЫШНЕ-О

.*

∗

Дыханьем умертвился

РАЗ и НАВСЕГДА

(ПОЭЗИЯ ДАРИЗЗМА)

2. Настоящий Ницше!

Странный аттрактор Трубокрылый Вечнокрайн

В соответствующем фазовом пространстве стоногий.

Логикоцентричный «анти»-феноменологический дазайн!

Лексикографических семитологий.

Поэтика эмерджентности мысли. Нановолатильность.

На селезёнки слёз. Филорун. Обсидианакровый шов.

Твоя извилина Апокалипсиса на постной казни дивность.

Композитор хаоса психософий Лев Шестов!

Ты рассмотрел: Не в расстреле русский трон!

Провозгласив масломыслея булшетом небинарным отныне,

Взор твой доспех, Логас! Твой верблюдадраконьий грифон!

Браде твоей завидует Арександрито Дугилини!

С переводом слову наперевес,

Ты мыслеграфических суицидов

Инфраструктура.

Для апогея Эскаридовых творений

Ты не Арес.

Ты философии последний Асура!

3. Звук истины

Одинокому везде пустыня,

Недалекому повсюду мгла.

И лишь мне от силы ясного аминя

Видно всё и вся.

Солнце златокислая гвоздей нахлесточных лимону сопля

наследная

Набухал военкомный главбух.

Биекция конъюнкций квазипрыщефоний дочь антидискретная:

Нерентабелен валовой дух.

Коль тебе огонье онтологий отрада,

Макиавелли сделает «тебя» глоточек,

Отправит МыЯ плевок из ада

Гомологическая скорбь бескванторных точек.

4. Испуганное чувство, или Эхо чувств

А если бы я стала вдруг дождем,

Смогла бы я навеки слиться

С сердцем человека, что душою ждём,

Чтобы любви бокалу не пролиться.

Но, пребывая в иллюзорном окрыленье…

Хочу стать в его фляге водою,

Как дождь в своем паденье

Соединяет небеса с землёю.

Слил бы он воедино нас поведома.

Но мы все погрязли во грехах,

Коль Всё, что нам неведомо,

Внушает шёпотливый страх…

5. Ледяная ложь

Этот забвенный мир едва ли станет ивой,

В моём сердце нету места огню…

Метель стирает солнечною гривой

Следы шагов идущего по льду.

Бледнеет хладный пир

От лжи о своём вкусе, покроется дрожью.

Бояться лжи не надо: этот мир

Давно уж держится одною ложью…

6. Гордый цветок, или Страх

Цветок у края пропасти прекрасен.

Мы в страхе замираем на краю,

Коль он один над собою столь всевластен,

То даже через ад он был в раю.

Весь наш страх — сплошное плацебо,

Смотря на него сквозь огонь, мы, как мотылёк,

Вместо того чтобы спуститься на небо,

Забыв о страхе, как этот цветок.

7. Признание себе

Моё сердце не может без тебя жить.

Боюсь, что не способен тебя я забыть.

Но вместо того чтоб душу вам отдать,

Предпочту её я разорвать,

Ибо душа моя — не свинина на блюде,

Что истиной фарширована для еврея,

Ведь души моей жаждут люди,

Как муха жаждет картофель гнилея.

24 ноября 2021 года в 17:12

8. Око, плавающее в асфальте

Коль мнишь ты из себя,

Что есть в тебе одна восьмимиллиардная доля меня,

То пройди ты путь от омара до Хайяма,

От лобстера до краба;

И, проплыв версту восьмую, ту, что была Александрова, столь

Что мала, но ты постой…

Да оберни свой лик неясный,

Что башкою я назвал,

И взгляни ты в путь несчастный,

Что и сам ты протоптал.

Слёзы из плода ты выдавь, тот самый плод открой,

Посмотрись в него ты быстро, да и правду нам и сам себе раскрой…

Имя яблоко тому глазному раздор,

И взгляни ты на иуду, что тебя сюда завёл,

И пойми ты жизнь людскую, что ещё не приобрёл,

Ибо потерял свою ты по вине того, кто завёл тебя в тропу чужую и обратно не привёл.

