Стихи дальнего края

Хэ Цзяньмин (2023)

Книга известного китайского писателя и журналиста, мастера документальной прозы Хэ Цзяньмина посвящена одному из наиболее впечатляющих аспектов «китайского чуда» — победе над нищетой. Автор рассказывает о том, как проходила борьба с бедностью в отдаленных горных районах Китая, на бесплодных пустынных землях, где, казалось, бы, невозможно было выполнить поставленную КПК амбициозную задачу — решить проблему бедности к концу 2020 года. В серии журналистских зарисовок о Сихайгу описан опыт удачных административных решений, поддержанный искренним энтузиазмом людей, увидевших возможность сделать свою жизнь лучше и добившихся действительно впечатляющих успехов. В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Глава 1. Слезы гор, думы вод

3. Место, где раньше человек человеку был волком

В Нинся есть два крупных горных хребта: Люпаньшань и Хэланьшань. Последний соседствует с рекой Хуанхэ; в этой влажной местности возникла своеобразная дикая культура юга. В отличие от Хэланьшань, горы Люпаньшань расположены очень далеко от воды, поэтому местную культуру можно определить такими словами, как «тощая земля», «максимальная нищета». Многие представляют себе этот район по стихотворению Мао Цзэдуна «Люпаньшань» (на мотив «Цинпинлэ»):

Там, за бледными облаками,

Гусь на юг улетает с криком.

Двадцать тысяч ли пройдено нами,

Но лишь тех назовут смельчаками,

Кто дойдет до Стены Великой!

Пик вознесся над Люпаньшанем,

Ветер западный треплет знамена…

Мы с веревкой в руках решаем,

Как скрутить нам седого дракона^[9].

В этих строках горы Люпаньшань предстают как революционная святыня, место, преисполненное героического духа и величественной мощи.

Исторические материалы и руины говорят о том, что Мао Цзэдун имеет в виду древнейший участок Великой стены, построенный еще при Цинь Шихуане^[10]. Он тянется через уезд Цзиннин в провинции Ганьсу до уезда Сицзи в Нинся, затем — вдоль восточного берега реки Хулухэ на север, проходит через деревни Дунпоцунь, Баолиньцунь и Минжунцунь в поселке Тайбаочжэнь уезда Сицзи, на юго-восточной окраине Тайбаочжэнь сворачивает на восток и оказывается на территории волости Маляньсян; вдоль реки Мяляньчуань она тянется на северо-восток, проходит через поселок Чжаничжэнь в округе Юаньчжоу, пересекает овраг, доходит до южного конца деревни Суньцзячжуан, где вновь сворачивает на восток, проходит через северную часть деревни Юйучжуан в ущелье Хайцзыся, огибает деревни Чанчэнлян, Минчжуан и Гочжуан в поселке Гуаньтинчжэнь, доходит до западного берега реки Циншуйхэ…

Стихотворение Мао Цзэдуна «Люпаньшань». Факсимиле

5 октября 1935 года Мао Цзэдун во главе Ганьсу-Шэньсийского отряда Красной армии Китая выступил из поселка Цзешипу уезда Цзиннин провинции Ганьсу, продвигаясь на восток через Цзянтай и Малянь, и тем же вечером стал лагерем в деревне Даньцзяцзицунь поселка Синлунчжэнь. 7 октября Мао Цзэдун вместе с Красной армией преодолел последнюю вершину на маршруте Великого похода — горы Люпаньшань. Ощутив творческий порыв, он написал стихотворение «Люпаньшань», чтобы в тяжелых условиях подбодрить и воодушевить солдат на борьбу с многочисленными трудностями и победу в Великом походе. Оно пропитано чувством гордости и неизбежности победы революции… С тех пор горы Люпаньшань тесно ассоциируются с революцией.

А что значат эти горы для самих жителей Сихайгу?

Интеллектуалы из Нинся и особенно из Сихайгу будут с жаром доказывать: это один из очагов китайской цивилизации, еще с тех времен, когда Хуан-ди объезжал с инспекцией Цзитоушань — «Гору петушиной головы». Эта гора упоминается в «Ши цзи» («Исторических записках»)^[11]. Запись в «Энциклопедическом словаре Нинся» гласит: «Это и есть горы Люпаньшань, что в уезде Цзинъюань, там берет начало река Цзиншуй… Названы так потому, что вершины имеют форму петушиного гребня и издалека напоминают петушиную голову». Когда древнекитайские правители объезжали с инспекцией эти земли, по обеим берегам тогдашней реки Цзинхэ «цвели густые травяные заросли и возвышались крутые утесы». Цзинхэ впадает в реку Вэйшуй в уезде Гаолин провинции Шэньси, причем река Цзиншуй славилась своей чистотой, а Вэйхэ — мутными водами: в Цзиншуй, берущей начало в горах Люпаньшань, чистая зеленая вода благодаря густым зарослям травы, а в Вэйхэ — мутная, там много ила и песка. В «Ши цзин» («Книге песен»)^[12] говорится: «Мутною кажется Цзин перед Вэй, там лишь, где мель, ее воды чисты. С новой женою пируете вы, верно, нечистою счел меня ты?»^[13]

На протяжении нескольких тысячелетий под воздействием северных ветров и пожаров бесконечных войн «Драконова гора» и ее окрестности (слово «дракон» произносится как «лун» в названии горы Луншань) превращались в пустыню, истощались и нищали, «пока дудник пообочь дорог не засох так, что его не станет есть даже лошадь, и пока путник не начал оплакивать то, что происходит у подножия Великой стены»^[14]. Некогда плодородная, орошенная водой земля превратилась в истощенную и измученную безводную пустошь. Засуха, бесплодная почва, ранние смерти. И все же именно эти «три древних цвета Нинся» породили созвездие шедевров пограничной поэзии^[15], наполненной печалью и скорбью.

«Прохладной осенью уныла и безлюдна дорога у заставы Сяогуань, северный ветер, завывая, ломает сухие травинки… Я провожаю тебя в дальний путь под жалобные трели тростниковой флейты, стою на горе Циньшань и созерцаю мрачные тучи над Луншань…» «Песнь тростниковой флейты» танского поэта Цэнь Шэня^[16], в которой лирический герой провожает друга, позволяет сполна прочувствовать хрупкую, нежную печаль и грусть «тоскливых ночных сновидений в пограничном городке».

«В инспекционной поездке по трем областям на границе. В небесах отражается свет, величественный простор в десять тысяч ли, нравы здесь столь же возвышенны… Мои доспехи, мой дозор, мои тайные донесения. Я воинствен, я хорошо вооружен и искусен в бою, я внезапен в маневре. После первой битвы направился на восток, где вслепую шатался по окраинным пустыням. После второй битвы отправился на запад, где сопротивлялся врагу, преодолевая морозы. Для третьей битвы отправился на юг, где ловил диких тигров и волков». До чего грозно и внушительно звучит «Гимн победам над императорскими пленниками» Ян Цзунчжэня!^[17]

«Тысячи, десятки тысяч всадников, словно стрелы, мчатся вперед, скрещивая в бою разнообразное оружие. Звучит бычий рог, побуждая захватить гарнизон, в каждую шапку воткнуто перо зимородка, упорно штурмуют стену… Богатыри выступают в поход под бой барабанов, впереди офицер, отважный полководец с копьем наперевес, утонченный эрудит». Сквозь строки мелодичной «Песни о краснокаменном ущелье» Тан Луна^[18], поэта, военного министра и по совместительству наместника трех пограничных районов при династии Мин, мы как будто видим сигнальные огни факелов и величие царящего вокруг ужаса.

Скорбь и страсть Сихайгу и гор Люпаньшань, словно звезды, что вечно висятна небосводе китайской нации. Каждый кирпич, каждый камень стены на заставе Сяогуань обратились в частички духа, что теперь наполняет пространство между письменами исторических книг.

