Калевала

Элиас Лённрот, 1835

Кропотливо собиравшийся много лет известным финским фольклористом Элиасом Лённротом, этот эпос вызвал в международном сообществе ученых-фольклористов до сих пор не прекратившуюся войну между сторонниками и противниками Лённрота, упрекавшими собирателя в произвольном составлении текстов, их «причесывании» и прочих профессиональных грехах. Однако академические споры уже не могли остановить победоносного шествия «Калевалы» по миру – на ее основе писали пьесы, оперы и балеты, ее иллюстрировали знаменитые художники и переводили на ведущие языки мира, по ней снимали фильмы, мультфильмы и сериалы, а в Финляндии и Карелии в ее честь учреждены национальные праздники. В формате a4.pdf сохранен издательский макет книги.

Руна третья

1. Вяйнямёйнен постигает мудрость и становится знаменитым (1–20).

2. Ёукахайнен идет состязаться с ним в знаниях и, не победив, вызывает его биться на мечах; разгневанный Вяйнямёйнен песней гонит его в болото (21–330).

3. Ёукахайнен, попав в беду, обещает, наконец, выдать свою сестру замуж за Вяйнямёйнена, который, смилостивившись, выпускает его из болота (331–476).

4. Огорченный Ёукахайнен уезжает домой и рассказывает матери о своих злоключениях (477–524).

5. Мать радуется, узнав, что Вяйнямёйнен станет ее зятем, но дочь опечалилась и начинает плакать (525–580).

Старый, верный Вяйнямёйнен

Проводил покойно время

В чащах Вяйнёлы зеленых,

На полянах Калевалы.

⁵ Распевал свои он песни,

Песни мудрости великой.

День за днем все пел он песни

И ночами распевал их,

Пел дела времен минувших,

¹⁰ Пел вещей происхожденье,

Что теперь ни малым детям,

Ни героям непонятно:

Ведь пришло лихое время,

Недород, и хлеба нету.

¹⁵ Далеко проникли вести,

Разнеслась молва далеко

О могучем пенье старца,

О напевах богатырских,

И на юг проникли вести,

²⁰ И дошла молва на север.

В Похъёле жил Ёукахайнен,

Тощий молодой лапландец.

Как-то раз пошел он в гости,

Речи странные там слышит,

²⁵ Будто можно петь получше,

Песни лучшие составить

В чащах Вяйнёлы зеленых,

На полянах Калевалы,

Чем те песни, что певал он,

³⁰ У отца им научившись.

Рассердился Ёукахайнен:

Зависть в сердце пробудили

Вяйнямёйнена напевы,

Что его всех лучше песни.

³⁵ К старой матери идет он,

К предводительнице рода.

Говорит, что в путь собрался,

Отправляется в дорогу,

В села Вяйнёлы он едет,

⁴⁰ В пенье с Вяйнё состязаться.

Но его не отпускают

Ни отец, ни мать-старуха

В села Вяйнёлы поехать,

С Вяйнё в пенье состязаться:

⁴⁵ «Нет, тебя там околдуют,

Околдуют и оставят

Голову твою в сугробе,

Эту руку на морозе,

Чтоб рукой не смог ты двинуть

⁵⁰ И ногой ступить не смог бы».

Молвил юный Ёукахайнен:

«Мой отец во многом сведущ,

Мать намного больше знает,

Но всех больше сам я знаю.

⁵⁵ Если я хочу поспорить

И с мужами состязаться,

Посрамлю певцов я пеньем,

Чародеев зачарую;

Так спою, что кто был первым,

⁶⁰ Тот певцом последним будет.

Я его обую в камень,

Ноги в дерево одену,

Наложу на грудь каменьев,

На спину дугу из камня,

⁶⁵ Дам из камня рукавицы,

Шлемом каменным покрою!»

Так, упрямый, он решает

И берет коня в конюшне:

Из ноздрей огонь пылает,

⁷⁰ Брызжут искры под копытом;

Он взнуздал коня лихого

И запряг в златые сани.

Сам уселся он на сани,

Сел удобно на сиденье

⁷⁵ И коня кнутом ударил,

Бьет кнутом с жемчужной ручкой.

Лошадь добрая рванулась,

Конь помчался по дороге.

Вот уж дом родной далеко,

⁸⁰ Скачет день, другой день скачет,

Третий день он быстро мчится;

А когда прошел и третий,

Прибыл к Вяйнёлы полянам

И просторам Калевалы.

⁸⁵ Старый, верный Вяйнямёйнен,

Вековечный прорицатель,

Был как раз на той дороге,

По пути тому он ехал

Среди Вяйнёлы полянок,

⁹⁰ По дубравам Калевалы.

