Ахульго

Шапи Казиев, 2008

В книге писателя Шапи Казиева в художественно-историческом плане воссоздаются события времен Кавказской войны в Дагестане (первая половина XIX века). Героями увлекательного повествования стали многие известные исторические личности, а также образы, созданные воображением автора. Книга представляет интерес для широкого круга читателя.

Глава 26

Хан вертелся на коне, торопя Фезе: — Надо на них напасть, пока Шамиль не ушел и пока другие не явились!

— Я того же мнения, — ответил Фезе.

Он выехал вперед и приказал:

— В атаку!

Забили барабаны, войско Фезе двинулось вперед, где на подступах к аулу разгоралась битва.

Фезе все еще надеялся взять Шамиля. Но жители защищали аул вместе с опытными и отлично вооруженными мюридами.

Несколько атак захлебнулось. Шамиль позволял убирать раненых и убитых, надеясь, что Фезе поймет тщетность своих усилий и отойдет. Но генерал жаждал реванша. Он отвел солдат, чтобы снова пустить в ход артиллерию.

На перевале, справа от села, появилась толпа конных и пеших горцев. Это прибыл Ахбердилав с мюридами и поднятыми по тревоге ополченцами. Не зная, как теперь поведет себя Шамиль, Фезе прекратил атаки, выстроил войска прямоугольником, в каре, и стал выжидать.

Увидев, как обстоят дела, Ахбердилав предложил Шамилю атаковать неприятеля.

— Пока нам лучше оставаться здесь, — сказал Шамиль.

Тут из рядов прибывших мюридов показался седобородый изобретатель Магомед.

— Но у них пушки!

— А нам их так не хватает, — с сожалением качал головой Ахбердилав.

— Мы их захватим! — убеждал Магомед.

— Ты хочешь, чтобы я отдал всех наших людей ради какой-то пушки? — осадил его Шамиль.

— Слишком дорогая цена.

Вдруг о стену рядом с Шамилем чиркнула пуля. Затем рядом просвистела еще одна.

Шамиль спешился, и тут над его головой пролетела третья пуля, выбив из стены осколки.

— Снайпер, — определил Юнус.

— Они узнали тебя по шашке на правом боку, — предположил Султанбек.

— Солдаты думают, что ты левша.

— Горе им, если я возьму шашку в правую руку, — усмехнулся Шамиль, перевешивая шашку на другой бок.

Противники простояли в том же положении еще один день. Вечером на плечо Юнуса сел голубь, вернувшийся от Ага-бека.

— Умная птица, — улыбнулся Шамиль.

— Накорми ее и спрячь в клетку.

Ночью в русский лагерь, переодевшись солдатами, пробрались Магомед и Султанбек. Они собирались похитить пушку. Орудия стояли на взгорке, готовые к движению и удерживаемые только подпорками. Пока Султанбек удерживал оглушенных солдат, Магомед вынул подпорки. Пушка сдвинулась с места, а затем покатилась с горы, круша по пути костры и палатки. Пушка оказалась слишком тяжелой. Она не остановилась, как рассчитывал Магомед, на дороге под аулом, а пронеслась через все рытвины и полетела в пропасть. Магомед чуть не плакал от досады и готов был последовать за пушкой, если бы его не удержал Султанбек.

В лагере начался переполох, но никого поймать не удалось.

Ночью выпал снег, и утром на нем была ясно видна колея от колес пушечного лафета, которая вела прямо к пропасти. Потерю пушки списали на нерадивых пушкарей, плохо поставивших подпорки. В наказание Фезе приказал их расстрелять, потом заменил расстрел на шпицрутены. Когда началась экзекуция, Фезе отменил и ее во избежание солдатского бунта. А преступных пушкарей поставил во главе колонны, коей предполагал начинать атаку на аул.

Наутро явился Хаджи-Мурад с остальной милицией. Он не смог усидеть в Хунзахе, когда неподалеку был знаменитый Шамиль, с которым Хаджи-Мураду давно хотелось помериться силой и храбростью.

Фезе снова открыл артиллерийский обстрел, а затем приготовился двинуться на штурм двумя колоннами. Первую колонну замыкала рота волонтеров, вооруженных чем попало. Впереди стоял Михаил с солдатским ружьем. Он примкнул штык, на который в таких делах полагался больше, чем на ружье, и обратился к волонтерам:

— Господа! Держаться вместе! Команды исполнять в точности! И не пытайтесь поймать горцев руками. Под пули не лезьте. Коли суждено, они сами вас найдут.

Затем Михаил достал из-под рубахи золотой медальон, в котором хранилось изображение его любимой супруги Елизаветы, поцеловал его и перекрестился.

Коннице Ахмед-хана велено было обойти аул с тыла. Но хан, поговорив с Хаджи-Мурадом, сказал, что его джигиты пойдут на аул в лоб, а колонны пусть окружают.

— Конница — в лоб? — удивился Фезе.

— На завалы? Это неправильно.

— Наше дело, — сказал Хаджи-Мурад и, свистом подав сигнал, бросился вперед.

Следом помчались его нукеры. Колонны были еще далеко, когда Хаджи-Мурад уже ворвался в аул. Его джигиты носились по узким улочкам, нигде не встречая сопротивления, но все еще ожидая засады.

— Ушел, — сообщил Хаджи-Мурад, когда начали подходить колонны.