Солдат и чиновник постоянно пребывают в круговороте смещений и восстановлений в чине, пограничные земли претерпевают процветание и упадок, переходят из рук в руки и вновь обретают контроль, и только простой народ, издавна здесь обитавший, никогда не расстается со своими корнями — и потому застал и природные катастрофы, и беды, причиняемые человеком. Достаточно вспомнить, как всего сто лет назад, 16 декабря 1920 года, в уезде Хайюань произошло знаменитое «глобальное землетрясение». Сколько бедствий выпало на долю жителей этой земли! Сейсмические волны прокатились по земной поверхности дважды и ощущались повсюду. Эти колебания зафиксировали 96 сейсмических станций по всему миру. В эпицентре интенсивность толчков достигла двенадцати баллов по шкале Меркалли, колебания магнитудой более десяти баллов охватили площадь 100 тысяч квадратных километров, район Сихайгу полностью попал в зону землетрясения… На следующий год американский журнал National Geographic назвал его одним из самых смертоносных в мировой истории; по масштабам последствий оно названо самым трагическим. В статье «Там, где горы умеют ходить» приводится его описание устами пострадавших жителей: «Горные пики посреди ночи заходили ходуном, оползни полились с гор, как водопады, в земле появились гигантские разломы, поглотившие наши дома и скот, в море рыхлой, ходящей волнами земли деревня исчезла без следа…»

Землетрясение в Хайюане было самым мощным за всю историю Китая, сила толчков и площадь колебаний превосходила воображение. Согласно записям, в Пекине во время этого землетрясения «свет замигал так, что зарябило в глазах»; в Шанхае «остановились часы и замигали фонари»; в Гуанчжоу «попадала черепица и начали обваливаться кирпичи»; в Гонконге «большинство жителей ощутили толчки». К северу от Сианя, в Куаньчжоу, в нескольких сотнях километров от эпицентра землетрясения, в угольной шахте более четырехсот рабочих оказались погребены под завалами; в провинции Сычуань в уезде Гуанъюань, в тысяче ли от эпицентра, пострадало более тысячи человек: одни провалились в образовавшийся вследствие землетрясения разлом, другие оказались погребены под обломками обрушившихся зданий… Только представьте, какой ужас творился в Сихайгу, в самом эпицентре! По свидетельству одного из выживших местных жителей, когда случилось землетрясение, он шел по улице, как вдруг кто-то толкнул его на землю, и они вместе откатились на расстояние чжана^[19]. Он потерял сознание, а когда очнулся, увидел, что все дома по обеим сторонам дороги превратились в развалины, воздух наполнился пылью и грязью, а в городе установилась абсолютная тишина, будто все вымерли. Другой свидетель описывал: «Когда началось землетрясение, все вдруг заволокло густым черным туманом, из земли вырвалось красное пламя, под землей что-то загрохотало, как гром…» Выражения «горы сдвинулись с мест» и «реки изменили свое русло» сполна передают всю мощь этого землетрясения, превращаясь из метафор в документальное описание происходившего. Во время моего визита в Сицзи один старик, указывая на разветвленную запруду у развалин дома некогда зажиточной семьи, отметил, что это живой пример того, как «река изменила свое русло». Последствия эффекта «ходячих гор» в Сихайгу можно отыскать повсюду среди разломов и нагромождений горных вершин. Один мой коллега-писатель родом из Хайюаня рассказывал, что еще в детстве заметил, как неохотно его земляки отвечают на вопросы о землетрясении 1920 года, потому что, по их же словам, тогда погибло больше половины населения уезда. Такое количество жертв (59 %) объясняется тем, что люди жили в яодунах — пещерах с необычайно рыхлыми и хрупкими из-за отсутствия дождей стенами. «Поэтому, едва началось землетрясение, своды и стены этих пещер разом обрушились внутрь, люди оказались словно зажаты в гигантском кулаке…», — так описывал моему коллеге землетрясение один из выживших.

Задумываясь о произошедшем, можно лишь довольно смутно представить, какой сокрушительный удар нанесло землетрясение жителям Сихайгу. Сколько жизней оно унесло? Это до сих пор загадка… Правительство заявляло в печати примерно о 250 тысячах человек, зарубежные СМИ — о не менее чем 300 тысячах. Точная цифра до сих пор неизвестна. Из исторических записей уезда и городского округа известно только, что из-за огромного количества трупов в уездном городе и его окрестностях даже спустя три с лишним месяца после трагедии оставались непогребенными 934 тела, поскольку просто не хватало рабочих рук. Такое происходило повсеместно. Самое печальное то, что из-за огромной площади пострадавшего района и бессилия властей выжившие остались без одежды, без пищи и без крова и разбрелись кто куда. Очевидцы вспоминали: «Невыносимое это было зрелище, и больно было даже слышать об этом»; бывали трагичные случаи, когда «оголодавшие люди питались мертвецами», а «те, кто посильнее, убивали слаб ых»…

С тех пор прошло уже сто лет, выживших тогда можно пересчитать по пальцам, а у жителей Нинся и особенно Сихайгу упоминания об этой трагедии до сих пор вызывают ужас. Вскоре после землетрясения одна американская журналистка, оказавшись проездом в Сихайгу, увидела, что там везде царят горе и страдание. Залившись слезами, она написала: «Здесь повсюду запустение и уныние». Это была хорошо нам известная Анна Луиза Стронг^[20].

Позже она посетила провинцию Шэньси и город Яньань. Наверняка она слышала, что через пару лет после ее визита, в конце 1928 года — первой половине 1929 года, нищий Сихайгу, еще не оправившийся от тяжелых последствий землетрясения, накрыло и поразило более страшное бедствие. Оно оросило каждую пядь земли Сихайгу слезами и кровью…

В некоторых исторических документах говорится, что в 1928 году в Сихайгу абрикосы, которые цветут дважды в год, не дали плодов, а яровая пшеница не дала ни зернышка. С зимы этого года по весну следующего на всей территории стояла засуха, до самого лета 1929 года не выпало ни капли дождя, иссушенная почва покрылась трещинами. Посевы погибли, деревья засохли, камни в горах Люпаньшань так раскалились, что, казалось, вот-вот треснут. Небывалый массовый голод вдруг стал реальностью на всей территории Нинся до самых гор Люпаньшань на юге и до земель по обеим сторонам хребта Хэланьшань на севере. Хуанхэ пересохла, превратившись в тонкий ручеек. По официальной статистике, засуха распространилась на шестьдесят уездов, более миллиона людей умерли от голода или мигрировали. В отчете Китайского благотворительного фонда помощи пострадавшим в стихийных бедствиях по результатам инспекции пострадавшего района говорилось: «По тяжести последствий это бедствие можно назвать беспрецедентным», «каннибализм стал в этих местах обычным, повседневным явлением».

Один местный интеллигент из уезда Гуюань в «Записках о голоде в год Желтой Змеи» писал:

…Голодные мучения тех, кто пострадал от техногенных катастроф в южной части Нинся, неописуемы.

Некоторые бежавшие от голода в Гуюань обменивали членов своих семей на еду; девушки, едва достигшие брачного возраста, в обмен на пропитание шли в жены к незнакомым людям. Красивые молодые женщины нанимались в служанки за еду, больше ничего за это не прося. Женщины средних лет разбрелись по чужой земле, готовые пойти в наложницы только для того, чтобы иметь возможность поесть. Дети звали папой и мамой кого угодно, лишь бы их взяли в семью, как бы бедна она ни была.