Ёукахайнен юный, буйный

На него наехал быстро;

Зацепилися оглобли,

И гужи переплелися,

⁹⁵ Хомуты вдруг затрещали,

И дуга с дугой столкнулась.

Тут они остановились,

Стали оба, размышляя…

Из двух дуг сочилась влага,

¹⁰⁰ От оглобель пар поднялся.

И промолвил Вяйнямёйнен:

«Ты откуда это родом,

Что так скачешь безрассудно,

Не спросяся, наезжаешь?

¹⁰⁵ Ты зачем разбил хомут мой

И дугу из свежей ветки,

Ты зачем сломал мне сани,

Изломал мои полозья?»

Молвил юный Ёукахайнен,

¹¹⁰ Сам сказал слова такие:

«Молодой я Ёукахайнен,

Но теперь и ты скажи мне:

Ты, дрянной, откуда родом,

Из какой семьи негодной?»

¹¹⁵ Старый, верный Вяйнямёйнен

Называет свое имя,

Говорит слова такие;

«Так ты — юный Ёукахайнен!

Уступи-ка мне дорогу,

¹²⁰ Ты годами помоложе».

Молодой же Ёукахайнен

Говорит слова такие:

«Тут важна не наша старость,

Наша старость или юность!

¹²⁵ Кто стоит в познаньях выше,

Больше мудрости имеет —

Только тот займет дорогу,

А другой ему уступит.

Так ты — старый Вяйнямёйнен,

¹³⁰ Вековечный песнопевец, —

Приготовимся же к пенью,

Пропоем мы наши песни,

Мы прослушаем друг друга

И откроем состязанье!»

¹³⁵ Старый, верный Вяйнямёйнен

Говорит слова такие:

«Что ж, певец я безыскусный,

Песнопевец неизвестный.

Жизнь я прожил одиноко

¹⁴⁰ По краям родного поля,

Посреди полян родимых,

Слышал там одну кукушку.

Но пусть будет, как кто хочет.

Ты дозволь себя послушать;

¹⁴⁵ Что ты знаешь больше прочих,

Чем ты прочих превосходишь?»

Молвил юный Ёукахайнен:

«Я всего так много знаю;

Но вот это знаю ясно

¹⁵⁰ И прекрасно понимаю:

В крыше есть окно для дыма,

А очаг внизу у печки.

Жить тюленю превосходно,

Хорошо морской собаке:

¹⁵⁵ Ловит он вблизи лососей,

И сигов он поглощает.

Сиг живет на плоскодонье,

А лосось — на ровном месте.

Класть икру умеет щука

¹⁶⁰ Средь зимы, средь бурь свирепых.

Но горбатый окунь робок —

В омут осенью уходит,

А икру он мечет летом,

Берег плеском оглашая.

¹⁶⁵ Если ж ты не убедился,

То еще я много знаю,

Рассказать могу, как пашут

Северяне на оленях,

А южане на кобылах,

¹⁷⁰ За Лапландией — быками.

Знаю я леса на Писе,

На утесах Хорны сосны:

Стройный лес растет на Писе,

Стройные на Хорне сосны.

¹⁷⁵ Страшных три есть водопада,

И озер огромных столько ж;

Также три горы высоких

Под небесным этим сводом:

Хялляпюёря у Хяме,

¹⁸⁰ Катракоски у карелов,

Вуокса неукротима,

Иматра — непобедима».

Молвил старый Вяйнямёйнен:

«Ум ребячий, бабья мудрость

¹⁸⁵ Не приличны бородатым

И женатому некстати.

Ты скажи вещей начало,

Глубину деяний вечных!»

Молвил юный Ёукахайнен,

¹⁹⁰ Говорит слова такие:

«Я вот знаю про синицу,

Что она породы птичьей;

Из породы змей — гадюка;

Ёрш в воде — породы рыбьей;

¹⁹⁵ Размягчается железо,

А земля перекисает;

Кипятком обжечься можно,

Жар огня — весьма опасен.

Всех лекарств — вода старее;

²⁰⁰ Пена — средство в заклинаньях;

Первый чародей — создатель;

Бог — древнейший исцелитель.

Из горы вода явилась,

А огонь упал к нам с неба,

²⁰⁵ Стала ржавчина железом,

На утесах медь родится,

Всех земель старей — болота;

Ива — старше всех деревьев;

Сосны — первые жилища;

²¹⁰ Камни — первая посуда».

