Лучший шпионский детектив

Виктор Серов

В сборнике «Лучший шпионский детектив» собраны произведения, в которых есть все элементы настоящего детектива: секретные организации, тайные научные разработки, опасные задания, перестрелки и, конечно, герои, которые не сдаются ни перед какими трудностями. Правда, цена за победу у каждого своя. В сборник вошли истории Михаила Акимова «Женщина, которая всегда на шаг впереди», Ирины Гордеевой «Все слезы Лорелеи» и Виктора Серова «Сапфир».

Михаил Акимов

Женщина, которая всегда на шаг впереди

— Я вас нанимаю, — сказала она.

— Забавно, — усмехнулся я.

Это и в самом деле было забавно. Входит в мой офис красивая незнакомая женщина лет тридцати, несколько секунд меня внимательно рассматривает, затем садится на стул для посетителей и вместо «здравствуйте» говорит, что она меня нанимает.

— Восемьсот долларов, — сказала она. — Работы на один день. Точнее, на несколько минут.

— Неплохо, — признал я и стал ждать продолжения.

Она хмыкнула.

— Вы всегда разговариваете одними наречиями? Или другие части речи вам тоже знакомы?

— Вполне возможно, — рассеянно пробормотал я, чем заставил её ещё раз усмехнуться.

— Ладно. Для того, что вам необходимо сделать, должно хватить и наречий.

Такое начало мне нравилось. И она тоже нравилась. Я перевёл взгляд на пачку сигарет, вопросительно глянул на неё и, увидев разрешающий кивок, вытащил одну и закурил.

— Это всё, что мне разрешено знать, или будут ещё какие-то сведения? — спросил я, стараясь выпускать дым в сторону от неё.

— Вы мне нужны не как частный сыщик. Ничего искать не нужно. А нужно просто исполнить роль моего мужа.

Теперь я посмотрел на неё уже более внимательно. Вообще-то, брюнетки в моём вкусе. Длинные вьющиеся волосы — ещё один плюс! Глаза большие, красивые, где-то в глубине прячутся хитринки… гм, к чему бы это? А лицо-то, между прочим, непроницаемое. Попробую-ка её расшевелить.

— О-о! — фальшиво обрадовался я. — С вашей внешностью и фигурой это не проблема! Правда, женщины мне ещё никогда не платили за то, чтобы я…

— Остыньте. Это не то, что вы якобы подумали, а на самом деле захотели преподнести пошловатую шуточку. Слушайте внимательно. Ситуация такая.

Моё имя — миссис Джон Флаерти. Я замужем четыре года. До замужества у меня были… ну, скажем так: отношения с одним человеком…

— Шантаж? — уточнил я.

— Именно. Но шантажист не он. С Генри мы расстались вполне дружески и по взаимному решению. Мы с самого начала не планировали каких-то серьёзных отношений, нам просто нравилось быть вместе. И когда всё закончилось, мы оба отнеслись к этому легко.

— Простите, миссис Флаерти… — перебил я её. — Кстати, как я могу к вам обращаться?

— Эдна.

— Эдна, я так понимаю, что некое третье лицо располагает каким-то материалом — фото, видео, аудио, — тех ваших, ещё добрачных отношений?

— Да. Это видеозапись скрытой камерой из комнаты отеля, где мы с Генри однажды останавливались.

— Так и думал. Но в какой мере это может быть предметом шантажа? Ведь это было ещё до вашего замужества, когда вы были свободной женщиной.

— А вы полагаете, там внизу или вверху кадра стоит дата? Это одно. Главное совсем в другом. Вы женаты, мистер Харрис? И никогда не были? Ну, всё равно, вы ведь мужчина, вот и попробуйте представить себе мужа, который отнесётся безразлично к сцене порнографического характера с собственной женой в главной роли. Даже если она проделывала всё это хоть и с другим мужчиной, но ещё до знакомства с ним. Извращенцев мы, понятное дело, в виду не имеем.

— Вы правы, конечно, Эдна. Но, как понимаю, в роли именно такого мужа вы меня и хотите представить шантажисту? Которого из них, кстати: мне следует с горящими глазами и пританцовывая от возбуждения спросить, нет ли у него и других роликов с моей женой?

— Не будем переигрывать, мистер Харрис. Вы спокойно скажете, что жена вам всё рассказала, и вы относитесь к этому с пониманием, потому как и у вас до женитьбы были любовные связи с женщинами. После чего сухо откланиваетесь и уходите, не вступая в дальнейшие разговоры.

— И получаю за это восемьсот долларов, и дело закончено? И, что бы ни произошло после этого, меня уже не касается?

— Да.

— Простите, Эдна, я вам точно не нужен как частный детектив? Вы уверены, что всё предусмотрели? Вам не нужна моя консультация или советы?

— За отдельную плату?

— За ту же самую. Просто не люблю попадать в идиотские положения. Мне будет довольно неловко, если этот тип рассмеётся мне в лицо и скажет, что хорошо знает Джона Флаерти, и я на него совсем не похож. Меня волнует только эта ситуация; то, что он может после встречи со мной пойти и удостовериться, с тем ли он человеком разговаривал, это, как вы сказали, ваши проблемы.

Она открыла сумочку, достала какую-то фотографию и протянула мне.

— Вот, посмотрите. Это мой муж.

Я посмотрел на фото и вздрогнул. Потом-то, разглядывая внимательнее, я увидел, что это, конечно, не я. Но первое впечатление было просто ошеломляющим.

— Да, — признал я, возвращая ей фотографию, — если шантажист не знаком с вашим мужем близко, это должно сработать. Ради любопытства, Эдна, откуда вы узнали, что я так похож на вашего мужа? Мы ведь с вами раньше никогда не встречались.

— А вы точно частный сыщик, мистер Харрис? — усмехнулась она. — Вы не знаете такого простого способа? Тогда я вас научу и, следуя вашему благородному примеру, тоже бесплатно. Загрузила в Google-картинки фото мужа, нажала «Найти похожие» и уже через минуту читала вашу рекламу, которую вы же сами и разместили.

Разумеется, я знал этот способ. И не только этот. Просто не был готов, что и женщина может вот так запросто ориентироваться в Интернет-приложениях. И всё же я на этом не закончил, а стал её подробно выспрашивать, не картавит ли её муж, не прихрамывает ли, нет ли каких-либо характерных жестов или движений. Судя по её ответам, получалось, что он — абсолютно среднестатистический мужчина, безликий и типичный. Но, в общем-то, это не моя забота.

— Ну, хорошо, Эдна, — сказал я, наконец, — будем считать, что вы всё учли. И когда мы это проделываем? Впрочем, как я понял, я встречаюсь с ним один, без вас?

— Да. Он и знать не будет, что придёте вы, а не я. Пусть для него это станет сюрпризом. Пусть думает, что я ему снова заплачу, как делала это все четыре года.

— То есть, вы платили ему с самого начала замужества? Почему же сейчас решили со всем этим покончить? Он всё время повышает плату?

— И не только это. Вы правы, я бы продолжала платить и дальше, но сейчас у мужа проблемы с деньгами, и я уже не могу незаметно брать такие суммы. Это всё, мистер Харрис? Тогда до встречи через два часа в кафе на углу Оук и Мэйн-стрит. Его дом совсем рядом.

Она встала и пошла к выходу.

— А кто же он, этот шантажист? — спросил я в спину ей. — Какой-то служащий отеля?

— Коридорный, — ответила она не оборачиваясь, открыла дверь и вышла.

После её ухода… м-м… как это пишут в романах? а, вот: «в комнате ещё долгое время витал запах дорогих изысканных духов».

— Она нас дурачила, — сказал я своему другу и напарнику китайчонку Ли. — Понимаешь, дурачила. Нет, внешне-то всё вроде бы логично и правильно. Но вот интуитивно чувствую, что здесь что-то не так. Уж слишком она была спокойна. Не волновалась, не переживала — словно не жизненную ситуацию, а шахматную задачу решала, и поэтому результат не так уж важен. Ты со мной согласен?

Ли закивал. Он всегда так делает, достаточно лишь слегка тронуть его за голову и качнуть. Ведь Ли — это китайский болванчик, статуэтка на моём столе. Но надо же мне с кем-то советоваться, рассуждать?

Теперь уже мне всё это не нравилось: похоже, меня собираются использовать в каких-то неясных для меня целях. Даже мелькнула мысль: а не отказаться ли? Престижу своему никакого урона не нанесу, ведь это работа не по прямой моей специальности. Но вовремя вспомнилось про 800 долларов и про то, что через неделю вносить плату за аренду помещения. Значит, вариантов нет. Нужно просто внимательно следить за ситуацией, чтобы не подставиться. К тому же, очень может быть, что я излишне мнителен и что-то себе вообразил абсолютно зря.

Последнее я думаю, сидя в кафе со своей клиенткой. Произошёл обратный отлив, и теперь вижу, что она не просто волнуется, а прямо-таки в смятении. Причём, настолько же выходящем за рамки, как её предыдущее спокойствие. До встречи с шантажистом ещё двадцать минут, мы сидим и болтаем о всякой ерунде. Точнее, болтаю я, а она делает вид, что слушает и иногда даже говорит сама что-нибудь, но всегда невпопад.

В половине четвёртого я ей говорю:

— Ну, так что, я пошёл?

— Нет, — быстро говорит она, что-то мучительно обдумывает, потом с какой-то неестественной улыбкой добавляет:

— Он должен позвонить мне и сказать, что можно приходить, — и снова уплывает от меня куда-то далеко.

Теперь уже я не собираюсь о чём-то разговаривать, и мы сидим в абсолютном молчании, которое прерывает звонок её мобильника. Она поспешно — слишком поспешно! — выдёргивает его из сумочки.

— Да! — нервно кричит она в трубку и тут же радостно вспыхивает, бросает взгляд на меня и продолжает уже ровным тоном:

— Хорошо, я сейчас буду.

И прячет телефон в сумочку, но достаёт оттуда конверт.

— Теперь можно идти. Вот ваши деньги, мистер Харрис, мы, вероятно, с вами больше не увидимся. Надеюсь, у вас всё получится. Видите тот синий дом? Второй этаж, четвёртая квартира. Дверь будет не заперта, чтобы можно было быстро войти и не привлечь внимания соседей. Я на этом настояла ещё перед самым первым разом.

Я беру конверт, бросаю внутрь короткий взгляд, прячу его в карман, киваю ей на прощанье, затем перехожу улицу и иду к дому.

Четвёртая квартира справа по лестнице. Я толкаю дверь и вхожу. Сразу чувствую сильный запах, похожий на запах горелой бумаги или чего-то подобного. Прикидываю, не так ли пахнет сожжённый диск из видеокамеры и усмехаюсь: он что, уже понял, что шантажу конец и сам его спалил?

Меня никто не встречает.

Чёрт, она же мне не сказала, как его зовут! И как тогда его окликнуть?

— Есть здесь кто? — вопрошаю я, представляя, какой страх нагонит на хозяина квартиры мужской голос.

Но мне никто не отвечает. Неужто так перепугался, что затаился и молчит? Ну, молчи-не молчи, а разговор начинать надо. Я решительно распахиваю ближнюю к себе дверь и вхожу в комнату.

Сразу понимаю, что никакого разговора не состоится, потому что прямо за дверью, ногами к ней и лицом вниз лежит тело мужчины в домашнем халате и тапочках, под ним лужа крови, а в шею всажен здоровенный нож. Вряд ли он сделал это сам с перепугу от того, что вместо женского голоса услышал мужской, значит, его убили. Не просто недавно, а буквально только что, потому что кровь ещё не запеклась и продолжает капать, стекая ленточкой от лезвия ножа. Я не озираюсь по сторонам и не выхватываю пистолет. И не только потому, что сейчас его со мной нет, но и потому, что искать убийцу в квартире просто нелепо: позвонив миссис Флаерти, что дело сделано, он тут же ушёл. Мне до деталей становится понятен её злодейский план (жаль, что это не случилось пару минут назад), и я хорошо представляю, что будет дальше.