На юге Гуюаня, в Циншися, жила одна добродетельная вдова по фамилии Сунь, воспитывавшая трех малолетних детей. Четыре дня ни она, ни дети ничего не ели, малыши плакали не переставая. Это было невыносимо. Женщина незаметно сделала лепешки из земли, положила их на сковороду и сказала детям, что сейчас испечет для них лепешки, а сама накрыла сковороду крышкой, чтобы дети не увидели, что там. Те поверили и перестали плакать. Прошло много времени, а мать все не решалась снять крышку. Дети опять окружили ее и разразились безудержным плачем, пытались открыть сковороду, мать им не давала это сделать, но они все-таки сняли крышку. Поразмыслив, женщина вздохнула от безысходности, сердце ее разрывалось от горя. Она бросилась на задний двор и повесилась на абрикосовом дереве. Дети, открыв сковороду и обнаружив земляные лепешки, принялись их грызть, только те оказались безвкусные. Малыши снова заплакали, пошли искать маму и увидели ее на заднем дворе, уже бездыханную. Они стали тянуть ее за ноги, пытаясь спустить на землю, их рыдания могли бы разжалобить даже небо…

В деревне на севере Гуюаня жил один богач, был у него один-единственный сын, которого в голодный год похитили и задушили попрошайки. Богач, узнав о похищении, отправил за ними погоню. Те боялись только, что у них отнимут труп ребенка, поэтому на бегу обгладывали руки и ноги мальчика… Когда богач догнал этих нищих, они вдруг плюхнулись на колени и стали умолять о быстрой смерти, никаких других слов из них было не вытянуть. Тот богач был известный скряга, но теперь, столкнувшись с попрошайками, которые убили и съели его сына, он в слезах лишь махнул на них рукой и ушел восвояси. Вот каким было его чувство бессилия и скорби!

В связи с повальной смертностью от голода в Гуюане наблюдался дефицит гробов и циновок, а носильщики и могильщики стали самыми востребованными людьми, вот только иногда носильщики с гробом на плечах могли и сами на полпути расстаться с жизнью и отправиться на свидание к Янь-вану^[21]. Трупы в уездном городе накапливались, скоро их образовалась целая гора, власти обнародовали «Указ об обязательном захоронении трупов умерших от голода» — вот каковы оказались масштабы последствий неурожая и голода.

Крайняя нищета, ставшая последствием исторических и природных катастроф, глубоко пустила корни в исстрадавшиеся земли Сихайгу, протянулась на север и охватила центральные и северные районы Нинся… Кто способен понять и прочувствовать всю глубину страданий людей и бедности истощенных почв этих мест? До землетрясения и голода Цзо Цзунтан^[22] в докладе цинскому императору сообщал, что здесь «самое неплодородное место во всей Поднебесной». Интересно, как заговорил бы этот опытный чиновник, если бы мог посетить Сихайгу после обоих бедствий.

Я мог бы ответить за него разве что такими словами: «Страдания Сихайгу горше любых страданий в Поднебесной!»

4. Просторы грез шире, чем самое безбрежное море…

За все время существования цивилизации люди очень многое на земле кардинально изменили, создав бесчисленное множество чудес. Но с двумя вещами мы не можем справиться по сей день — это страдания и бедность. Они приводят к большинству потрясений, которые постоянно испытывает мир. Вождь мировой революции Карл Маркс предсказывал, что никакие правящие классы, существовавшие до социализма, никогда не будут иметь достаточно власти и партий, чтобы избавить от этого какую-либо страну или нацию. Даже великой партии пролетариев — Коммунистической партии — понадобятся для этого годы упорных и неустанных усилий.

Действительно ли многострадальный Сихайгу, самое неплодородное место во всей Поднебесной, под руководством китайской компартии избавился от страданий и бедности?

Сложности, с которыми сталкивается человечество, стали настоящим испытанием для партии пролетариев — китайской компартии, руководствующейся идеями марксизма. Даже первое в мире государство, где к власти пришли коммунисты, а именно — СССР, не смогло избавить население от бедности и страданий, несмотря на руководство Ленина и Сталина. Справился ли с этой миссией Китай?

В состоянии ли мы это сделать? Этим же вопросом задаются и сами представители компартии Китая — государства, где численность населения, живущего за чертой бедности, раньше превышала сотню миллионов человек. Им нужно избавить живущий в нищете и безграмотности народ от бедности и отсталости, а это особенно сложно на обширных территориях Нинся, где бедность достигла крайних пределов, и Сихайгу, которому ООН присвоила статус «одной из самых непригодных для жизни территорий». Готова ли компартия взять на себя столь тяжелую ношу по изменению облика этой земли?

«Какой бы невыполнимой ни казалась задача, мы должны взвалить на себя эту ношу!» — с этими словами в день основания КНР Мао Цзэдун как главный представитель компартии добровольно принял на себя эту обязанность.

В старые времена процветавший в Нинся и особенно в Сихайгу бандитизм усугублял злокачественную опухоль нищеты. В первые годы после основания Китайской Народной Республики усмирение и уничтожение местных бандитов превратилось в основную задачу народа и партии, взявшей власть в стране в свои руки. По завершении основных мероприятий по усмирению бандитов в Нинся народное правительство под руководством компартии озаботилось, чтобы население Сихайгу было тепло одето и досыта накормлено (в то время никто не мечтал о том, чтобы просто есть регулярно, не говоря о том, чтобы наедаться досыта). После этого первым по важности вопросом стало обеспечение местного населения достаточным количеством воды…

Вода в Сихайгу всегда ценилась дороже жизни. В названии этой местности, где вода всегда была в дефиците, есть иероглиф 海 (hăi, «море») — быть может, именно он посеял в сердцах местных жителей такую неистребимую страсть к воде, что они из поколения в поколение отправлялись на ее поиски, в безуспешной погоне за грезой. Шло время, у детей из Сихайгу высыхали слезы, груди кормящих матерей сморщивались от недостатка влаги, подобно пустым мехам! А сколько стариков оставило мир, так и не дождавшись ее исполнения, сколько людей в погоне за ней пытались покинуть Люпаньшань и погибали в дороге, сколько людей на пути в Люпаньшань останавливала невозможность осуществить мечту…

Если раньше я только понаслышке знал о Сихайгу, что находится в Нинся, то позже я познакомился с писателями из Нинся Ши Шуцином и Ма Цзиньлянь, представителями нового поколения, которые родились и выросли в Сихайгу. Из их произведений и бесед с ними я много узнал о Сихайгу и Нинся. Вот фотография Ши Шуцина, на которой мы видим лишь бескрайние пески, только уходящие вдаль бесконечные волны барханов… Эти волны напоминают морские, только они не синего, а грязно-желтого цвета, и их вид вселяет колоссальное чувство подавленности. В этом море барханов, где не растет ни деревца, ни травинки, очень редко случаются дожди, а если пройдет ливень, то он едва ощущается, как будто на вас попали брызги из крана со слабым напором — лишь немного смоет пыль. Барханы подобны сухому морю, почти круглый год освещенному солнцем. Когда солнце находится в зените, покрытые барханами просторы как будто объяты пламенем, и этот жар, словно в печи, пронизывает насквозь, иссушает, затрудняет дыхание.

Это обычная картина в Сихайгу. В глазах современных жителей и писателей этот край обращается в «море»:

Это бурление волн, эти неистово несущиеся морские валы… В морском мире с его непрерывно рокочущим шумом прибоя все вокруг беспокойно колышется и в то же время вечно пребывает в глубокой тишине, простирающейся на много километров.

Среди клокота волн это место блюдет тишину, а в тишине непрерывно звучит клокот волн.

Писатель Ши Шуцин родился в уезде Хайюань в Сихайгу, свои родные края он считает «местом, где когда-то было море, местом, где море берет свой исток, первоначальным морем». Вот как он это поясняет:

Только те, кто здесь побывал, могут прочувствовать, насколько название этого места расходится с его сущностью. Это самое безводное море на свете. Большинство здешних жителей никогда в глаза не видели лодок. И конечно, никогда не видели рыб. Это место не только безрыбное, на этом обширном и в то же время трогательном клочке земли не видно ни деревца. Есть только голые горы, которые не рождают ни травинки, ни деревца, но лишь отчаяние, есть только это сухое море…

Возможность сравнить свою родину с «сухим морем» появилась у Ши Шуцина лишь тогда, когда, став известным, он уехал из родных мест и повидал настоящее море — и это сравнение сделано мудрецом, который уже покинул Сихайгу. А в воображении тех жителей Сихайгу, которые никогда моря не видели, оно совсем не такое.

«Море? Это когда стекается в одно место влага со вспотевших камней!» — сказал мне ребенок, который никогда не ходил в школу. У него дома нет телевизора, единственный кусочек мира, который он видел в жизни, это бескрайние песчаные барханы и голые горы.

