Порочные души

Эллен Фоллен, 2022

Я наблюдал за ней со стороны, хотел словить мимолётный взгляд, обратить на себя её внимание. Но мужчины вроде меня не умеют ждать, и если выдаётся возможность воспользоваться моментом, мы тут же хватаем удачу за хвост. Мне нравилась её независимость и то, каким образом она вела себя с другими. Может, я и не должен был получить подобный подарок от судьбы, не был её достоин… Но желание обладать взяло верх. Содержит нецензурную брань!

Глава 3

Эмерсон

Я сижу в просторной процедурной. Уже который раз сдаю кровь на анализы. Но сейчас не для того, чтобы обнаружить у себя заболевания, передающиеся половым путем. К моему великому счастью, подтвердилось, что я чиста. Нервы, конечно, были на пределе, но сейчас меня уже не интересует нервотрепка касаемо заболеваний. Через две с половиной недели мы проверяем по крови — беременна ли я. Вообще стоила ли игра свеч?

— Зажми руку в кулак, — медсестра заставляет меня работать рукой, вставляет тонкую иглу бабочку и забирает необходимое количество крови. — Все. Будем надеяться, что процесс запущен.

Слабо улыбаюсь ей, сгибаю руку в локте и выхожу из кабинета, здесь меня ожидает Трой. Он раздает последние указания, перед тем как нам поехать на ужин к моим родителям. Наши папы — братья, и каждый праздник семьи дружно собираются вместе. Он приподнимает свои очки, трет глаз и снова поправляет их.

— Только давай без паники, если в этот раз ничего не покажет. Значит, возьмем передых, — он отходит немного в сторону, когда я толкаю его плечом и прохожу мимо. — Эмерсон.

— Да пошел ты, — я жутко злюсь на него.

Он ровняется со мной и движется следом, мои кроссовки противно скрипят по специальному напольному покрытию больницы.

— Я не спрашиваю у тебя подробности. И ты знаешь, что у тебя был вариант. Не только я здесь врач, — тихо говорит он, я резко останавливаюсь, и мы оказываемся нос к носу.

— Да к чертовой матери такие варианты. Ты настойчиво указывал на этот клуб, именно из‐за тебя я поехала туда. Он думает, что я какая‐то уличная… — всплескиваю руками, отворачиваюсь.

— Давай поговорим в машине, Лина уже ждет нас, чтобы ехать отдыхать. У тебя еще остались дела? — я поворачиваюсь к нему, сжимаю губы и трясу пальцем перед его лицом. — Прекращай, ты сама сглупила, какого черта протянула ему…

Мимо нас проходит пара докторов, передвигающихся из отделения в отделение. То, что мы вечно спорим с братом, для многих не является новостью. Это в нашей крови, видимо.

— У меня ребенка выписывают, я должна убедиться, что с ним все хорошо. Как освобожусь, сразу поедем. Хочу принять душ после, минут тридцать подождите. И, наверное, поговорим, — бросаю ему через плечо.

Тихое детское отделение, стены которого выкрашены в нежные тона, встречает меня необычным гулом. Прохожу прямо по коридору, напротив кабинета заведующего отделением столпились наши девчонки. Замедляю шаг, засовываю руки в карманы халата и становлюсь позади них. Они спутанно обсуждают приезд гостя, какие‐то деньги, и по большому счету вообще ничего не пойму.

— Девочки, можно я пройду? — стучу одной из них по плечу.

— Эмерсон, вот ты где. Мы все тебя искали. Там приехал за Трентоном мистер Карпентер, — возбужденно говорит Одри.

— Ну хорошо, — спокойно отвечаю возбужденной подруге. — А чего такой ажиотаж? Он выглядит как лысый из"Бразерс"?

Одри закатывает глаза и качает головой.

— Он вроде короля всей фармацевтики. Бог, понимаешь? — я бросаю на нее проницательный взгляд и стучусь в дверь. Девочки быстро расходятся и прекращают подслушивать. — Здравствуйте, могу я войти?

— Проходи, Эмерсон, мы тебя заждались, — мой начальник сидит за столом напротив высокого мужчины, одетого в костюм.

Я обхожу стулья, расставленные в идеальном порядке, и становлюсь напротив мистера Карпентера. Мужчина средних лет поднимает на меня тяжелый взгляд, осматривает, затем складывает руки перед собой в замок.

— В данный момент вы должны подписать все необходимые бумаги, чтобы я забрал своего внука домой, — он, видимо, очень устал и вымотан переживаниями, голос такого человека обычно нетерпелив или враждебен, но ничего такого я не услышала.