(ПОЭЗИЯ ДАРИЗЗМА)

9. Памятник Габриеле Д’Аннунцио

К стошестидесятилетию 12 марта

Ходя в туфлях из аидовой кожи,

Он сквозь Македонского жрать Цезаря рвался,

Цезарь из глаз Гомера… выжиты величия дозы,

Он хаоса из черепа суккуба набухался.

Он искал огонь по ту сторону страсти и любви,

Он обласкан красотой, как Сетх,

Ибо, живя в глотке жизни, говорил изживи Цинизм ему

от чувств доспех.

Он свидетель на страсти с садизмом годовщине,

Души, кастрированные им, не подтверждаются статистикой.

Настал салют из лысин Муссолини,

Его встречает изумруд, испачканный истиной…

Он эмбрион страсти в эгоизме Эпикура, с гедонизмом его

разорвавший.

«Так и строилась стихов Астаротовых архитектура», —

сказал Диониса читавший.

Эфирные перси изнасилуют невинную ночь,

Вера вырождена варварской похотью поцелуев.

И лишь ты надменно скажешь величию «прочь» —

Вера кинулась под поезд, постмодерн почуяв.

Мощностью миллион микрон медной минуты

Возвышался циник любвелюб.

Четыре тоны слов, что краше красной ртути,

Пожирает танзанитный Трубкозуб.

Неверный раб вьётся в вере в Данте,

Жаждя доказать: «он не князь — он фюрст»,

Он гнилым красотам команданте,

Леватскую гадюку греющий ГюрзТ.

О ты, боявшийся забвенья срасти своих страстиходов,

Гиацинтный якинт Теорий янтарных яблочник,

Твой наследник Кровь и Масодов Величайший сотворил тебе

памятник

Послестрастие.

На его кипящую красу потомки обопрутся,

Я и ты швырнули Луну в лунку лунцио.

Абсурдизм абсентно орёт в Абруццо —

Наконец спокоен Габриеле Д’Аннунцио…

10. Сосна и молния

Я выше животных, я выше людей,

Скажу — и никто не услышит речей.

Стремясь к облакам, я росла одиноко.

Поэтому выросла так я высоко.

Я жажду… Небесного жажду огня,

Чтоб он поразил, уничтожил меня.

* * *

Любовь сосны и молнии была вечна,

Смертью сосны от молнии огня увековечена.

(Закончена за Ницше)

11. Сомрак галактик

В квазаровой утробе Цефеид таится…

Цинично в Цефеиде целится Цефей.

Искажённая вселенная готова биться,

Из души надежду в нарды перелей.

Гром восьмиокий задыхается от испарин,

Вдоль бытия белёслых — бессилиард Грохочестких надежд,

От которых Райдзин гнетётся.

Галактический гвалт.

В комете проделана пропасть…

Её высокопарный мозг отверг Астарот.

Чёрствой черешней пробита чёрная чёрость.

Из нандовых копий вытек надеждоотвод.

На ложе Львов лён восседал лжелгателем.

Вселенная шаровой фарширована ментальностью,

коль она фуршет.

У Вселенной бинт был бытосквозателем.

У галактик серожителей — нет!

«МыЯ» видел, как впадина вонзилась глубоко,

Скорбящий по страданьям скарабей:

Феникс фееричный ржавеет внутри огнеока,

В желчи галактик скрыта… но не пей.

В гидре греется виная впадина,

Взирающая на окислённых истин океан.

Отныне воля — дивная дохлятина,

Которую сожрал лампадовый Левиафан.

В гидре греется виная впадина,

Взирающая на окислённых истин океан…

Отныне воля — дивная дохлятина,

Которую сожрал Левиафан.

У каждого солнца — из звёздных душ гарем,

К изнасилованиям смыслов строгий.

