Достижения Лютера Транта

Эдвин Балмер, 2022

Книга "Достижения Лютера Транта" известного писателя-фантаста Эдвина Балмера состоит из нескольких рассказов о приключениях научного детектива Лютера Транта, совмещающего в своих расследованиях загадочных преступлений знания психологии и современные научные достижения.Книга написана в модном, для двадцатого века, стиле "Научный детектив", созданном на слиянии научной фантастики и классического детектива.Часто герои таки произведений применяют в расследовании технические методы, являющиеся на момент написания фантастическими. Например, Лютер Трант использует в одном из рассказов прибор очень похожий на детектор лжи, который в свою очередь будет создан в реальности лишь через несколько лет.Приятного чтения!

ЧЕЛОВЕК В КОМНАТЕ

— Потрясающе, Трант.

— Больше, чем просто удивительно! Взгляните в лицо факту, доктор Рейланд, и это поразительно, невероятно, позорно, что после пяти тысяч лет цивилизации наши полицейские и судопроизводство не признают высокого уровня знаний людей более, чем первый фараон, правивший в Египте до строительства пирамид!

Молодой Лютер Трант нетерпеливо отодвинулся от стола, за которым Рейланд завтракал, и неловко закинул одну мускулистую ногу на другую. Неловко и с тем же мятежным нетерпением он запустил пальцы в свои густые рыжие волосы. Его странно разномастные глаза, один скорее серый, чем голубой, другой скорее голубой, чем серый, серьезно посмотрели на своего старшего товарища.

А под его правым глазом (более голубым) крошечное родимое пятно, обычно почти неразличимое, тускло светилось розовым в следствии его напряжения. На колене Трант держал"Чикаго Рекорд Геральд", и по мере того, как он продолжал, его палец скользил по абзацам.

— Послушайте!"В Джексон-парке найдено тело мужчины", шестеро подозреваемых, замеченных неподалеку от этого места, были арестованы."Похищение или убийство Шлаака", трое мужчин арестованы за это с прошлой среды."Процесс над Лоутоном продолжается", с вероятностью, что молодой Лоутон будет признан невиновным, восемнадцать месяцев он провел в заключении — восемнадцать месяцев неизгладимой связи с преступниками! И вот главное:"Шестнадцать человек задержаны по подозрению в соучастии в убийстве Бронсона, прокурора!"Вы когда-нибудь слышали о таком карнавале арестов? И добавьте к этому тот факт, что за девяносто три из каждых ста убийств никто никогда не наказывается!

Старый профессор терпеливо повернул свое румяное лицо, увенчанное лысым куполом черепа, к своему молодому собеседнику. В течение некоторого времени доктор Рейланд с тревогой отмечал растущее беспокойство своего блестящего, но вспыльчивого молодого помощника. Но пока он не отпустил его, доктор Рейланд намеревался удержать его в своей психологической лаборатории.

— Пять тысяч лет цивилизованности, — взорвался Трант, — и у нас все еще есть"третья степень"! Мы по-прежнему ставим подозреваемого лицом к лицу с его преступлением, надеясь, что он"покраснеет"или"побледнеет","задохнется"или"заикнется". И если перед лицом этого грубого испытания мы обнаружим, что он подготовлен или закален настолько, что может предотвратить прилив крови к лицу или слишком заметный ее отлив, если он правильно надувает легкие и контролирует свой язык, когда говорит, мы готовы назвать его невиновным. Не так ли, сэр?

— Да, — терпеливо кивнул старик. — Боюсь, что это так. Что же делать, Трант?

— Что, доктор Рейланд? Почему, вы, я и каждый психолог в каждой психологической лаборатории в этой стране и за рубежом годами играли с ответом! В течение многих лет мы измеряли эффект каждой мысли, импульса и действия в человеческом существе. Ежедневно проводя простые лабораторные эксперименты, чтобы удивить нескольких пялящихся второкурсников, я доказывал то, что если применить их в судах и тюрьмах, можно окончательно доказать невиновность человека за пять минут или осудить его как преступника на основании его собственных неконтролируемых реакций. И даже больше того. Доктор Рейланд! Научите любого детектива тому, чему вы научили меня, и если у него будет хотя бы половина того упорства в поисках следов преступления на людях. что у него есть в отслеживании их следов на вещах, он может раскрыть половину дел, которыми заполнена полиция, за три дня.

— А вторую половину в течение недели, я полагаю, Трант? — порадовался пожилой мужчина энтузиазму собеседника.

— Доктор Рейланд, — ответил Трант более спокойно, — вы научили меня пользоваться кардиографом, с помощью которого можно прочесть влияние на сердце каждого действия и эиоции, как врач читает пульсовую карту своего пациента, пневмографом, который отслеживает мельчайшие показания дыхания; гальванометр, этот чудесный инструмент, который, хотя каждая черта и мускул человека бесстрастны, как смерть, выдаст его через потовые железы на ладонях. Вы научили меня, в ходе научного эксперимента, как человек, не заикающийся и не колеблющийся, и в совершенстве контролирующий свою речь и мимику, обязательно должен показать через свои мысленные ассоциации, о которых он не может знать, следы, которые любой важный поступок и каждое преступление должны оставить неизгладимый след в его разуме.

— Ассоциации? — доктор Рейланд прервал его в этот раз менее терпеливо. — Это всего лишь метод немецких врачей, метод Фрейда, который Юнг использовал в Цюрихе для диагностики причин подросткового безумия.

— Совершенно верно. — Трант проследил глазами за старым профессором, который встал и направился к окну. — Просто метод немецких врачей! Метод Фрейда и Юнга! Неужели вы думаете, что я, используя такой метод, не узнал бы восемнадцать месяцев назад, что Лоутон невиновен? Неужели вы думаете, что я не смог бы выделить среди этих шестнадцати человек убийцу Бронсона? Если когда-нибудь такая проблема возникнет у меня, мне не потребуется восемнадцать месяцев, чтобы решить ее. Я сделаю это меньше, чем за неделю.

Губы доктора Рейланда скривились от этого высокомерного утверждения.

— Здесь мы не сталкиваемся с подобными проблемами, Трант, — сказал он. Он посмотрел на тихую улицу университетского городка. — Самые большие вопросы, которые мы можем дать вам для решения, такие, как этот, — указал он, — Почему такая хрупкая девушка, как Маргарет Лори, выбегает из своей парадной двери чуть позже семи часов этим морозным утром без шляпы или куртки?

— И это тоже я мог бы решить, — ответил Трант. — Но в этом нет необходимост, так как она, похоже, приедет сюда и сама нам расскажет.

Что характерно — еще до того, как перестал звонить дверной звонок или слуга успел ответить, Трант открыл дверь. На лбу девушки, очень белом под массой темных волос, в ее широко раскрытых серых глазах, в напряженных линиях прямого рта и округлого подбородка он сразу же прочел нервозное беспокойство взвинченной женщины.