— Мне необходимо еще раз контрольно осмотреть вашего мальчика. Только потом я смогу ответить вам точно, отдам ли я его, — он удивленно приподнимает густые брови. — Простите, я неправильно выразилась. Хотела сказать, разрешу забрать его домой. Пройдемте?

Поворачиваюсь к нему спиной и выдыхаю. Если бы он знал, насколько мне дорог его внук. Сколько ночей я провела, прижимая его к своему телу, каким образом заставляла биться его сердце. Не думаю, что хоть одна из наших девочек врачей позволяет себе подобные вольности.

За спиной слышу отчетливые шаги человека, останавливаю его, когда захожу в стерильный кабинет для деток. Трентон лежит в одной из кроваток, неделю назад он покинул бокс и набрал достаточное количество грамм, чтобы окрепнуть. Надеваю одноразовые перчатки, очень аккуратно, как всегда, прикасаюсь к нему, чтобы он узнал мои руки. Мальчишка открывает глаза и смотрит на меня. Улыбаюсь, когда он тут же выплевывает соску и требовательно вскрикивает, очень громко и отчаянно.

— Давай‐ка я тебя послушаю, — растираю стетоскоп и поднимаю его тонкий боди, малыш дергает ногами. Сосредотачиваюсь на отчетливом сердцебиении и работе легких. Переворачиваю его на животик, поддерживаю головку, он тут же вытягивает шею вверх. Убедившись, что все хорошо, я цепляюсь за последние ниточки, осматриваю на предмет отеков или газообразования. Но все, слава богу, хорошо. Малыш хаотично раскидывает руки в стороны и дергает ногами, словно бежит по воздуху. Вещи, приготовленные для выписки, лежат рядом на столике. Беру их и спокойно начинаю одевать ребенка. Соска, прикрепленная к кофточке, попадает в захват его ручек, он дергает ее, не осознавая, что именно ее он и просит. Надеваю шапочку, поправляю ее, теперь она не кажется гигантской, мальчишка готов ехать домой. Мне очень хочется прижать его к груди, удержать на несколько секунд, что я и делаю, повернувшись к его дедушке спиной.

— Не смей болеть, бандит. Увидимся, когда повзрослеешь, — шепчу ему, он хватает меня за лацкан халата и тянет к себе. Непроизвольно улыбаюсь.

Пересекаем небольшое расстояние, его дедушка открывает нам дверь и тянет немного трясущиеся руки перед собой.

— Я сейчас подпишу документы, и вы можете ехать домой. Дам вам некоторые указания, — отдаю малыша, который начинает громко кричать.

Заведующий отделением протягивает мне необходимые документы. Понятно, что человек такого полета не станет ждать, когда я соизволю сделать несколько шагов и подписать. Ставлю свою подпись и отдаю бумаги им.

— Почему он так плачет? — мужчина пытается засунуть ребенку соску в рот, но тот ее тут же выплевывает.

— Запах, вы пахнете для него незнакомо, ему необходимо привыкнуть к вам. Не переживайте, он освоится, — поддерживаю его.

— Не могли бы вы донести ребенка до машины? — он передает мне малыша, который тут же замолкает на моих руках. — Я сам воспитывал сына, опыт вроде есть. Но этот мальчуган, видимо, не хочет сразу признавать своего дедушку.

Я смеюсь, даю Трентону соску, покачиваю его и наблюдаю, как глазки постепенно начинают закрываться, но он как шпион открывает их внезапно, пытаясь словить нас на вранье.

Мы спускаемся в холл, мужчина открывает передо мной двери. Я поправляю на спящем ребенке шапочку, освобождаю халат из его захвата. Мы останавливаемся около огромного черного тонированного джипа.

— Вы должны постоянно проверять его. Кормление, купание и прочее, все написано в прикрепленном листе вашей выписки. Мои советы относительно критических ситуаций. И, конечно, мой личный номер телефона, чтобы вы могли вызвать меня в любое время дня и ночи, — естественно, я никому не даю свои данные, но этот ребенок для меня особенный.

Еле сдерживаюсь, чтобы не прикоснуться губами к ребенку. Задняя дверь открывается, я не заглядываю внутрь, аккуратно отдаю мальчика мистеру Карпентеру и отхожу в сторону, когда он садится.

— Спасибо вам, мисс Саттон, — я последний раз смотрю на ребенка, сопящего у его груди.

