Девушка в бегах

Эбигейл Джонсон, 2020

Семнадцатилетняя Кэйтелин живет с матерью, которая установила строгие правила. У девушки нет мобильного телефона и друзей, она не ходит в школу и получает домашнее образование. Чтобы добиться какой-то свободы и отвлечь мать, Кэйтелин создает для нее профиль на сайте знакомств. Но с этого момента в жизни Кэйтелин начинают происходить неожиданные события: преследование неизвестными, исчезновение матери. Теперь девушка спасается бегством и должна раскрыть тайны прошлого своих родителей.

Допрос

Я осторожно приближаюсь к нему; его глаза следят за каждым моим шагом. Когда я опускаюсь на колени перед ним и задерживаю взгляд на его кляпе, я замечаю, как отчаянно он пытался от него избавиться. Уголки рта у него по-прежнему кровоточат — в отличие от засохших ссадин на лице. Помедлив, я поднимаю руки.

Сколько времени уже прошло? Солнце уже село, значит, тридцать минут? Час? У него было время обдумать, что он мне скажет. Достаточно времени, чтобы сказать мне только то, что захочет.

Я откашливаюсь. Я не умею проводить допрос. У меня нет никакого способа проверить, не врет ли он, а он явно будет стремиться соврать, чтобы заставить меня отпустить его.

Я просовываю руку ему за голову, стараясь не замечать, что кожа касается чего-то мягкого и липкого, и принимаюсь разбираться с узлами.

— Мы оба знаем, что тот человек в сапогах вернется, когда не найдет меня, и он может быть не один. Если я решу, что ты мне врешь хоть в чем-то, я просто оставлю тебя здесь дожидаться его. — Чувствует ли он, как у меня дрожат руки? — Я не собираюсь освобождать тебя. Так что даже не проси. Ответь на мои вопросы, и я обещаю, что позвоню в мотель после того, как уйду, и расскажу им, где тебя найти. — Я дожидаюсь, пока он кивнет, хотя это лишь вежливый ответ на бессмысленное утверждение. Виновен он в чем-то или нет, он ответил бы то же самое. Мне придется убрать кляп.

Когда я снимаю его, у меня самой перехватывает дыхание. Это кусок мешковины, и он присох к уголкам его рта. Когда я отрываю его, там начинает собираться свежая кровь. Но это еще не самое плохое. У него во рту еще больше ткани, целый комок, засунутый ему в горло. Когда я вытаскиваю его, это выглядит как какой-то садистский фокус.

Он втягивает воздух, давится, снова втягивает воздух и лишь затем делает глубокий вдох и начинает говорить. Точнее, пытается. Он кашляет и глотает слюну. Я подбираю одну из бутылок с водой, рассыпанных по ковру. Когда я наклоняю ее к его рту, по его подбородку и шее течет порозовевшая вода, пропитывая воротник его серой футболки и темно-синего худи. Сделав несколько глотков, он отстраняется и снова принимается откашливаться, сплевывая на пол кровь и что-то еще… часть зуба? Я пытаюсь сдержать тошноту. Я никогда не видела такой жести, и поэтому меня мутит.

Но все же я заставляю себя отодвинуть эмпатию в сторону. Мама пропала, и меня ищут. Вполне вероятно, ищут люди этого парня.

Он наклоняет голову, чтобы отпить еще воды, и я подаю ему бутылку. Он выпивает половину, прежде чем сделать перерыв.

— Спасибо, — говорит он, голос у него хриплый, и в нем слышится боль, — Кэйтелин.

Рука, в которой я держу бутылку, дергается, когда я слышу свое имя. Хотелось ли мне, чтобы он соврал, сказав, что не знает меня и не замешан в этом кошмаре? Возможно, хотелось.

— Кто ты?

— Можно еще воды?

— Нет.

Он напрягает связанные руки, пытаясь высвободиться. Ничего не выходит, но он достаточно умен, чтобы не просить меня помочь.

— Меня зовут Малькольм Пайк. Я учусь на втором курсе Пенсильванского университета, специализируюсь по информатике. По крайней мере, специализировался.

Машина, в багажник которой его запихнули, принадлежала ему.

— Откуда ты меня знаешь, Малькольм Пайк?

Он смотрит мне прямо в глаза.

— Мне заплатили, чтобы найти тебя. То есть твою маму.

Я встаю, чтобы смотреть на него сверху вниз, чтобы создать впечатление, будто я контролирую ситуацию и мне вовсе не хочется снова спрятаться под кроватью.

— Кто тебе заплатил?

— Эмили Эббот.

— Я не знаю, кто это.

— Твоя мама знает.

— Где моя мама?

— Если бы я знал ответ, меня бы здесь не было.

Мне кажется, будто я задыхаюсь; не показывая этого, я приседаю на корточки перед ним. Вблизи его лицо выглядит еще хуже.

— Я тебе не верю.

— Добро пожаловать в клуб. А ты думала, почему мое лицо так выглядит?

Похоже, он дал кому-то неправильные ответы. Многократно.

— Кто ты?