Раздавшийся тут же вой сирены и визг тормозов полицейского фургона подтверждают, что ситуацией я владею и анализирую её неплохо. Обидно только, что пользы от этого никакой.

Я выхожу в коридор, чтобы встретить гостей, раз уж хозяин квартиры сделать это не в состоянии. С лестницы доносится слоновье топанье, и через полминуты в квартиру вваливается знакомый мне лейтенант Барри Вильямс, за ним двумя Джомолунгмами возвышаются копы званием пониже, но с такими же неприятными лицами.

— Харрис? — удивляется Вильямс. — Что ты тут делаешь?

— Выполнял поручение клиента, — хмуро говорю я, с тоской представляя, что сейчас начнётся.

Не обращая больше на меня внимания, Вильямс протискивается в комнату, присвистывает, садится на корточки возле тела, осторожно трогает его, осматривает, затем поднимается и выходит в коридор.

— Ну, я смотрю, выполнил ты его неплохо. Твой клиент может быть доволен. Сержант, наручники! Удивил ты меня, Харрис, — продолжает он, пока один из верзил застёгивает на мне браслеты, — вот уж никак бы не подумал, что ты на это способен. Тайком забраться в чужую квартиру в поисках доказательств — да, такое за тобой всегда водилось. Но убийство!

Он помотал головой.

— Труп я обнаружил, войдя в квартиру. У меня было совсем другое поручение, — говорю я, хорошо понимая, как неубедительно звучат мои слова.

— Ага, — проницательно замечает Вильямс, — значит, будешь врать и изворачиваться. Думаю, в отделении тебе это делать будет удобнее. Там у нас, знаешь ли, решёточки на окнах! Очень вдохновляют. Глянешь на них — и всякие сказочки прямо-таки сами собой сказываться начинают!

И кивает копам:

— В машину его!

Я думал, что в отделении Вильямс сразу же начнёт меня допрашивать, но я его даже не вижу. У меня изымают всё содержимое карманов и запирают в камеру с какими-то двумя типами, судя по внешнему виду, обычными бродягами. Я не обращаю на них внимания и сажусь на скамью, но один из них ко мне подходит.

— За что тебя, друг? — вроде бы даже участливо спрашивает он.

— Не в том месте улицу перешёл, — хмуро отвечаю я, давая понять, что к разговорам не расположен.

Он усмехается:

— Серьёзное дело. Лет десять тебе впаяют, не меньше!

Но отходит и больше не пристаёт. Второй вообще не говорит мне ни слова, они продолжают о чём-то разговаривать; я, естественно, не слушаю. Не до того мне. Да и не надо.

То, что Вильямс по горячим следам не стал вызывать меня на допрос, понятно: они сейчас обшаривают квартиру, беседуют с соседями и прочее. Чтобы сразу же утопить меня в возможных доказательствах. Не сомневаюсь, что очаровательная Эдна (или как её там на самом деле?) со своим блестящим аналитическим умом заготовила для меня немало сюрпризов.

Бесполезно даже гадать, что это будет, поэтому я начинаю прикидывать, какие обстоятельства могут быть за меня.

Во-первых, мотив убийства, точнее, его полное отсутствие. Полагаю, не удастся доказать, что я — маниакальный псих, который убил незнакомого человека просто потому, что внезапно захотел это сделать. Не могу я быть и киллером: восемьсот долларов, которые были при мне, ну никак не тянут на плату за убийство.

Во-вторых, у них нет и не будет никаких прямых улик против меня. Тело я не трогал, к ножу не прикасался… Конечно, есть вариант, что я тщательно стёр с него отпечатки пальцев, но чем? и куда эта тряпочка делась? И если даже такая в квартире обнаружится, то на ней не будет моих следов.

На допрос меня вызывают только через пару часов. Судя по довольному виду Вильямса, чего-то они, безусловно, нарыли.

— Чем займёмся, Харрис? — спрашивает Вильямс. — Заставишь меня писать протокол или сам напишешь признательные показания?

— Дай закурить, — прошу я.

— Да для тебя всё, что угодно! Мы всем отделом тебя просто обожаем! Такое в нашей работе редко случается: не надо землю рыть в поисках убийцы; вот он, родненький, прямо возле тела убитого и с кучей доказательств против себя! Спасибо тебе, Харрис, и вот сигарета: заслужил, держи!

Он вставляет мне в рот сигарету и даёт прикурить. Не скажу, что в наручниках курить очень комфортно, но можно.

— Запускай Word, — говорю ему, — протокол писать тебе всё же придётся.

— Да ладно, — добродушно машет он рукой, — подумаешь — протокол! В конце концов, у тебя как преступника оказалась масса других достоинств. С чего начнём?

Я в деталях пересказываю ему все события в моём офисе, кафе и квартире убитого, ничего не пропуская. Даже того, что с самого начала поведение клиентки показалось мне странным. Умолчал только о том, что своими сомнениями поделился с Ли: его-то зачем сюда впутывать?

— Всё? — спрашивает Вильямс.

— Всё, — подтверждаю я. — Так что можешь начинать топить меня доказательствами, которых, уверен, изобретательная миссис лже-Флаерти в квартире заготовила немало.

— Успеется, — говорит он. — Для начала порассуждай — а я послушаю, — о том, что у нас может против тебя не слепиться. Ты же детектив, Харрис — вот и карты тебе в руки.

— На ноже нет моих отпечатков.

— Ты их стёр.

— Для этого нужна какая-то тряпка. При мне её не обнаружили, а времени и возможности её выкинуть у меня не было. Если она в квартире, то опять же на ней могут быть пятна крови с ножа и прочее, но только не мои следы.

— Ты её сжёг, — говорит Вильямс, и я вспоминаю запах чего-то горелого. — Сгорела она не полностью, так что эксперты без труда обнаружат те самые пятна, о которых ты говорил.

— Но без моих следов. Значит, улики косвенные.

— Допустим, что так. Но ты ведь знаешь, что такое совокупность улик. Тебя застали в квартире возле трупа, ну и всё такое прочее.

— Ладно. Оставим тряпку. Я не мог его убить, стоя возле двери. А дальше в комнате следов от моих ног нет.

— Пол помыт. Ты помыл его, а потом снова вошёл, чтобы следы были только возле двери.

Действительно, вспоминаю я, пол был влажный.

— Ну, хорошо. Даже не буду рассуждать о том, почему это я стал мыть пол вместо того, чтобы просто скрыться. Потому что есть более важный момент: у меня не было мотива для убийства.

Вильямс присвистнул.

— Целых два. Ты сам-то сейчас понял, что сказал? У тебя не было мотива для убийства Бернардо Дзанутти?

Я похолодел.

— Так это он?

— А ты, надо думать, этого не знал.

Я покачал головой.

— Откуда бы? Ты же видел: он лежал вниз лицом. А я к нему даже не прикасался. Да-а… Тогда моё дело действительно плохо… А второй? Ты сказал, что их два.

Вильямс открыл папку, лежавшую перед ним, и достал оттуда конверт.

— Узнаёшь?

— Ну да, этот конверт она дала мне в кафе, в нём 800 долларов. А что, на рынке цен за убийство резкое падение?

— Это не он. Это его брат-близнец. Мы нашли его в твоём офисе на столе между бумагами. В нём чек на 15 тысяч. Это, конечно, ниже официального курса оплаты заказного убийства, но вкупе с тем, что у тебя самого были причины… Ну, ты понимаешь.

Я снова качаю головой.

— Гениально. Как она это сумела? Я же с неё, по-моему, глаз не сводил. Хотя… она могла, пожалуй, это сделать, когда я рассматривал фотографию.

Развожу руками, насколько это позволяют наручники и говорю:

— Похоже, шансов выпутаться у меня действительно маловато. Но признание писать всё равно не буду. Из принципа. Сами доказывайте.

— Докажем, — говорит Вильямс, но в голосе его я слышу какие-то странные нотки, которые снова вселяют в меня надежду.

— Слушай, лейтенант, — говорю я, в упор глядя на него, — а ведь есть что-то такое, что тебе не нравится!

Некоторое время он сидит, глядя на стол, затем поднимает на меня взгляд.

— Есть. Попробуй угадать, что.

— Да легко. За всю карьеру полицейского ты ни разу не приезжал на убийство так, чтобы у трупа ещё кровь не запеклась. А приехали вы так оперативно потому, что в полицию позвонила женщина и взволнованным голосом сказала, что живёт в том самом доме в… — я прикидываю, — во второй квартире. И только что слышала, что в квартире наверху был страшный шум борьбы и упало что-то тяжёлое. Потом, когда вы стали её опрашивать, она сказала, что в полицию не звонила. Всё угадал?

— Почти. Звонил мужчина. Но ведь ты понимаешь, что это слабый аргумент. Люди зачастую не хотят связываться с полицией, чтобы не иметь лишних хлопот. Он мог позвонить нам, а потом от всего откреститься.

Я смотрю на него, соображая. Он несколько раз притаскивал меня в этот участок по подозрению в проникновении в чужие квартиры, офисы, похищении данных с компьютеров и ещё во многом другом, что иной раз приходится делать частному сыщику в интересах клиента, но ни разу не смог ничего доказать: работал я чисто и следов не оставлял. Отношения между нами сложились неприязненные, но, тем не менее, у меня было впечатление, что человек он порядочный. А теперь на это все мои надежды.

— Слушай, лейтенант, — говорю я, — ты можешь мне ответить на один вопрос? Я понимаю, что у тебя на руках практически раскрытое убийство. Это очень удобно и приятно. И соблазнительно. А мою версию ты проверять будешь?

Некоторое время он молчит, потом достаёт из пачки две сигареты, одну суёт мне, вторую закуривает сам.

— Знаешь, — говорит он, откидываясь в кресле, — за что я не люблю вас, частных сыскарей? Вы легко нарушаете закон — это раз. Второе: вы считаете, что полицейские — это ленивые и продажные люди, которые только мешают вам, героям-одиночкам, защищать интересы граждан. В-третьих, вы можете избить человека до полусмерти, как ты сделал это с Дзанутти, вместо того, чтобы передать его в руки правосудия, снабдив необходимыми уликами.

— Ну уж, до полусмерти! — возражаю я. — Просто набил рожу…

— В-четвёртых, — продолжает он, не обращая внимания на мою реплику, — встречаясь с людьми, подобными Дзанутти, я, может, и сам иногда вам завидую, что не могу сделать то же самое!

— То есть, — уточняю я, — мою версию ты всё-таки проверять будешь?

Он тушит в пепельнице недокуренную сигарету, смотрит мне в лицо и говорит:

— Буду.

Кстати, лицо у него не такое уж и неприятное.

— Буду, — повторяет он, — потому что есть ещё одна деталь, о которой ты не знаешь. Смотри, — он достаёт из конверта с чеком плотную стереооткрытку с каким-то лесным пейзажем. — Соображаешь?

Я киваю.

— Конверт, вероятно, обнаружили среди папок. Чтобы его туда засунуть, пришлось бы приподнять верхние папки; такое я, конечно бы, заметил. А открытка придала конверту необходимую жёсткость, и он вошёл туда, как нож в масло.

— Всегда они на этом ловятся, — говорит Вильямс. — Как только начинают подбрасывать улики, обязательно переусердствуют. Вот чем их не устраивала версия, что ты прикончил Дзанутти на почве личных неприязненных отношений, как пишется в протоколе? Нет, решили ещё чек подбросить. Ладно, давай дальше. Ты ведь наверняка уже всё обдумывал. Идеи есть?

— Была одна. Фотография. Раз я похож на её мужа, значит, и он на меня тоже. Но теперь думаю, что это липа, а на фотографии был случайный человек.

