Ахульго

Шапи Казиев, 2008

В книге писателя Шапи Казиева в художественно-историческом плане воссоздаются события времен Кавказской войны в Дагестане (первая половина XIX века). Героями увлекательного повествования стали многие известные исторические личности, а также образы, созданные воображением автора. Книга представляет интерес для широкого круга читателя.

Глава 10

Курбан, переполненный радостью от предстоящей женитьбы сына, старался гнать отару как можно быстрей. Но когда увидел расположившиеся у дороги мюридов, повернул отару в их сторону.

Мюриды времени не теряли. Кто чистил коней, кто смазывал ружья или точил сабли, кто читал Коран. Курбан поприветствовал воинов, и те отвечали ему с почтением к его сединам, а баранов его будто вовсе не замечали. Курбан знал, что на содержание мюридов выделялись деньги из имамской казны, но и сам решил пожертвовать несколько баранов. Накормить путников — дело богоугодное. Ведь и его сын скоро может оказаться среди них, и его кто-нибудь накормит в походе.

Он смотрел на этих парней и видел, что они из разных мест. Он различал особые черты салатавцев, андийцев, койсубулинцев, гумбетовцев, мехтулинцев, ауховцев, ичкерийцев, кумыков, людей из других обществ и народов. Но было у них всех и нечто общее, что отличает праведников от остальных людей. Шамилю было на кого положиться.

Курбан прикидывал, как бы выглядел его сын среди этих удальцов, а еще ему хотелось показать, что он и сам кое на что годится.

— Джигиты! — крикнул Курбан.

— Дарю барана тому, кто меня одолеет!

— А если одолеешь ты? — оглянулся на него стройный красавец, проверявший патроны в своих газырях.

— Тогда… — Курбан на мгновенье задумался.

— Тогда вспомните меня в своих молитвах.

— Хочешь бороться, отец? — спросил широкоплечий парень, откладывая отточенный кинжал.

— Давай!

Курбан слез с коня, скинул чуху, снял кинжал с пояса и закатал рукава рубахи.

— Валла-билла, — приговаривал крепыш, поплевывал на руки.

— Только потом не обижайся.

— Давай, Сулейман! — поддерживали его друзья, мгновенно собравшиеся в круг.

— Давно не ели жирных баранов!

Сулейман не нападал, выжидая, пока борьбу начнет старший. Курбан сделал отвлекающий выпад, парень невольно отшатнулся, и Курбану хватило этого мгновения, чтобы обхватить Сулеймана за пояс. Удивленный такой ловкостью, Сулейман решил бороться всерьез, резко вывернулся, приподнял Курбана и хотел уже бросить его на землю. Но тот успел зацепить своей ногой ногу соперника, и они упали вместе.

— Все, все! — закричали зрители, беспокоившиеся за Курбана.

— Хватит!

— Ничья!

Соперники поднялись, но Курбан все еще порывался снова вступить в схватку.

— Ладно, отец, ты победил, — улыбался Сулейман, отирая со лба пот.

— Давай еще! — требовал Курбан.

— Я тебе покажу, как надо бороться!

— Видел бы меня отец — уши бы мне оборвал, — сказал Сулейман.

— А как тебя зовут?

— Курбан я, — сказал чабан, миролюбиво пожимая сопернику руку.

— Ты силач, Курбан! — говорили мюриды, тоже пожимая ему руку.

— А шрам такой у тебя откуда?

— Было дело! — кивнул Курбан, одеваясь и возвращая кинжал на место. Затем показал ярлыгой вдаль: — Вон, видите, верхушки торчат? Ахульго! Мы там неделю против пушек стояли, а потом на штыки бросились.

— У меня там брат погиб, — сказал Сулейман.

— Брат? — насторожился Курбан.

— Как его звали?

— Малик из Согратля.

— Не помню, — признался Курбан.

— Из Согратля много людей было.

— Они на подмогу пошли.

— Да будет им доволен всевышний, — сказал Курбан, а затем показал на отару.

— Пять баранов! Они ваши.

Мюриды бросились ловить баранов. Увидев среди пойманных белого барана с лихо закрученными рогами, Курбан сказал:

— Этого оставьте, — чабан подцепил ярлыгой за ногу большого черного барана и передал его мюридам вместо белого.

— Этот мой, а белый — соседа, без разрешения не могу. Да мой, сами видите, пожирнее будет.