Пред сущим встал иссушённый тотем,

Растекается смех космоногий…

12. Структура отчаяния

Мы любим бобы, мы любим листву,

И каждый из нас не так уж и сильно любит родню.

НО вы не торопитесь предавать нас огню,

Ибо уже бывали мы на адовом краю.

Став отпрыском проклятой семьи,

Не осознав в мраке-стуже свои кандалы,

Поняв, что раб великий неравны

И король земли поганей,

Кинжалову бурю без страха вонзил,

Дабы унижением ты меня своим не поразил,

Поражён я мглою.

Сам себе смерть неся игрою…

Не обходя грязных контор порою,

Коль знал восьмой круг ада,

То, что поддался чарам ты Алкивиада,

Спроси сам у себя, коль больше и спрашивать-то некого

На могиле мёртвого братца судьбы.

Во имя Алкивидовой мечты,

Ни на что не способной суеты,

И вою вой.

А прежних дел не вернуть порой,

И вою вой.

И стуже мгла.

Хотелось обвинить тебя порой,

Сатана ты мой родной.

13. Смерть Ницше

Тсс… философы… тише:

У львовейника траур. УМЕР НИЦШЕ.

Изнасилован волною мирополис.

Не зрит забвениям зениц властезор.

Из материи живописи Аполлон и Дионис

Выпускают эклектичных экзистенций мракофор.

Нововенцы веной кололись.

У виселицы вселенной умягчается взор.

Расколотый раскаяньем гидролиз.

Суще-ощущеньями освистан приговор!

(И чувство мыслей боле не боролись)

Из логоса вытек мёртвый

ПЬЕДЕСТАЛ.

Истиной метафор мракофор был;

КОСТЮМЕРЕН

Ссстрах,

Квартирантом сущего

СТАЛ.

В ужасе даже

КАФКОРЭП.

Расправлен цвет свинцово-строгой ночи

На жезл жёлтой печени дня.

Истина дефляционно-кастрированная не чует чувств воочью,

У подножия брандспойта нету бытия.

Иррационал не льётся боле у таверн.

И унижения победителя изысканны.

И полосато-постный постмодерн

Инвестирует в инсталляцию истины.

Пол стекает жидким свистом в потолок,

Грохотом Ареса астароты агоньячисленны.

И тот модерн, что пост на посток, —

Астигматизмом мысль немыслима.

Постлюд несверхчеловеку бастард.

И даже Тошноту месье сартиР сэкзистентил у Фурье.

Социальный воин авангард!

Сопли холостые схоластик солипсизма — сжв.

Постпростонелюдин нора «Н»… но

Позазавтрашнею анфиладой фекалий воссиял.

Грохотом корысти кашляет клеймо,

Тошнит даже квазар.

Отныне прощение-проклятье,

Ценности церемониалом одноразовы.

Все люди когда-то братья.

Все человеки — братья Карамазовы!

Бури борьбы априорно одеты в смазливые страницы,

Треснул грохот, фаршированный страхом, пред тонкой тишиной;

Чародей чарует чело черепицы;

«МыЯ» становится нововселенской тьмой…

Агнекока окаменела в огонье бытействуйщей птицы,

Дадакофония истины, не ставшая судьбой.

Облезают недосоленные смыслы локалицы,

Логарифм лежит под дном дна — логизизму быть борьбой!

Тссс, философы, тицше

У постмодерна счастья: УМЕР НИЦШЕ.

(Мо что моде верн

Деконстрирует декаденс «Детской»

В нервной нирваной потОм потерн

Ноготь норы шестишестой.)

8 мая 02:08

13.3. Суд

— О судья соплей,

в чем пролаете признаться?

Суд идет.

Сопледант

в зале.

По стенам грохочет

жидкая тишина

Вкратце…

О,

Ваша соплесть,

я настолько крепко прирос

В совершенстве в идеальном лае,

Что не могу поднять

Точку 5x5.