— Всё равно проверим на всякий случай. Хотя думаю так же. Больше ничего?

— Есть мысль. Раз они переусердствовали с уликами, значит, не очень уверены, что им удалось меня подставить. Ты ведь вызвал меня на допрос сразу же, как приехал? — увидев его утвердительный кивок, я смотрю на настенные часы. — То есть, прошло ещё менее часа.

— Ага… Ты думаешь, что они откуда-то наблюдают, отпустим мы тебя или нет… Откуда это удобнее всего сделать?

— Кафе «Эсмеральда», — я ещё раз смотрю на часы. — В это время там достаточно много народу, а ваша дверь, как на ладони.

— Логично. Ты в Faces 4.0 работаешь? Вот и отлично. Садись на моё место и составь её фоторобот. А я сейчас всё организую. Паркер, сними с него наручники!

Программу я знаю хорошо, поэтому через семь минут фоторобот готов. Как раз подходит и Вильямс, я уступаю ему его законное место. Он протягивает мне бумагу:

— Подписка о невыезде, распишись. Все официальные вопросы улажены. Остался только один момент. Роджерс, иди сюда! — кричит он куда-то в дальний угол кабинета.

К нам подходит совсем молоденький парнишка-полицейский.

— Пива хочешь? — спрашивает его Вильямс.

Тот ухмыляется:

— Угощаете?

— Почти. Переоденься в штатское: сейчас пойдёшь в кафе «Эсмеральда», вот там и попьёшь. Через, — он прикидывает, — десять-пятнадцать минут из отделения выйдет мистер Харрис. Мы полагаем, что кого-то из посетителей кафе это очень взволнует. Это может быть либо мужчина, либо вот эта женщина, — он кивает на экран монитора. — Пока ещё мы им ничего предъявить не можем, поэтому их необходимо выследить и установить личность. Позвони своему другу… ну, этому бездельнику, у которого мотоцикл… Может понадобиться: вдруг они на машине?

Роджерс обрадованно кивает — это же намного интереснее, чем сидеть над какими-то бумагами! — и почти выбегает из кабинета, на ходу вытаскивая мобильник.

После его ухода мы с Вильямсом пытаемся построить версию событий. Отталкиваемся, естественно, от личности Дзанутти.

Трудно найти род преступной деятельности, которой бы он не занимался: этот человек не брезговал ничем. Шантаж, мошенничество, сутенёрство, организация ограблений, рэкет — это только то, что знаю о нём я. Вильямс, разумеется, знает больше и упоминает ещё подделку чеков и сбыт наркотиков.

Моим личным врагом он стал после того, как довёл до самоубийства мою клиентку — молоденькую девчонку-школьницу, которая до смерти (в переносном и, как потом оказалось, в прямом смысле слова) боялась, что её пуританские родители увидят запись с камеры наблюдения в клубе, где она курит, пьёт вино и целуется с молодым человеком. Девчонка была племянницей моего друга; он и привёл её ко мне и попросил помочь. Я в то время вёл сразу два дела, но без колебаний обещал, что помогу. Однако глупышка не сказала, что именно в тот день она должна была внести очередную сумму, поэтому я решил, что займусь этим завтра. На следующий день, когда я уже установил местонахождение Дзанутти (тогда он жил в отеле «Палмерайс») и собирался с ним встретиться, позвонил Сэм и сказал, что вчера по почте родители получили диск. Девчонка об этом узнала, сразу поняла, что это за диск и наглоталась какой-то гадости. Спасти её не удалось.

Я впрыгнул в машину, помчался в отель, выломал дверь в номер и истерично стал его избивать. Наверное, Вильямс всё-таки прав: я избил его до полусмерти. Меня оттащили полицейские, которых вызвала администратор отеля. Ночь я провёл в участке, но утром меня выпустили: Дзанутти не стал подавать заявление, так как, по-видимому, не желал светиться в любого вида полицейских протоколах. Я возместил ущерб отелю, но после этого ещё два раза, случайно встречаясь с Дзанутти, без всяких приветствий и объяснений бил ему морду.

Очень быстро мы с Вильямсом приходим к выводу, что версию построить просто невозможно как раз из-за широкого спектра преступной деятельности убитого: иди знай, кто и за что с ним рассчитался. Поэтому приступаем к осуществлению ранее задуманного, надеясь, что установление личности тех, кто пытался меня подставить, поможет решить эту задачу.

— Изображай на лице естественную радость человека, избежавшего ложного обвинения. Но не переусердствуй, — предупреждает Вильямс. — И поблизости не крутись. Езжай к себе в контору, а я потом тебе позвоню.

Мы обмениваемся номерами мобильных, я киваю ему и выхожу из кабинета. На крыльце потягиваюсь, полуобернувшись назад, окидываю взглядом окна и вывеску, не спеша лезу в карман и закуриваю. Вильямс предложил ехать в офис, но я решаю сначала забрать свою машину, которую оставил возле кафе на углу Оук и Мэйн-стрит. Выхожу к дороге и сразу же вижу вывернувшее откуда-то такси. Выставляю вверх большой палец, таксист меня замечает, тут же подруливает к тротуару и предупредительно распахивает дверцу. Не докурив, выбрасываю сигарету, сажусь, пристёгиваюсь и называю адрес. Он согласно кивает, включает скорость, трогается, и в этот момент я чувствую, что на заднем сидении кто-то есть.

— Интересно, на чём я могла проколоться? — вроде бы даже и не спрашивает, а рассуждает знакомый мне женский голос. — Не оборачивайтесь! Сидите прямо и смотрите вперёд! У меня пистолет! — добавляет она, увидев, что я хочу повернуться.

Я подчиняюсь.

— Так я задала вопрос!

В таких случаях лучше говорить правду: навредить это мне ничем не может, а искренний ответ создаст степень доверия к моим словам, — и я рассказываю про стереооткрытку.

— Генри, ну ты теперь понял, что ты — идиот? Так что впредь не напрягай мозги, действуй руками — это у тебя лучше получается, — а думать буду я!

— Вы полагаете, у вас будет что-то «впредь»? — дёрнул меня чёрт съязвить.

Это сразу же останавливает готовую вспыхнуть между ними перепалку.

— Генри, ну что ты так тащишься? Давай быстрее! Что же касается «впредь», мистер Харрис, то лично у вас это «впредь» будет, может, и не очень приятным, но зато интересным. Это я вам обещаю.

Хоть несколько и стемнело, но в маршруте я ориентируюсь. Настораживает, что мне не завязали глаза: в моём положении это означает, что поездка назад не запланирована. Надо что-то предпринимать. Допустим, отстегнуть незаметно ремень я смогу. Но что дальше? Оружия у меня нет, а выпрыгнуть на ходу не получится: как только Эдна подала голос, Генри заблокировал мою дверь. Значит, надо ждать, пока ситуация не станет более благоприятной.

Но эта женщина снова на шаг впереди меня. Я чувствую, как мне в шею впивается игла шприца, и буквально сразу и машина, и вечерний пейзаж за её окном начинают, ускоряясь, вращаться, пока полностью не растворяются в ярком белом пятне.

Моё возвращение в реальный мир носит довольно грубый характер. Обычно в таких ситуациях принято осторожно похлопывать по щеке, но со мной не церемонятся, и я начинаю приходить в себя после весьма мощного удара в челюсть. Мотаю головой и с трудом открываю глаза.

Я на стуле в каком-то помещении. Надо мной склонился Генри. Он уже готов повторить процедуру пробуждения, но, увидев, что я очнулся, удовлетворённо кивает и отходит в сторону. Я протягиваю руку к челюсти и осторожно её массирую. Это даёт мне возможность осознать, что я не привязан. Посмотрим, можно ли этим как-то воспользоваться.

— Давненько не виделись, Харрис!

Я поднимаю взгляд и обалдеваю. Да и есть отчего: передо мной Бернардо Дзанутти! Кого же тогда они убили? И как так получилось, что полиция его опознала в качестве трупа?

— Приятно на тебя посмотреть, Харрис! Выглядишь, как полный идиот, даже рот от изумления раскрыл. Пожалуй, окажу тебе небольшую услугу: перед тем, как прихлопнуть, расскажу, как мы всё это провернули. Очень уж мне хочется посмотреть на твоё лицо, когда ты узнаешь, что с тобой играли, как со щенком.

Насчёт «прихлопнуть» вряд ли врёт: в правой руке у него пистолет и, разговаривая со мной, он постукивает стволом по левой ладони.

Уже довольно осмысленным взглядом окидываю комнату. Кроме этих двоих никого нет.

Дзанутти всё понимает.

— Да, её здесь нет. Хотя всё придумала именно она. Умная женщина, правда, Харрис? Вот ведь что можно выжать из невинного вроде бы увлечения: так просто, ни для чего, разыскивать в интернете по фотографиям похожих людей. И вот тебе — раз! — и пригодилось. Представляешь, оказывается, в Оклахоме живёт… в смысле, жил… бедолага, похожий на меня так, что дальше просто некуда.

— Не понимаю, — пожимаю я плечами. — Ну, привезли беднягу, убили… А дальше? Судмедэксперты снимут с трупа отпечатки пальцев, и выяснится, что это не ты.

— Для того, чтобы снять с трупа отпечатки пальцев, нужно, как минимум, иметь труп!.. Ох, как приятно смотреть на твоё лицо, Харрис! Век бы любовался. Так нет ведь у них трупа, нет, понимаешь? Привезли в морг, положили в камеру… А потом приехали эксперты, открывают, а там — пусто! И ничего сложного, я ещё и не такое могу делать.

— Где Эдна? — спрашиваю я, лишь бы о чём-то спросить.

Они переглядываются.

— Это ты о Милдред? Да ладно, скажу тебе и это. Ты ведь всё равно никому не расскажешь. Она, видите ли, почему-то против того, чтобы я с тобой покончил. Думала, я велел привезти тебя сюда, чтобы выведать всё, что мне нужно. А как узнала, так с ней даже истерика случилась. Пришлось связать и запереть в комнате: пусть остынет, свыкнется… Так что если ты хотел перед смертью с ней попрощаться, ничего не выйдет. Снова разволнуется — ты ведь этого не хочешь? Она и так расстроилась, что тебя не посадили. Считала, что в убийстве тебя обвинить не смогут: улики слабые да и труп — главное доказательство — исчезнет… Но я решил по-другому, и такой вариант мне гораздо больше нравится.

Он снова, на этот раз как-то многозначительно, стукнул пистолетом по ладони.

— Ну вот, у меня, собственно, всё. Пора заканчивать. Впрочем, если есть какие-то вопросы — с удовольствием отвечу. На тебя смотреть очень забавно — почему бы не поразвлечься?

Я лихорадочно размышляю. Их двое. Пушки у обоих. Более реальный вариант, естественно, Дзанутти. Если броситься к нему, Генри стрелять мне в спину побоится: можно ведь и в шефа ненароком попасть. Выхватить у Дзанутти пистолет, приставить к виску и потребовать, чтобы Генри выбросил оружие. Но расстояние между нами метра четыре. Нет, не успею. Как бы заставить его подойти поближе?

— Зачем тебе вообще весь этот цирк понадобился? Ну, чтобы тебя посчитали убитым?

— О-о! Значит, понадобился. А вот тебе это знать действительно ни к чему. Там, где ты скоро окажешься, этим не интересуются: либо цветочки нюхают, либо в котлах варятся — это уж куда направят. От всей души желаю тебе последнего и прямо сейчас в этом помогу.

Он решительно поднимает пистолет. Ну, всё, Мэтт. Громкий звук выстрела — вот последнее, что ты услышишь в этом мире.

Но всё происходит не так. Громких звуков я слышу не один, а несколько: внизу раздаются мощные удары в дверь и доносится голос Вильямса:

— Откройте! Полиция!