— Профессор Рейланд, — быстро спросила она, — вы знаете, где мой отец?

— Моя дорогая Маргарет, — старик взял ее за руку, которая сильно дрожала, — ты не должна так волноваться.

— Вы не знаете! — взволнованно воскликнула девушка. — Я вижу это по вашему лицу. Доктор Рейланд, отец не пришел домой прошлой ночью! Он не прислал ни слова.

Лицо Рейланда стало непроницаемым. Никто лучше него не знал, насколько велика была перемена в привычках доктора Лори, который подразумевал этот факт, поскольку этот человек был его самым близким другом. Двадцать лет доктор Лори был казначеем университета. За это время только трем событиям — его женитьбе, рождению дочери и смерти жены, было позволено нарушить суровую однообразность, в которую он превратил свою одинокую жизнь. Рейланд побледнел и притянул к себе дрожащую девушку.

— Когда вы видели его в последний раз, мисс Лори? — мягко спросил Трант.

— Доктор Рейланд, прошлой ночью он отправился в свой университетский офис на работу, — ответила она, как будто вопрос задал пожилой человек. — В воскресенье вечером. Это было очень необычно. Весь день он вел себя очень странно. Он выглядел таким усталым.

— Профессор Рейланд и я собираемся в кампус, — быстро заговорил Трант, когда девушка беспомощно замолчала. — Мы остановимся у его офиса. Харрисон может рассказать нам, что заставило его уйти. Нет и одного шанса из тысячи, мисс Лори, с ним что-то случилось.

— Трант прав, моя дорогая, — пришел в себя Рейланд. — Иди домой и не волнуйся.

Он натянул пальто.

Башенные часы Университетского зала только что пробили семь, и перед ними возвышалось само здание с пятьюдесятью окнами на востоке, мерцающими, как огромные глаза, в лучах раннего утреннего солнца. Только на трех из этих глаз веки были закрыты — ставни в кабинете казначея были закрыты. Трант не мог припомнить, чтобы когда-нибудь раньше видел закрытые ставни в Университетском холле. Они стояли открытыми до тех пор, пока многие петли не приржавели намертво. Он взглянул на доктора Рейланда, который вздрогнул, но снова чопорно выпрямился.

— Должно быть, произошла утечка газа, — прокомментировал Трант, принюхиваясь, когда они вошли в пустое здание. Но бледнолицый мужчина рядом с ним не обратил на это никакого внимания, когда они прошли вниз по коридору.

По обе стороны от них были двери с высокими фрамугами из матового стекла, и по мере того, как они приближались к двери кабинета доктора Лори, запах газа становился все сильнее. Доктор Рейланд неудачно попробовал открыть дверь, но Трант наклонился к замочной скважине и обнаружил, что она заткнута бумагой. Он ухватился за перекладину фрамуги, поставил ногу на ручку и, подтянувшись, оттолкнулся от фрамуги. Она сопротивлялась, но он выбил ее внутрь, и, когда ее стеклянные панели со звоном упали, пары осветительного газа вырвались наружу и вызвали удушье.

— Нога! — крикнул он своему дрожащему товарищу, вглядываясь в затемненную комнату. — Кто-то в гостиной!

Спрыгнув вниз, он тщетно навалился на дверь своим сильным плечом. Рейланд поспешил в читальную комнату через коридор и вытащил оттуда тяжелый стол. Вдвоем они ударили его углом по замку, он сломался, и, когда дверь снова повернулась на петлях, пары газа хлынули наружу, удушая их и выгоняя обратно. Опустив голову, Трант ворвался внутрь, распахнул одно за другим три окна и выбил ставни. Он запрыгнул на стол с плоской столешницей под газовыми светильниками в центре комнаты и выключил четыре форсунки, из которых лился газ. Метнувшись через холл, он открыл окна комнаты напротив.

Тут же сильный утренний ветерок пронесся по зданию, очищая газ перед ним. От сквозняка распахнулись двери. Осторожно, в тот момент, когда доктор Рейланд со слезами на глазах стоял на коленях у тела друга всей его жизни, Трант поднял с металлического подноса на столе множество обугленных бумажек, которые разлетелись по комнате, по полу и мебели, даже по кушетка, на которой лежала неподвижная фигура с осунувшимся белым лицом.

Рейланд встал и коснулся руки своего старого друга, его голос дрогнул.

— Он мертв уже несколько часов. О, Лори!

Через открытые окна открывался вид на дюжину читальных залов и лабораторий. Огромные здания, такие тихие сейчас, через несколько мгновений будут отзываться эхом от шагов сотен студентов.

Когда двое мужчин стояли рядом с мертвым телом того, в чьем ведении находились все финансы этого великого учреждения, их глаза встретились, и в глазах Транта был безмолвный вопрос. То краснея, то бледнея, Рейланд ответил на это:

— Нет, Трант, за этой смертью ничего не кроется. Было ли это намеренно или случайно, но ни секрет, ни позор не подтолкнули его к этому. Это я знаю.

В странных разномастных глазах молодого человека вспыхнули вопросами.

— Мы должны позвать президента Джослина, — сказал он.

Пока он разговаривал по телефону, доктор Рейланд смел осколки стекла с подоконника и закрыл дверь и окна.

В коридорах уже раздавались шаги, и комнаты вокруг быстро заполнялись, прежде чем Трант разглядел худую фигуру президента в накинутом на плечи пальто, который, сгибаясь от ветра, спешил через кампус.

Быстрый взгляд доктора Джослина, когда Трант открыл ему дверь, взгляд, который, несмотря на студенческую бледность его скуластого лица, выдавал человека действия, рассмотрел и понял все.

— Кто уложил там Лори? — резко спросил он через мгновение.

— Он сам лег там, — тихо ответил Рейланд. — Именно там мы его и нашли.

Трант дотронулся пальцем до царапины на обоях, оставленной острым углом кресла Дэвенпорта, угол все еще был белым от штукатурки. Очевидно, что кушетка было сильно сдвинуто со своего места, поцарапав обои.

Взгляд доктора Джослин скользнул по комнате, мимо стоящего Рейланда, встретился с прямым взглядом Транта и проследил за ним до стола поменьше рядом со столом мертвого казначея. Он открыл дверь в свой кабинет.

— Когда придет мистер Харрисон, — приказал он, — скажите ему, что я хочу его видеть. Офис казначея не будет открыт сегодня утром.

— Харрисон опаздывает, — прокомментировал он, возвращаясь к остальным. — Обычно он прибывает сюда к половине восьмого. Харрисон был секретарем и ассистентом доктора Лори.

— Теперь расскажите мне подробности, — сказал президент, поворачиваясь к Транту.

— Они все перед вами, — коротко ответил Трант. — Комната была наполнена газом. Эти четыре розетки светильника были включены на полную мощность. И кроме того, — он коснулся пальцами четырех наконечников для газовых горелок, которые лежали на столе, — эти наконечники были удалены, вероятно, с помощью этих плоскогубцев, которые лежат рядом с ними. Откуда взялся этот инструмент, я не знаю.