«Море — это… там, где кричишь и не слышишь эха!» — сказала мне девочка-подросток. Она указала на возвышающиеся волнами барханы и изо всех сил крикнула, даже согнулась от натуги, но эха мы так и не услышали. Я последовал ее примеру и крикнул как мог громко, и вновь эха не последовало.

Вот каким представляют себе море дети в Сихайгу!

А взрослые? Каким видят море они? В нашу эпоху большинство взрослых жителей Сихайгу никогда не видели настоящего моря, однако их представления о нем все же гораздо глубже, чем у детей, и оттенок мистики в нем намного сильнее.

Одна пожилая жительница Сихайгу, которой уже около восьмидесяти лет, после моего вопроса, каким она представляет себе море, оживилась, ее глаза заблестели, застывшее лицо вдруг расцвело. Она ответила:

— Я несколько раз совершала переходы через горы по извилистым тропам, через запустелые холмы и курганы. Одолев их, я выходила к чистейшему источнику, набирала несколько даней воды и, навьючив осла, возвращалась домой, потом опять шла за водой. Пока я везла эту воду, мое сердце, мои глаза, землю, по которой ступали мои ноги, наполняло море…

Описание моря этой пожилой женщиной потрясло меня: оказывается, для нее и других жителей Сихайгу того поколения морем было то чувство радости и надежды, которое они испытывали после долгого перехода в поисках воды, набравее и везя домой!

Вот уж поистине возвышенная идея моря! Бывает ли еще более тесная и насыщенная кровная связь между представлениями человека и его происхождением? Человек как биологический вид, давным-давно вышедший из моря на сушу, уже забыл об истинном смысле моря для человека и о его пределах. Знание и понимание моря жителями Сихайгу намного глубже, чем у нас, живущих на побережье.

Вот почему ее ответ меня так потряс.

Ах, Сихайгу, Сихайгу, сколько величия и благородства в твоем иероглифе 海 («море»), сколько в нем священного и прекрасного! Ты вовсе не скопление воды, но чистая квинтэссенция духовности, полет мысли, вопрошание души, возвышение разума!

Это безводное море, примыкающее к горам Люпаньшань, порождает одно поколение за другим, беспощадно угнетает их и даже тиранит. Но люди терпеливо, безропотно сносят все невзгоды, пусть у них нет воды, но они преодолевают все трудности и перерождаются, подобно фениксу, — и так продолжается уже сотни и тысячи лет… И будет продолжаться, пока на земле сменяют друг друга времена года, пока не опустеет небо и не состарится земля, пока не сменится бессчетное множество звездных циклов…

Однако никто, похоже, не думает об этих возвышенных явлениях, продолжающихся целую вечность, и не умеет их ценить. Колоссальные перемены произошли лишь после основания Китайской Народной Республики — когда те, кто принимает решения в китайском правительстве, и представители народной воли начали неустанно беспокоиться о Нинся и жителях Сихайгу, вечно страдающих от жажды…

Сначала им была послана с воинской частью теплая одежда для зимы, потом — новогодние угощения для большинства местных детишек. Только в Сихайгу по-прежнему жили люди, которые за почти тридцать лет не отведали ни глотка чистой воды… В 1972 году, сразу после Нового года, на совещании канцелярии премьера в Чжуннаньхае^[23] руководители из министерства сельского хозяйства и представители властей Нинся-Хуэйского автономного района отчитывались перед Чжоу Эньлаем^[24] о проделанной за год работе.

Исхудавший от болезни Чжоу Эньлай, расположившись на диване, с трудом выпрямился и утер пот с лица махровым полотенцем.

— Сколько составил среднегодовой доход крестьян в Сихайгу за прошлый год? — спросил он у руководителя автономного района.

— 47 юаней, — ответил тот.

— Значит, три юаня девять мао один фэнь в месяц и один мао три фэня в день… — нахмурившись, пробормотал Чжоу Эньлай. — Этого, пожалуй, не хватит, чтобы купить щепотку соли и полчашки муки, эх…

— Господин премьер, я ездил в Сихайгу, и местные жители сказали мне, что они больше всего боятся не голода, их расстраивает отсутствие воды… Их главная печаль в том, что они не могут даже пить смешанную с илом воду из своих подвалов!

— Вода, вода… Точно, человек ведь не выживет без воды! — Чжоу Эньлай взял со столика стакан воды и хотел отхлебнуть, но, подержав его в руке, поставил обратно. Он добавил: — Мы должны во что бы то ни стало решить проблему с питьевой водой для населения Сихайгу. Вам нужно немедленно предложить программу и необходимые меры! Соберем специальное совещание в центральном правительстве, рассмотрим и обсудим проблему Сихайгу.

— Работу в Сихайгу следует начать с реализации принципов национальной политики и с осуществления надлежащих мер против расширения мятежных настроений. Улучшить жизнь населения и снабдить его водой можно, только проработав все аспекты проблемы, включая политический, идеологический и кадровый, — сказал Чжоу Эньлай. По окончании совещания он напомнил руководству из автономного района: — Как только вернетесь, сразу займитесь проблемой воды, привлеките специалистов.

— Хорошо, господин премьер, мы немедленно приступим к исполнению вашего указания.

Вернувшись в Иньчуань, руководители автономного района сразу приступили к изучению вариантов решения проблемы и направили гидротехническую группу во главе с У Шансянем в Сихайгу для выполнения соответствующих работ.

Летом того же года Сихайгу наводнили медицинские бригады и группы по борьбе с засухой со всей страны… Больше всего их обрадовала идея группы специалистов под руководством У Шансяня о проведении в Сихайгу канала с чистой водой.

Известная поговорка гласит: «Отличаться друг от друга, как реки Цзиншуй и Вэйхэ». Мы уже упоминали выше, что вода в Цзиншуй чистая и прозрачная, а в Вэйхэ — мутная и грязная.

Цзинхэ — главная река для жителей Сихайгу, она берет начало в районе Эрлунхэ и Лаолунтань на юго-западе уезда Цзинъюань, на юго-востоке протекает через Пинлян и Цзинчуань в провинции Ганьсу и в районе Гаолин попадает в провинцию Шэньси. В древности Цзинхэ была полноводной и с бурным течением, она обильно орошала эти некогда прекрасные, живописные территории. Позже вследствие климатических изменений и землетрясений от нее остался лишь трехступенчатый приток Хуанхэ длиной не более сорока километров, но она по-прежнему служила важнейшим источником воды для Сихайгу. Гидротехник У Шансянь, родившийся в год хайюаньского землетрясения, был уроженцем Нинся и прекрасно знал, какую нехватку воды испытывают его земляки. В 1946 году он окончил факультет гидротехники и водохозяйственных сооружений Чунцинского государственного центрального университета и вернулся на родину, где устроился младшим инженером сводного инженерного отряда Нинся в комитете водного хозяйства Хуанхэ. Он участвовал в полевых исследованиях и проектировании ирригационных систем для орошения района Нинся водами Хуанхэ. После основания КНР У Шансянь стал техническим специалистом ирригационного отдела третьего корпуса Северо-западной полевой армии. После учреждения Нинся-Хуэйского автономного района он отвечал за гидротехнические сооружения в различных уголках района и получил прозвище «местный ходячий справочник по гидротехнике».