Карнеги утверждает, что для каждого человека самый приятный в мире звук — это звук его имени. Но бывают, оказывается, ситуации, когда слово «Полиция!» звучит гораздо приятнее, чем «Мэтт Харрис»!

И Генри, и Дзанутти просто ошеломлены, но это не будет продолжаться вечно. Так оно и есть. Оба, как по команде, поднимают стволы и направляют в мою сторону. Генри успевает раньше Дзанутти, но не раньше меня: за долю секунды до выстрела я нырком бросаюсь ему в ноги, обхватываю их и с силой дёргаю, одновременно пинком сшибая с ног Дзанутти.

Сразу же после выстрелов дверь внизу начинает обнадёживающе трещать, и слышно, что она вот-вот вылетит. Это заставляет моих врагов поменять тактику: они вскакивают на ноги и бросаются к двери в дальнем углу комнаты. Дзанутти всё же на бегу оборачивается и стреляет в мою сторону, но я мигом перекатываюсь к стене, и он тоже мажет. Генри таких попыток, к счастью для меня, не делает.

В боевиках детективу в таких случаях положено, даже будучи безоружным, преследовать негодяев, ловко уворачиваясь от пуль. Я такой глупостью заниматься не собираюсь, но к окну подскакиваю. На улице темно, однако от окон падает свет, и я вижу, что буквально рядом с домом озеро или река; ещё виден дощатый причал и силуэт катера. Не составляет труда сообразить, что будет дальше.

Откуда-то снизу выскакивают две тёмные фигуры; но я различаю, кто из них кто. Они бегут к причалу, Дзанутти впрыгивает в катер и запускает двигатель, Генри отвязывает канат и следует за ним. Несколько секунд — и катер резво начинает удаляться.

К причалу подскакивают полицейские и открывают стрельбу. Непонятно, удалось ли им в кого-то попасть, но катер уверенно набирает ход и скрывается в темноте.

— Живой! — приветствует меня Вильямс, входя в комнату. — Ну, благодари Роджерса и его друга-мотоциклиста. Роджерс сразу же обратил внимание на такси, которое резко тронулось с места, едва ты вышел. Стал незаметно за ним следовать, позвонил мне, доложил обстановку и сообщал маршрут. Словом, здесь всё обошлось, но этих мы упустили.

— А чего ж ты дом-то не оцепил? Тогда бы они не ушли.

— Смотрите-ка, он мне решил указать, что надо было делать! Не оцепил потому, что сразу кое-кого спасать бросился. Роджерс сказал, что тебя из машины, как мешок, выволокли. Поэтому и торопились мы. А вот ты, Харрис, повёл себя действительно непрофессионально. Даже забудем о том, что ты — частный сыщик, но ведь едва ли не в каждом детективном романе сообщается, что в подобной ситуации нельзя садиться в первое же такси! Книжки читать нужно, если сам не соображаешь!

Я досадливо морщусь: прав он, конечно. И в этом, и в том, что я действительно действовал очень глупо.

— Что теперь делать, ума не приложу, — размышляет Вильямс. — Твою красавицу мы по нашей базе пробить не смогли: похоже, она ни в чём не засветилась. Так что и в розыск не подашь. Для этого надо знать, кто она такая…

— Может, у неё самой спросить? — предлагаю я.

Вильямс смотрит на меня непонимающе.

— Она здесь, в какой-то из комнат. Связанная.

— Вот те раз! А кто же тогда убежал?

— Первого зовут Генри, больше о нём ничего не знаю. А второй — Дзанутти! Живой и невредимый.

Полицейский присвистнул.

— Та-а-к! Ага, вот, значит, почему тело из морга похитили! Хитро! В случае удачи сразу двух зайцев убивал: тебе отомстил и от Жадного Чака скрылся.

— Так вот к чему весь этот цирк!

— Ну да. Пока ты на такси катался, я поднял всех своих осведомителей… Ладно, давай твою красавицу искать, а между делом и расскажу.

Мы начинаем последовательно обходить все комнаты дома.

— Так вот, ситуация такая. Дзанутти в нашем городе недавно, года четыре. Попытался сначала обделывать дела самостоятельно. Пока по мелочам работал, на него внимания не обращали, а вот когда вышел уже на солидный уровень, ему ласково намекнули: Стоп! Чужаков нам не надо! Тогда он пошёл к Чаку в подручные. Тот ему определил сферы, пустил в свободное плавание: крутись, мол, как хочешь, но мне процент отстёгивать не забывай. И была у них идиллия, пока Чаку не шепнули, что Дзанутти часть денег от него утаивает. А ты Чака знаешь: будь его лучшим другом, но хоть цент утаи — не жить тебе больше. А Дзанутти даже не друг, а чужак, да и утаил не цент, а несколько десятков тысяч. В таких случаях Чак даже и не предупреждает, а сразу отправляет к праотцам. Но, видимо, Дзанутти кто-то предупредил. Вот он и решил инсценировать собственное убийство. И тут нужно было правильно попасть с персоной убийцы, ведь кто бы на такое пошёл: лишить Чака удовольствия самолично расправиться с тем, кто его кинул? И тут просто идеально подвернулся ты со своими двумя мотивами… Ну, здесь никого нет, как видишь, давай посмотрим на первом этаже.

В первой же комнате, куда мы входим, становится очевидно, что Дзанутти не соврал. Только вот лично для нас пользы от этого никакой: на полу валяется верёвка, а распахнутое окно подсказывает, что произошло дальше.

Вильямс поднимает верёвку и внимательно разглядывает.

— Надо же — целая! И узел не развязан. Как же она тогда…

— Не знаешь? — удивился я, тоже осмотрев узел. — Сибари, японский способ связывания. Преимущество — полное обездвижение связанного. Недостаток — от верёвки можно избавиться за секунды, если не удалось плотно свести руки тому, кого вяжешь, и осталась слабина: он потом сведёт руки плотно, и верёвка упадёт сама. Представляю, как эта хитрюга вопила и уверяла, что ей невыносимо больно! Они ей поверили, и результат ты видишь.

— Итого: троих человек нужно объявлять в розыск, но только об одном из них мы можем сообщить какие-то данные, — констатирует Вильямс. — Ну, мне это теперь почти что всё равно. Отрадно думать, что в нашем штате Дзанутти больше не появится, так что пусть теперь с ним другие копы воюют. Для страховки солью журналистам информацию, что убит не он. Тогда его в Канзас ничем не заманишь: сообразит, кто его тут с нетерпением поджидает. В розыск их, конечно объявлю. Поедем к нам: составишь фоторобот Генри — и свободен.

Вернувшись в свою контору, сообщаю Ли, что клиентка меня обманула: обещала, что заработаю 800 долларов за несколько минут, а я провозился весь день. Есть ещё, правда, чек на 15 тысяч, но вряд ли полиция мне его вернёт, поскольку это вещественное доказательство. Да и что-то подсказывает мне, что чек фальшивый. Мы с ним беседуем и приходим к выводу, что полиции можно обо всём этом забыть, а вот мне — нет. Никаких сомнений, что Дзанутти постарается меня убрать как нежелательного свидетеля, знающего в лицо всю троицу; а поскольку в городе у него остались сообщники, то и развития событий в этом плане долго ждать вряд ли придётся. То есть, выход у меня только один: самому разыскать их и каким-то способом решить ситуацию.

Как искать Генри и Дзанутти — тайна за семью печатями. Самый реальный шанс — женщина. Но всё, что я на данный момент о ней знаю, так только то, что её зовут Милдред. При нынешнем состоянии Сети это уже немало. Но мне вспоминается и ещё одна деталь, которая может существенно облегчить поиски.

«Вы всегда разговариваете одними наречиями? Или другие части речи вам тоже знакомы?» Пожалуй, это выдаёт в ней специалиста. Почему бы не предположить, что она по образованию преподаватель английского языка? По крайней мере, это вариант.

Начинаю, конечно, с Принстонского университета. Не особо-то надеюсь на успех, однако буквально сразу в списке выпускников восьмилетней давности обнаруживаю некую Милдред Стоун. Личное фото отсутствует, а на групповой фотографии она на заднем плане и достаточно мелко. Вроде бы похожа, но утверждать наверняка нельзя. Все запросы в Гугле уже конретно по Милдред Стоун не дают абсолютно ничего. Так что вариант один. Звоню своему другу Стиву Богарту, который работает экспертом-криминалистом в полицейском управлении.

Он долго не берёт трубку, наконец, слышу его «Да…», сказанное весьма слабым голосом.

— Стив, мне нужна твоя помощь. Срочно.

— Мэтт… Иной раз я просто мечтаю с тобой разругаться. Тогда ты перестанешь мне звонить в два часа ночи…

— Два часа! Чёрт, и в самом деле… Прости, дружище, что-то я…

Я виновато умолкаю, но не отключаюсь, ожидая его реакции.

— Действительно что-то важное, или ты это просто так брякнул? — спрашивает он, зевая.

— Ну, это кому как, — я приободряюсь от того, что он не бросил трубку. — Кому-то всё равно, если пристрелят Мэтта Харриса, а вот мне будет немного жаль.

— Мне тоже. Ладно уж, говори.

— Нужно пробить по вашей базе некую Милдред Стоун, выпускницу Принстонского университета, преподавателя английского языка. Вильямс уже пробовал, ничего не нашёл, но он делал это только по фотороботу, а больше на тот момент никаких данных не было. Я могу тебе переслать групповое фото её факультета, там подписано, которая она. Меня интересует место жительства её и родителей, все личные сведения: замужество, работа и всё такое же другое.

— Засылай. А когда тебя собираются пристрелить: сейчас или подождут до утра?

— Уверен, что подождут. Может, даже до вечера. Так что ложись спать, Стив.

— Спасибо тебе, Мэтт. Пожалуй, не буду с тобой разругиваться.

Спохватываюсь, что мне тоже поспать необходимо, внимательно проверяю все окна и двери, сую под подушку револьвер и проваливаюсь в сон.

Утром после завтрака решаю никуда не выходить, пока не получу сообщение от Стива, и к 11-ти его получаю. Сведения скудные, но и их хватает.

После окончания университета работала в одной из школ Нью-Джерси. Всего полгода. Уволена за какой-то проступок. Какой именно, понять сложно. Формулировка приказа довольно мутная: что-то о нарушении нравственно-этических норм. Но здесь очень помогает тот факт, что в тот же день уволен охранник школы Генри Фишер. Генри! Вряд ли это совпадение. По всей видимости, Стив думает так же, поэтому и приложил данные по месту жительства Фишера.

— Представь ситуацию, — говорю я Ли, — Дзанутти вынужден бежать из Канзаса. Может вся эта троица оказаться в доме Генри, город Мидлтаун, штат Нью-Джерси?

Ли согласно кивает.

— Вот и я думаю так же. Так что поехал я туда, а ты без меня не скучай.

Бронирую одноместный номер в гостинице «Комфорт» и билет на самолёт до аэропорта Кеннеди: от него до гостиницы всего 24 мили. До рейса ещё четыре часа, поэтому закуриваю и, наконец-то, начинаю размышлять о том, за каким, собственно, дьяволом туда еду и что собираюсь делать. Вполне вероятно, что для штата Нью-Джерси эта троица — законопослушные граждане, и мой вопль «Вот они, хватайте!» вызовет в местной полиции, в лучшем случае, лёгкое недоумение. Хотя… Ну да, Вильямс ведь объявил их в розыск, а у нас им можно предъявить похищение человека, то есть меня, с целью убийства. А там, стоит потянуть ниточку, и всплывёт труп бедолаги из Оклахомы.

Я приободряюсь. Получается, неважно на территории какого штата они задержаны, лишь бы это задержание состоялось.

Из этого следует, что ехать в Мидлтаун необходимо. Необходимо открыть их местонахождение, ну, а там — по ситуации.