— Им здесь самое место, — рассеянно ответила Джослин. — У Лори была привычка мастерить.

Он открыл нижний ящик стола, набитый инструментами, гвоздями и шурупами, и бросил туда кусачки.

— Дверь была закрыта изнутри? — спросил Президент.

— Да, это пружинный замок, — ответил Трант.

Доктор Джослин выпрямился, и его глаза почти сурово встретились с глазами Рейланда.

— Рейланд, — спросил он, — ты был ближе к Лори, чем любой другой мужчина. Что послужило причиной этого?

— Я был близок с ним, — смело ответил старик. — Ты и я, Джослин, были почти его единственными друзьями. Мы, по крайней мере, должны знать, что не могло быть никакой реальной причины. Жизнь Лори была открыта, как полдень.

— И все же он сжигал бумаги. — президент спокойно указал на металлический поднос.

Доктор Рейланд поморщился.

— Кто-то сжигал бумаги, — мягко вставил Трант.

— Кто-то один? — Президент резко поднял голову.

— Весь этот пепел был в подносе. Я думаю… — Трант ограничился ответом. — Они разбежались, когда я открыл окна.

Джослин взял со стола нож для вскрытия писем и попыталась отделить обуглившийся пепел, оставшийся на подносе, чтобы прочесть хоть что-нибудь. Он рассыпался на тысячу кусочков.

Взгляд Транта охватил всю комнату и теперь оценивал Джослин и доктора Рейланд. Они перестали быть его доверенными людьми и друзьями, поскольку он включил их в качестве определенных элементов в деле. Внезапно он наклонился к кушетке, просунул руку под тело и вытащил скомканную бумагу. Это была недавно погашенный вексель на двадцать тысяч долларов, регулярно выписываемая на университет доктором Лори в качестве казначея.

— В чем дело, Джослин? — встрепенулся доктор Рейланд.

— Вексель. Я не могу припомнить его назначение. — президент уставился на бумагу. Внезапно его лицо побелело. — Где ключи Лори?

Он открыл ящик стола, но Трант направился прямо к кушетке и вынул ключи из кармана Лори.

Доктор Джослин отпер сейф у кушетки и из стопки книг, лежавших внутри, взял верхнюю.

— Рейланд, — сказал он жалобно, — попечители одобрили этот вексель на две тысячи долларов, а не на двадцать.

— Но он был погашен. Видите, он был обналичен! И это, — он указал на пепел на подносе, — если это тоже были векселя, фальшивые, в чем вы явного его подозреваете, он, должно быть, заплатил ими. Они были возвращены.

— Заплатили? Да! — голос доктора Джослин зазвенел обвиняюще. — Оплачено из университетских средств! Видите ли, сам Лори ввел их на номинальную сумму, когда он им платил. Здесь, — он быстро перевернул несколько страниц назад, — они указаны для сумм, которые мы санкционировали несколько месяцев назад. Общее расхождение превышает сто тысяч долларов!

— Тише! — Рейланд оказался рядом с ним. — Тише.

Наступало утро. В коридорах раздавались шаги студентов, проходящих в лекционные залы.

— Кто заполнил этот вексель? — Трант взял бумагу и внезапно задал этот вопрос.

— Харрисон. Таков был порядок. Подпись принадлежит Лори, и вексель обычный. О, не может быть никаких сомнений, Рейланд!

— Нет, нет! — возразил старик. — Джеймс Лори не был вором!

— А как еще это могло случиться? Наконечники, снятые из горелок, замочная скважина, заткнутая бумагой, ставни, которые никогда не закрывались в течение десяти лет, заперты изнутри, дверь заперта! Сожженные векселя, единственный из которых осталась подписанной его собственной рукой! Вы забыли, что завтра вечером состоится заседание попечителей, и тогда ему пришлось бы предварительно привести в порядок свои книги? Мы должны смотреть правде в глаза, Рейланд: самоубийство — на его счету не хватает ста тысяч долларов!

— Лютер! — Старый профессор повернулся, протягивая руки к своему молодому ассистенту. — Ты тоже в это веришь? Это не так! О, мой мальчик, как раз перед этим ужасным событием ты рассказывал мне о новом методе, который можно использовать для оправдания невиновных и доказательства вины. Я подумал, что это бахвальство. Я насмехался над твоими идеями. Но если твои слова были правдой, теперь докажи их. Сними этот позор с этого невинного человека.

Молодой человек подскочил к своему другу, когда тот пошатнулся.

— Доктор Рейланд, я оправдаю его! — страстно пообещал он. — Я докажу, клянусь, что доктор Лори не только не был вором, но… он даже не был самоубийцей!

— Что это за безумие, Трант, — нетерпеливо спросил президент, — когда факты так очевидны перед нами?

— Так просто, доктор Джослин? Да, — ответил молодой человек, — действительно, очевиден тот факт, что до того, как бумаги были сожжены, до того, как был включен газ или наконечники были извлечены из прибора, до того, как дверь захлопнулась и пружинный замок запер ее снаружи, доктор Лори был мертв и лежал на этой кушетке!

— Что? Что… что, Трант? — воскликнули Рейланд и президент вместе. Но молодой человек смотрел только на президента.

— Вы сами, сэр, прежде чем мы рассказали вам, как мы его нашли, видели, что доктор Лори не упал сам, а был уложен на кушетку. Он не такой уж и легкий, кто-то чуть не уронил его на кушетку, так как ее угол процарапал штукатурку на стене. Единственная не сгоревшая записка лежала под его телом, откуда она вряд ли могла бы исчезнуть, если бы бумаги были сожжены вначале, где она могла бы и была несомненно, но ее не заметили, если тело уже лежало там. Газ не будет травиться во время горения, поэтому наконечники, вероятно, были сняты позже. Вас, должно быть, поразило, насколько все это театрально, что кто-то продумал обстановку, что кто-то обустроил эту комнату и, оставив Лоури мертвым, ушел, закрыв пружинный замок.

— Лютер! — Доктор Рейланд встал, вытянув руки перед собой. — Вы обвиняетесь в убийстве!

— Подождите! — Доктор Джослин стоял у окна, и его глаза заметили быстро приближающийся лимузин, который, сверкая на солнце зеркальными стеклами, въезжал на подъездную дорожку. Когда он замедлил ход перед входом, президент повернулся к присутствующим в зале.

— Мы двое, — сказал он, — были ближайшими друзьями Лори — кроме нас, у него был еще только один друг. Когда вы позвонили мне сегодня утром, я позвонил Брэнауэру, просто попросив его немедленно встретиться со мной в офисе казначея. Он сейчас придет. Спустись вниз и подготовь его, Трант. С ним его жена. Она не должна подниматься.

