Под покровом ночи

Элизабет Гаскелл, 1863

Английская писательница Элизабет Гаскелл (1810–1865), наряду с Диккенсом, Теккереем и Шарлоттой Бронте, принадлежит к яркой плеяде прославленных романистов Викторианской эпохи, а ее произведения признаны шедеврами мировой классики. В их числе романы «Мэри Бартон», «Крэнфорд», «Север и Юг», «Жены и дочери» и др. Роман «Под покровом ночи» (1863) на русском языке публикуется впервые. Действие разворачивается в провинциальном городке небольшого английского графства, на фоне панорамного изображения викторианских нравов и социальных предрассудков минувшего времени. Тонкий психологизм сочетается с захватывающим сюжетом, пружиной которого становится непредумышленное убийство, совершенное в пылу гнева и роковым образом повлиявшее на судьбу главных героев – их жизнь превращается в арену вечного конфликта любви и рассудка, верности и предательства, добра и зла.

Глава пятая

Несколько дней спустя родитель Элеоноры пришел к мысли, что сложившиеся обстоятельства требуют дальнейших шагов и прежде всего необходимо выяснить, одобряет ли предстоящий брак семья молодого человека. С этой целью мистер Уилкинс написал Ральфу в высшей степени любезное и элегантное письмо, для начала выразив уверенность, что отец Ральфа уже извещен о помолвке сына. Далее мистер Уилкинс постарался четко изложить свое понимание ситуации. Он, мистер Уилкинс, давно наслышан о мистере Корбете-старшем и его видном положении в Шропшире, тогда как мистер Корбет, вероятно, впервые слышит о мистере Уилкинсе по причине их различного общественного статуса, на каковое различие мистер Уилкинс не намерен закрывать глаза, хотя в своих краях он человек известный, поскольку фактически является главным юристом графства по вопросам земли и недвижимости, продолжая дело, унаследованное им от отца и деда. К тому же его покойная жена — отпрыск древнего рода Холстеров, а сам он принадлежит к младшей ветви де Уинтонов, или Уилкинсов, из Южного Уэльса. Его дочь Элеонора, будучи единственным ребенком в семье, впоследствии унаследует все его имущество и состояние; сейчас же он, разумеется, готов дать за ней приданое и выделить ей содержание, но считает преждевременным входить в детали, пока дата свадьбы не определена.

Мистер Уилкинс был доволен собой — хорошее, честное письмо, вполне соответствующее своему назначению: он не сомневался, что Ральф незамедлительно переправит его письмо своему отцу. Казалось бы, разница в статусе жениха и невесты была не столь вопиющей, чтобы помолвка Ральфа и Элеоноры вызвала серьезный протест. Но к несчастью, капитан Корбет, старший сын и наследник сквайра, ни раньше ни позже сделал предложение леди Марии Брабант, дочери одного из самых заносчивых аристократов в том самом графстве, где жили Уилкинсы. Эта особа всегда возмущалась тем, что мистер Уилкинс допущен в местное общество, и демонстративно игнорировала его за столом, почитая его присутствие оскорблением для себя и всего графства. Когда письмо Ральфа с вложенным в него письмом мистера Уилкинса достигло фамильного гнезда Корбетов, там как раз гостила леди Мария, которая, недолго думая, повторила вслух мнения и суждения своего отца, отвечая на расспросы миссис Корбет и ее дочерей, желавших знать из первых рук, кто такие эти Уилкинсы. Они припомнили, что Ральф и раньше упоминал это имя в своих письмах — речь шла о каком-то приятеле мистера Несса, священника, готовившего Ральфа к экзаменам; кажется, время от времени Ральфа вместе с мистером Нессом приглашали к Уилкинсам на ужин.

Леди Мария, девушка вполне доброжелательная, повторила слово в слово высказывания своего отца без злого умысла, хотя, чего греха таить, известие о помолвке Ральфа ее не обрадовало: если бы этот брак состоялся, она породнилась бы с дочерью «выскочки-атторнея», на которого в свете смотрят как на белую ворону и презирают за то, что он «вечно пытается втереться в высшее общество», не имея на то никаких прав, и нагло заявляет о своем родстве с де Уинтонами, владельцами замка Х., а те, как ей доподлинно известно, узнав о его притязаниях, только смеются, дескать, «родственники растут как грибы после дождя». Короче говоря, с такими людьми ее отец «не станет знаться и ни на какие семейные связи не посмотрит»!