По-прежнему, самым слабым звеном в этой преступной цепочке представляется мне Милдред. Во-первых, она была против убийства, во-вторых, её связали и, убегая, по сути, бросили. Факт первый должен бы её отвратить от группы опасных преступников и заставить задуматься, что наказание за такие преступления бывает максимальным. Факт второй явно требует с её стороны отмщения. То есть, существует вариант, что на определённой стадии мы можем быть с ней союзниками.

И всё же искать мне следует не её, а Генри и Дзанутти. Хотя бы потому, что она в любом случае окажется рядом с ними.

В аэропорту встаю в очередь к стойке регистрации и почти сразу же слышу сзади знакомый женский голос:

— Возьмите ещё билет на меня: я осталась без денег.

Оборачиваюсь и обескураженно мотаю головой: опять она впереди, а я плетусь за нею.

Разумеется, без колебаний выполняю то, о чём она просит, и мы снова подходим к стойке регистрации.

— Есть что-то запрещённое к провозу? — задаёт мне девушка стандартный вопрос.

Я молча достаю свой револьвер, вынимаю обойму, прикладываю разрешение на ношение оружия и подаю тут же подошедшему служащему аэропорта. Он тоже молча забирает у меня всё это и уносит, чтобы упаковать в специальный контейнер, который мне вернут в аэропорту Кеннеди.

Через сорок минут мы в самолёте. По лицу Милдред понятно, что она твёрдо намерена молчать и не отвечать ни на какие мои реплики, но всё же делаю такую попытку.

— А не проще ли мне было сдать вас в полицию, а там бы уж выяснили всё, что нужно? — я вроде бы и не спрашиваю её, а просто рассуждаю вслух после того, как мы занимаем свои места.

И это срабатывает.

— Не проще. Сами подумайте, что мне могут предъявить в вашей полиции, пока я одна, без Генри и Дзанутти? Кроме вас, меня никто не видел, так что — ваше слово против моего. Но дело даже не в этом…

Всё предыдущее она говорила, глядя в спинку переднего кресла, а тут коротко взглядывает на меня, и я вижу в её глазах некую решимость.

— Словом, Мэтт, обстоятельства складываются так, что я вынуждена вам открыться. У меня попросту нет другого выхода. В общем, так: я — агент ФБР под прикрытием, и мне нужна ваша помощь.

Пора бы мне уже привыкнуть, что эта женщина постоянно меня чем-то ошарашивает, так ведь нет, не получается. Вот что она, например, сделала сейчас: преподнесла свою очередную ложь, или, наконец, сказала правду?

— Почему вы обращаетесь ко мне, а не в свою контору? — приходится делать вид, что я ей поверил.

— Потому что в данной ситуации вы можете помочь лучше, чем вся наша контора. Если совсем откровенно, то контора вообще ничего сделать не сможет, и мою часть операции можно считать проваленной. А вот вы… вы можете всё исправить.

— Слишком грубая лесть, — говорю ей. — Меня не убеждает даже ваша искренняя интонация и честный взгляд: и то, и другое мне уже знакомо.

— Но, Мэтт, я говорю правду! Давайте я вам расскажу всю ситуацию, и вы сами в этом убедитесь.

Самолёт начинает выруливать на взлётку, бортпроводница с энтузиазмом ведёт иллюстрируемый ею же рассказ про привязные ремни и спасательные средства.

— Пожалуй, — говорю я, кивая в сторону проводницы, — это я уже много раз видел и слышал, отчего бы не послушать что-то новенькое?

— Обещаю вас не разочаровать, мой рассказ будет интереснее.

Моей задачей было столкнуть между собой Дзанутти и Жадного Чака. Когда я выяснила, что Дзанутти утаивает от Чака часть доходов, позаботилась, чтобы Чаку стало об этом известно. Реакция его была предсказуемой, но допустить, чтобы Чак расправился с Дзанутти нельзя: тот сыграл свою роль в нашей операции ещё не до конца. Он был в жуткой панике и хотел бежать, но это нас тоже не устраивало. И тогда я предложила ему вариант с двойником: нашла в Алтусе одного клерка, который похож на Дзанутти, как две капли воды. План был такой: я прихожу к вам и потчую сказкой про шантажиста. Вы идёте выполнять моё поручение, но, увидев двойника, принимаете его за подлинник и набрасываетесь с кулаками. Клерк был в курсе, что его побьют, но за ту сумму, которую ему отвалили, согласен был потерпеть. После вашего ухода он щедро поливает томатным соком голову и пол и изображает мёртвого. Я его фотографирую и по своим каналам отправляю фото Жадному Чаку. Ему это преподносят как несчастный случай — во время драки в падении ударился головой об стол, — и сообщают, кто это сделал. Ваше отношение к Дзанутти известно достаточно широко, так что сомнений у Чака, что всё это правда, возникнуть не должно. Потом бы, естественно, всё раскрылось, и Дзанутти сыграл бы в нашем спектакле свою последнюю роль: мы хватаем Чака на попытке его убить.

Но всё пошло не так. Дзанутти решил, что клерк может проболтаться и, втайне от меня, внёс свои изменения. Я об этом узнала только в том доме, куда мы с Генри вас привезли.

— Генри тоже из ФБР?

— Нет, но он причастен к тому, что я там работаю… Он соблазнил меня, когда я была ещё совсем молоденькой дурочкой и работала в школе. Меня оттуда выперли вместе с ним за один случай… неважно. Вот тогда-то ко мне и заявились фэбээровцы, доступно объяснили, что он — бандит, на счету которого несколько убийств, предъявили доказательства и предложили работать на них. Генри должен был стать неким ключиком, который откроет передо мной двери в преступный мир. Я была не только в шоке, но ещё и в гневе. Поэтому согласилась.

— Двойника Дзанутти убил он?

— Да, и в полицию тоже он позвонил. А потом сказал мне, что Дзанутти требует доставить вас к нему. Я догадывалась, что здесь что-то не так, но сделать ничего не могла. Рассчитывала, что в доме смогу вам помочь сбежать, но тоже не слепилось.

— А откуда вы узнали, что я полечу в Мидлтаун?

— А я и не знала. Приехала в аэропорт, чтобы охмурить какого-нибудь одинокого мужчину и предложить отвезти меня в Мидлтаун, а там от него отделаться. Но когда увидела вас, сразу поняла, что вы меня вычислили и летите туда, куда мне надо.

— Почему вы считаете, что я могу вам помочь, а вся ваша контора сделать это не в состоянии?

— А что здесь можно сделать? Дзанутти фактически выкинул меня из своих подручных. Не может ведь шеф нашего отдела ФБР приказать ему взять меня обратно? И даже если я сейчас заявлюсь к Дзанутти одна, покаюсь и буду умолять простить, скорее всего, он мне не поверит и при первом удобном случае ликвидирует. И совсем другое дело, если я сдам ему вас!

Наверное, в этот момент у меня было не самое умное выражение лица. Ну, с выпученными глазами-то я быстро справился, а вот насчёт остального не ручаюсь.

— Можно об этом подробнее, — хрипло прошу я, начиная, впрочем, понимать её замысел.

— Я заявлюсь в дом Генри — эта парочка, разумеется, там, больше им быть просто негде — и скажу, что прекрасно понимаю, что без них мне просто не выжить, поэтому прошу меня простить и взять обратно. И что в качестве компенсации за своё необдуманное поведение я привела к ним Мэтта Харриса, который находится в известном мне месте и где они могут без помех с ним расправиться. Конечно, они начнут выпытывать, как мне это удалось, и я им расскажу, как избавилась от японского узла и убежала от полиции, а потом поздно вечером пришла к вам на квартиру и в качестве приманки подбросила инфу о том, что знаю ваше местоположение, и готова ею с вами поделиться, если вы пообещаете замолвить за меня словечко перед полицией.

— Неплохо придумано, — киваю я. — Самое главное, что я до самого конца не буду знать, на чьей вы в действительности стороне. До тех пор, пока не выяснится, кто из нас в ловушке: я или они.

— То есть, вы отказываетесь?

— Говорите дальше.

— Лучше я вам нарисую план того места, где вы будете в засаде.

Зная о её уверенном владении компьютером, ожидаю, что она воспользуется планшетом, но Милдред достаёт из сумочки обыкновенный блокнот и ручку.

— Сначала напишу вам адрес Генри: Мидлтаун…

–…Либерти-стрит, 20. Ваш дом совсем недалеко от него: Коновер-авеню, 7.

— О-о! Пожалуй, вы и в самом деле частный детектив. А то со времени нашего знакомства я уже несколько раз начинала в этом сомневаться. Ну что же, тогда всё проще. Нам нужно изолировать Генри от Дзанутти. Разбить эту парочку, разложить её на составляющие. Сейчас Дзанутти до судорог боится оказаться в Атчисоне, потому что там Жадный Чак. Но это пока с ним Генри. А не будет Генри, тогда ему начнёт казаться, что Атчисон — совсем неплохой вариант: в конце концов, там у него есть свои люди, значит, есть, где затаиться и переждать какое-то время. А нам только этого и надо. Вы не поверите, но ни у полиции, ни у ФБР на Чака нет абсолютно ничего. Единственный вариант, подсунуть ему Дзанутти, взять на попытке его убийства и после этого тянуть за все ниточки.

— Вы предлагаете мне прихлопнуть Генри?

— Нет, конечно же! Частному детективу такое с рук, разумеется, не сойдёт. А вот мне как сотруднику ФБР при соответствующих обстоятельствах — например, в качестве самообороны — запросто.

— Чем дальше, тем интереснее! — убеждённо говорю я. — Вы и в самом деле неплохой рассказчик. С нетерпением жду, что вы скажете дальше.

— Да, собственно, почти всё. В аэропорту Кеннеди вы дадите мне ваш револьвер. Генри и в голову не придёт, что у меня может оказаться оружие…

— И что, вы на самом деле готовы его убить?

— Это — крайняя мера. Думаю, будет вполне достаточно сунуть ему под нос револьвер, заставить пристегнуться к чему-нибудь его же наручниками и позвонить нашим, чтобы оформили клиента.

— Ну, а моя-то какая роль?

— Создать необходимые условия, для того, чтобы я смогла это осуществить. Вы ждёте в отеле где-то часа два. Им я скажу, что вы в моей квартире. Дзанутти сам, разумеется, не поедет, отправит нас с Генри. Там я поступаю с ним по первому или второму варианту. А вы заявляетесь на квартиру Генри и сообщаете Дзанутти, что с хозяином квартиры покончено. По сложившейся традиции можете его даже побить, только потом обязательно отпустите. У него не будет другого выхода, кроме как рвануться в Атчисон. А там его встретят.

— Но вы же просите у меня мой револьвер. Значит, на квартиру я приду безоружным. И что же может помешать Дзанутти спокойно меня выслушать, а затем поднять пистолет и пустить пулю мне в лоб?

— Мэтт, спрошу ещё раз: вы действительно частный детектив — ну, такой крутой парень, который каждый день по роду службы скачет под пулями, — или я обратилась за помощью к члену кружка любителей поэзии? Дзанутти никак не сможет ожидать вашего прихода, значит, ваш расчёт на внезапность. Вот и выжмите отсюда, что можно.

Неплохо она мне на самолюбие надавила.

Есть в её рассказе детали, которые не стыкуются, но у меня будет время всё обдумать и в случае необходимости внести в её план свои коррективы. Пока же лучше всего действовать с ней заодно. Полицию к этому я подключить не могу, для местной полиции я — довольно мутный тип, нарушивший, к тому же, подписку о невыезде. Так что они и разговаривать со мной не станут: упекут в каталажку и запросят полицию Атчисона, что со мной дальше делать. Одному с ними справиться тоже тяжеловато: отправляясь в Мидлтаун, я и сам откровенно считал свои действия плохо обдуманной авантюрой и рассчитывал только на импровизацию. С этой стороны план Милдред представляется реально осуществимым. И её рассказ об операции ФБР тоже логичен и объясняет многие не стыковавшиеся до этого факты…

Но тут мне в голову приходит мысль настолько дикая и нелепая и в то же время вполне возможная, что я, не в силах справиться со своим ошеломлением, просто впиваюсь в Милдред своим взглядом, словно это может помочь проникнуть в неё насквозь и, наконец-то всё про неё понять. Ну да, возможно и такое объяснение её осведомлённости!