Трант поспешил вниз без комментариев. Через окно машины он мог видеть профиль женщины, а за ним широкое, властное лицо мужчины с бородой песочного цвета, разделенной на пробор и причесанной на иностранный манер. Брэнауэр был президентом Попечительского совета университета, на этом посту он сменил своего отца. По меньшей мере полдюжины окружающих зданий были возведены старшим Брэнауэром, и практически все его состояние было завещано университету.

— Ну, Трант, в чем дело? — спросил попечитель. Он открыл дверцу лимузина и готовился спуститься.

— Мистер Брэнауэр, — ответил Трант, — доктор Лори был найден сегодня утром мертвым в своем кабинете.

— Мертвым? Этим утром? — мутная серость проступила под румянцем на щеках Брэнауэра. — Я собирался навестить его, еще до того, как получил известие от Джослин. В чем была причина смерти?

— Комната была наполнена газом.

— Удушье!

— Несчастный случай? — спросила женщина, наклоняясь вперед. Даже когда она побледнела от ужаса, вызванного этой новостью, Трант поймал себя на том, что удивляется ее красоте. Каждая черта ее лица была такой совершенной, такой безупречной, а манеры такими милыми и полными очарования, что при первом близком взгляде на нее Трант обнаружил, что понимает и одобряет брак Брэнауэра. Она была неизвестной американской девушкой, которую Брэнауэр встретил в Париже и привез обратно, чтобы она правила обществом в этом гордом университетском пригороде, где друзьям и коллегам его отца пришлось принять ее и… критиковать.

— Доктор Лори задохнулся, — повторила она, — случайно, мистер Трант?

— Мы… надеемся на это, миссис Брэнауэр.

— Нет никаких улик, указывающих на преступника?

— Ну, если это был несчастный случай, миссис Брэнауэр, то преступника не может быть.

— Кора! — воскликнул Брэнауэр.

— Как глупо с моей стороны! — Она мило покраснела. — Но прелестная дочь доктора Лори, какой шок для нее!

Брэнауэр тронул Транта за руку. После первого личного потрясения он сразу же вновь стал попечителем — попечителем университета, казначей которого лежал мертвым в своем кабинете как раз в тот момент, когда его счета должны были быть представлены Совету директоров. Он поспешно отпустил жену.

— А теперь, Трант, давай поднимемся наверх.

Президент Джослин машинально встретил пожатие Брэнауэра и почти кратко ознакомил президента попечительского совета с фактами в том виде, в каком он их обнаружил.

— Не хватает ста тысяч долларов, Джослин? Это самоубийство? — президент попечительского совета был возмущен этим обвинением.

— Я не вижу другого решения, — ответил президент, — хотя мистер Трант…

— И я мог бы оправдать его!

Лицо попечителя побелело, когда он посмотрел вниз на мужчину на кушетке.

— О, Лори, почему я откладывал встречу с тобой до последнего момента?

Он повернулся, роясь в кармане в поисках письма.

— Он прислал в эту субботу, — жалобно признался он. — Я должен был сразу же прийти к нему, но я никак не мог заподозрить такого.

Джослин прочитала письмо с выражением растущей убежденности на лице. Оно было написано четкой рукой мертвого казначея.

— Это объясняет все, — решительно сказал он и перечитал письмо вслух:

"Дорогой Брэнауэр! Я молю вас, поскольку у вас есть жалость к человеку, за плечами которого шестьдесят лет честной жизни, столкнувшемуся с бесчестьем и позором, прийти ко мне как можно скорее. Прошу вас, не откладывайте это позже понедельника, умоляю вас.

Джеймс Айджори."

Доктор Рейланд закрыл лицо руками, а Джослин повернулся к Транту. На лице молодого человека было выражение глубокого недоумения.

— Когда вы это прочли, мистер Брэнауэр? — наконец спросил Трант.

— Он написал это в субботу утром. Его доставили ко мне домой в субботу днем. Но я уехал на машине со своей женой. Я не получил его, пока не вернулся поздно вечером в воскресенье.

— Тогда вы не могли прийти намного раньше.

— Нет! И все же я мог бы что-нибудь предпринять, если бы подозревал, что за этим письмом скрывается не просто позор, но самоубийство.

— Позор, возможно, но не самоубийство, мистер Брэнауэр! — резко прервал его Трант.

— Что?

— Взгляните на его лицо. Оно белое и с четким профилем. Если бы он задохнулся, то посинел бы и распух. Прежде чем включили газ, он был мертв, убит…

— Убит? Кем?

— Человеком, который был в этой комнате прошлой ночью! Человеком, который сжег эти бумаги, заткнул замочную скважину, включил газ, устроил остальные эти театральные представления и ушел, оставив доктора Лори вором и самоубийцей, чтобы… защитить себя! Двое мужчин имели доступ к университетским фондам, вели эти записи! Один лежит перед нами и человек, который был в этой комнате прошлой ночью, я бы сказал, был другим, — он взглянул на часы, — человеком, который в девять часов еще не появился в своем офисе!

— Харрисон? — хором воскликнули Джослин и Рейланд.

— Да, Харрисон, — твердо ответил Трант. — Я определенно предполагаю, что он тот человек, который был в комнате прошлой ночью.

— Харрисон? — презрительно повторил Брэнауэр. — Невозможно!

— Насколько невозможно? — вызывающе спросил Трант.

— Потому что Харрисон, мистер Трант, — возразил президент попечительского совета, — лежит бес сознания в Элджине из-за автомобильной аварии в субботу днем. С тех пор он находится в больнице Элджина, почти без чувств.

— Как вы это узнали, мистер Брэнауэр?

— Я помог многим молодым людям получить здесь должности. Харрисон был одним из них. Из-за этого, я полагаю, он заполнил мое имя в строке"кого уведомить"удостоверения личности, которое он носил с собой. Врачи больницы уведомили меня об этом как раз в тот момент, когда я выезжал из дома на своей машине. Я видел его в больнице Элджина в тот день.

Молодой Трант пристально посмотрел в спокойные глаза президента попечительского совета.

— Тогда Харрисон не мог быть тем мужчиной, который был в комнате прошлой ночью. Вы понимаете, что это означает? — спросил он, побледнев. — Я предпочел, — сказал он, — чтобы он был Харрисоном. Это удержало бы как доктора Лори от того, чтобы стать вором, так и любого его близкого человека от того, чтобы стать человеком, который убил его здесь прошлой ночью. Но поскольку Харрисона здесь не было, сам казначей, должно быть, знал об этом преступлении, — он ткнул пальцем в погашенный вексель, — и скрывал это от своего близкого друга, который пришел сюда с ним. Вы видите, как ужасно это упрощает нашу проблему? Это был кто-то достаточно близкий к Лори, чтобы заставить его скрывать это как можно дольше, и кто-то достаточно близкий, чтобы знать о привычках казначея мастерить, так что даже в большой спешке он мог сразу подумать о газовых щипцах в личном ящике для инструментов Лори.