Старый, верный Вяйнямёйнен

Говорит слова такие:

«Может, что еще припомнишь

Иль уж высказал всю глупость?»

²¹⁵ Молвил юный Ёукахайнен:

«Нет, еще немного помню.

Помню древность я седую,

Как вспахал тогда я море

И вскопал морские глуби,

²²⁰ Выкопал я рыбам ямы,

Опустил я дно морское,

Распростер я вширь озера,

Горы выдвинул я кверху,

Накидал большие скалы.

²²⁵ Я шестым был из могучих,

Богатырь седьмой считался.

Сотворил я эту землю,

Заключил в границы воздух,

Утвердил я столб воздушный

²³⁰ И построил свод небесный.

Я направил ясный месяц,

Солнце светлое поставил,

Вширь Медведицу раздвинул

И рассыпал звезды в небе».

²³⁵ Молвил старый Вяйнямёйнен:

«Лжешь ты свыше всякой меры!

Никогда при том ты не был,

Как пахали волны моря,

Как выкапывали глуби

²⁴⁰ И как рыбам ямы рыли,

Дно у моря опускали,

Простирали вширь озера,

Выдвигали горы кверху

И накидывали скалы.

²⁴⁵ И тебя там не видали,

Тот не видел и не слышал,

Кто тогда всю землю создал,

Заключил в границы воздух,

Утвердил и столб воздушный

²⁵⁰ И построил свод небесный,

Кто направил ясный месяц,

Солнце светлое поставил,

Вширь Медведицу раздвинул

И рассыпал звезды в небе».

²⁵⁵ Молодой же Ёукахайнен

Говорит слова такие:

«Коль рассудок мой потерян,

Так мечом его найду я!

Ну-ка, старый Вяйнямёйнен,

²⁶⁰ Ты, певец со ртом широким,

Станем меряться мечами —

Поглядим, чей меч острее!»

Молвил старый Вяйнямёйнен:

«Не страшат меня нисколько

²⁶⁵ Ни мечи твои, ни мудрость,

Ни оружие, ни хитрость.

Но пусть будет, как кто хочет,

И с тобой, с таким несчастным,

Я мечей не стану мерить:

²⁷⁰ Ты — негодный и противный!»

Обозлился Ёукахайнен,

Рот от гнева искривился,

Головой трясет косматой,

Говорит слова такие:

²⁷⁵ «Кто мечи боится мерить,

Осмотреть клинки боится,

Я того моею песней

Превращу в свиное рыло.

Я таких людей презренных

²⁸⁰ По местам упрячу разным:

Уложу в навозной куче

Иль заброшу в угол хлева!»

Омрачился Вяйнямёйнен

И разгневался ужасно.

²⁸⁵ Сам запел тогда он песню,

Сам тогда он начал речи.

Не ребячьи песни пел он

И не женскую забаву —

Пел геройские он песни.

²⁹⁰ Не поют их вовсе дети,

Мальчики наполовину,

Женихи лишь в третьей части:

Ведь пришло лихое время,

Недород, и хлеба нету.

²⁹⁵ Начал мудрый Вяйнямёйнен.

Всколыхнулися озера,

Горы медные дрожали,

Камни твердые трещали.

Со скалы скала свалилась,

³⁰⁰ Раздроблялися утесы.

Он запел, и разрослися

На дуге лапландца ветки.

На хомут насела ива,

На шлее ветвится верба.

³⁰⁵ Позолоченные сани

Стали тальником прибрежным;

Кнут жемчужный обратился

Камышом на побережье;

Конь лапландца белолобый

³¹⁰ Стал скалой у водопада.

Меч с златою рукоятью —

Яркой молнией на небе;

Из раскрашенного лука

Вышла радуга над морем;

³¹⁵ Стрелы легкие лапландца

Ястребами полетели;

Тупомордая собака

Валуном огромным стала.

Превращает старец шапку —

³²⁰ Стала шапка длинной тучей;

Рукавицы водяными

Вдруг становятся цветами;

Шерстяная куртка ходит

Облаком в высоком небе,

³²⁵ А из пояса лапландца

Звезды в небе запестрели.

Он поет — и Ёукахайнен

По бедро ушел в болото,

И до пояса в трясину,

³³⁰ И до плеч в песок сыпучий.

Вот тогда-то Ёукахайнен

Мог своим умом постигнуть,

Что пошел не той дорогой

И предпринял путь напрасный

³³⁵ Состязаться в песнопеньях

С Вяйнямёйненом могучим.

Хочет он ногою двинуть —

И поднять ноги не может;

Повернуть другую хочет —

³⁴⁰ Но она обута в камень.