Она в это время снова смотрит в спинку переднего сидения и моего взгляда не замечает.

И я решаюсь.

— Как я узнаю, что вы справились с Генри, а не наоборот?

— Вы мне дадите свой мобильный, и я вам позвоню.

Оставшееся до прилёта время обсуждаем мелкие детали плана, хотя, в принципе, всё и так ясно.

В аэропорту не без колебаний отдаю ей свой револьвер, сажусь в такси и уезжаю в гостиницу «Комфорт». Принимаю душ, ложусь на кровать, закуриваю и начинаю размышлять, что же меня насторожило в рассказе Милдред.

Во-первых, её слова о якобы невозможности обратиться за помощью в свою контору. Ни за что не поверю, что ФБР не в силах исправить ситуацию с двумя сбежавшими преступниками и вернуть туда, куда надо. Хотя и логика здесь тоже есть: чтобы до одури напугать Дзанутти и заставить сорваться в бега, лучшей кандидатуры, чем я, и придумать невозможно. И вполне объяснимо, что Милдред не хочет обращаться за помощью к конторе: она желает исправить ситуацию сама, чтобы не дать повода усомниться в её профессионализме. Ещё один довод в её пользу — Мэтт Харрис в качестве наживки. Стремясь разделаться со мной, они вполне могут забыть и про осторожность, и про игры разума.

Во-вторых, как-то странно, что у агента ФБР нет своего оружия. Ну, положим, по легенде ей нельзя его иметь, но ведь должен быть какой-то тайник — хотя бы в её же квартире?

Я пытаюсь найти объяснение и этому, но здесь у меня не получается.

В-третьих, очень странно по поводу Генри: бандит, на счету которого несколько убийств, работает охранником в школе. В школе-то он действительно работал: об этом мне сообщил Стив, но то, что он уже в то время был бандитом, я знаю только со слов Милдред.

Словом, нестыковки действительно есть, и единственное, что заставляет поверить в рассказ про агента ФБР, это убедительное объяснение, каким образом сначала Чаку стало известно о мошенничестве Дзанутти, а потом тому — что Чак обо всём узнал и собирается с ним расправиться. И в том, и в другом случае действие шло через неё.

Но ведь всему этому есть и другое объяснение! То самое, которое внезапно пришло мне в голову в самолёте, и процесс осуществления которого я уже запустил. Так что теперь не у неё, а у меня два альтернативных варианта, и надо быть очень внимательным, чтобы вовремя понять, к которому из них склониться.

Смотрю на часы — со времени расставания с Милдред прошёл уже час. Пора.

Спускаюсь в холл отеля и внимательно всматриваюсь в тех, кто там сидит. Самый приятный, конечно, вариант — вон та дамочка, тут же окинувшая меня призывным взглядом. Одинокая искательница приключений сексуального характера; в каждом отеле всегда встретишь что-нибудь подобное. Она вполне мила и возраст достаточно приемлемый — где-то ещё значительно до сорока — но мне, к сожалению, это не подходит: нельзя исключать, что она желает тут развлечься втайне от мужа, так что уже через пять минут после того, как мы расстанемся, я стану для неё совершенно незнакомым мужчиной, которого она впервые видит.

А вот старичок с белой окладистой бородой и в полосатом костюме-тройке, пошитом явно ещё в 50-е годы прошлого века — похоже, именно то, что нужно. К тому же, сидит он недалеко от ресепшена в пределах видимости клерка, все усилия которого направлены на то, чтобы сдержать зевоту — вообще замечательно. Когда же замечаю у старичка цепочку, свисающую из кармана жилета, что указывает на наличие карманных часов, прихожу к выводу, что данный персонаж послан мне судьбой, поэтому дальше и раздумывать нечего. Бросаю в сторону дамочки взгляд, исполненный самого глубокого сожаления, и решительно направляюсь к нему.

— Будьте добры, сэр, не скажете, сколько сейчас времени? — спрашиваю я, с озабоченным видом глядя на свои часы. — Мои часы опять остановились, а этим, — киваю на отельные, — я не доверяю.

— И правильно делаете, молодой человек! — оживляется он, достаёт из кармашка свои часы и любовно на них смотрит. — Сейчас семнадцать минут пятого. Эти, — он с презрением кивает в сторону отельных часов, — спешат почти на две минуты, представляете?

В мои планы не входит объяснять ему, что это, скорее, его часы отстают, поэтому просто усаживаюсь рядом.

— Мэтт Харрис, частный детектив, — представляюсь я, очень надеясь, что он запомнит хотя бы что-нибудь из этого. — Приехал сюда по делам клиента, но до встречи ещё много времени. Не будете возражать, если мы немного поболтаем, мистер…

— Роберт Формен, в прошлом коммивояжёр, а ныне просто счастливый отец, дед и прадед! Поболтать — с удовольствием! С молодости зачитываюсь детективами. Хэммет, Чандлер, Стаут… Скажите, мистер Харрис (Ого! Память-то у старичка отличная!), в вашей работе действительно всё так? Может, расскажете что-нибудь?

— Может, у кого-то и так, — пожимаю я плечами, — а у меня самая обычная рутина: слежка за неверными супругами, розыск пропавших родственников… Так что ничего интересного. Лучше расскажите мне про ваши замечательные часы!

Тридцать минут по отельным часам изображаю полную заинтересованность под аккомпанемент вдохновенного рассказа о том, как и при каких обстоятельствах мистер Формен-старший вручил своему сыну эту семейную реликвию, доставшуюся ему, в свою очередь, тоже от отца, а сам пытаюсь решить главный сейчас для меня вопрос: следует ли мне действовать по плану Милдред или же полностью заменить его на свой? В конце концов, прихожу к решению пойти к дому Генри и в каком-нибудь укромном местечке ждать звонка Милдред, а дальше — по ситуации. Мистер Формен, тем временем, перешёл к описанию ситуаций, при которых ему помогли часы, так что слушать дальше не так уж и неинтересно.

На исходе часа делаю вид, что спохватываюсь, горячо благодарю мистера Формена за интересный рассказ и выражаю глубокое сожаление, что не удалось дослушать до конца: «Необходимо ехать на встречу с клиентом». Этот хитрый мой ход помогает узнать, в каком номере остановился мой собеседник:

— Понимаю, мистер Харрис: работа! Но ничего страшного: я буду здесь ещё два дня, приходите ко мне в номер 214, поговорим!

С энтузиазмом жму ему руку и убегаю.

В номере переодеваюсь таким образом, чтобы выглядеть абсолютно непримечательно; пару секунд остолбенело смотрю на пустую кобуру, потом вспоминаю, отстёгиваю её вместе с ремнём и швыряю на постель.

Время уже поджимает, а мне ещё надо бы что-то перекусить. Снова спускаюсь в вестибюль и, стараясь не попасться на глаза мистеру Формену, быстро прохожу в ресторан.

Народу там нет вообще, а слева возле входа на столике стоит какая-то непонятная статуэтка. Внимательно её рассматриваю и прихожу к выводу, что не должна такая потуга на искусство стоить дорого. Убедившись, что на меня никто не смотрит, делаю неловкое движение локтем — хлоп! бумс! тарарам! Судя по количеству выскочивших сотрудников, это и есть весь их штат: большее количество держать просто нет смысла. Прикладывая руки к сердцу, заверяю, что готов без всяких формальностей оплатить собственную неуклюжесть, пусть необходимую сумму приплюсуют к счёту за бифштекс с картофелем и кофе.

Сумма, которую мне приплюсовали, не более, чем в два раза превышает истинную цену, но поскольку и двойная стоимость укладывается в десять долларов, то поднимать скандал нет никаких причин. Тем более, что посмотреть, как я отреагирую на счёт, снова собрался полный штат, а на такую удачу я даже и не рассчитывал.

Выйдя на улицу, спохватываюсь, что забыл заказать такси, но мне везёт: прямо на моих глазах к подъезду подкатывают сразу две машины, скорее всего, тоже из аэропорта от очередного рейса. Пока водители выгружают вещи постояльцев, приглядываюсь к ним, выбирая, кому отдать предпочтение, но потом решаю, что разницы, собственно, никакой, поэтому подхожу к тому, который справляется первым. Сажусь к нему в машину и называю улицу, а номер дома — другой: хочу сначала проехать и осмотреться.

Проезд ничего подозрительного не выявляет, поэтому останавливаюсь у шестнадцатого дома, расплачиваюсь и отпускаю такси.

Очень удачно перед линией тротуара посажена сосновая аллейка, поэтому перехожу улицу, иду вперёд и останавливаюсь в некотором отдалении от двадцатого дома таким образом, чтобы довольно мощная сосна укрыла меня от его окон.

Едва успеваю занять позицию, как звонит мобильник. Конечно, это Милдред.

— Я своё дело сделала, Мэтт, — говорит она. — Теперь вы постарайтесь.

И отключается. Всё. Ни слова ни полслова о том, как именно сделала: пристрелила? сковала? Вроде как особой-то разницы нет, и общий смысл таков: проблема Генри решена, так что теперь пора уже мне заняться Дзанутти.

Но я остаюсь на месте, потому что уже заметно темнеет, в соседних домах зажигается свет, а окна двадцатого дома остаются тёмными. Почему? Не мог ведь Дзанутти прилечь спать, не дождавшись известия о долгожданной для него кончине Мэтта Харриса. Да он сейчас должен быть, как на иголках.

Всё это мне не нравится и настораживает, поэтому решаю для начала пройти пешком до Коновер-авеню, 7, осмотреться там, а уж дальше — видно будет. Дзанутти, если он в доме, никуда не денется. Ему просто некуда деваться.

Я разворачиваюсь и иду в обратную сторону до пересечения улиц.

Но добраться до авеню мне не удаётся. Сзади нарастающий звук мотора и рядом со мной скрип тормозов.

Оборачиваюсь — полицейский «Форд». Из него выскакивают двое копов и бегут ко мне, один на ходу расстёгивает кобуру. С чего бы это?

— Мэтт Харрис? — спрашивает второй, предъявляя значок.

Обалдело соглашаюсь.

— Вам придётся проехать с нами.

— А в чём, собственно, дело? Меня в чём-то обвиняют?

— Вы всё узнаете в участке. Садитесь в машину.

Из «Форда» выходит третий коп, меня обыскивают, впихивают на заднее сидение, и машина срывается с места.

Основных мыслей у меня две. Первая: «Ай да Милдред! Снова где-то впереди и на этот раз не на шаг, а минимум на десяток!» Мысль вторая: Милдред здесь не при чём, это работа Вильямса. Я ему для чего-то понадобился, в Атчисоне он меня не обнаружил, рассвирепел, что я нарушил подписку о невыезде, вот и брякнул на меня мидлтаунским коллегам.

Я морщусь: полная чушь. У него есть мой мобильный, он бы позвонил. И каким бы образом он мог узнать, что я именно в Мидлтауне на Либерти-стрит? Стив бы не сообщил ему этого даже под страхом увольнения, предварительно не позвонив мне и не спросив, можно ли дать такую информацию. Значит, всё-таки Милдред? Хотя нельзя, конечно, полностью отвергать вариант, что Вильямс сумел всё вычислить сам.

В кабинете, куда меня приводят копы, двое полицейских, оба лейтенанты. Прямая противоположность друг другу: один статный, худощавый блондин, второй — маленький толстяк со смуглым лицом. Мне интуитивно нравится первый, к нему за стол меня и усаживают.

