Избранное Время слов. Том 1

Эльвира Шабаева

Коллегия поэтов и прозаиков представляет работы авторов России и Ближнего Зарубежья. Издание рассчитано на широкий круг читателей.

Алексей Шмырев

О книге

Ставлю метки в книге на полях—

Может статься возвращусь однажды.

Пусть твердят, что не вернуться дважды,

Не сыграть в отыгранных ролях.

Проживаю будто в первый раз

Судьбы персонажей запылённых.

Оживает образ вновь рождённых

Мастерски подобранный в рассказ.

Забываю сложные слова:

В них теперь нуждаться не посмею.

Надевай скорее же камею—

Поезд через лес везёт дрова.

Значит нам проторена тропа:

Можем мы позволить заблудиться,

Белым снегом на заре умыться—

Снова вдаль ведёт мечты стопа!

Зимний вечер

На улице — зима, в душе — прохлада,

А хочется уюта, нежности, тепла.

И что же нам для этого всем надо?

В кругу семьи чтоб проходили вечера!

Кусочек пирога, а может пицца,

Варенье с косточкой и бабушкин компот,

Которым вдоволь хочется напиться;

Болтать о самом разном, набивая рот.

Укутавшись пуховым покрывалом,

Смотреть весёлое семейное кино.

Мечтать о чём-то ранее не бывалом

Не замечая, что на улице темно.

«Как не хватает пары слов…»

Как не хватает пары слов:

«Хочу увидеть! Я скучаю!»

На стол поставить вкусный плов

И что-то сладенькое к чаю.

Чтоб руки милой, плавной птицей

Обвили нежно два плеча.

Кормили ароматной пиццей,

Теплом окутав как свеча!

Чтоб взгляд её такой красивый

Скользил с восторгом по спине.

Шептала чтоб она: «Любимый»,

И чувствовать: что это мне!

Постарайся

Постарайся забыть тот вечер,

Когда волны стирали следы.

Постарайся задуть те свечи,

Растопившие серые льды.

Постарайся забыть приливы,

Приносившие ласковый бриз.

Постарайся доесть те сливы,

Что достал я, исполнив каприз.

Постарайся забыть беседы:

Слишком мало в них было огня.

Постарайся найти те кеды

И станцуй, как тогда, для меня.

Постарайся простить ошибки,

Брызги солью погасят пожар.

Постарайся сберечь улыбки,

Быть собой очень редкостный дар!

Она так раньше улыбалась мне

Билеты на руках, идёт посадка,

В толпе зевак знакомое лицо.

Чуть строгая улыбка и укладка,

Там девушка, на пальчике кольцо.

Она сейчас кого-то провожает,

Взволнована, немного не в себе.

А может быть, наоборот, встречает.

Она так раньше улыбалась мне.

Поток воспоминаний заструился,

В туманной дымке поезд уходил.

В четвёртом классе я в неё влюбился,

А в пятом на свиданье пригласил.

Деревья за окном куда-то мчались,

Мурашки побежали по спине.

Я вспомнил, как впервые целовались.

Улыбку вспомнил, но уже не мне…

Беседа с умным человеком

Беседа с умным человеком

Процесс приятный, как ни глянь,

Хоть он с полуоткрытым веком,

Хоть вовсе не умыт и пьян.

Тебе не важен его статус,

Неинтересен круг друзей,

Волнует только страсти градус,

Что пышет из его ноздрей.

В беседе с умным человеком,

Одно есть правило всегда,

И это вовсе не про веко

Об этом говорил уж, да!

Когда накал страстей кипящих

Способен будет плавить медь,

То в диалоге настоящем

Важней всего сбежать суметь!

Я поясню: ведь мне не жалко,

Про умных знаю — сам им был,

Когда в душе пылает ярко,

То лучше закапаться в ил.

Мудрец сродни ребёнку чаще,

В его догмате лишний вес.

Поток словес изюма слаще,

А ты как будто с пальмы слез.

Признаться честно — опасаюсь,

Что умников, что дураков.

Как вижу оных, сразу каюсь,

Кричу: «Зовите докторов!»