На площади у мечети собирался народ. Плоские кровли домов были полны женщин и детей. Посмотреть на то, что станет с отступниками, выбрались даже сгорбленные, будто окаменевшие старухи с орлиными носами. Они так много повидали на своем веку, что их уже трудно было чем-то удивить. Они давно перестали ждать добрых новостей, привыкнув к вестям печальным и горестным, но Шамиль был необычным человеком, которому удавалось то, что было невозможно для других. Из каждой беды он выходил еще более сильным. Посмотреть на такого имама было интересно даже старухам.

— Машаалла! — восторгались одни.

— Астауфирулла! — немели от страха другие.

— Иншаалла! — желали побед Шамилю третьи.

Девушек, успевших принарядиться, больше занимали молодые мюриды Шамиля. Девушки рассказывали про них удивительные истории и старались выяснить, все ли из них женаты. А если и женаты, то сколько у них жен? Две, как у Шамиля, или все четыре, как это разрешено по шариату?

— А какое богатое оружие!

— А какими орлами смотрят!

— Львы, а не люди!

Сам Шамиль давно уже стал для горцев живой легендой. Чудесным было само рождение Шамиля. Вернее, его перерождение. Имя его сначала было Али. Но когда младенец вдруг сильно заболел и оказался на грани смерти, родители прибегли к крайнему средству. В надежде сбить с пути ангелов смерти, когда те явятся за душой Али, ребенку дали другое имя — Шамиль. Мало кто верил, что это поможет, но мальчик стал быстро поправляться и с годами преобразился в юношу, с которым никто и ни в чем не мог соперничать. В руках его всегда были кинжал или Коран, а чаще — и то, и другое. Драться с ним на кинжалах, даже в шутку, мало кто решался, потому что Шамиль так упорно упражнялся, что владел левой рукой не хуже, чем правой, и мог драться обеими сразу. Он будто знал, что ему предстоят испытания, каких еще никто не переносил, и упрямо твердил своей матери, опасавшейся за его здоровье:

— Аллах дал мне это тело не для того, чтобы я жалел его сегодня, а за тем, чтобы оно спасло меня завтра.

Мальчишки рассказывали друг другу про то, как юный Шамиль усмирял самых строптивых коней, про огромную змею, которую он убил, и про многие другие его подвиги, пленявшие воображение. Старики многое подтверждали, особенно то, как Шамиль отучил отца пить вино, поклявшись, что убьет себя на его глазах, но во многое и сами не могли поверить. Но и того, что было несомненной правдой, хватило бы на десяток великих героев. Чего стоила одна Гимринская башня, из которой Шамиль спасся, перепрыгнув через лес штыков, со сквозной раной в груди, которая другим принесла бы верную смерть. Люди верили, что Бог возродил его из мертвых, чтобы он спас живых.

Наконец, открылась дверь мечети, и из нее показались Юнус и Султанбек.

— Что вы там делали так долго? — спросил Шамиль.

— Молились, — сказал Юнус, хитро улыбаясь Султанбеку.

— Возмещали пропущенные в пути молитвы, — кивнул тот.

Вслед за ними, понурив головы, стали выходить те, кто угрожал разрушить мост, чтобы не пускать в аул новые сотни прибывших. Затем вышел и кади, читая на ходу судебную книгу.

— Какое решение ты принял? — спросил Шамиль.

— Они во всем раскаялись, — сообщил кади.

— И, если имам позволит, наказание может быть заменено штрафом.

Шамиль сурово взглянул на преступников и вскочил на коня.

— О люди! Почтенный джамаат! — воскликнул Шамиль, обращаясь ко всему народу.

— Вы дали мне кров, согрели мою семью и не раз явили свою отвагу! Но эти люди хотели бросить тень на славное имя вашего аула. Им не нравится, что мюридов становится все больше. Но разве не для вашей защиты люди становятся мюридами? Не для того ли, чтобы сохранить нашу свободу, они предают себя в руки всевышнего?

— Да, верно! — кричали люди.

— Накажи этих негодяев!

— Они заслуживают наказания, — соглашался Шамиль.

— Но это ваша земля и ваши люди. И на этот раз я решу так, как вы скажете.

— Будь к ним милостив, — попросил Курбан.

— Ради свадьбы моего сына.