— Лейтенант Адамс, криминальная полиция штата, — представляется он. — А это — лейтенант Эскобар. Он будет присутствовать при… гм… нашем разговоре. Вы — Мэтт Харрис, частный детектив, проживаете в Атчисоне, штат Канзас?

— Всё правильно, — подтверждаю я. — По какому поводу меня задержали?

— Вы обвиняетесь в убийстве Бернардо Дзанутти.

Значит, второй вариант! Я искренне и с облегчением хохочу:

— Лейтенант, по этому поводу меня задерживали вчера в Атчисоне, но отпустили в связи с отсутствием доказательств и исчезновением трупа, который, скажу по секрету, принадлежал вовсе не Дзанутти, а одному клерку из Оклахомы! Сейчас выясняют, кто же это был. Подробности вы можете узнать у лейтенанта Барри Вильямса, полицейское управление Атчисона. Он вам подтвердит мои слова.

— Что несёт этот парень? — с раздражением встревает в разговор Эскобар. — При чём здесь Атчисон и какой-то Вильямс? Труп с документами на имя Бернардо Дзанутти обнаружен два часа назад в Мидлтауне, Коновер-авеню, 7. Убийство совершено при помощи револьвера Colt Detective Special, который, судя по номеру, принадлежит тебе! Его нашли в мусорном баке возле подъезда дома…

— Ну, не совсем так, — морщится Адамс, — экспертиза ещё не проведена. Но калибр и характер ранений указывают именно на это оружие, которое рядом с местом убийства и найдено…

–… и которое я бросил, чтобы не затруднять вас долгими поисками убийцы.

— Не крути, Харрис! — рычит Эскобар. — Наверняка была причина, по которой ты так сделал, и мы это выясним!

— Выясняйте, разве я против? Только хочу вам сказать кое-что. Убийство, вы говорите, произошло два часа назад, то есть… — я смотрю на часы, — около семнадцати часов. Так вот, в это время я находился в вестибюле гостиницы «Комфорт», вёл весьма интересную беседу с мистером Робертом Форменом, проживающем в номере 214. Он, безусловно, это подтвердит. Поскольку разговор был о часах, то мы оба запомнили точное время начала и конца нашей беседы. Кроме того, примерно в половине шестого я ужинал в ресторане, где меня тоже наверняка запомнили, потому что я случайно разбил там статуэтку. Из ресторана я ушёл около шести, то есть, спустя час после убийства. Если вы позвоните детективу отеля, то он очень быстро сумеет опросить и мистера Формена, и сотрудников ресторана.

Они переглядываются, затем Эскобар куда-то выходит.

— Это точно? — спрашивает Адамс.

— Сто процентов.

Он вздыхает с какой-то непонятной мне интонацией, поворачивается к компьютеру и начинает что-то печатать. Скорее всего, протокол моего допроса.

— Как обнаружили труп?

— Был анонимный звонок, — уклончиво говорит он. — Назвали ваше имя, место, где вас можно найти и сразу бросили трубку. Так что засечь, откуда звонили, мы не успели.

— Звонила женщина?

— Я и так сказал вам слишком много, — ворчит Адамс. — Вы говорили о каком-то клерке, посмотрите эти фотографии.

Он протягивает мне три снимка. Это фото трупа с двумя дырами в голове. Несмотря на то, что лицо сильно обезображено, у меня нет никаких сомнений, что на сей раз это действительно Дзанутти, о чём и сообщаю Адамсу.

Тот кивает, снова поворачивается к компьютеру и продолжает печатать. Мы сидим в полном молчании: ему есть, что делать, а мне есть, что обдумать.

Открывается дверь, входит Эскобар, в руках у него какой-то листок. Что-то уж слишком долго он отсутствовал. На лице его я вижу злорадную улыбку, что повергает меня в недоумение.

Реагирует на неё и Адамс.

— Что, не подтвердилось? — спрашивает он, бросив на меня удивлённый взгляд.

— Подтвердилось, подтвердилось! Всё в точности так, как он и сказал. В связи с этим вывод: весьма похоже на то, что парень специально обеспечивал себе алиби. И отсюда вопрос: зачем? — он приближает своё лицо вплотную, и меня окатывает запахом чеснока. — А? Зачем?

— Привычка, — поясняю я, морщась, и он понимает, отодвигается. — По роду работы меня часто притаскивают в полицию. В своём городе ещё как-то проще, а вот когда приезжаю в незнакомый, сразу стараюсь обеспечить алиби. Чаще всего это не нужно, а вот сегодня помогло.

— Ну, ведь врёшь же, врёшь!

— Пока не будет доказано обратное, мои слова — святая истина.

Эскобар переводит взгляд на Адамса, тот в ответ разводит руками: дескать, что же поделаешь. Получается, что он на моей стороне. Тогда в глазах Эскобара вновь зажигается злорадство.

— А вот что ты скажешь на это? — он с размаху припечатывает листок на стол Адамсу. — По его же совету, — кивок в мою сторону, — сделал запрос в полицейское управление Атчисона. И вот что они прислали.

И не дожидаясь, пока Адамс прочитает, озвучивает сам:

— Три года назад этот молодчик провёл ночь в каталажке за то, что избил… — он начинает приближать лицо теперь уже к Адамсу, но тот сразу же испуганно отмахивается, — за то, что избил Бернардо Дзанутти! Дело не было возбуждено в связи с тем, что пострадавшая сторона не стала подавать заявление. Но посмотри, какая картина вырисовывается: три года назад он его избивает. Вчера, по его же словам, он его якобы убивает, а на самом деле не убивает. Тогда тот вчера же — это следует из авиабилета, который мы нашли при обыске в доме 20 на Либерти-стрит, — так вот, Дзанутти вчера бежит сюда из Атчисона, а уже сегодня сюда прибывает он, — кивок в мою сторону, — и как результат мы имеем труп Дзанутти, а поблизости от него этого невинного барашка, который уверяет, что он здесь не при чём!

Он поворачивается ко мне:

— Не слишком ли много совпадений, Харрис?

— Так я могу идти? — задумчиво спрашиваю я.

Оба почти одинаково разводят руками, только Эскобар делает это с возмущением, а Адамс с усмешкой.

— На момент убийства у вас алиби, — говорит он, — так что в принципе такой вариант не исключён — в том случае, если вы сумеете нам толково пояснить про свой револьвер: не мог ведь он сам застрелить вашего недруга, а потом выброситься в мусорный бак?

Пояснить? Да легко! Разве неясно, что его у меня украли? Что это за сыщик, у которого украли револьвер? Ну, вот такой, значит, сыщик…

Я уже открываю рот, чтобы сказать всё это, но меня перебивает Адамс.

— Слушайте, Харрис, только не надо говорить, что у вас его украли, — просит он. — Вам это никак не поможет: мы всё равно вас задержим, просто уже не как возможного убийцу, а как важного свидетеля. И нам времени терять нельзя. Да и Хуану уже надоело изображать из себя злого полицейского…

— Ещё как! — неожиданно смеется тот. — Я ведь добрый малый, у меня четверо детей! А тут надо орать, рычать, злиться… Давай начистоту, Харрис.

Я задумываюсь. Вроде бы они неплохие ребята. Может, и действительно нужно рассказать им всё? В разумных пределах, конечно.

— А давайте заключим уговор, — предлагаю я. — Я вам действительно всё начистоту рассказываю, а вы меня отпускаете.

Они переглядываются.

— Ну… — нерешительно тянет Адамс, — не могу вам твёрдо обещать. С одной стороны, у вас алиби, но вот револьвер… Всё будет зависеть от этого.

— Ладно. Слушайте.

И я рассказываю им всё с того момента, как ко мне в офис заявилась женщина и сказала, что она меня нанимает. Когда дохожу до эпизода с агентом ФБР и рассказываю, как отдал ей револьвер, оба начинают неистово хохотать, а Эскобар крутит пальцем у виска. Словом, считают меня полным идиотом. Их можно понять: они ведь не знают, что именно с этого момента я начал действовать по второму варианту, а я им об этом говорить не собираюсь.

По реакции обоих видно, что в целом мой рассказ их устроил.

— А за что вы избили Дзанутти три года назад? — спрашивает Адамс.

Рассказываю и это.

— Что вы собираетесь делать, если мы вас отпустим?

— Тут же улечу в Атчисон. Здесь меня больше ничего не удерживает: Дзанутти мёртв, этой парочке я не нужен — так что и нет смысла торчать здесь дальше.

— Как думаешь, Хуан? — кивает Адамс Эскобару.

— Думаю, на сегодня можно отпустить. Возьми только с него подписку о невыезде.

— Этим вы поставите меня в очень трудное положение, — объясняю я. — Дело в том, что я под подпиской о невыезде в Атчисоне. А теперь ещё и в Нью-Джерси. Из какого же штата мне нельзя выезжать? Наверное, всё-таки из Канзаса: они ведь взяли с меня подписку первыми.

Оба лейтенанта хохочут, как бешеные, у Эскобара даже слёзы на глазах.

— Да пусть проваливает, — говорит он. — Адрес его у нас есть, все данные тоже, если что — вызовем.

— Значит, Генри Фишер и Милдред Стоун, — задумчиво подытоживает Адамс. — Хуан, ты знаешь про них что-нибудь?

— На Фишера у нас, по-моему, что-то есть, — говорит тот, подходя к своему компьютеру. — А вот про женщину слышу впервые… Харрис, ну что ты сидишь? До Атчисона вроде бы есть ночной рейс. Давай, отправляйся, без тебя у нас было спокойнее. Револьвер мы тебе, естественно, вернуть не можем, он фигурирует в деле. Счастливого пути, не огорчусь, если больше никогда не встретимся!

В вестибюле отеля на том же месте вижу мистера Формена, который явно поджидал меня. Едва я вхожу, он торопливо встаёт и устремляется мне навстречу со всей скоростью, которую позволяет ему возраст.

— Мистер Харрис, хочу вам сообщить, что в ваше отсутствие меня расспрашивал о вас детектив отеля…

— Всё нормально, — успокаиваю я его, — просто работа такая.

Это его и в самом деле успокаивает.

— Да? Очень рад! Тогда, может быть, зайдём ко мне, я как раз вспомнил ещё один случай: представляете, это было в поезде…

Всем своим видом изображаю крайнюю степень сожаления:

— Извините, но не могу: срочно уезжаю по делам клиента.

И, прижав руку к сердцу, оставляю его, подхожу к портье и прошу узнать насчёт ночного рейса в Атчисон. Он кивает и щёлкает по клавишам.

— Действительно есть, — говорит он. — Но, если вы торопитесь, есть ещё и вечерний, вполне на него успеваете. Вызвать вам такси?

Подтверждаю и бегу в номер, чтобы забрать вещи. Она опять на шаг впереди, но сейчас меня это абсолютно не расстраивает: я знаю, в какую сторону идти!

В самолёте сижу, как на иголках. Торопиться нет никакой причины, но уж очень хочется наконец-то всё расставить по своим местам. Достаточно она меня дурачила, настало время показать, что и я как детектив чего-то стою. Смотрю на часы и убеждаюсь, что дёргаюсь вообще напрасно: в Атчисон прибуду уже ночью, так что всё начать можно только с утра.

Дома открываю холодильник, съедаю всё, что, по моему мнению, не успело испортиться, и заваливаюсь спать.

Мне очень нужен Вильямс, поэтому в полицейское управление прихожу рано утром, к началу его работы, чтобы застать на месте. Встречаемся на крыльце, здороваемся и проходим в его кабинет. Судя по его поведению, он не знает, что я уезжал.

— Что тебе? — спрашивает Вильямс, усаживаясь за свой стол.

— Тот дом, из которого ты меня выдернул от Дзанутти и Генри — вы ведь его уже проверили?