И ваш отец со мной бухнуть не прочь.

Мы с Марксом

насилуем

его и вашу дочь.

Хотели напоить,

а и так вся в стельку пьяна,

Начали свершать над ней теоремы,

Так она, математик умелый,

сказала: обучал её академик Па…

Судья: кхм-кхм, мы отвлеклись от темы.

Но ваша ЧеСесть, ну ладно я,

Но Маркс

привык насиловать

цивильно,

Его тошнит,

он капитал выташнивает вместо…

Судья, приподняв бровь,

В туалете капитал

лысёнку ленидна?

Так вот продолжаем… суд!

Ваша честь, клянусь, пытался

казаться

обычным

Серожителем дня,

Из которого выжит цвет,

Но

Вильгельм… вт… Вунд!

И тряпка от «Я» и меня

Без ума,

А посему без

достижений,

отличий,

огня

Породам я цвету пару лет

достижений,

отличий, ага?..

Из вон тех,

что

полжизни

задохали

На попытки

жить.

Они — ничтожные слизни,

Их в Логосовой печени «Я» будет вить

Сознаюсь!..

я поднимаю гирю истин

Весом в трёх Аристотелей

и одного дебила

Для

соблазнения сеньориты

Сартиру

Своим румянцем из гопитала

и «Мы», и «Я» манила

Протухшее

Время

растекается, подобно

свежему сыру!

Сознаюсь, я жрал замусоленные с

чесноком

Муссолиновы усы,

Сознаюсь, мне снился

Гитлер, тот, что кГбшний нарком,

Целуйщий усы

Сальвадора в дали,

Казамоле Синфеторэ,

Пауза выше бурджхалифа

И ниже Наполеона.

Шок.

Песчано пугливая Подлива

Загустивший в зеготе вливается в висок

Я

свин свон

В

сим суде свиней,

Что бытействует бытодняподжигателем,

Я не серотка для вины весенний,

Ты хоть шарф обгони

Бытосквозателям.

Бытосквозателям

логицизм

пробури,

Из извилин

в зернистой воле готовит быстрый бариста.

Готовит кофе

и закуску веру

в поезд «молчи».

Ты хоть

«да» давиди

дадаиста

В

Великопавлинятстве

винословен

Абсурдно

сюрреалистичной

истины доставки

В опсудной

гениальности крововен

Подсудимый — первый

вкушатель Кафки.

ההא רפ פ מ_:

И ЛЮБОЙ, КТО ИСПАВЛИНИТСЯ ПРОЗВАТЬ РЕШЕНИЕ

СУДА НЕВЕРНЫМ,

ПУСТЬ ЗНАЕТ: ТО БЫЛ СУД НАД ПОСТМОДЕРНОМ!

15. Финал

Измучен, я стою у края Бытия.

С трудом на голове несу венок

Терновый,

Но радостно смотрю на то, что сделал Я,

И к похвалам друзей презрительно

Суровый,

И к клевете врагов холодный,

Как скала…

Лишь правда вечная мне спутницей

Была.

Но проститься мне с нею

Пришлось

Из-за того, что смертью

Назвалось.

(Закончена за Шопенгауэра)

16. Корень

Мы любим нефритовый корень,

Что взрастил в себе когда-то человек.

И для нас, конечно, не зазорен,

Какой воздвигли мы Великий век.

Мы любим нефритовый корень,

Что воздвиг в человеке восток,

И для нас он контролем волен,

Им взрастили мыслиграфий кровоток!

18:08 19 февраля

17. Ложе лжи

Открылась дверь, в которой нами виден мрак.

В моей душе был смрад,

Что был грязнее, чем античный пламенный клоак,

И тут на трупах был парад,

Которому был удивлён

Мой циничный глаз.

И я наивен, словно эмбрион,

Пока со мною «Ас».