Однажды в третьем классе

На дворе стоял, далёкий уже, одна тысяча девятьсот девяносто третий год. Мне было целых девять лет, я ходил в третий класс небольшой поселковой школы. И в общем — то ничем не отличался от других мальчишек, за исключением, одной особенности: я никогда не мог смириться с несправедливостью. Нет — нет, я вовсе не был смельчаком, который мог без оглядки накинуться на кого-то с кулаками, чтобы доказать свою правоту или, наоборот, пойти на подлость из тех же благородных побуждений. Я предпочитал убеждать словом. Конечно, если это было возможно. Как ни странно, у меня это получалось довольно неплохо. Каким-то природным чутьём я понимал: что и кому можно говорить, а за что можно и схлопотать по шее. Но давайте обо всём по порядку.

В те годы у меня был лучший друг, мой «полный» тёзка — Алексей Александрович. Правда, детей никто по имени отчеству не зовёт, но сам факт нам был очень приятен. Алексей был весьма упрямым и шкодливым ребёнком — единственным в своей семье, а потому очень избалованным лаской и опекой. Он постоянно ругался с бабушкой и матерью, получая за это справедливые взбучки от отца. Каждое утро я по пути в школу заходил за ним. Благо, жили они в своём доме, и мне не приходилось топать по ступенькам. И вот в очередной раз около восьми часов утра я постучался к ним в дверь. Как обычно, пробежав рысцой мимо будки с собакой. Не то, чтобы я её сильно боялся, но рисковать не хотелось. Рыжая дворняга, больше похожая на лису, хорошо отрабатывала свой хлеб. Всегда заливалась звонким лаем при приближении чужих людей. Мне открыли не сразу. За дверью слышались голоса. Мама Лёши что-то очень упорно доказывала то ли мужу, то ли сыну. Затем глава семейства что-то громко гаркнул, и дверь передо мной распахнулась. Поздоровавшись, я хотел было выйти и подождать друга на улице, но мама Лёши — тётя Галя взяла меня за руку и отвела к столу на летней кухне. Там по обыкновению стояла тарелка с кусочками аккуратно нарезанного тульского пряника и чашка чая. Несильно сопротивляясь, я стянул шапку и принялся жевать пряник. На улице было холодно, несмотря на середину апреля. Весна напоминала затянувшуюся осень. Настроение у всех, особенно взрослых людей, было этому под стать — немного пасмурное. Людям нужен солнечный свет. Об этом я и поведал своему товарищу по пути в школу. Он по обыкновению ляпнул что-то про моё занудство. Стукнул меня портфелем и побежал вперёд с криком:

— Кто последний, тот дурак!

— Беги, беги, балда! — бросил я ему вслед. Всё ещё продолжая думать о своём открытии по поводу солнечного света и настроения взрослых.

День в школе выдался рядовым. На переменах мы в очередной раз успели подраться, помириться, подёргать за косы соседку по парте — Людку, оторвать несколько пуговиц от рубахи одноклассника Сашки и, по-моему, порвали Лёхин дневник. Это для взрослого человека такая чехарда событий являлась бы чем-то экстраординарным, а девятилетнему пацану толком — то и скуку этим не развеять. А посему после уроков, нацепив резиновые сапоги, мы побежали играть в покорителей Арктических морей. Зимой за нашими пятиэтажками всегда скапливалось много снега. И весной, когда он начинал таять, во дворах образовывались целые озёра талой воды, под которыми всё ещё оставался лёд. А мы подобно арктическим ледоколам рушили верхнюю кромку подтаявшей ледяной массы и с удовольствием проваливались в воду до самых колен, а иногда ещё выше. Так было и в тот день.

Мы с Лёхой наперегонки вбежали на потрескавшийся лёд и, подбадривая друг друга криками, начали ломать его. Сначала мы едва-едва мочили сапоги. Было мелко и скучно. Затем Лёха отбежал на середину импровизированного озера, подпрыгнул и с силой ударил ногами по льду, лёд не поддался. Я понял, что своими силами нам не справиться с этой задачей и побрёл искать подручные средства: камень или кирпич. Отойти далеко я не успел. Раздался глухой треск, и пронзительный крик друга резанул мне по ушам. Ему всё-таки удалось продырявить ледяную кромку, правда, не ногами, а попой. Поскользнувшись, он потерял равновесие и плюхнулся в воду всем телом. Там оказалось глубоко. Он сидел по грудь в воде, судорожно пытаясь встать на ноги. У него не получалось. Дно было слишком скользким. Он несколько раз нырнул, умудрившись нахлебаться ледяной жижи. Пока я, и в самом деле. как ледокол, круша лёд, бежал ему на помощь. Стоит ли говорить, что я тоже поскользнулся и, уже катясь на пузе, врезался в друга, провалившись рядом с ним. Кричали мы уже оба. Хватаясь друг за друга, пытались встать, но только сбивали друг друга с ног, снова и снова скользя на ледяном дне. Кто-то из прохожих увидел нашу возню и закричал:

— А ну, хорош баловать, вылазьте, черти, заболеете!