— Джентльмены, — напряженно добавил молодой ассистент, — я должен спросить вас, кто из вас троих был в этой комнате с доктором Лори прошлой ночью?

— Что? — прозвучал вопрос в трех разных интонациях из их уст — изумление, гнев, угроза.

Он поднял дрожащую руку, чтобы остановить их.

— Я понимаю, — продолжал он скороговоркой, — что, выдвинув одно обвинение и доказав его ложность, я теперь выдвигаю гораздо более серьезное, которое, если я не смогу его доказать, должно стоить мне моего положения здесь. Но я делаю это сейчас снова, напрямую. Один из вас троих был в этой комнате с доктором Лори прошлой ночью. Кто? Я мог бы сказать в течение часа, если бы я смог по очереди отвести вас в психологическую лабораторию и подвергнуть тестированию. Но, возможно, мне это и не нужно. До завтрашнего вечера я надеюсь, что смогу сказать двум другим, для кого из вас доктор Лори покрывал это преступление и тем, кто в ответ убил его в воскресенье вечером и оставил его нести двойной позор как самоубийцу.

Не оглядываясь, он выскочил из комнаты и, сбежав по ступенькам, покинул кампус.

В пять часов того же дня, когда Трант позвонил в дверь доктора Джослина, он увидел, что мистера Брэнауэра и доктора Рейланда провели в личный кабинет президента раньше него.

— Доктор Рейланд и мистер Брэнауэр пришли, чтобы выслушать отчет коронера, — объяснил Джослин. — Лори умер не от удушья. Завтрашнее вскрытие покажет причину его смерти. Очевидно, в комнате был еще один человек.

— Не Харрисон, — ответил Трант. — Я только что прибыл из Элджина, где, хотя мне и не разрешили с ним поговорить, я видел его в больнице.

— Вы сомневались, был ли он там? — спросил Бранауэр.

— Я так же проверил векселя, — продолжил молодой человек. — Все они были оформлены как обычно, подписаны доктором Лори и оплачены им лично, по истечении срока, из университетского резерва. Таким образом, я только еще больше убедился в том, что человек в комнате, должно быть, был одним из ближайших друзей доктора Лори. Я вернулся и увидел Маргарет Лори.

Глаза Рейланда наполнились слезами.

— Это ужасное событие повергло бедняжку Маргарет в прострацию, — сказал он.

— Я нашел ее такой, — ответил Трант. — Ее память временно уничтожена. Я мало что мог заставить ее вспомнить. Однако ей сообщили только о смерти ее отца. Кажется ли это достаточной причиной для такой прострации? Скорее всего, это указывает на какое-то обвиняющие знания в отношении трагедии отца и о том, кого он защищал. Если это так, то само ее состояние делает невозможным для нее скрыть эти обвиняющие ассоциации при допросе.

— Обвиняющие ассоциации? — Доктор Рейланд нервно поднялся.

— Да, который я намереваюсь обнаружить в данном случае с помощью простой ассоциации слов — метод Фрейда.

— Как? Что вы имеете в виду? — воскликнули Бранауэр и Джослин.

— Это метод для выявления скрытых причин психических расстройств. Это особенно полезно при диагностике случаев безумия или психического расстройства по недостаточно известным причинам.

— У нас есть прибор, хроноскоп, — продолжил Трант, пока остальные вопросительно выжидали, — которая при необходимости регистрирует время с точностью до тысячной доли секунды. Немецкие врачи просто произносят ряд слов, которые могут пробудить в пациенте образы, лежащие в основе его безумия. Те слова, которые связаны с неприятностью вызывают у субъекта более глубокие чувства и отмечаются более длительными промежутками времени, прежде чем может быть произнесено ответное слово. Характер слова, произносимого пациентом, часто проясняет причины его психического возбуждения или прострации.

— В этом случае, если у Маргарет Лори были основания полагать, что кто-либо из вас был тесно связан с проблемой ее отца, произнесение имени этого человека или упоминание чего-либо, связанного с этим человеком, должно выдавать легко регистрируемое и определенно измеримое беспокойство.

— Я слышала об этом, — прокомментировала Джослин.

— Отлично, — согласился президент попечительского совета, — если врач Маргарет не возражает.

— Я уже говорил с ним, — ответил Трант. — Могу ли я ожидать вас всех у доктора Лори завтра утром, когда я буду проверять Маргарет, чтобы выяснить личность близкого друга, который стал причиной преступления, в котором обвиняют ее отца?

Три самых близких друга доктора Лори по очереди кивнули.

Трант пришел пораньше, чтобы установить хроноскоп в спальне для гостей рядом с спальней Маргарет Лори на втором этаже дома покойного казначея.

Инструмент чем-то напоминал брасовский колокольчик, очень изящно закрепленный на оси, так что нижняя часть, которая была тяжелее, могла медленно раскачиваться взад-вперед, как маятник. Легкая, острая стрелка шла параллельно этому маятнику. Гиря, когда она была запущена, раскачивалась взад и вперед по дуге круга, указатель раскачивался рядом с ней. Но указатель, начав раскачиваться, может быть мгновенно остановлен электромагнитом. Этот магнит был соединен с батареей, а провода от него вели к двум приборам, используемым в тесте. Первая пара проводов соединялась с двумя кусочками стали, которые Трант, проводя тест, держал между губами. Малейшее движение его губ, чтобы произнести слово, разорвало бы электрическую цепь и начало бы раскачивать маятник и указатель рядом с ним. Вторая пара проводов вела к чему-то вроде телефонной трубки. Когда Маргарет отвечала на вопрос, он замыкал цепь, и мгновенно электромагнит зажимал и удерживал указатель. Шкала, по которой перемещается указатель, показывает с точностью до тысячных долей секунды время между произнесением предполагаемого слова и первым связанным с ним словом-ответом.

Трант настроил и протестировал этот инструмент, прежде чем ему пришлось повернуться и впустить доктора Рейланда. Вскоре к ним присоединились мистер Брэнауэр и президент Джослин, а мгновение спустя вошла медсестра, поддерживая Маргарет Лори. Сам доктор Рейланд с трудом узнал в ней ту самую девушку, которая вбежала к нему в комнату для завтрака всего лишь накануне утром. Вся ее жизнь была сосредоточена на отце, которого так внезапно забрали.

Трант кивнул медсестре, и та удалилась. Он посмотрел на доктора Рейланда.

— Пожалуйста, убедитесь, что она понимает, — мягко сказал он.

Пожилой мужчина склонился над девушкой, которую положили на кровать.

— Маргарет, — нежно сказал он, — мы знаем, что сегодня утром ты плохо говоришь, моя дорогая, и что ты не можешь ясно мыслить. Мы не будем просить тебя о многом. Мистер Трант просто скажет вам несколько слов медленно, по одному слову за раз, и мы хотим, чтобы вы ответили — вам нужно только говорить очень спокойно, все, что угодно, любое слово, моя дорогая, которое придет тебе в голову в первую очередь. Я буду держать этот маленький рожок над вами, чтобы говорить в него. Ты понимаешь?