Говоря об У Шансяне, многие жители Нинся вспоминают 1951 год и сооружение нового канала, первого в Нинся с момента основания КНР. Тогда У Шансяня откомандировали в родные края, в Нинся. Едва добравшись, он сразу погрузился в строительство Первого фермерского водоотводного канала и расширение верхнего участка канала Циньцюй. Первый фермерский водоотводный канал достигает в длину 31,6 километра. Благодаря рекомендациям У Шансяня по использованию новых технологий и материалов, когда по каналу пустили воду, эта местность из безбрежно-белой щелочной равнины превратилась в богатую природными ресурсами землю, изобилующую зеленью и рисовыми полями, пересеченными вдоль и поперек каналами. До сих пор Первый фермерский канал работает исправно. После его сооружения У Шансянь два года вместе с коллегами выпрямлял русло канала Танлайцюй, так что длина участка канала выше моста Симэньцяо в Иньчуане сократилась более чем на десять километров, что повысило его скорость и полноводность и стало для министерства водного хозяйства Нинся успешным опытом реконструкции старых каналов. После этого У Шансянь переключился на район Сихайгу, где руководил составлением плана развития водных ресурсов и постройкой горного водохранилища для трех крупнейших речных систем: рек Циншуйхэ, Хулухэ и Цзинхэ. Он и его подчиненные-гидротехники жили в яодунах, питались пшеном, пили негодную для питья воду, но эти трудности их не останавливали. Они неустанно ездили от одной речной системы к другой и всего за полтора года соорудили первую группу водохранилищ в горном районе Люпаньшань, решив проблему нехватки питьевой воды для части местного населения. В 1960 году после ремонта водозащитной перемычки гидроузла Цинтунся уровень воды в Хуанхэ поднялся, что создало условия для расширения самотечного канала из Хуанхэ и привлечения воды из реки в районы у восточного подножия Хэланьшань, испытывающие ее дефицит, а вслед за этим появился Западный магистральный канал. Этот проект тоже осуществлялся под руководством У Шансяня и по его же предложению. Канал должен был проходить через многочисленные горные теснины, поэтому работы и технологии оказались чрезвычайно сложны. У Шансянь предложил прибегнуть к прочистке канала, аккумуляции и отводу воды, с помощью резервуара уменьшить высоту паводка, чтобы обратить его в безобидный ручей. Работы длились всю зиму и весну, пока Западный магистральный канал общей длиной 112,7 километра не был достроен и по нему не пустили воду. Площадь орошаемых им земель составила более 200 км². У Шансянь положил историческое начало водному хозяйству в Нинся.

Когда из Пекина пришла директива Чжоу Эньлая, этот опытный гидротехник из Нинся задумался о том, как обойтись местными ресурсами и соорудить здесь канал с чистой водой.

— Это единственный в Сихайгу источник чистой воды, нужно приложить все усилия, чтобы у жителей Сихайгу была вкусная питьевая вода… — говорил У Шансянь, сжимая кулаки, на совещании, посвященном исполнению директивы Чжоу Эньлая и решению проблемы нехватки пресной воды в Сихайгу. Выдвинутый им план заключался в следующем: взять воду из полноводной реки Цзинхэ и провести ее через горы и лощины в реку Циншуйхэ. Это должно было решить проблему нехватки воды в сельскохозяйственном производстве в некоторых районах верхнего участка реки Циншуйхэ и питьевой воды для жителей городов.

— Это очень хорошее, профессиональное решение, — восхищенно отзывались руководители автономного района и ответственные лица из соответствующих ведомств в ходе решающего обсуждения. Однако в то же время присутствующие сокрушались: «Жаль! Ах, как жаль!»

Экологическая заповедная зона на реке Цзинхэ в уезде Цзинъюань

О чем они так жалели? Разумеется, об отсутствии средств! В районе не было денег, и даже у центрального правительства их не хватило бы, чтобы поддержать столь масштабный проект. Проведение канала с чистой водой еще не решало проблему питьевой воды для всех жителей Сихайгу, общая численность которых составляла более миллиона человек, поэтому проект У Шансяня отложили.

— Мы реализуем проект У Шансяня при первой же возможности! — заявляли в один голос власти автономного района и ответственные лица из министерства водного хозяйства.

У Шансянь прослезился. Ему тогда исполнилось 56 лет; в том же году умер Чжоу Эньлай.

— Господин премьер, я так и не выполнил порученной мне вами высокой миссии… Пока я ее не выполню, не будет мне покоя ни при жизни, ни после смерти! — с горечью сказал У Шансянь на траурном собрании.

Когда предложенный им план оказался неосуществимым, он не опустил руки и не потерял решимости снабдить Нинся водой. Несмотря на возраст, У Шансянь вызвался участвовать в инженерных работах по разработке солончаковых почв в северных районах Иньчуаня. За два года группа под его руководством прорыла шесть тысяч колодцев, возвела двести малых станций водоотведения с помощью коротких канав, восстановила 96 электродренажных установок, очистила от ила более 190 километров дренажных канав, возвела семь резервуаров, поборола негативное влияние солончака на всходы пшеницы.

Весной 1980 года 60-летний У Шансянь стоял на берегу Хуанхэ, на лице его отпечатались пережитые невзгоды, но теперь оно сияло радостью… При его личном участии в планировании и проектировании наконец была решена проблема оползней в районе деревни Дуншэн уезда Юнсянь на реке Хуанхэ, что текла сейчас у него под ногами. Созерцая новые, укрепленные берега, залитый весенним солнцем живописный сельский пейзаж, зеленый ковер трав, усеянный красными цветами, он сочинил стихотворение «До чего прекрасны речные просторы Нинся»:

Речные потоки в Нинся — как прекрасны родные просторы!

Великая стена теряется в пустыне,

Хуанхэ убегает в небесную высь,

Словно ширма, возвышается хребет Хэланьшань.

Окинешь взглядом все вокруг —

Взору предстанет зеленый оазис.

Деревни под пышною сенью ветвей,

Поля, вдоль и поперек расчерченные каналами,

Что из года в год питают всходы.

Больше не беспокоят ни засухи, ни наводнения,

Рис и пшеница дают лучший на северо-западе урожай.

Дни здесь теплые, ночи прохладны, а фрукты сладки.

Летом не мучит удушающий зной, даже веер не нужен,

Зимой есть уголь, чей ароматный дым не впускает в дома холод.

Процветающие, плодородные земли к северу от Великой стены — это не пустые легенды.

Где родился, там и пригодился — это точно про меня.

Видали вы когда-нибудь райскую обитель?

До чего прекрасны речные просторы Нинся!

Не так, как в Цзяннани,

А в сто раз прекраснее!

Вы только взгляните!

Дочитав стихи, У Шансянь вдруг посерьезнел, поднял взгляд и долго смотрел вдаль на юг… Наконец он проговорил: «Увижу ли я когда-нибудь, как чистые воды реки Цзинхэ впадают в “море” моей души?..»

«Море» души У Шансяня — это и есть Сихайгу, засушливые земли у подножия гор Люпаньшань. Земли, где на протяжении многих поколений живет более миллиона человек, жаждущих «моря».

В 2001 году «местный ходячий справочник по гидротехнике» У Шансянь в возрасте 81 года обрел покой на своей родной земле, а вместе с ним упокоились и его знания. Он так и не увидел, как «чистые воды реки Цзинхэ впадают в “море” его души», но через пятнадцать лет после его кончины, 8 октября 2016 года, когда прозвучал приказ открыть шлюз водохранилища Чжунчжуан в городском округе Гуюань, бурные воды реки Цзинхэ, подобно вырвавшемуся на свободу жеребцу, устремились через горы, долины и ущелья по оросительным каналам и водопроводным трубам, по пахотным землям и в дома людей, ждавших этого момента тысячу лет… Сорок лет жители Нинся и Сихайгу ждали завершения этого национального инженерного проекта по обеспечению питьевой водой города и деревни центральных и южных районов Нинся. День, когда официально пустили воду, стал счастливейшим в жизни 1 миллиона 130 тысяч жителей городов и деревень Сихайгу: с нехваткой питьевой воды было покончено.

«Ходячий справочник по гидротехнике» У Шансянь не успел перевернуть эту страницу, но жители Нинся и Сихайгу не забыли слезы в глазах этого непреклонного, как горы Люпаньшань и Хэланьшань, профессионала, который горячо желал, чтобы чистые воды оросили просторы в районе заставы Сяогуань…

В душах жителей Нинся и особенно Сихайгу У Шансянь навсегда останется великой фигурой. Взгляд его был чист, как горный ручей, и наполнен по-детски искренней жаждой далекого «моря».