— Так и быть, не буду омрачать праздник старому другу, — сказал имам, а затем указал на преступников.

— Я выберу им наказание помягче, чтобы они вспомнили, где живут и что происходит на нашей земле. Пусть каждый из них примет по десять мюридов и угощает как лучших друзей!

Народ одобрительно зашумел. Шамиль уже хотел взобраться на коня, когда Курбан подтолкнул к нему своего сына.

— Так это он? — улыбнулся Шамиль, пожимая парню руку.

— Как тебя зовут?

— Хабиб, — ответил парень.

— Он исполнит твою волю, — торопливо говорил Курбан, опасаясь, что Шамиля что-нибудь снова отвлечет.

— Но вот невеста…

— Кто может отказаться от такого жениха? — удивился Шамиль.

— И от такого мюрида?

— Невеста тоже согласна.

— Так в чем же дело? — не понимал Шамиль.

— Неудобно говорить… Этот кади… Он обещал заключить брак, но теперь мне и самому не хочется с ним связываться. У меня один сын, а кади… Кто теперь будет его уважать?

— Найди другого, — посоветовал Шамиль.

— Или попроси муллу.

— С ним у меня тоже нелады, — опустил голову Курбан.

— Волки его овцу загрызли, а я виноват…

— Выходит, препятствий много, — усмехнулся Шамиль.

— Только лучше жени сына, пока не поздно.

— А не мог бы ты?..

— несмело сказал Курбан.

— Тем более, что у невесты нет отца… А заодно будешь ее представителем, вакилем.

— У нее совсем никого нет, что ты меня об этом просишь? — спросил Шамиль.

— Мать только, — развел руками Курбан.

— Остальные на Ахульго погибли. Она сама меня попросила найти вакиля.

— Разве больше некому сделать доброе дело?

— Ну, это же быстро. А ты — всем ученым ученый. Не откажи, имам. Я на радостях твоим мюридам пять баранов отдал.

Шамиль улыбнулся и отдал уздечку Юнусу:

— Где мать невесты?

— Вон она, — указал Курбан на соседнюю крышу.

— Эй, Хадижат! Ты согласна?

И он принялся делать ей знаки, объясняя, что ее вакилем может стать Шамиль.

— Вай, Курбан! Конечно! Дай Аллах ему счастья и долгой жизни!

— Подойди, — велел Шамиль оробевшему от смущения парню.

Тот подошел.

— Дай руку.

Парень несмело протянул руку имаму. Шамиль взял ее и торжественно произнес:

— Бисмиллягьи ррахIмани ррахIим, что означало «Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного» и без чего не начиналась ни молитва, ни другое богоугодное дело.

Затем он соединил свою ладонь с ладонью парня и сложил большие пальцы так, чтобы палец жениха был чуть выше пальца представителя невесты, после чего накрыл их указательным пальцем своей левой руки и произнес:

— С помощью и с соизволения Аллаха и по пути, указанному пророком, отдаю невесту за… — Он повернулся к Курбану.

— За сколько отдают невесту?

— Договорились за пятьдесят серебряных монет.

— Много, — сказал Шамиль.

— Так у нас все холостыми останутся. Скажи ее матери, чтобы отдала за десять.

Курбан бросился к Хадижат, внимательно наблюдавшей за брачным сговором, и принялся горячо обсуждать с ней новые условия. Растерянная Хадижат только всплеснула руками и согласно закивала, испуганно поглядывая на Шамиля.

— Согласна, — сообщил Курбан, возвращаясь к важному делу.

— Отдает!

Шамиль повторил условия договора и спросил парня:

— Берешь ли ты ее в жены?

— Беру, — взволнованно ответил Хабиб.

Они повторили вопрос и согласие три раза. После чего Шамиль прочитал благословляющую молитву, объявил брак заключенным и снова взобрался на своего коня.

Счастливый отец похлопал сына по плечу:

— Ну, готовься к свадьбе.

— А когда играть будем? — растеряно спросил Хабиб.

— Чем скорее — тем лучше. Шамиль так сказал.

Хабиб приложил руку к сердцу и обратился к Шамилю, не смея смотреть имаму в глаза.

— Великий имам! Когда мне приходить в мюриды?

— Через год, — улыбнулся Шамиль.

— Когда станешь отцом. Если не передумаешь. И если разрешит твой отец.