— Конечно. Только толку никакого: хозяин некто Джордж Смит, которого никто из соседей ни разу не видел. Но вот что странно: хозяина нет, но дом запустелым не выглядит. Наоборот, складывается такое впечатление, что хозяин вышел пять минут назад и вот-вот снова придёт. Ну, да ты же сам видел, мы его вместе с тобой тогда почти весь обошли.

— Что-то вроде явочной квартиры?

— Я тоже так подумал, только вот чья? С того самого дня за ней наблюдают наши люди, но никто там не появлялся.

— Думаю, сегодня-завтра появятся. У тебя там опытные люди наблюдают, их не обнаружат?

— Да как сказать… В общем-то, я им такой цели не ставил… Сидят двое в машине, через три часа меняю.

— Убери их вообще. И срочно.

— В чём дело? Давай выкладывай.

— Хочешь взять Жадного Чака?

В отличие от почти правды, которую преподнёс копам Мидлтауна, Вильямсу сообщаю правду полную. Он шебуршит указательным пальцем в правом ухе.

— Бывают проблемы со слухом, — объясняет он. — Отрубается на несколько секунд, а дальше всё нормально. Сейчас вот, например, совсем не слышал, что ты, оказывается, нарушил подписку о невыезде. А всё остальное — хорошо. Съездил ты плодотворно и полезно, что и говорить. Но идеи пока не уловил: конечно, хочу взять Чака! Кстати, она и здесь тебе соврала: у нас на него столько, что на десятерых хватит. Ладно, давай свою идею.

Излагаю свой план. Сказать, что Вильямс ошарашен — ничего не сказать. Он просто смят и уничтожен.

— Ведь мог бы догадаться, — признаёт он. — В общем-то, всё говорит за то, что ты прав. Жадного Чака никто не видел уже три года, а дела его идут. И вроде бы как он сам по-прежнему всем заправляет. Значит, пойдёшь ты?

— Это лучший вариант. Они ведь считают, что я в каталажке в Мидлтауне, и на этот раз мне не отвертеться: убийство совершено из моего револьвера, взяли меня неподалёку от дома, плюс у меня есть мотив для убийства — из Мидлтауна уже делали запрос по поводу меня в ваше управление. Ну, а о моём алиби этой парочке неизвестно. Так что психологически это будет сильный удар. Должно сработать.

— Но без оружия к ним соваться опасно…

— Что у тебя бывают проблемы со слухом, уже знаю. А со зрением как?

Я распахиваю левую полу пиджака и демонстрирую рукоятку пистолета, торчащую из кобуры.

— Чистый, — поясняю я, — а откуда он — тебе лучше не знать.

— Зачем мне знать то, чего я не видел? Надеюсь, что это действительно чисто, и ты знаешь, что делаешь. Во сколько начнём? Твой план — руководи.

— Очень осторожно отправь туда техников: пусть установят скрытую камеру в той комнате, где в прошлый раз мы беседовали с Дзанутти. Она у них вроде гостиной, так что не сомневаюсь, что застану их именно там. Только пусть сначала кто-то опытный проверит, действительно ли в доме пока ещё никого нет. Думаю, что наши друзья придут в дом, когда уже стемнеет. Значит, я отправлюсь туда часов в шесть. Как только услышу, что они вошли, пришлю тебе пустую эсэмэску — сразу же оцепляй дом. А как только выведаю от неё всё, что нужно, позвоню. Можешь не особо торопиться, потому как в это время буду держать их под дулом пистолета. А если по какой-то причине не буду, тоже нет смысла торопиться: их всё равно возьмёшь, только вот мне уже помочь не сможешь.

— А почему бы тебе просто не взять с собой моих людей?

— Нельзя. Убеждён, что она сразу же их почувствует. Да и Генри весьма не прост. Нет, в доме я должен быть один.

— Ну, смотри, как знаешь. Тогда до вечера!

Мы обмениваемся рукопожатием, и я уезжаю. Но по дороге мне приходит в голову ещё одна идея, и я еду к Стиву, чтобы по его базе проверить некоторые вновь открывшиеся детали. Его данные подтверждают, что в своих предположениях я прав.

Наконец, отправляюсь в свой офис. Может, придёт кто-то из клиентов, что было бы весьма кстати, а то ведь уже третий день отрабатываю эти несчастные восемьсот долларов, и вечерняя операция мне тоже никаких дивидендов не принесёт, только может обеспечить мою дальнейшую безопасность. Что, правда, уже немало. Без этого вряд ли получится заработать хотя бы следующие восемьсот долларов.

Хорошо бы нанять секретаршу, чтобы принимала клиентов в моё отсутствие, но при таких доходах это дело весьма отдалённого будущего. Остаётся надеяться, что кто-нибудь наговорил что-то на автоответчик. Или оставил письмо на столике в прихожей.

Открываю дверь и смотрю на столик, но там только приготовленные чистые листы бумаги и ручка. Остаётся надежда на автоответчик.

Со вздохом отпираю дверь в офис и настораживаюсь: всегда запираю на два оборота, а сейчас закрыто на один. Выхватываю пистолет, распахиваю дверь и обрабатываю стволом комнату. Никого. Однако уже с порога чувствую запах знакомых духов, а дверь в ванную слегка приоткрыта, хотя я всегда её плотно закрываю. И я тут же понимаю, в чём причина: чтобы можно было легко распахнуть. Держа пистолет наготове, вхожу и говорю:

— Выходите, Милдред! Я здесь!

Вместо неё первым вполне может выскочить её дружок, поэтому сажусь на диван под прикрытием стеллажа и держу дверь на прицеле. Но тут сзади распахивается дверь одёжного шкафа, и я получаю сильный удар по затылку, очевидно, рукояткой пистолета.

«А ведь в этот раз я её почти догнал», — с сожалением успеваю подумать, прежде чем свалиться в черноту.

На этот раз меня не приводят в чувство ударом в челюсть, выплываю из небытия самостоятельно.

— Не понимаю, почему бы его просто сразу же не шлёпнуть, — слышу недовольный голос Генри. — С того дня, как мы с ним связались, у нас одни неприятности. У меня глушитель, давай я прикончу его и уходим.

— Не говори ерунды. Нам обязательно нужно от него узнать, что о нас известно в полиции. От этого зависит, придётся ли куда-то срываться или можно спокойно продолжать работать здесь.

— Так это он нам и сказал!

— А мне и не нужно, чтобы он сообщал это впрямую. Достаточно только поговорить и с ним, и всё станет ясно. Пойди, запри входную дверь, там есть щеколда.

Слышу, что он выходит и возится со щеколдой. Открываю глаза: сижу на диване, на руках наручники. Передо мной лицо Милдред.

— Привет, Мэтт! — говорит она без тени смущения или досады, а вполне даже дружелюбно.

— Привет и тебе, Жадный Чак! — отзываюсь я.

Входит Генри и настороженно поглядывает на нас обоих. Пистолет у него действительно с глушителем.

— Ага, значит, вычислил? А не скажешь, когда?

— Не всё ли равно? Да и какой смысл мне об этом говорить: вы же собрались меня прикончить, и любая моя с вами откровенность ничего не изменит.

— Ну, а почему бы просто не удовлетворить любопытство женщины? Бескорыстно. Мэтт, мне и в самом деле очень интересно, когда и как ты это узнал! Почему-то у меня с тобой ничего не получается: ты прямо какой-то непотопляемый! До встречи с тобой у меня не было ни одной осечки.

Если мыслить чисто логически, то никакого смысла в затягивании времени нет: любой наш самый длинный разговор не продлится до шести часов вечера, чтобы Вильямс, обеспокоенный, что меня нет на месте, примчался бы сюда и спас вторично. Но это только чисто логически. Когда идёт речь о жизни, цепляешься за любую возможность оттянуть конец, надеясь, что за это время что-то изменится и откуда-то придёт спасение. Поэтому соглашаюсь.

— Хорошо, но с условием: сначала ты ответишь на все мои вопросы.

— Это справедливо. Мне особо спешить некуда, я могу это узнать и как-нибудь потом, а вот у тебя такой возможности уже не будет. Спрашивай.

Она усаживается в кресло с правого боку от меня. Ни дать ни взять — непринуждённая беседа. Правда, мне сидеть не так удобно, как ей.

— Для чего на самом деле был весь этот цирк с убийством клерка вместо Дзанутти? В самолёте, в бытность твою агентом ФБР, твоё объяснение прозвучало логично: Дзанутти убивать нельзя, потому что он нужен живым, чтобы взять Жадного Чака. Но поскольку ты и есть Жадный Чак, то какой в этом был смысл? Только будь добра, отвечай на этот раз честно, твоей ложью я уже сыт по горло. Если пойму, что ты снова врёшь, ни на какую мою откровенность не рассчитывай.

— Что ж, тоже справедливо. Слушай. О том, кто я на самом деле, не знает… не знал ни один человек, кроме Генри, Дзанутти считал меня своим помощником и вообще своим человеком, поэтому ничего не скрывал. Когда я узнала, что этот мошенник утаил весьма неслабую часть доходов, он был обречён. Несмотря на то, что все его художества хорошо известны полиции, никаких прямых доказательств против него не было: он достаточно хитёр, чтобы всё проворачивать чужими руками. Следовательно, он законопослушный гражданин и имеет право на защиту этого самого закона. Но главное даже не в этом: его убийство привело бы к тому, что полиция города стала тянуть за все ниточки его связей и, возможно, могла чего-нибудь нарыть. Это серьёзно помешало бы всему нашему бизнесу. Вот и пришлось убирать его за два приёма. Я решила инсценировать убийство Дзанутти, но таким образом, чтобы подлог раскрылся. Тогда Дзанутти оказался бы вне закона: кто бы поверил, что это не он сам убил клерка для собственной безопасности? Но надо было, чтобы кто-то подтвердил, что видел его живым после мнимой смерти. Эту роль я отвела тебе.

— Так всё-таки клерка было запланировано убить с самого начала? И это вовсе не идея Дзанутти, а твоя?

Она ничего не говорит, только с улыбкой кивает.

И тут я увидел, что у меня появились, хоть и минимальные, но шансы на спасение. Во время её монолога я внимательно смотрел на неё, но всё же боковым зрением заметил, что Генри явно расслабился. Что и неудивительно: за всё время нашего с ним знакомства я слышал от него всего пару фраз, да и то только недавно. И без того было понятно, что Генри — человек действия, а сейчас ещё выяснилось, что любой разговор его попросту усыпляет. Кроме того, я давно чувствовал, что на чём-то сижу; на каком-то маленьком, но достаточно твёрдом предмете — достаточно твёрдом, чтобы в случае необходимости оказаться оружием.

Я слегка пошевелился, чтобы проверить реакцию Генри. Он тут же глянул на меня, но не забеспокоился: мои руки у него на виду, да и пошевелился-то я чуть-чуть. Тогда я тут же произвёл второе действие: якобы, чтобы удобнее было слушать Милдред, опёрся скованными руками на правое колено и, слегка от него оттолкнувшись, повернулся вполоборота к Генри. Теперь моя правая рука было вне пределов его видимости, и я собрался после того, как он снова расслабится, потихоньку вытащить из-под себя этот предмет.

Милдред продолжала:

— Но Дзанутти всё испортил. Он захотел тебя убить и велел нам с Генри привезти тебя в один из наших тайных домов. Я резко возражала, и он приказал Генри меня связать. Генри так и сделал, только не стал сильно затягивать японский узел. Ну, а дальше ты знаешь. Генри мне потом по телефону втайне от Дзанутти сказал, что стрелял в тебя так, чтобы не попасть, так что с тобой всё нормально. Я велела ему вместе с Дзанутти отправляться в Мидлтаун, а сама ждала тебя в аэропорту, чтобы уж точно сопроводить до места. Ну вот, всё. По-моему, понятно, что на сей раз говорю чистую правду. Это все твои вопросы?

Конец ознакомительного фрагмента.