В Сихайгу и в Нинся еще много людей, подобных У Шансяню, у каждого из них в душе есть «море» — греза и то «море» из грез, которого они никогда не видели…

5. Плакать, увидев море…

Все живое на земле, в том числе человеческая жизнь, зародилось в море, поэтому человек испытывает к нему особые чувства. Однако в ходе эволюции и особенно после создания цивилизации люди продолжали отдаляться от него, и со временем море стало для многих из них чем-то неведомым, незнакомым, они забыли даже его облик.

Каково море на вид? Благодаря современным технологиям и различным СМИ человеку сейчас необязательно ехать на море, чтобы составить о нем представление, однако в воображении тех, кто никогда его не видел, оно не имеет ничего общего с морем настоящим…

Впервые видя море, люди испытывают безумное возбуждение и неконтролируемый страх перед его простором, его бескрайностью, величием и ощущением нереальности, которое оно вселяет. Волны трогательно «целуют» сушу, и это зрелище накрепко завладевает сердцем, как и вид горизонта, где морская гладь сливается с небом, как и яркие и ослепительные, выразительно пламенеющие восходы и кровавые зак аты…

Все, кто добирается до моря, первым делом трогают его — пробуют на ощупь руками и ногами, прикасаются к волнам, бьющим в берега, играют в догонялки с волнами, накатывающимися на берег, умывают солоноватой водой лицо… Затем у людей появляются новые желания: окунуться в море, слиться с ним в единое целое, упасть в его нежные объятия, погрузить в море весь свой чувственный и духовный мир, чтобы обрести тишину и покой, пережить еще один круг жизненных перерождений.

Таковы страстные чаяния тех, кто побывал у моря и созерцал его. А как повели бы себя при его виде жители Нинся и особенно Сихайгу, для которых море — это некая священная сущность, греза, предел мечтаний? Это невозможно себе представить, если вы не общались, не взаимодействовали с этими людьми.

Но сначала надо выяснить, почему у них вдруг возникает желание повидать море.

— Мы слишком долго мучились жаждой! Очень сильной жаждой! И больше не хотим ее терпеть! — отвечают жители Нинся.

Без воды все остальное теряет смысл. Без нее все разговоры об избавлении от бедности — пустая болтовня.

То, что было слишком давно, у нынешних жителей Нинся уже стерлось из памяти. Поэтому начнем с событий сорокалетней давности, когда в 1978 году началась политика реформ и открытости.

В провинции Гуандун некоторые просили родственников из Гонконга тайком привозить им японские электронные часы и фотоаппараты; в деревнях провинции Цзянсу и в окрестностях Шанхая местные жители, расположившись на автовокзалах и на обочинах дорог, начали торговать свитерами, бельем и скобяными изделиями собственного кустарного производства… В некоторых деревнях группы крестьян (в то время их называли производственными бригадами) даже строили коттеджи в западном стиле!

Однако в том же самом 1978 году кадровые работники района Гуюань, что в Сихайгу, выйдя на работу после наступления нового года, со слезами обратились к властям автономного района: «Спасите наших жителей! В прошлом году опять была засуха, многие в конце года не могли свести концы с концами!»

— После сбора осеннего урожая прошло чуть больше двух месяцев, а им уже нечего есть? — разволновалось руководство.

— Нечего! Половина семей на новогодние праздники осталась без еды… — со слезами ответил работник окружного парткома Гуюаня.

— Сейчас же! Вы… Немедленно составьте отчет, может, получится собрать помощь по нашему региону или даже по стране! Вы уже много лет взываете о помощи, но вам и самим придется включить голову, у нас в автономном районе есть много бедствующих, помимо вас!

— Хорошо, мы поняли, тоже будем искать выход.

Этот диалог, который произошел между местным руководством и руководством автономного района, сегодня выглядит чем-то невероятным, но более сорока лет назад в Нинся и Гуюане это было обычным делом.

В отчете, составленном по приказу руководства, содержалась просьба продать обратно 24,6 млн цзиней^[25] зерна… Власти автономного района с трудом одобрили просьбу, больше зерна для Сихайгу у них просто не было, но если разделить эти 24,6 млн цзиней между всеми жителями Сихайгу, то сколько достанется каждому? На сколько дней этого хватит?

Никто не осмеливался даже задуматься об этом. Поэтому никто не хотел также и представлять себе картину жизни тех лет в Сихайгу.

В следующем, 1979 году партком Нинся-Хуэйского автономного района принял смелое и даже в некотором смысле дерзкое решение: в горных районах освободить от уплаты сельскохозяйственного налога семьи, в которых на человека приходится меньше 140 цзиней продовольственного пайка. Сельскохозяйственный налог в Сихайгу вернули только спустя двадцать семь лет — с 1 января 2006 года, так что к жителям Сихайгу проявили небывалое милосердие и сострадание. Уплата этого налога и передача собранного по нему зерна были важнейшей «политической миссией» крестьян — как же беден был народ Сихайгу и в каком положении находился, что партком района принял такое решение! О нищете и страданиях Сихайгу знала вся страна, поэтому центральное правительство отнеслось с полным пониманием к принятому в Нинся решению. Центральные власти никогда не забывали о местном населении.

В 1980 году генсек ЦК КПК Ху Яобан после инспекционной поездки в Яньань специально заехал в Сихайгу. Жизнь людей здесь произвела на него глубокое впечатление. Говорят, во время разговора с местными жителями его лицо сделалось серьезным и сосредоточенным. «Даже более серьезным, чем в Яньане», — по словам сопровождавших его сотрудников аппарата. Перед отъездом Ху Яобан обратился к кадровым работникам. Он говорил с ними очень взволнованно и серьезно и выдвинул самые жесткие требования.

Весной 1981 года официальные представители Всемирной продовольственной программы ООН прибыли в уезд Сицзи с полевой инспекцией и предложили план помощи при создании защитных лесонасаждений площадью 132,75 му. Ху Яобан направил директиву соответствующим ведомствам и руководителям: «Это ваша великая миссия, важный вопрос, связанный с репутацией нашей страны. Вы должны добиться для нее славы и не опозорить ее — эту истину нужно донести до всех членов партийных организаций в Сицзи и побудить их бороться за это». Генсек редко говорил такое, что свидетельствует об огромной значимости Сихайгу для партии и для руководителей страны.

Как гласит пословица, «пришла зима — значит, недалеко и до весны». Весенний ветер реформ и открытости уже тогда начал долетать с побережья до западных районов страны, до Нинся и Сихайгу…

Исторический момент настал в середине 1982 года. Он был связан с именем Линь Хуцзя — человека, заложившего фундамент в работе по оказанию помощи неимущим в Китае. Тогда Линь Хуцзя занимал пост министра сельского хозяйства, скотоводства и рыболовства.

В истории Китайской Народной Республики Линь Хуцзя был видной фигурой; еще до начала политики реформ и открытости он слыл одним из самых толковых и работящих сотрудников высшего звена в ЦК. После разгрома «банды четырех»^[26], когда представители всех отраслей и профессий по всей стране с нетерпением ожидали перемен к лучшему, Линь Хуцзя работал под непосредственным руководством Дэн Сяопина и ЦК КПК. В эти времена он отличился, решая сложнейшие административные задачи в руководстве городов центрального подчинения — Шанхая, Тяньцзиня и Пекина. Он находил выход из самых неблагоприятных ситуаций, всегда действовал четко и последовательно, благодаря чему в этих районах был восстановлен порядок, и они встали на путь нормального развития. Признание, которое Линь Хуцзя заслужил от ЦК КПК, само по себе говорит о его таланте и деловой хватке.

С начала 1980-х годов ЦК КПК, возглавляемый Дэн Сяопином, взял под особый контроль работу по оказанию помощи неимущим, направив силы и средства на развитие бедных районов и улучшение жизни их населения. Линь Хуцзя, на тот момент секретаря горкома Пекина, перевели на должность министра сельского хозяйства и секретаря партячейки министерства. Это произошло в феврале 1981 года.