— Я же сказал. Маль…

— Нет. Кто ты на самом деле? Почему ты оказался в багажнике? Почему ты искал меня? И кто сказал тебе, где меня найти? — Я наклоняюсь поближе. — Кто ты и кто был тот человек?

Он запрокидывает голову, прислонив ее к кровати.

— Это долгая история.

Я встаю, подбираю два куска разорванной дверной цепочки, а затем бросаю их ему на колени.

— Расскажи ее быстро.

Дело не только в том, что наше время уже давно вышло, но и в том, что у меня почти не осталось сил изображать уверенность. Я вряд ли смогу выдержать это долго.

Он смотрит на разорванную цепочку, как будто на ее месте могло оказаться его собственное тело, и, судя по тому, как выглядит его лицо, это примерно так и есть. Он так же насмерть перепуган, как и я. Но это не важно, пока он не расскажет все, что мне нужно знать.

— Тот человек — охотник за головами, который решил, что даст мне сделать всю самую сложную работу, дождется, пока я найду твою маму, а затем сядет мне на хвост, чтобы я привел его к ней, и заберет награду.

Холодный пот скапливается на коже.

— Продолжай.

— Может, сначала уберемся отсюда? Я расскажу тебе все… — Мы оба поворачиваемся к двери мотеля. Сквозь щель в двери рядом с замком виден проблеск света. Он мелькает еще раз, и я понимаю, что снаружи кто-то прохаживается туда-сюда.

А затем мы слышим голоса.

— Отойди оттуда, — говорит женский.

— Думаю, кто-то выбил ее, — отвечает мужской. Он звучит намного ближе к нам. Луч света, пробивающийся в комнату, снова смещается. — Гляди. Видишь след от сапога?

— Ага, вижу, вот поэтому тебе и стоит отойти подальше.

— Думаешь, кто-то там все еще прячется?

— Думаю, мне все равно, — отвечает женщина. Ее голос становится громче, когда она подходит ближе. — Так дадут нам комнату или нет?

— Может, внутри кто-то раненый или умирающий…

— Вот что я тебе скажу, — говорит она. — Можешь провести всю эту ночь, разбираясь с тем, кто прячется в этой комнате, или…

Ее намек очевиден.

— Ладно, но я скажу менеджеру. Может, он даст нам скидку.

— Что ты имеешь в виду — нам? — Стук каблуков ускоряется, видимо, она спешит следом за ним.

Я снова поворачиваюсь к Малькольму, и он словно читает мои мысли.

— Если нас найдут в таком виде, тебе придется объяснять намного больше, чем выбитую дверь.

Он пожимает плечами, продемонстрировав мне свои связанные запястья.

Он прав.

И я не смогу объяснить ничего.

Вызовут полицию — какая ирония, что вначале я хотела именно этого, и тогда мама сказала, что в полицию идти нельзя. Я встаю и подхожу к одному из окон. Выглянув в проем между занавесок, я вижу, как женщина направляется к офису администратора.

Обернувшись, я обнаруживаю, что Малькольм за это время передвинулся к другому окну. Я впечатлена и одновременно напугана тем, что он сумел забраться так далеко, оставаясь связанным. Так что я еще сильнее убеждаюсь в том, что лучше не освобождать его от пут. Но если мы намерены выбраться отсюда, сделать это неизбежно придется.

Я иду в ванную, засовываю пальцы под острую, как бритва, планку оконной рамы — форма которой в точности соответствует порезу на моем бедре — и выламываю ее с одного конца.

Увидев, как я подхожу к нему с острым куском металла в руке, Малькольм прижимается к стене.

Опустившись на колени рядом с ним, я засовываю руку ему за спину. Угол ужасно неудобный; его плечо впивается мне в грудь. Я перепиливаю стяжки у него на запястьях.

— Как только мы уберемся отсюда, ты расскажешь мне все.

Я не могу подкрепить свои слова угрозой, потому что, как только я его развяжу, у меня вообще не останется аргументов. Пока он растирает запястья, осторожно, старясь не касаться опоясывающих их кровоточащих алых полос, я принимаюсь за стяжки у него на лодыжках.

— Несколько дней, — говорит он, поймав мой взгляд. — Не знаю точно, как долго, но думаю, если бы ты мне не помогла, я бы вряд ли дотянул до четырех.

— А мне не пришлось бы бежать, спасая свою жизнь, если бы ты не указал направление. — Я перерезаю последнюю стяжку у него на лодыжках. — Так что не благодари.

Я оставляю его, чтобы он сам поднялся на ноги, а сама тем временем подбираю с пола все, что выглядит полезным. Запихиваю в рюкзак остатки протеиновых батончиков и столько наборов первой помощи, сколько могу унести. Пакеты из магазина я не беру — мне нужно, чтобы обе руки были свободны.

Беру свой самодельный нож, сделанный из куска оконной рамы, и убеждаюсь, что Малькольм видит, как я запихиваю его за пояс джинсов.

Он хромает к двери, и я невольно задумываюсь о том, не преувеличивает ли он свои травмы, чтобы я ослабила защиту. Но даже если бы он полз по полу, помогая себе одной рукой, я бы все равно взяла с собой оружие.

Демонстративно положив руку на свой импровизированный нож, я киваю Малькольму, чтобы он выходил первым.