Большие глаза закрылись в знак согласия. Остальные нервно придвинулись ближе. Рейланд взял приемный барабан на конце второго набора проводов и поднес его к губам девушки. Трант поднял металлические наконечники, прикрепленные к пусковым проводам.

— Мы можем начать прямо сейчас, — сказал Трант, усаживаясь за стол, на котором стоял хроноскоп, и, взяв карандаш, расчертил блокнот для произнесенных слов, ответов слов-ассоциаций и время до ответа. Затем он зажал мундштук между губами.

— Одежда! — четко произнес он. Маятник, отпущенный магнитом, начал раскачиваться. Стрелка закачалась рядом с ним по дуге вдоль шкалы.

— Юбка! — Мисс Лори слабо ответила в барабан у своих губ.

Ток мгновенно поймал указатель, и Трант отметил результат таким образом:

1. платье — 2,7 секунды — юбка.

— Собака! — Трант заговорил и снова запустил указатель.

— Кошка! — ответила девушка и остановила указатель.

Трант написал:

2. собака — 2,6 секунды — кошка.

Слабая улыбка появилась на лицах мистера Брэнауэра и доктора Джослина, но Рейланд знал, что его молодой ассистент просто устанавливает нормальное время ассоциаций Маргарет с помощью слов, не связанных, вероятно, с каким-либо расстройством в ее сознании.

— Дом, — сказал Трант и прошло пять и две десятых секунды, прежде чем он смог написать"отец". Рейланд сочувственно пошевелился, но другие мужчины все еще смотрели, не видя никакого значения в увеличении времени ответа. Трант подождал мгновение.

— Деньги! — внезапно сказал он. Доктор Рейланд с трепетом следил за качающейся указкой. Но"кошелек"от Маргарет остановил его прежде, чем он зарегистрировал больше, чем ее обычное время для невинных ассоциаций.

3. Деньги — 2,7 секунды — кошелек.

— Записка! — внезапно сказал Трант и"письмо"он написал снова за две и шесть десятых секунды.

Доктор Джослин нетерпеливо заерзал, а Трант бесцеремонно придвинул свой стул поближе к столу. Ножки стула заскрипели по твердому деревянному полу. Маргарет вздрогнула, и, когда Трант говорил ей очередные слова, она просто повторила их. Доктор Джослин снова пошевелился.

— Ты не можешь продолжить, Трант? — спросил он.

— Нет, если мы не сможем заставить ее снова понимать, сэр, — ответил молодой человек. — Но я думаю. Доктор Джослин, если бы вы продемонстрировали ей, что мы хотим от нее, а не просто попытались объяснить еще раз, мы могли бы продолжить. Я имею в виду, когда я скажу следующее слово, не могли бы вы взять трубку у доктора Рейланда и произнести в него какое-нибудь другое слово?

— Очень хорошо, — нетерпеливо согласился Президент, — если вы думаете, что это принесет какую-то пользу.

— Спасибо вам! — Трант снова надел мундштуки.

— Октябрь! — назвал он только что закончившийся месяц.

Указатель заработал.

— Чтение! — ответил президент за одну и девять десятых секунды.

— Спасибо. А теперь мисс Лори, доктор Рейланд!

— Кража! — сказал он, и девушка ответила"железо"за две и семь десятых секунды.

— Хорошо! — воскликнул Трант. — Если вы поможете ей еще раз, я думаю, мы сможем продолжить. — Четырнадцатый! — сказал он Президенту. Джослин ответила"пятнадцатый"ровно через две секунды и передала трубку обратно. Все смотрели на мисс Лори. Но Трант снова небрежно заскрежетал стулом по полу, и девушка просто повторила следующие слова. Рейланд не смог заставить ее понять. Джослин пыталась помочь. Брэнауэр скептически покачал головой. Но Трант повернулся к нему.

— Мистер Брэнауэр, я полагаю, вы сможете мне помочь, если займетесь делом доктора Джослин. Прошу прощения, доктор Джослин, но я уверен, что ваша нервозность помешает вам сейчас помочь.

Брэнауэр на мгновение заколебался, скептически, затем, улыбаясь, согласился и взял трубку. Трант снова надел мундштуки.

— Удар! — сказал он.

— Ветер! — тихо ответил Брэнауэр.

Трант машинально отметил время — две секунды, поскольку все были сосредоточены на следующем испытании с девушкой.

— Книги! — сказал Трант.

— Библиотека! — сказала девушка, теперь способная связать разные слова за минимальное время в две с половиной секунды.

— Я думаю, мы снова в пути, — сказал Трант. — Если вы будете продолжать, мистер Брэнауэр. Удар! — воскликнул он, чтобы запустить указку.

— Схватки, — ответил Брановер менее чем через две секунды; и снова трубку передали к девушке. На"скрыть"она сразу ответила"спрятать". Затем Трант быстро протестировал следующую серию:

Маргарет, скрыть — 2.6 — спрятать.

Брэнауэр, падать — 2.1 — осень.

Маргарет, вор — 2,8 серебро.

Брэнауэр, двадцать пятый — 4.5 — двадцать шестой.

— Джослин! — Трант внезапно попробовал произнести понятное проверочное слово. До этого он проговорил девушке"вор", теперь он назвал друга ее отца, президента университета. Но"друг"она смогла связать за две и шесть десятых секунды. Трант откинулся на спинку стула и написал эту серию без комментариев:

Маргарет, Джослин — 2,6 — друг.

Брэнауэр, жена — 4.4 — Кора.

Маргарет, секрет — 2.7 — Алиса.

Трант удивленно поднял глаза, на мгновение задумался, но затем поклонился мистеру Брэнауэру, чтобы тот снова повел девушку, сказав"рана", на что он написал ответ"нет"через четыре и шесть десятых секунды. Трант немедленно провел второй прямой и понятный тест.

— Брэнауэр! — многозначительно бросил он девушке, но"друг"она снова смогла сразу ассоциировать. Как только что Президент Попечительского совета взглянул на Джослин, теперь Президент университета кивнул Бранауэру. Трант быстро продолжил свой список:

Маргарет, Брэнауэр — 2,7 — друг.

Брэнауэр, нож для вскрытия писем — 4,9 — письменный стол.

— Отец! — Трант назвал следующее слово. Но из этого не вышло никакой ассоциации, так как эмоция была слишком глубокой. Трант, осознав это, кивнул мистеру Брэнауэру, чтобы тот начал следующий тест, и написал:

Маргарет, отец — никаких ассоциаций.

Брэнауэр, Харрисон — 5,3 — Кливленд.

Маргарет, университет — 2,5 — учеба.

Брэнауэр, брак — 2.1 — жена.