Испытал тут Ёукахайнен

Сильный ужас, страх великий.

Увидал свое несчастье

И сказал слова такие:

³⁴⁵ «О ты, мудрый Вяйнямёйнен,

Вековечный прорицатель!

Ты верни слова святые

И возьми назад заклятья!

Отпусти меня отсюда,

³⁵⁰ Дай свободу от несчастья!

Принесу тебе я выкуп,

Дам я все, что пожелаешь!»

Молвил старый Вяйнямёйнен:

«Что ж ты дать мне обещаешь,

³⁵⁵ Коль верну слова святые

И назад возьму заклятья,

Отпущу тебя отсюда,

Из беды освобожу я?»

Молвил юный Ёукахайнен:

³⁶⁰ «У меня два славных лука,

Пара луков превосходных.

Бьет один со страшной силой,

А другой стреляет метко.

Выбирай, какой захочешь».

³⁶⁵ Молвил старый Вяйнямёйнен:

«Не хочу твоих я луков;

Глупый ты: на что мне луки?

У меня их дома столько,

Что увешаны все стены,

³⁷⁰ Ими заняты все гвозди;

Сами луки в лес уходят.

Без меня они стреляют».

Он запел, и Ёукахайнен

Погрузился в топь поглубже.

³⁷⁵ Молвил юный Ёукахайнен:

«У меня две славных лодки,

Челноков чудесных пара;

И одна летит как птица,

А другая грузы возит.

³⁸⁰ Выбирай, какую хочешь!»

Молвил старый Вяйнямёйнен:

«Не хочу твоих я лодок,

Челноков твоих не нужно!

У меня их дома столько,

³⁸⁵ Что весь берег ими занят,

Все заливы ими полны,

И одни по ветру ходят,

А другие против ветра».

Вновь запел, и Ёукахайнен

³⁹⁰ Погрузился в топи глубже.

Молвил юный Ёукахайнен:

«Два коня в моей конюшне,

Жеребцов прекрасных пара;

И один летит как ветер,

³⁹⁵ А другой силен в запряжке.

Выбирай, какого хочешь».

Молвил старый Вяйнямёйнен:

«Мне коней твоих не нужно,

Жеребцов твоих хваленых;

⁴⁰⁰ У меня их дома столько,

Что стоят при каждых яслях

И стоят во всяком стойле

На хребтах с водою чистой,

На крестцах с пудами жира».

⁴⁰⁵ Вновь запел, и Ёукахайнен

Погрузился в топь поглубже.

Молвил юный Ёукахайнен:

«О ты, старый Вяйнямёйнен!

Поверни слова святые

⁴¹⁰ И возьми назад заклятья!

Шапку золота доставлю,

Серебром насыплю шапку,

Их с войны принес отец мой,

С поля битвы их доставил».

⁴¹⁵ Молвил старый Вяйнямёйнен:

«В серебре я не нуждаюсь,

Твое золото на что мне!

У меня его довольно,

Кладовые им набиты,

⁴²⁰ Сундуки набиты ими;

Золото — луны ровесник,

Серебро — ровесник солнцу».

Вновь запел, и Ёукахайнен

Погрузился в топи глубже.

⁴²⁵ Молвил юный Ёукахайнен:

«О ты, старый Вяйнямёйнен!

Отпусти меня отсюда,

Дай свободу от несчастья!

Весь мой хлеб тебе отдам я,

⁴³⁰ Все поля я обещаю,

Чтобы голову спасти мне,

От беды себя избавить!»

Молвил старый Вяйнямёйнен:

«Мне полей твоих не нужно,

⁴³⁵ В хлебе вовсе не нуждаюсь!

У меня его обилье,

Где ни глянешь, там и поле

И скирды стоят повсюду.

А мои поля получше,

⁴⁴⁰ Мне скирды мои милее».

Вновь запел, и Ёукахайнен

Погрузился в топи глубже.

Наконец уж Ёукахайнен

И совсем перепугался:

⁴⁴⁵ Он до рта ушел в трясину,

С бородой ушел в болото,

В рот набился мох с землею,

А в зубах кусты завязли.

Молвил юный Ёукахайнен:

⁴⁵⁰ «О ты, мудрый Вяйнямёйнен!

Вековечный прорицатель!

Вороти назад заклятье,

Жизнь оставь мне дорогую,

Отпусти меня отсюда!

⁴⁵⁵ Затянула топь мне ноги,

От песку глазам уж больно!

Если ты возьмешь заклятье,

Злой свой заговор воротишь,

Дам сестру тебе я Айно,

⁴⁶⁰ Дочку матери любимой.