— Шамиль ушел? — не верил Фезе.

— Весь аул.

Услышав, что аул пуст, солдаты закричали «Ура!», а волонтеры бросились за трофеями, чтобы иметь доказательства участия в славном деле.

Они успели возмужать, когда увидели кровь во время первой атаки. И у многих пропало желание идти в следующую. Но выглядеть трусом никто не хотел. И, когда все так благополучно разрешилось, они резвились, как дети, штурмуя пустые дома. Кому-то везло, он находил брошенную папаху, сломанный кинжал или разбитое ружье.

Юнкер Стрелецкий счел, что ему повезло больше других, когда в доме на окраине аула он обнаружил настоящего горца, хотя и очень старого. Старик сидел в накинутой на плечи овчинной шубе с длинными, ушитыми на концах рукавами. Сидел, прислонившись к каменной стене и беззвучно шевелил губами, будто читая молитву. Старик не захотел покидать свой аул. А кинжал положил на пол перед собой, сдаваясь на милость победителей.

Стрелецкий, держа наготове пистолет, осторожно подошел к старику и наклонился, чтобы забрать его кинжал. В это мгновенье старик выхватил из рукава овчины саблю и нанес Стрелецкому удар. Юнкер рухнул, едва успев выстрелить. На выстрел сбежались его друзья.

Старик выставил перед собой окровавленную саблю и тихо смеялся, обнажив почти беззубый рот.

— Бей его, ребята! — крикнул кто-то, но волонтеры все не решались подойти.

— Может, лучше его пристрелить? — предложил другой волонтер.

Но тут подоспел их командир Нерский.

— Чего стоите? — закричал он на волонтером.

— Унесите раненого!

Волонтеры, будто опомнившись, подхватили раненого Стрелецкого и понесли его со двора. Но один остался, не сводя со старика пистолета.

— Не стрелять, — приказал Нерский.

— Он моего друга ранил, Сашку Стрелецкого! А может, и вовсе убил! — отвечал волонтер, не сводя со старика испуганных глаз.

— Мы пришли в его дом с оружием, — сказал Нерский.

— За это и мы французов убивали.

— То — французы! — растерялся волонтер.

— Уходи, — велел Нерский волонтеру и направил штык на старика, — не то будут потом кошмары мучить. Я сам его.

Волонтер опустил пистолет и побежал за своими друзьями. Седобородый, не переставая смеяться, покачал головой и бросил саблю перед Нерским.

— Сам одной ногой в могиле, а туда же, воевать, — покачал головой Нерский. Затем опустил штык, поднял саблю старика и ушел.

Вскоре за тем во двор въехал Хаджи-Мурад. Увидев его, старик перестал смеяться.

— Зачем не ушел? — спросил его Хаджи-Мурат, кружа на коне по двору.

— Хотел на тебя посмотреть, — прошамкал старик.

— Ты, говорят, герой.

— Они возьмут тебя в плен, — сказал Хаджи-Мурад.

— В плен? — опять засмеялся старик.

— Я даже молюсь сидя, ноги не держат. Какой из меня аманат?

— А рука еще крепкая, — сказал Хаджи-Мурад, поворачивая коня обратно.

— Лучше пусть убьют, — сказал старик.

— И примут на себя мои грехи. Чего мне еще желать?

Хаджи-Мурад ничего не ответил и выехал со двора.

Рана Стрелецкого оказалась неопасной. Волонтеры окружили перевязанного приятеля, наливая ему в походную кружку рому и попутно делясь впечатлениями.

— А того абрека старого кто порешил? — спрашивал Стрелецкий, прижимая к себе трофейный кинжал, который теперь принадлежал ему по праву.

— Андрюха, — отвечали друзья.

— Из пистолета.

— Кажется…

— Да нет, его командир наш штыком пригвоздил!

Юнкер испугано улыбался и лихорадочно отхлебывал ром из кружки.

Убедившись, что аул полностью оставлен, что кроме кур тут ничего нет, Фезе приказал разрушить дома. Но Ахмед-хан с ним не согласился.

— Этот аул всегда принадлежал хунзахским ханам, — сказал он.

— Зачем же уничтожать нашу собственность? Люди могут вернуться, если им будет где жить. Тогда я обложу их штрафом и заставлю платить подати.

— Но это дома преступников, — настаивал Фезе.

— Их следует покарать!

— Наверное, — согласился Ахмед-хан.

— Но дома не виноваты.

Фезе простоял в ауле еще день, не решаясь преследовать Шамиля по заснеженным горам. Тем временем прибыл посыльный с плохими известиями. Ага-бек в Южном Дагестане, в Самурской долине, поднял новое восстание, грозившее перекинуться на Шекинскую провинцию.

Фезе предписывалось срочно вернуться назад. Генерал был в отчаянии. Он снова упустил Шамиля. Фезе понимал, что это был его последний шанс и он его не использовал.

Ахмед-хан почувствовал облегчение, когда Шамиль удалился. Но мысль о том, что восстание в Южном Дагестане вспыхнуло не случайно, наводило его на мрачные предположения. Хаджи-Мурад тоже считал, что все это неспроста. И не удержался, чтобы не сказать:

— Сегодня Ага-бек бунтует, завтра Ташав Чечню поднимет. Скоро генералам будет не до Хунзаха.

— Главное, чтобы им было дело до Шамиля, — злился Ахмед-хан.