Китай — аграрная держава; в те годы в стране проживало более 900 тысяч крестьян. Из них мало кто мог наесться досыта, лишь часть могла позволить себе регулярное питание, более половины крестьян жили впроголодь — в таких условиях и было поручено заботам Линь Хуцзя министерство сельского хозяйства.

«Каждый день он работал как вол, как машина на полном ходу, стараясь не терять ни минуты», — вспоминал его секретарь Цзя Юлин.

Министерство сельского хозяйства располагалось в Пекине у восточного конца развязки Чанхунцяо рядом с Пекинским выставочным центром сельского хозяйства. Линь Хуцзя тогда жил в доме № 11 в хутуне^[27] Вэньчан близ проспекта Сидань. Его дом представлял собой сыхэюань^[28] с тремя дворами. В первом дворе по левой стороне было два помещения — кабинет секретаря. Линь Хуцзя жил в главном здании центрального двора, его сын и дочь — в восточном и западном флигелях. Тогда многие руководители работали у себя дома, и Линь Хуцзя тоже. Руководитель аппарата министерства дважды просил его заниматься делами на рабочем месте, на что он сердито отвечал: «Дорога туда-обратно будет занимать целый час, представьте, сколько времени за год я потрачу впустую! Вы можете компенсировать потерянное время?» Линь Хуцзя так и не согласился работать в офисе министерства и появлялся там только на совещаниях.

Все знали, что мозг Линь Хуцзя работает, как первоклассная вычислительная машина. Он был очень чувствителен к цифрам и мгновенно замечал малейшие расхождения. Когда кто-то из руководящих кадров дал установку увеличить в Хулун-Буире поголовье молочных коров до 10 млн особей, Линь Хуцзя отреагировал моментально: «Вы не назвали конкретную цифру!» Он слыл принципиальным и добросовестным руководителем. Однажды в ходе обсуждения перспектив развития скотоводства в Гуйчжоу один руководитель предложил выращивать там ослов, потому что выражение «гуйчжоуский осел»^[29] у всех на слуху. Линь Хуцзя парировал: «Нет в Гуйчжоу ослов, это любители их на лодках привозят, только проку от них никакого».

Заняв пост министра сельского хозяйства, он всего себя посвятил решению вопроса помощи неимущим, который неизменно волновал Дэн Сяопина и других руководителей. В докладе «При осуществлении идеологической и политической программ организационная работа должна быть гарантом» Дэн Сяопин писал: «Наша политическая программа заключается в реализации проекта модернизации социализма. Члены “банды четырех” настаивали, что лучше бедность при социализме, чем богатство при капитализме, однако если социализм и дальше будет осуществляться на фоне бедности, ему не выжить». На тот момент общее количество неимущих в китайской деревне составляло около 250 млн человек. Грандиозный план ЦК по национальному развитию предполагал осуществление к 2000 году «четырех модернизаций»^[30]. На пленуме ЦК старейшие деятели КПК, прошедшие через войны, выражали горькие сожаления об упущенных возможностях развития страны из-за длившейся десять лет «культурной революции»^[31]. Они корили себя за то, что за тридцать с лишним лет существования Нового Китая так и не искоренили в стране бедность.

На очередной сессии ВСНП кто-то из депутатов обратился к Линь Хуцзя:

— Хотелось бы, чтобы вы как министр сельского хозяйства посетили Ганьсу, посмотрели, что делается в Динси и к западу от Хуанхэ. Там люди до сих пор спят всей семьей под одним рваным одеялом, девушки выходят из дома поочередно, потому что у них одни штаны на двоих… Ох и тяжко им! У них там все по-прежнему, как при старом режиме! Надо сделать так, чтобы местные девушки выходили из дома в любое время, чтобы у каждой было что надеть! Иначе нет нам перед народом оправданья!

Эти слова задели ветерана революции Линь Хуцзя за живое.

— Я лично отправлюсь в Ганьсу, осмотрю районы Хэси и Динси. Выезжаю немедленно! — действовать быстро и решительно, не откладывая дела в долгий ящик, было в стиле Линь Хуцзя.

Весной 1982 года, когда на северо-западе все еще кружил снег, Линь Хуцзя прибыл в Ганьсу, осмотрел районы Хэси и Динси и тщательно изучил обстановку. Он подошел к своей задаче максимально добросовестно. Первым делом он без предупреждения, чтобы местное руководство не успело подготовиться, посетил самые бедные семьи, а также школы и приюты для бездомных, после чего, даже не отдохнув, поспешил в Ланьчжоу, где встретился с руководством провинции и начальством соответствующих ведомств и обсудил с ними меры и план работы по оказанию помощи неимущим в двух самых бедных районах.

— Весть о визите Линь Хуцзя в Ланьчжоу быстро достигла ушей работников государственных органов Нинся-Хуэйского автономного района, кто-то доложил об этом секретарю парткома автономного района Ли Сюэчжи. Тот отреагировал мгновенно, заявив, что районы Хэси и Динси в Ганьсу, конечно, и впрямь очень бедны, но даже им не сравниться по степени нищеты с Сихайгу. Если ЦК решил изучить обстановку в Хэси и Динси и помочь им, то он тем более не может пренебречь Нинся и Сихайгу! В соответствии с указанием секретаря Ли Сюэчжи мы быстренько направили нескольких важных руководителей автономного района в Ланьчжоу, чтобы они представили Линь Хуцзя доклад о ситуации в Сихайгу… — рассказывает нынешний второй советник по вопросам помощи бедным в Нинся-Хуэйском автономном районе Ма Чжэньцзян, который несколько десятилетий был свидетелем борьбы с бедностью в Нинся.

— Вы из Нинся? Но министр Линь специально приехал к нам в Ганьсу для изучения здешней ситуации, а сейчас у него закрытое совещание, я не могу вас впустить! — когда товарищи из Нинся прибыли в Ганьсу, их отказались пускать к министру Линь Хуцзя.

— Нет возможности встретиться с министром Линь Хуцзя? Пока не встретитесь, не возвращайтесь! — настаивал Ли Сюэчжи.

Присланные из Иньчуаня в Ланьчжоу работники аппарата забеспокоились и начали усиленно искать возможности увидеться с министром. Наконец они связались из Ланьчжоу с его секретарем, находившимся в Пекине.

— Хорошо-хорошо, подождите, я доложу министру… — и секретарь сразу сообщил Линь Хуцзя, что с ним безуспешно ищут встречи.

— Хорошо, я съезжу в Сихайгу, — сразу решил министр после встречи с товарищами из Нинся, выслушав их доклад о ситуации с бедностью. Его лицо было очень серьезным.

Инспекционная поездка в Сихайгу оставила у него глубокое впечатление:

— Раньше мне доводилось слышать о трудностях, которые испытывают местные жители на этой сухой и бесплодной земле, но только побывав там, я по-настоящему понял, какова жизнь в Сихайгу. Тяжелая, такая тяжелая, что у меня болит душа, а на глаза наворачиваются слезы… Со времени основания Нового Китая прошло уже больше тридцати лет, мы очень виноваты перед местными!

Говорят, по возвращении в Пекин Линь Хуцзя, докладывая руководителям ЦК об увиденном и услышанном в Сихайгу, задыхался от волнения и едва не плакал.

— Похоже, у нас действительно царит бюрократизм! Я хочу еще раз туда съездить, — вздохнул генсекретарь ЦК КПК Ху Яобан.

Многие руководители ЦК, выслушав отчет Линь Хуцзя о поездке в Ганьсу и Нинся, испытали мощный прилив чувств.

— В конце того года на специальном совещании в Госсовете КНР был разработан план помощи неимущим в районах Хэси, Динси и Сихайгу и учрежден специальный государственный фонд помощи этим районам. Его назвали «Фонд помощи аграрному строительству». Поначалу он располагал 200 млн юаней, автономный район Нинся получил 30 млн из них, остальные средства предназначались для провинции Ганьсу. Сейчас объем средств фонда насчитывает 600 млн юаней, и все это время он непрерывно функционировал, — сообщает Ма Чжэньцзян.