(ПОЭЗИЯ ДАРИЗЗМА)

18. Око, не доплывшее до асфальта

Коль мни ж ты из себя,

Что есть в тебе одна трехмиллионная ЦАРЯ,

Не догнавшего меня,

То познай ТЫ силу

Снизошедшего пути,

Что ведёт в могилу,

Всех молвящих умертви!

В пути своём, взлетев, узнаешь Артурову ногу,

Вдоль которой на песке виднеется дол,

Что рукою прикроет дорогу,

Небесам сделав укол.

Взора не сводя, внимания не обращай,

Ты ласково дорогу попроси и верещай:

— Дорогушка, златовласая красавица, ты помоги…

Но была она транзгендором — теперь уж жди беды.

Вскинула тебя дорога, оскорблённая тобой,

В путь молвящий, в ад немой,

Что простирался от Мэрлина до Монро,

От Берлина до Гюго.

И очнёшься ты в Иммануиловом моно,

Где учуешь пряный запах критики кино.

Там на канате бегал Кант, кружа,

Где потерял он чистый разум, молвя,

Людина це — канат натягнутий, як «укор»,

Між москолями та поляками.

И Тут все поняли, что Кант хохол,

А точнее, древний укор меж другими железяками.

А посему дадим мы слово русским правдорубам,

Что скажут голосом бесстрашным и непуганым.

Человек — это канат, натянутый между жижей и дубом,

Человек — это канат, натянутый между Жи-киным и Дугиным.

Но тут канат порвался иль исчез, и я упал

В море чьих-то достижений, от которых пахнет водкой.

Я очнулся, огляделся, в шоке увидал

Меня Ельцин по «пейсят» выпивает лодкой?!

Я пытаюсь ухватиться,

Но здесь нету ничего,

Остаётся мне молиться,

Понадеяться на печень его.

Но мне назло, его она не подвела,

Я загораю в достиженьях без огня,

Стал же оком, не доплывшим до асфальта я…

19. Сумерки владыки

Снизойди же до КОРОНЫ

фееричного раба

И взгляни ты в мрака оды,

Что породил отнюдь не Я,

Ибо поныне и вовек века

Червоточина сна не оставит тебя,

Подарив мне клинок межпланетной мечты,

Играя на струнках бездушной души.

Потерял я огонья, разверзлись миры

Отнюдь не во имя бескрайней игры,

Ибо мечта о вздохе финальном нигилиста

В океане феерической лжи

Уже тысячелетия не пушиста,

Коль заполнено морем философской мглы.

Я не сумел превзойти свой прошлый позор

во гробу Галилейевой поры,

И посему от светового мне будет укор,

Коль нету на мне той безвинной вины.

Но сдаться права не имею,

Ужель бездушием своим не поседею…

То были сумерки последнего из королей Императорских морей.

(ПОЭЗИЯ ДАРИЗЗМА)

20. Одажды в оде

Последний блеск и стуже мгла…

Последний стон мгновенье ницшеанского раба…

Не окрылённого достославием Достоевских дел,

Впечатлённого лишь Заратустровой красных кхмер.

Внимая лишь Горькому манному дну

И графоманскому Толстому «льву»,

Тебе не хватит терновых трофеев,

Ибо ты не красоводцы, как тот Тод,

Ты не красив, как Леонид Андреев.

Мысль капнет «кап»,

Она наденет гордо терновую фату на пире,

Стендаль не расскажет неграм стендап

В красном мире.

Мысль даст вкус знаний — знанья станут ядом.

Наградит нас разум разумистским взглядом.

Разум и мысль — антоним, обращённый в скраб,

И этот «антоним» Антонию рану шок эскулап.

Рану не сможет добить —

Отныне я рана и раной должен быть.

Шок угаснет, обратится в ступор,

Рулит немой рупор.

Тачку из Артура, на которой падал Мерлин,

Падает он, потому что девственная кровь грязную Монро,

Ему подножку ставит без ноги выпившее кавалий ведро

Одним овам с это оДа прочувствующий её павлин.