— Здоровья, — вежливо отвечаю ему. — Не потеряйте лист, оставьте мой номер маме или няне, — настаиваю я. — Всего хорошего.

Машина все еще стоит у ступеней, я отхожу от нее по направлению к Трою. Он облокотился на свою машину в ожидании меня.

— Лина уснула, пока нас ждала? Я вообще удивлена, что ты решил отвезти меня. Но спасибо. — Опираюсь на его руку и заглядываю в салон. — Сейчас я быстро переоденусь, душ, и мы едем. Прости за заминку.

Не успеваю от него отойти, как он притягивает меня за локоть и прижимает к себе, обнимает в братских объятиях.

— Прости меня за дурацкую идею, — мимо нас проезжает машина мистера Карпентера, я высвобождаюсь из объятий Троя и прослеживаю за тем, как безобразно водит водитель.

— Ты ни при чем, согласна, я тоже так смело трясла перед ним резинкой, как флагом ЛГБТ на всю страну. Любого взбесило бы. Но иначе он воспользовался бы своим, и тогда не на что было бы надеяться. Пусть будет, как уже произошло. Мы с ним явно больше не пересечемся. Я не ходок по ночным заведениям. Хорошо не больной и не насильник, — пожимаю плечами.

— Я примерно знаю, какой именно типаж ты выбрала, — это прозвучало из его уст очень странно, толкаю его в живот. Трой берет телефон и строчит сообщение, а я возвращаюсь бегом в больницу.

В ординаторской очень тихо, я закрываю двери на ключ и иду в душевую. Вся моя одежда лежит на полу, становлюсь лицом к стене, заплетаю волосы в косу и засовываю под специальную непромокаемую шапочку. Теплая вода приятно расслабляет мое тело, напряженные плечи растираю губкой, создаю много пены, чтобы смыть стойкий запах больницы. Оглядываюсь на какой‐то стук, но прозрачное стекло душевой запотело. У парней ординаторская в другом конце коридора, и они не станут заходить. Снова слышу звук удара и понимаю, что это гель для душа ударился о пластиковый поддон. Наклоняюсь, чтобы поднять его, моя попа упирается в стекло, оставляет отметины с моими очертаниями. Смываю с себя пену и отодвигаю дверцу, вытираюсь полотенцем, натягиваю нижнее белье и привычно иду к шкафчику полуголая. Освобождаю волосы от шапочки, наклоняюсь вперед и трясу головой, чтобы распушить их. Смотрю в небольшое зеркальце, висящее напротив, вытираю под глазами немного осыпавшуюся тушь. Из рук выпадает чехол для очков и издает лязгающий звук, намного громче, чем если бы пластик ударился об плитку. Я снова оглядываюсь на дверь, даже без линз я вижу, что она закрыта. Мне срочно нужен отдых. В большую сумку скидываю сменную обувь, вещи, которые надо постирать за эти пару дней отдыха в доме у родителей, и убираю кучу оберток от питательных батончиков, помогающих мне держаться в тонусе, особенно в ночные смены. Запихиваю остатки полезных припасов в боковой карман, застегиваю молнию. Натягиваю и поправляю суженные книзу джинсы, перекрученные на ноге, надеваю однотонную футболку. Обуваю удобные кроссовки и захлопываю свой шкафчик. Когда я оборачиваюсь, мое сердце обрывается, заставив меня подпрыгнуть от неожиданности.

— Господи, — держусь рукой за грудь. Кто‐то посадил на стул огромного плюшевого медведя, он достаточно объемный и выглядит чуть меньше меня, по крайней мере, в высоту.

Какому идиоту пришло в голову покупать эту жуткую рассаду для пыли и бактерий? Надо было не снимать линзы, и тогда точно видела бы происходящее вокруг. Я абсолютно не внимательна к деталям, спроси меня, что здесь было"до", я даже не отвечу. Выхожу из ординаторской, прощаюсь с врачами, которых вижу, на лице счастливая улыбка. Это так здорово возвращаться домой к родителям по выходным, не могу даже передать насколько. Двери расходятся, и я сбегаю по ступеням прямо к машине.

— Это не в ваше отделение занесли медведя? — я несколько раз моргаю, Трой повторяет движение за мной, скорей всего чтобы издеваться.

— Когда? — вопрос, конечно, тупой, но брат меня ошарашил.

— Садись в машину, — он подталкивает меня к двери. Я с перекошенным лицом задираю голову вверх, прикрываю глаза рукой как козырьком и жду ответа. — Да не знаю я, ты ушла, и через минут пять длинный такой парень тащит это чудовище в больницу.