Ее разъяснения возымели действие, на которое произносившая их девица, разумеется, не рассчитывала: миссис Корбет с дочерьми решительно восстали против глупой помолвки Ральфа — попросту отказывались признать ее. Дамы принялись уговаривать, убеждать, умолять сквайра, пока он — жаждавший покоя любой ценой и всегда склонный скорее согласиться с теми, кто рядом, даже если их требования неразумны, нежели с теми, кого рядом нет, даже если отсутствующие наделены мудростью Соломона или осмотрительностью и благоразумием его сына Ральфа, — пока он не написал сердитое ответное письмо. Суть его сводилась к следующему: поскольку Ральф достиг совершеннолетия, он, несомненно, вправе поступать, как ему угодно, и единственное, что остается его отцу, — со всей определенностью заявить, что такая помолвка ни в коей мере не отвечает чаяниям его родителей; что это унижение для семьи, которая намерена вскорости связать себя родственными узами с наследным пэром, получившим свой титул от Якова Первого; что, разумеется, Ральф свободен в своем выборе, но, если он все-таки женится на этой девице, пусть не надеется, что в Корбет-холле ее примут как дочь. Удовлетворенный своим сочинением, сквайр дал прочесть его жене, но та нашла общий тон недостаточно суровым и вложила короткую записку от себя.

Дорогой Ральф!

Несмотря на то что после моей смерти тебе, как младшему сыну, достанется Бромли, я могу при желании обесценить твое наследство. До сих пор забота о твоем благе удерживала меня от некоторых шагов, включая продажу строевого леса и проч., которые значительно увеличили бы долю твоих сестер. Но я, безусловно, решусь на эту справедливую меру, если ты станешь упорствовать и не разорвешь свою глупую помолвку. Впрочем, недовольство твоего отца — вполне достаточная причина, чтобы одуматься.

Ральф был раздосадован родительскими посланиями, но, заперев их на ключ в ящике письменного стола, снисходительно улыбнулся.

«Бедный папаша! Эк его разобрало! Ну, с маменькой я все улажу, урезонить ее будет нетрудно. Надо только довести до ее сознания, какое богатство наследует Элеонора, а там пусть себе продает свой лес… Эту угрозу я слышу с тех пор, как оседлал деревянную лошадку, притом последние десять лет я отлично знаю, что по закону у матери нет на это права… Ничего, она смирится. Родителям пока невдомек, сколько долгов набрал Реджинальд под свое будущее наследство, а его высокородная ханжа леди Мария, на которую они чуть не молятся, просто фламандская корова в сравнении с моей Элеонорой — не говоря уже о том, что у нее нет ни гроша за душой! Посмотрим, чья возьмет, дорогие родственнички!»

Он не видел надобности немедленно отвечать на эпистолы из Корбет-холла, как и открывать Элеоноре их содержание. Мистер Уилкинс, весьма довольный, как мы помним, своим письмом молодому человеку, полагал, что оно и на остальных произведет благоприятное впечатление, и не предвидел возражений, поскольку не догадывался, сколь важную роль в санкционировании помолвки Ральфа играют друзья семьи.

Что до Элеоноры, она вся дрожала от счастья. Лето стояло чудесное — такого цветения, такого урожая фруктов давно не видели в этих краях. Казалось, щедрая и любящая мать-природа вознамерилась до краев наполнить Элеонорину чашу радости; казалось, все живое и неживое разделяет безмерное счастье девушки. Отец ее был здоров и весел, по крайней мере внешне. Мисс Монро была сама доброта. Диксон почти перестал хромать. И только мистер Данстер омрачал картину, бродя как тень по дому в поисках ее отца — под предлогом «неотложного дела» — и нарушая его покой своим тусклым, пожелтелым, как пергамент, вечно озабоченным лицом. Элеонора чувствовала, что этот человек вносит какую-то тревогу в благостное течение их жизни.

Элеонора дебютировала на ассамблее в Хэмли, но, вопреки ожиданиям отца и жениха, большого фурора не произвела. Да, тонкие знатоки восхитились ее красотой и врожденной грацией, однако, по мнению большинства, ей не хватало «стиля». Что разумели под этим придирчивые арбитры, можно только гадать. Упрекнуть ее в недостатке элегантности решительно было нельзя: у нее была прекрасная фигура, а в движениях, хоть и робких, сквозило изящество. Просто местная ассамблея не вполне подходила для того, чтобы по достоинству оценить мисс Уилкинс. Некоторые престарелые дамы сочли ее появление возмутительным, но получили решительный отпор от леди Холстер (которая, впрочем, не забыла о ссоре своего мужа с мистером Уилкинсом и, когда Элеонора оказывалась поблизости, отводила взгляд в сторону): «Мисс Уилкинс принадлежит к роду сэра Фрэнка, одному из старейших в графстве. Возможно, много лет назад не стоило допускать в общество ее отца, но уж коли он принят в свете, совершенно непонятно, какие могут быть возражения против мисс Уилкинс». В тот вечер самой большой наградой для Элеоноры было услышать от отца, когда они возвращались домой в экипаже:

— Знаешь, милая, сегодня смотрел я на тебя и думал: «Моя Нелли краше всех на этом балу!» И уверяю тебя, кое-кто согласился бы со мной, если бы посмел вслух выразить свое мнение.

— Спасибо, папá! — сказала Элеонора, стиснув его руку, которую всю дорогу держала в своей руке.

Она подумала, что отец намекает на Ральфа: мол, будь здесь ее суженый, он подтвердил бы его слова. Но нет, мистер Уилкинс редко вспоминал об отсутствующих. Просто его отцовскому самолюбию польстило, что лорд Хильдебранд, заметив Элеонору, поднял к глазам лорнет.

— Твои жемчуга тоже неплохи, дитя мое, получше, чем у многих… Только вот оправа… Веточки нынче не в моде. Завтра принеси мне весь гарнитур, отправлю Хэнкоку^[8] переделать.

— Папá, не надо! Пожалуйста, пусть остаются как есть… как мама носила.

На минуту он поддался сентиментальному порыву:

— Будь по-твоему, моя милая, храни тебя Бог за твою добрую память!

Для следующей ассамблеи он заказал ей новый сапфировый гарнитур.

Балы эти были не такого свойства, чтобы от успеха у Элеоноры закружилась голова и она полюбила шумное веселье. Гости съезжались из окрестных усадеб большими компаниями и танцевали друг с другом. Исчерпав собственные ресурсы, они, как правило, дарили несколько танцев близким друзьям одного с ними круга. Элеонора появлялась в сопровождении отца и всегда садилась рядом с одной старой дамой, заядлой картежницей, словно та была ее дуэньей. Эта дама, некогда многим обязанная фирме «Уилкинс и сын», вечно рассыпалась в извинениях перед знакомыми за то, что по слабости характера потакает глупой блажи мистера Уилкинса, который старается ввести свою дочь в высшее общество, хотя ей там не место. Этой-то даме после очередного ее подобного высказывания леди Холстер и напомнила о родословной Элеонориной матушки. Получив отповедь от миледи, старуха несколько стушевалась и стала осторожнее в речах — но не стала внимательнее к Элеоноре. Она позволяла мистеру Уилкинсу усаживать дочь подле себя на алую банкетку, изредка заговаривала с ней в перерыве между робберами^[9], пока в игровой комнате шли приготовления к новой партии, предлагала девице принять участие в безобидной утехе за ломберным столом, а когда Элеонора вежливо отказывалась, предпочитая остаться с отцом, старуха покидала ее с любезной улыбкой на пухлом лице и с чистой совестью под толстым слоем жира: она исполнила все, чего можно требовать от нее, по отношению к «дочери этого Уилкинса». Обычно Элеонора стояла возле отца, наблюдая за танцами, и радовалась, если ей тоже выпадал шанс потанцевать. Усадив ее подле «дуэньи», мистер Уилкинс не спеша обходил зал и, когда видел плодородную почву, вскользь упоминал, что на балу присутствует его дочь, — вдруг да оброненное им зерно принесет плоды в виде кавалеров для дочери. Некоторые откликались на завуалированный призыв мистера Уилкинса из симпатии к нему, другие приглашали Элеонору, потому что уже отдали долг своей компании и могли выбирать кого хочется. В среднем у нее выходило одно приглашение на три танца, и то под занавес ассамблеи.

Принимая во внимание ее природную красоту и неустанную заботу отца о ее внешнем облике, Элеонора не пользовалась и десятой долей того успеха, на который по праву могла претендовать. Но задевало ее не отсутствие успеха, а отсутствие партнеров по танцам. Простояв или просидев неподвижно добрую половину вечера, она поневоле чувствовала себя отверженной. Если бы не желание угодить отцу, Элеонора предпочла бы остаться дома — все лучше, чем вести пустые разговоры с кем попало, вплоть до равнодушной старой «дуэньи»; однако, оказавшись возле отца, она весело щебетала, лишь бы он не подумал, что ей скучно.