20:00–20:28

21. Узник

Я был прикован не к свой мечте,

А к чужеродному проклятью,

Но, прожив весь путь в огне,

Хочу стать для величия прядью.

Я упаду в бездонное окно,

Погнавшись за ничейной тенью,

Для золотых оков я словно вино,

Коль в безлюдном саду стану сиренью.

(ПОЭЗИЯ ДАРИЗЗМА)

22. Цена цинизма

Сила суеты сильна,

И вою вой, и стуже мгла

Провыла мёртвая луна,

И вою вой… играла Я,

И вою вой…

А прежних дел не вернуть мне, порой

Глаза этой мертвой женщины говорят со мной,

Наверное, за то, какая я с тобой.

Мы плавали, в огонье утопясь,

Любимый, ты прости, — сумрачным идолам молясь,

Отчизны свои не сомкни,

В мире проклятых красот и ненастной адовой мглы

Мы играли с тобой, не ведая од,

Что пелись для ненастной страны,

А помнишь солипсизм на сиренях?

А помнишь «счастье» на моих коленях?

На павших небесах, где нет Сатаны…

Там, где, надеюсь, оказался ты…

23. Награда за разлуку

Сила суеты сильна,

И вою вой, и стуже мгла

Провыла мёртвая Луна,

И вою вой… играла Я

И вою вой…

А прежних дел не вернуть мне, порой

Глаза этой мертвой женщины говорят со мной,

Наверное, за то, какая я с тобой.

Мы растворялись в море, где прибой

Ты разумом… живёшь, а я — мечтой.

НО дышали мы с тобою грудью одной,

А коль расстались мы с тобой

По вине той…

Что

Другую ты любил порой,

Надежда будет вам сестрой.

От юности до зрелости седой…

Девичий смех, печальный и грудной.

Но не зашуршала сплетен сила за спиной,

А лишь брела во мгле ночной.

Не сомневаясь, твёрдою рукой,

Посмотревшись сквозь окно — а там недремлющий прибой,

Рассказывающий мне о смерти твоею порой.

Лишь чуткая, немая,

Моим словам внимая,

И… счастья искренне тебе желая.

Первая часть 10:56 4 марта 2022 года, вторая часть 11:44

4 марта 2022 года

24. Письмо шестой и записка седьмой

О ты, моя сестрица!

Взлетай выше небес

И, словно бы жар-птица,

Будь же героиней пьес!

При виде тебя воспевается вера,

Ибо в Календулав час ты не разбитая Дицентра.

О ты наивней реализма реальность,

Что неведома тебе.

Отринь незримую печальность,

Танцуя вальс с Экзюпери в огне.

О ты наивней, чем наивность!

Твои розовые очи — ноша непосильная,

Но ты живая дивность,

Бархатиста факсимильная.

О ты, ликорис в день банальных роз!

Для тёмного дня светлая ночь,

Мир не выдержит прекрасности доз,

Для тёмного дня светлая ночь,

Мир не выдержит прекрасности доз,

Что подарила мудрейшего из Соломонов дочь.

О ты, Карло Ровелли, не понятый часовыми!

Пред твоей красой огонь смущённо горит,

С тобой Купидона стрела не стреляет холостыми,

В пространстве оранжевых империалов рубеллит.

И даже Шекспировы сонеты тебя не заместили,

Ты для пафосного квазара женская факсимиле,

Пред твоей красой огонь от смущения горит.

О ты, моя сестрица!

Взлетай выше небес

И, словно бы жар-птица,

Будь же героиней пьес.

25. Папина еврейка и восемь актов любви

Я останусь с тобою

Счастливым, наивным слепцом,

Генри Миллером Разврата и похоти брата,

Вольцом, Самцом, говоря изначально скопцом,

Не забудь покормить,

И кровать не забудь застелить,

Когда час тот настанет,

Надеюсь, не забудешь ты

Меня застрелить!

Я останусь в тебе.