— Длинный? Так ведь в больницу нельзя мягкие игрушки, — он убирает мои ноги и захлопывает дверь.

Трой садится рядом со мной на водительское сиденье, заводит мотор.

— В какой машине он приехал? — допытываю я моего брата, он выбирается с парковки, поправляет очки. Снова недоверчиво на него смотрю.

— Да не видел я авто. Просто обернулся посмотреть, идешь ты или нет, а там «Это». Человека я не особо разглядел, черные джинсы и туфли.

Мне показалось, что мое сердце провалилось в желудок. Когда я зашла в ординаторскую, никого не было, тем более этой дурацкой огромной мягкой игрушки. Я слышала странные звуки, как от хлопка двери, и если все случилось после того, как я ушла с улицы…

— У тебя расширены зрачки, ты принимала таблетки? — Трой переключает скорость и приоткрывает окна, затем быстро смотрит на свою жену, лежащую очень тихо на заднем сиденье. — Надеюсь, ее не продует.

Отворачиваюсь от него, смотрю в окно невидящим взглядом. Кто‐то находился рядом в момент, пока я мылась, а там прозрачные стекла. И это был парень. Черные джинсы… Рей? Никто не пустил бы его в больницу. Тем более он не добрался бы до места обитания врачей. Опускаю окно ниже и позволяю ветру остудить мое лицо. Меня передергивает от ощущения опасности, еще ни разу за мной не следили.

Стараюсь отключиться от дурацких мыслей, вспоминаю про мальчишку, уехавшего домой. Когда малыша привезли на скорой, у него была остановка сердца, я боялась сломать его маленькую грудную клетку пока делала массаж сердца. Потом оставалась на несколько суток в смене только ради него. В какой‐то момент он замедлил дыхание, я не выдержала и вытащила его из бокса. Расстегнув верхнюю одежду, прижала мальчика к голому животу, уложив его сверху. Теория о тепле человеческого тела, заставляющего из‐за тактильных ощущений биться сердце быстрее — сработала. Поглаживая ребенка по нежной коже спины, чувствовала его всей душой. Просидев в таком положении до утра, мы пережили первые сутки, затем вторые, шестые и так до того момента, пока он не начал нормально кушать из бутылочки и дышать.

Мне уже не хватает его, очень надеюсь, что все будет хорошо, и больше они не вернутся в больницу. Я объясняла заведующему отделением, по совместительству хирургу‐травматологу, что дети даже пусть и бывших наркоманов имеют в несколько раз выше шанс на внезапную смерть. Надо постоянно следить за дыханием, проверять биение сердца и быть бдительными. Все осложняло то, что он не пытался сосать, настолько ослаблен организм и отравлен. Встретиться бы с его родителями и задать хорошую трепку, чтобы знали, как они уничтожали своего будущего ребенка еще во время беременности.

На заднем сиденье шевелится Лина, она приподнимается и трясет головой.

— Выспалась, родная? — мой брат сгибает руку в локте и гладит пальцы своей жены, которая теперь сидит между сиденьями, держась за спинки кресла.

— Нам еще долго ехать? — она трет свои глаза и приглаживает непокорную копну вьющихся волос.

Я приглядываюсь к местности, скоро появятся высокие ели, и мы будем на месте. Уже предвкушаю первые вопросы моих родителей. В кармане вибрирует телефон, эсэмэски от Рея. Устало убираю сотовый на панель машины и вытягиваю ноги.

— Еще полчаса. Так что закрывай глазки и спи, принцесса, — ласково говорю своей родственнице.

— Опять Рей? — Лина сжимает мои плечи, массирует голову, я начинаю мурлыкать от удовольствия.

— Да пошел он. Этот придурок сказал, что зарежет себя, если я не вернусь. Спасибо господу, работаю в детском отделении, а не в травме. Таких придурков привозят пачками. Шантажист, — вяло отвечаю, мои глаза закрываются от усталости.

— Твоего мальчика забрали домой? — нежные пальцы продолжают массировать кожу головы.

— Да, я уже по нему очень скучаю, — меня укачивает, Трой включает радио, из колонок доносится красивая медленная мелодия.

Я слышу, как Лина набирает в легкие воздух, предполагаю вопрос, который она хочет мне задать, но она останавливается, — видимо, мой брат показал знак. Действительно, не готова я говорить о своем провале в зачатии. Не сейчас.