Да и какое все это имело значение, если каждый день ее жизни был озарен таким счастьем, что, оглядываясь потом на то благословенное время, она не могла вообразить ничего светлее и радостнее. Каким восторгом наполнялось ее сердце, когда приходили письма от любимого; с каким волнением она отвечала на них (всегда немного опасаясь под наплывом чувств переступить спасительную грань девичьей благопристойности); как согревали ее любовь и одобрение отца; каким покоем и благополучием дышал их домашний уклад… Пройдет немного времени, и те невозвратные дни покажутся счастливым сном.

Мистер Корбет приезжал в Хэмли повидаться с ней. Ночевал он всегда у мистера Несса, но бóльшую часть дня между двумя ночами (дольше пробыть у него не получалось) проводил в усадьбе Форд-Бэнк. Даже такие короткие наезды случались нечасто, поскольку все свое время и силы Ральф отдавал юриспруденции. Распорядок его жизни был подчинен амбициозным целям, которые он поставил перед собой, и ему доставляло особую радость наблюдать, как другие, кто пришел в адвокатскую палату вместе с ним, явно уступают ему и не могут за ним угнаться. Письма Элеоноры он читал и перечитывал по многу раз; собственно, больше он ничего и не читал — кроме трудов по юриспруденции, разумеется. Ральф легко расшифровал ее осторожные любовные признания, скрывавшиеся за общим ровным тоном; эта попытка утаить шило в мешке его и забавляла, и трогала. Он был доволен, что ее увеселения оказались на поверку не так уж веселы; доволен, что она не пользовалась бешеным успехом, хотя и отказывался понимать, куда смотрят все эти джентльмены. Объявись у Элеоноры настойчивые поклонники, Ральфу пришлось бы принять более решительные меры для закрепления своих прав на нее, а не ограничиться наполовину тайной помолвкой: некоторое время назад он призвал Элеонору обратиться к отцу с просьбой не предавать их уговор широкой огласке, пока он, Ральф, не поймет, что его положение позволяет ему жениться. Если бы обстоятельства вынудили его сделать поспешный шаг — первый и последний в его жизни безоглядный поступок, на который он готов был в крайнем случае решиться, — это могло бы повредить его репутации здравомыслящего и рассудительного человека, ведь пока еще он ходит в учениках. Мистер Уилкинс слегка удивился, но ответил согласием, как привык отвечать на любую просьбу Элеоноры. Конечно, мистер Несс был в курсе дела и в окружении леди Марии кто-то что-то слышал — да тут же и забыл. Среди прочих никто не проявлял к Элеоноре настолько глубокого интереса, чтобы доискиваться, помолвлена она или нет.

Все это время мистер Ральф Корбет в общении с членами своей семьи демонстрировал спокойную решимость: да, он помолвлен с мисс Уилкинс и может только сожалеть, что этот факт вызывает у семьи неодобрение. Так как обстоятельства не позволяют ему жениться немедленно, он уповает на то, что через некоторое время его семья сумеет посмотреть на вещи более трезво и, когда свадьба наконец состоится, примет его жену со всем подобающим уважением, если не с любовью. Вот квинтэссенция того, что он на разные лады снова и снова повторял в ответ на гневные письма отца. И мало-помалу его непреклонность возымела действие: отцовские громы и молнии сменились глухими раскатами отступающей грозы. Вместе с тем закономерно возник вопрос о финансовом благополучии мисс Уилкинс — какими средствами она будет располагать при вступлении в брак и какое имущество она со временем унаследует. Что ж, мистер Ральф Корбет и сам желал бы ясности в этом вопросе, хотя и не слишком задумывался о нем, когда делал Элеоноре предложение: он был так молод, так влюблен!.. В любом случае единственная дочь состоятельного атторнея должна получить в свое распоряжение немалые средства, а это было бы весьма кстати — приличное содержание позволило бы молодой паре обустроить жизнь в сравнительно респектабельной части города и помогло бы Ральфу начать карьеру не на пустом месте. Соответственно, Ральф предложил своему отцу письменно изложить интересующие того вопросы — но не так откровенно и грубо, как они прозвучали в письме к сыну, — и направить их ему, Ральфу, с тем чтобы он сам обратился к мистеру Уилкинсу с просьбой разъяснить финансовые перспективы Элеоноры.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

8

Имеется в виду лондонская ювелирная фирма «Хэнкок и К^о», основанная Чарльзом Ф. Хэнкоком в 1849 г.

9

Роббер — в висте законченный круг игры.