Пусть метет твое жилище,

В чистоте полы содержит,

Будет кадки мыть и парить,

Будет мыть твою одежду,

⁴⁶⁵ Ткать златые одеяла,

Печь медовые лепешки».

Старый, верный Вяйнямёйнен

Просиял, развеселился,

Рад он был, что Ёукахайнен

⁴⁷⁰ В жены даст сестру родную.

На скале, веселый, сел он,

Сел на камень и распелся;

Спел немного, спел еще раз,

В третий раз пропел немного —

⁴⁷⁵ Повернул слова святые,

Взял назад свои заклятья.

Вышел юный Ёукахайнен:

Из болота тащит шею,

Тащит бороду из топи;

⁴⁸⁰ Вновь конем скала предстала,

Сани вновь из веток вышли,

Стал камыш кнутом, как прежде.

Он спешит усесться в сани;

Опустился на сиденье,

⁴⁸⁵ Уезжает с тяжким сердцем,

Грустный едет он оттуда,

К милой матери он едет,

Он к родителям стремится.

Он помчался с страшным шумом,

⁴⁹⁰ К дому бешено подъехал;

Об овин сломал он сани

И оглобли о ворота.

Мать не знает, что подумать,

А отец промолвил слово:

⁴⁹⁵ «Глупо сделал, что сломал ты

Эти сани и оглобли!

Что ты едешь, как безумный,

Словно бешеный, примчался?»

И заплакал Ёукахайнен.

⁵⁰⁰ Плачет горькими слезами,

Головой поник уныло,

Шапка на сторону сбилась,

Губы сжаты, побледнели,

Нос повесил он печально.

⁵⁰⁵ Мать узнать, в чем дело, хочет,

Хочет дело поразведать:

«Ты о чем, сыночек, плачешь.

Чем, мой первенец, расстроен,

Губы сжаты, побледнели,

⁵¹⁰ Нос повесил ты печально?»

Молвил юный Ёукахайнен:

«Ох ты, мать моя родная!

Ведь со мной беда случилась,

Ведь со мной несчастье было,

⁵¹⁵ Не без повода я плачу,

Есть причина для печали!

Век свой слез не осушу я,

Буду жизнь вести в печали:

Ведь сестрицу дорогую,

⁵²⁰ Дочь твою родную, Айно,

Вяйнямёйнену я отдал,

Чтоб певцу была женою,

Старцу слабому опорой,

В доме хилому защитой».

⁵²⁵ Мать захлопала в ладоши

И всплеснула тут руками;

Говорит слова такие:

«Ты не плачь, мой сын родимый,

Нет тебе причины плакать,

⁵³⁰ Нет причины для печали.

Я жила надеждой этой,

Много лет я ожидала,

Чтоб герой могучий этот,

Песнопевец Вяйнямёйнен,

⁵³⁵ Стал моим желанным зятем,

Мужем дочери родимой».

Слышит то младая Айно,

Плачет горькими слезами,

Плачет день, другой день плачет,

⁵⁴⁰ На крыльце сидит, рыдая;

Плачет жалобно от горя,

От сердечной злой печали.

Говорить тут мать ей стала:

«Что ты плачешь, дочка Айно?

⁵⁴⁵ У тебя жених могучий;

К мужу сильному идешь ты,

Чтоб сидеть там под окошком,

У забора тараторить».

Дочь на это молвит слово:

⁵⁵⁰ «О ты, мать моя родная!

Есть о чем, родная, плакать:

Жаль мне кос моих прекрасных

И кудрей головки юной,

Жаль волос девичьих, мягких,

⁵⁵⁵ Мне так рано их закроют,

С этих лет мне их завяжут.

И всю жизнь жалеть я буду

Это солнце дорогое,

Этот месяц ясный, тихий,

⁵⁶⁰ Этот синий свод небесный,

Если мне их бросить надо,

Если надо мне забыть их, —

Братца — у станка с работой,

Под окном — отца родного».

⁵⁶⁵ Мать же дочери сказала,

Молодой старуха молвит:

«Брось ты, глупая, печали,

Горемычная, — стенанье!

Плачешь ты без основанья

⁵⁷⁰ И тоскуешь без причины.

Божье солнце дорогое

Озаряет всюду землю,

Не одно отца окошко,

Не одну скамейку брата.

⁵⁷⁵ Есть повсюду много ягод,

На полянах — земляники.

Ах ты, доченька! Ты можешь

Там набрать их, а не только

По лесам отца родного,

⁵⁸⁰ На полях родного брата».