Недоношенный яблока плод

Итальянской лозы,

Поражённый остротою ЦЕЗАРЕВОЙ (Слёзы) Игры…

Не познавшим поганость Антоновых слёз и сладость

Октавиановых грёз,

Заигравшись как будто, мне искренне казалось, что всё это

всерьёз.

Посмотри и потрогай,

Я плоть твоя, та, что от жара придётся тебе колоть на себя,

Нанеся на меня

Анархистского зла тату.

В Азербайджановом Аду.

В пламени страсти оставляя то, чего тебе искренне желая,

На струнках души твоей играя,

Ногами сердца разбирая, душу твою забирая…

Колготки зла разрывая!!!

Еврейства иллюзию созидая…

Италии права голоса не давая!

На Израиль любовью наседая!!

Германию пивом раскрепощая, дисциплину немца покоряя,

Сорок пятый повторяя.

С ВЕЛИЧИЕМ наследие ФРИЦА не играя

(Ведь стара (старой была) та орлица что),

О Пруссофильстве третьего Петра зная

(В кандалы сего раба ПРОСВЕЩЕНИЯ (чужого,

но в то же время столь родного) не заковывая.)

С одной стороны такого чужого, но в то же время столь

родного,

Что не так уж просто его простить, но всё ж не хотелось нож

в спину зазря вонзить.

Как покинуть жаров страсти край,

Хоть адов пепел забивай.

Что прорезать не смог ни единый самурай!

Хоть адов пепел разбирай и разрывай.

В кошки-мышки сам с собой играя

Хоть Щас ты что-то понимая,

Кандалы страсти поднимая,

На крыльях любви взлетая!

Собственные чувства познаваЯ…

Остававшись в тебе,

Коль уж поныне наш дом не покидая!

Кандалы пепельно разрубая.

Крылья окрыленья разрывая!!

Перья роскоши во грудь тебе сувая.

Тебе последние отдавая,

Щедростью тебя своею поражая!!!

Про ум забывая.

Идиотизм освобождая!!!!

К восьмому акту себя приближая.

Пятый восклицательный знак обзывая и его же проклиная!!!!!

К ЯКОБЫ ЕВРЕЙКЕ из АЗЕРБАЙДЖАНА ВЗЫВАЯ!!!!!!

РОССИЮ БЛАГОСЛОВЛЯЯ!!!!!!!

НАЦИОНАЛЬНОЕ

ДОСТОЯНИЕ ОБОЛЬЩАЯ, к АКТУ ВОСЬМОГО ЗНАКА

ВЗЫВАЯ!!!!!!!!

26. Наполеон

Чудесный жребец свершился:

Угас великий человек.

Вокруг рябины красный круг завился,

В ботинках пробежимся по ботве.

      Бесплодной

      Однородной \\\\\\\\

Которой утром ты б умылся,

«Надежды юной гибнет свет»

Путь как-то незаметно растворился

И этот утомительный балет,

Поедая мой куплет ////////

И на завтрак, и в обед,

Вот на этот ужин нужен полдника багет,

Которым ты ведь насладился…

Орлов в отъезде — путь открылся,

Ведь я с тобой ещё со вторника простился.

Восьмого месяца Восьмого дня

Презренный англичанин покарал тебя,

От силы клинка русского царя

Презренный англичанин покарал тебя Руками Русского царя.

Ах, если б убежать нам от себя!!!!

Слова гласили той,

Кем восхищался ты порой!!!!!

И поражаюсь, как она, любя,

Отметки от потери декабря

Срывала так, как будто нет уже тебя.

Жозефина ведь она твоя (ты моя)!!!!!!

Глядела на тебя ожившая луна,

На крови солнце воспаряла она!

Опытней блудницы (грязнее шаловлицы) не видывал я,

Дойдя до восьмой версты (Македонии) царя

раскрепостились Александровы уста!!!!!!!!

Элиодора такого была судьба,

Коль ты едва ли номер два?

Ведь не хватит знаков восклицания на тебя??