Маргарет, экспозиция — 2,6 — камера.

Брэнауэр, брат — 4,9 — сестра.

Маргарет, раковина — 2,7 — кухня.

Брэнауэр, крушение — 4.8 — воздушный шар.

— Рейланд! — Наконец Трант обратился к девушке. Это было так, как если бы он откладывал суд над своим старым другом так долго, как только мог. И все же, если бы кто-нибудь наблюдал за ним, то заметил бы сейчас быструю вспышку его разноцветных глаз. Но все взгляды были прикованы к качающейся стрелке хроноскопа, которую Маргарет не смогла остановить при упоминании лучшего и старейшего друга своего отца. Одну полную секунду он качался, две, три, четыре, пять, шесть

Молодой ассистент по психологии собрал свои бумаги и встал. Он подошел к двери и позвал медсестру из соседней палаты.

— Это все, джентльмены. Не спуститься ли нам в кабинет?

— Ну, Трант? — нетерпеливо спросила президент Джослин, когда все четверо вошли в комнату внизу, которая раньше принадлежала доктору Лори. — Вы ведете себя так, как будто обнаружили какую-то зацепку. Что это?

Трант осторожно закрывал дверь, когда удивленное восклицание заставило его обернуться.

— Кора! — воскликнул мистер Брэнауэр. — Ты здесь? О! Вы пришли навестить бедняжку Маргарет!

— Я не мог оставаться дома, думая о том, как ты так мучил ее сегодня утром! — Красивая женщина окинула их лица тревожным вопросительным взглядом.

— Я рассказал Коре кое-что о нашем тесте, Джослин, — объяснил Брановер, ведя жену к двери. — Теперь ты можешь подняться к Маргарет, моя дорогая.

Казалось, она сопротивлялась. Трант задумчиво уставился на нее.

— Я не вижу причин отсылать миссис Брэнауэр, если она хочет остаться и услышать с нами результаты нашего теста, который доктор Рейланд собирается нам дать. — Трант повернулся к старому профессору и протянул ему листы, на которых он написал свой отчет.

— Скорее, доктор Рейланд, пожалуйста! Не могли бы вы объяснить нам, о чем они вам говорят?

Руки доктора Джослин сжались в кулаки, а Брэнауэр придвинулся к жене, в то время как Рейланд взял бумаги и внимательно их изучил. Но старый профессор поднял озадаченное лицо.

— Лютер, — воззвал он, — для меня это ничего не значит! Обычное ассоциативное время Маргарет для нейтральных слов, как вы установили в начале, составляет около двух с половиной секунд. Она не превысила этого ни в одном из слов с обвинительными ассоциациями, которые вы ей приписали. Исходя из этих результатов, я должен сказать, что с научной точки зрения невозможно, чтобы она даже догадывалась, что ее отец виновен. Ее ответы ни на что не указывают, если только… если только, — он сделал мучительную паузу, — потому что она ничего не могла связать с моим именем, которое, по вашему мнению, подразумевает…

— Что вы так близки с ней, что при вашем имени, как и при имени ее отца, эмоция была очень глубокой. Доктор Рейланд, — перебил молодой человек. — Но не смотрите только на ассоциации Маргарет! Расскажите нам вместо этого, результаты доктора Джослин и мистера Брэнауэр!

— Доктора Джослин и мистера Брэнауэра?

— Да! Ибо они показывают, вы это можете подтвердить, бессознательно, но научно и совершенно неопровержимо, что доктор Джослин никак не мог быть мошенником, никоим образом не связаны с этими векселями, часть из которых должна была быть выплачена четырнадцатого октября, но что мистер Брэнауэр имеет далеко не невинную связь с ними и с двадцать пятым числом месяца, когда были выплачены остальные!

Трант повернулся к попечителю.

— Итак, мистер Брэнауэр, вы были тем человеком в комнате в воскресенье вечером! Вы, чтобы спасти негодяя Харрисона, брата вашей жены и настоящего вора, убили доктора Лори в его кабинете, сожгли фальшивые векселя, включили газ и выставили его самоубийцей и вором!

Во второй раз за двадцать четыре часа Трант поразил доктора Рейланда и президента университета. Но Брэнауэр безобразно рассмеялся.

— Если вы не могли пощадить меня, вы могли бы, по крайней мере, избавить мою жену от этого последнего бредового обвинения! Пойдем, Кора! — скомандовал он.

— Я думал, вы могли бы держать себя в руках, мистер Брэнауэр, — ответил Трант. — И когда я увидел, что ваша жена хочет остаться, я подумал, что мог бы оставить ее, чтобы убедить даже президента Джослина. Видите? — он спокойно указал на миссис Брэнауэр, когда она, бледная и дрожащая, упала на стул. — Не думайте, что я бы сказал это таким образом, если бы эти факты были для нее новыми. Я был уверен, что единственным сюрпризом для нее будет то, что мы их знали.

Брэнауэр наклонился к жене, но она выпрямилась и пришла в себя.

— Мистер Брэнауэр, — продолжил затем Трант, — если вы извините случайные ошибки, я сделаю более полное заявление.

— Во-первых, я должен сказать, что, поскольку вы держали ваши отношения в секрете, этот Харрисон, брат вашей жены, был негодяем до того, как приехал сюда. Тем не менее вы обеспечили ему должность казначея, на которой он вскоре начал воровать. Это было очень просто. Доктор Лори просто подписывал векселя, Харрисон их оформлял. Он мог оформлять их стираемыми чернилами и исправлять после того, как они были подписаны, или любым другим простым способом. Достаточно того, что он действительно собрал их и украл сто тысяч долларов. Когда векселя были предъявлены к оплате, этот вопрос был поставлен перед вами. Вы, должно быть, обещали доктору Лори, что возместите убытки, потому он заплатил по векселям и внес платеж в свои книги. Затем пришло время, когда книги должны быть представлены для аудита. Лори написал это последнее обращение к вам с просьбой больше не откладывать урегулирование вопроса. Но до того, как письмо было доставлено, вы с миссис Брэнауэр поспешили в Элджин, чтобы повидаться с этим Харрисоном, который был ранен. Вы вернулись в воскресенье вечером и прочитали записку доктора Лори. Вы пошли к нему и, будучи не в состоянии произвести оплату, там, в его кабинете, вы нанесли ему смертельный удар.

Но Брановер набросился на него с диким криком.

— Дьявол! Ты лжешь! Я не бил его!

— С помощью удара? О, нет! Вы не подняли на него руку. Но его сердце было слабым. Когда вы отказались выполнить свое обещание, что означало его гибель, он рухнул перед вами — мертвый. Хотите ли вы сами продолжить это заявление сейчас?

Его супруга взяла себя в руки.

— Это не так! Нет! — возразила она. — Нет!

Бранауэр повернул к президенту Джослин изможденное лицо.

— Это правда? — строго спросил президент.

Брановер закрыл лицо руками.