Видимо, со стороны это было похоже на забаву — взрослый человек не сообразил, что мы в этой пусть очень большой и глубокой, но всё же луже, отчаянно боролись за жизнь. В такие моменты реальность очень размывается и то, что с холодной головой делается легко и просто, в горячке не делается вовсе или делается очень медленно. Так и мы: вместо того, чтобы остановиться и медленно встать на ноги, брыкались и топили друг друга. Нахлебавшись вдоволь, мы, наверное, просто устали и одномоментно остановились. Я встал на ноги, взял за шиворот Лёху и пошёл. Не оглядываясь, просто пошёл. Думая, что волоку товарища. На самом деле я сорвал с него шарф. И нёс только его. Обалдевший Алексей так же спокойно поднялся и потопал следом. Только около его дома я обернулся. И увидел, что он идёт сам, а я всё это время «героически» нёс шарф. Мы не обмолвились ни словом. Он дошёл до своей калитки, кивнул, и мы пошли к ним в дом. Оказавшись внутри, он жестом руки остановил вылетевшую нам на встречу бабушку, произнеся фразу, которая стоила пожилой женщине, если не гипертонического криза, то чего-то близкого к этому:

— Ба! Не надо всё этого, мы живы!

Выпалил он это так лихо, что даже бешено клацающие друг о друга зубы не помешали ему.

Бабушка рухнула прямо в коридоре. Два мальчугана мокрые и подранные скидывали одежду и очень сильно тряслись от холода. Лёха притащил два взрослых халата: один синего цвета, второй зелёный с блёстками. Именно второй халат он отдал мне. Выбирать не приходилось. Пока я его надевал, Лёха снова убежал и на этот раз вернулся с бутылкой мутноватой жидкости. Зубы стучали так, что слова никак не получались, я мог только мычать:

— Мм… ме, нне ма… ддо!

— Ппей, дд… урр… ак! — с этими словами он навалился на меня всей своей массой. Мои руки окончательно запутались в рукавах, сопротивляться было очень тяжело. Горькая, вонючая жидкость из бутылки потекла по моему лицу и по халату. Какая-то часть попала в рот. После чего в горле всё «запылало». Я закашлял. Удовлетворившись этим, мой друг, слез с меня и сам сделал несколько глотков. Зайдясь таким же кашлем, сел рядом.

— Ой, что делатца! — промолвила, поднявшаяся с пола бабушка, — Внучок, растирка, моя растирка!

Бабушка, шатаясь, подошла к внуку, забрала изрядно опустевшую бутыль и, пошатываясь, куда-то ушла. В голове у меня что-то сильно гудело, в животе урчало. Перед глазами была пелена. Откуда-то появились Лёшкины родители, мама плакала, что-то говорила и обнимала сына. Отец, в свою очередь, отвесил ему смачный подзатыльник, затем обнял нас обоих. Я почему-то решил, что Лёхе устроят сильную взбучку и решил его спасать. Всех деталей уже не вспомнить, но текст, который я выпалил им, ещё долго крутился в моей голове. Отползя к окну, я поднялся, держась за кресло: меня ещё здорово трясло, но зубы перестали клацать, и я заговорил:

— Уважаемые дядя Саша и тётя Галя! Ваш сын — герой! Пожалуйста, не ругайте его. Сегодня он спас человека! — с этими словами я опустил глаза и закачал головой, как будто о чём-то вспоминая и сожалея, затем устремил взор на люстру протягивая к ней руки, продолжил:

— Если бы не он, я, наверное, как эта муха полетел бы на облачко! — глаза снова потупились, — Спасибо вам за сына, дорогие вы наши!

Рыдали все. Приятные мурашки бежали по телу: мы согревались. Лёха чихнул и засмеялся. Его бабушка выглянула из спальни, улыбнулась и тихонько сказала, глядя на меня:

— Ах и плут! Быть тебе адвокатом или министром, не меньше!