’’’’’Без пяти лет двадцатилетие ты узнал

Насущных дел мороку ты познал’”’’’

До пяти лет, удел ты свой не осознал

’

’’’’’’‘Лонгвуд к Святой Елене вас сослал

Сто дней последних предвкушал \\\\\

Бетховен симфонию порвал — в ваших чувствах чистоты

не увидал \\\\\\

Разочаровал ты Лика оскал,

Отчаянием сам себя пожрал \\\\\\\\

Бернадота в измене обвинив,

А в итоге сам его простив,

Неблагодарности оковы отпустив,

Гордость прежнюю забыв.

Эльба врасплох тебя застала, безжалостно украла!

Одежду навязала, чашу слёз не отдавала,

В сравнение с Еленой (уважения тебе недоставало)

Тебя не уважала!!

Двадцать первый год 19 временных Олей погиб КОРОЛЬ из КОРОЛЕЙ!!!

Хуже смерти тебе участь подарила,

До отравления,

Смотреть на всё твоё просила, как разрушалось оно,

возрыдала (взрыдала) ведь твоя Могила!!!!

А ты не плачь, ведь посмотри: посвятили мы тебе стихи,

Один был ПУШКИНА,

Второй был МОЙ,

Императора веленье само решит, какой ему родной!!!!!

Почти что разрыдался, как писал — приятен был

врага оскал!!!!!!

ВЕЛИЧИЯ ТВОЕГО САМ КАРЛ НЕ УВИДАЛ,

Могуч был лик Корсиканца бунтаря Француза КОРОЛЯ!!!!!!!

Прости, что длин был Я,

Но короче и не скажешь про тебя!!!!!!!!

ПРИМИ ЖЕ ПОХВАЛУ ВРАГА,

КОЛЬ ПОВТОРИТЬСЯ ОСМЕЛИЛСЯ ВОСЬМЯ!!!!!!!!

С чего начал Я ////////

С того же и закончу для ТЕБЯ \\\\\\\\

2022 год

23:30 время окончания стиха,

Окончание знаков 00:03

19 марта

ПОСЛЕСЛОВИЕ:

ДА ПРОСТИТ АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ МЕНЯ,

ЧТО ПОСОРЕВНОВАТЬСЯ С НИМ решился Я.

27. Исповедь хаоса

Ведь сам мусор,

А пламя Адово круга, снизойдя, говорило со мною,

Как роса,

Листвы игра на пепле снега сверкала она,

МОЛВЯ…

Я останусь

С тобой,

Я твои примерю глаза, не родня мне больше Сатана?

Горько говоря ЧЕЛОВЕК, и вправду стало звучать гордо

для меня!

Коль твои примерила я глаза,

То поныне и вовек века

Буква Я для меня Велика,

Величайшего ведь рабыня она, ой, то есть Я,

Иначе говоря, для тебя живу Я одна.

Ведь сам дьявол, снизойдя, говорил:

Из-за меня мусором сделав себя, поняла Я, что…

Не родня ТЫ мне — Сатана!

Третьего знака ждала Я.

СЛАДКА СУДЬБА.

…….. ВСЕВЫШНЕГО……..

, раба вернулась к ВЕРЕ Я

ВЕЛИЧАЙШЕГО

(…….. ВЫ……..

БЛАГОДАРИТе вСЕГДа)

Ты благодари всегда, хоть и ниже он тебя…

Как ни был грешен, знаю Я:

Добра (была) душа его была.

Тяжела судьба КОРОЛЕЙ КОРОЛЯ МОРЕЙ ЦАРЯ

и ИМПЕРАТОРА МИРА СЕЯ!

Стих — 03:03

Знаки препинания — 03:13

23 марта

2022 года

28. Письмо изнасиловавшему моё сердце, сварившему мой мозг и искупавшему мою душу в истине

Искупавшему мою душу в душе душевности

Письмо от я к «я»

Письмо пурпурному солнцу

Во власах гнездятся тараканы златые,

Конец ознакомительного фрагмента.