— Я расскажу вам все, — быстро сказал он. — Харрисон, этот парень каким-то образом узнал, что он брат моей жены. Он всегда был безрассудным, диким, но она, Кора, не останавливай меня сейчас, любила его и привязалась к нему, как… как сестра иногда привязывается к такому брату. Они были одни в этом мире, Джослин. Она вышла за меня замуж только при условии, что я спасу и защищу ее брата. Он потребовал здесь должности. Я колебался. Его жизнь была одним долгим скандалом, но никогда прежде он не был нечестен с деньгами. В конце концов я поставил условием держать наши отношения в секрете и послал за ним. Я сам впервые обнаружил, что он подделал векселя. Я пошел к Лори. Он согласился оставить Харрисона в офисе, пока я не смогу его тихо убрать. Он оплатил векселя из университетского резерва, только что собранного, после моего обещания возместить их. Дэвид потерял всякую возможность спекулировать акциями. Я не мог сразу заплатить эту огромную сумму наличными, но бухгалтерские книги должны были быть проверены. Лори, который ожидал от меня немедленного возмещения, ни разу не дал против меня показаний. Я нарушил наше соглашение, его сердце не выдержало, я не знал, что оно слабое, и он рухнул на кушетку… мертвый.

Доктор Рейланд застонал, заламывая руки.

— О, профессор Рейланд! — воскликнула миссис Брэнауэр. — Он рассказал не все. Я последовал за ним тогда!

— Вы следили за ним? — воскликнул Трант. — Ну, конечно!

— Я думала… Я сказала ему, — взорвалась жена, — это случилось по воле Провидения, чтобы спасти Дэвида!

— Тогда это вы предложили ему оставить нож для вскрытия писем в руке Лоури в качестве доказательства самоубийства!

Брэнауэр и его жена оба вновь уставились на Транта с ужасом.

— Но вы, мистер Брэнауэр, — продолжал Трант, — не будучи женщиной, у которой есть драгоценный брат, которого нужно спасти, не могли подумать о нанесении раны. Вы подумали о газе. Конечно! Именно эта странная мысленная ассоциация преступника с известием о предполагаемом самоубийстве впервые вызвала у меня подозрения.

Он повернулся, как будто дело было закончено, но встретился с озадаченным взглядом доктора Джослин. Достигнутая цель была очевидна, но для президента университета дорога, по которой они пришли к ней, была темной, как всегда. Брэнауэр увел свою жену в другую комнату. Затем он вернулся.

— Доктор Джослин, — сказал Трант, — с научной точки зрения невозможно, как скажет вам любой психолог, чтобы человек, который связывает первую предложенную ассоциацию за две с половиной секунды, как Маргарет, заменил другую, почти не удваивая временной интервал.

— Понаблюдайте за ответами Маргарет."Железо"последовало за"украсть"так же быстро, как"кошка"последовала за"собакой"."Серебро", о котором женщина в первую очередь думает в связи с кражей со взломом, было первой ассоциацией, возникшей у нее с"вором". Я сразу увидел ее невиновность и продолжил допрос, чтобы избежать более формального допроса остальных. Я проскрежетал стулом по полу, чтобы потревожить ее нервы, и втянул вас в проверку.

— Первые два ваших испытания. Доктор Джослин, показал, что вы не имели никакого отношения к векселям. Дата, когда половина из них подошла к сроку погашения, ничего для вас не значила."Октябрь"предполагал только чтение и"четырнадцатый"позволил вам просто связать следующий день с совершенно неожиданным для вас числом. Я заменил вас на мистера Брэнауэра. Я объяснил эту замену как получение результатов от людей с низкой психической устойчивостью. Я не упоминал об этом как о еще более верном результате, когда испытуемый полностью контролирует свои способности, даже подозрителен и пытается не выдать себя. Мистер Брэнауэр явно думал, что сможет оградить себя от того, чтобы выдать мне что-либо. Теперь обратите внимание на его ответы.

— Двадцать пятое, день, когда должны были прийти большинство векселей, значил так много, что потребовалось вдвое больше времени, прежде чем он смог прогнать свою первую подозрительную ассоциацию, просто сказав"двадцать шестое". Я уже говорил вам, что подозревал, что его жена, по крайней мере, знала о чем-то неправильном. Ему потребовалось в два раза больше необходимого времени, чтобы произнести"Кора"после упоминания"жена". Он выдал первую ассоциацию, но хроноскоп безжалостно зафиксировал, что ему нужно все обдумать."Рана"затем вызвала замечательную ассоциацию"нет"в конце четырех и шести десятых секунды. Раны не было, но что-то сделало так, что ему пришлось все обдумать, чтобы понять, не подозрительно ли это. Когда я впервые увидел нож для писем на столе доктора Лори, я подумал, что если человек пытается представить это как самоубийство, он, по крайней мере, должен был подумать о том, чтобы использовать кинжал перед газом. Теперь обратите внимание на следующий тест,"Харрисон". Любой невинный человек, не переусердствовав, сразу же ответил бы на имя Харрисона первой ассоциацией возникшей в мозге. Мистер Бранауэр, конечно, подумал о нем первым и мог бы ответить за две секунды. Чтобы выбросить это из головы и подумать о президенте Харрисоне так, чтобы вызвать, казалось бы,"невинную"ассоциацию"Кливленд", ему потребовалось более пяти секунд. Затем я попытался найти связь этого Харрисона, предположительно с миссис Брэноуэр. Я пытался сделать это дважды. Второе испытание,"брат", заставило его задуматься еще раз практически на пять секунд, прежде чем он смог решить, что"сестра" — это нейтральное слово. Поскольку первые слова"удар"вызвали"ветер"только через две секунды, а"удар"так же быстро вызвал"схватки", я знал, что он не мог нанести удар доктору Лори и мои последние слова действительно показали, что Лори, вероятно, рухнул перед ним. И с меня хватит.

Доктор Джослин быстрыми шагами расхаживала по комнате.

— Это так просто. Брановер, университет в большом долгу перед вашим отцом. Вскрытие убедительно покажет, что доктор Лори умер от сердечной недостаточности. Остальные факты являются личными для нас самих. Вы можете вернуть эти деньги. О их отсутствии я расскажу только доверенным лицам. В то же время я представлю им ваше заявление об уходе из Правления.

Он повернулся к Транту.

— Но эта секретность, молодой человек, лишит вас известности, которую вы могли бы приобрести благодаря действительно замечательному методу, который вы использовали в этом расследовании.

— Это не имеет значения, — ответил Трант, — если вы дадите мне короткий отпуск в университете. Как я уже упоминал вчера доктору Рейланду, прокурор Чикаго был убит две недели назад. Шестнадцать человек, один из них, несомненно, виновен, задержаны, но преступника среди них опознать невозможно. Я хочу снова попробовать научную психологию. Если мне это удастся, я уйду в отставку и продолжу расследование преступлений — по-новому!