В январе следующего года Линь Хуцзя председательствовал на втором (расширенном) совещании рабочей группы по аграрному строительству в перечисленных трех районах, проводившемся сначала в Ланьчжоу (11–18 января), а затем в Иньчуане (23–25 января). Два месяца спустя, 24 марта, в соответствии с идеями совещаний парткома Нинся-Хуэйского автономного района правительство района официально учредило совет по аграрному строительству и рабочую группу по помощи и развитию бедных районов. Заместителя председателя правительства района Ма Инляна назначили главным ответственным лицом совета и начальником рабочей группы. Ма Чжэньцзяна и других ветеранов социальной работы направили в канцелярию рабочей группы.

— На тот момент основным объектом работы был Сихайгу, у входа в канцелярию висели две таблички: «Совет по аграрному строительству Сихайгу» и «Канцелярия автономного района по ликвидации бедности», — вспоминает Ма Чжэньцзян, пришедший работать в канцелярию сразу после окончания университета.

После инспекционной поездки Линь Хуцзя в Нинся ЦК начал проявлять особую заботу о жителях Нинся и конкретно Сихайгу. В 1983 году в период новогодних праздников многие жители Сихайгу облачились в зеленую военную форму без нашивок и кокард, многие семьи стали спать под военными ватными одеялами. Все потому, что Центральный военный совет, откликнувшись на призыв ЦК и мобилизовав морские, сухопутные и воздушные вооруженные силы, пожертвовал одежду и предметы первой необходимости жителям бедных районов Хэси, Динси и Сихайгу. Военная форма стала в Сихайгу новым веянием моды; любой местный житель независимо от возраста и пола облачался в нее, как только получал от НОАК^[32] материальную помощь. Жители Сихайгу впервые почувствовали, что о них заботятся… Отсюда у них такая трепетная любовь к Народно-освободительной армии; они с особым нетерпением ждут наступления зимы, когда из центрального правительства и других районов к ним придут забота и тепло.

— Так было положено начало организованной, целенаправленной работе правительства по борьбе с бедностью, — рассказывает Ма Чжэньцзян, который всю жизнь проработал в канцелярии по ликвидации бедности и сейчас находится уже на пороге пенсионного возраста. Он говорит, что, всю жизнь наблюдая за ходом борьбы с бедностью в Нинся, может утверждать, что здесь результаты этой работы особенно впечатляющи — даже на фоне аналогичной деятельности в других районах. Если когда-то Цзо Цзунтан в докладе цинскому императору отмечал, что здесь «настоящее средоточие страданий» и «самое неплодородное место во всей Поднебесной», то сегодня благодаря совместным усилиям КПК и всего народа эта фраза звучала бы так: «Настоящее средоточие счастья, такого счастья, что его хватит и на нас с вами»…

Ма Чжэньцзян имеет все основания так рассуждать. Личный опыт ветерана, уроженца Сихайгу, который, едва окончив сельскую школу, окунулся в работу по оказанию помощи неимущим и посвятил этому всю жизнь, — самый достоверный и убедительный.

В начале 1980-х годов директива ЦК в отношении помощи неимущим в бедных районах, включая Хэси, Динси и Сихайгу, звучала так: когда есть вода, продвигаются водным путем, когда суша — продвигаются по суше, когда нет ни того ни другого, ищут другие пути. Под последним подразумевалась частичная или полная миграция населения.

В провинции Ганьсу был свой план, а план для Сихайгу в Нинся был следующим: «обеспечить горы водой, обеспечить взаимопомощь между водами и горами». Нинся — не абсолютно безводный район, север автономного района, где протекает Хуанхэ, достаточно увлажнен, а под «горами» подразумеваются засушливые горные местности в Сихайгу.

Ветераны работы по оказанию помощи неимущим в Нинся говорят, что никогда не забудут то время, потому что тогда ЦК заложил базу для этой деятельности в Нинся и особенно в Сихайгу, это была базовая работа, основа основ. Процветание, которое мы наблюдаем ныне в тех краях к северу от Великой стены, а именно орошение водами Хуанхэ северных районов Иньчуаня и колодезные сооружения в южных горных районах, — это результат проделанной тогда работы. Старые кадровые работники из Нинся до сих пор помнят каждую цифру в счетах тех лет.

За семь лет, с 1982 по 1989 год, благодаря заботе ЦК в районе Сихайгу средний объем производства зерна на человека увеличился с 185,6 цзиней до 509 цзиней, чистый доход на душу крестьянского населения — с 22,4 юаня до 211,5 юаня, а объем выкупаемого обратно зерна сократился с 255 млн цзиней до 50 млн.

Возможно, для зажиточных районов эти изменения мало что значат, но для нищего Сихайгу они имеют колоссальное значение. За этот период в Нинся осуществили новаторский проект, имевший решающее значение в истории борьбы с бедностью, — массовое переселение.

Борьба с бедностью не всегда шла гладко, а в интенсивной работе по ликвидации бедности в Сихайгу каждый шажок давался тяжело, как переход через горы Люпаньшань… Бурно текущие воды Хуанхэ из-за особенностей рельефа невозможно было направить на орошение южных горных районов, и хотя министерство водного хозяйства внесло сооружение объекта водоподъема из Хуанхэ в число самых важных пунктов плана ликвидации бедности в Сихайгу, специалист по гидротехнике Цянь Чжэнъин не сумел осуществить эту мечту. В тех горных районах даже на глубине нескольких десятков метров в колодцах не хватало воды, чтобы обеспечивать повседневные нужды людей и скота, не говоря уже об использовании ее для ирригации…

Пока успешная реализация «четырех модернизаций» в восточных и южных провинциях Китая приковывала внимание всего мира, в этих районах происходили колоссальные перемены. Был разработан план ликвидации бедности под названием «80 миллионов за семь лет». Согласно этому плану, к 2000 году от бедности предполагалось избавить 80 млн сельских жителей; была принята установка: «Нельзя, чтобы нищета шагнула с нами в XXI век».

Избавить от бедности 80 млн сельских жителей — весьма впечатляющие планы! Мир с интересом наблюдал, справится ли Китайс этой грандиозной задачей.

«Запад составляет пару Востоку, свою пару необходимо поддерживать!» — такова была стратегическая программа Дэн Сяопина. Это был сигнал к началу величайшей в истории человечества битвы с нищетой.

В соответствии с идеями и рекомендациями Дэн Сяопина с 23 по 25 сентября 1996 года ЦК КПК и Госсовет КНР провели в Пекине рабочее совещание, посвященное работе по освоению и поддержке бедных районов. Его целью было объединить все знания, мобилизовать все общественные силы, чтобы увеличить интенсивность поддержки этих районов и разработать конкретный план по скорейшей ликвидации бедности на национальном уровне. Генсекретарь ЦК КПК Цзян Цзэминь и премьер Госсовета Ли Пэн выступили с речью от лица представляемых ими органов власти. На основании реальной обстановки в стране ЦК дал установку обеспечить к концу 2000 года жителей бедных деревень питанием и одеждой. Бедное население Китая численностью 65 млн человек составляло тогда 1/20 неимущего населения всего земного шара.

— В последующие пять лет, как бы ни была тяжела задача и как бы ни было мало времени, нужно выиграть эту войну, расколоть этот крепкий орех… — сказал Цзян Цзэминь о предстоящей интенсивной борьбе. Он впервые возвел ускорение развития бедных районов и проблему обеспечения неимущего населения питанием и одеждой в ранг «политических вопросов, затрагивающих долговременный порядок и долгосрочную стабильность в стране».

Перед этим Госсовет разработал план ликвидации бедности «80 млн за семь лет» и определил 592 бедных уезда государственного значения, из которых восемь относились к Нинся. На заседании ЦК, посвященном оказанию помощи неимущим, было проведено установочное совещание по выполнению этого плана. На этом совещании был предложен проект, предполагавший совершенно новую для Китая стратегию, которую можно выразить в следующей краткой формуле: чтобы избавить человека от нужды, надо научить его ловить рыбу, а не просто накормить ею. Этот проект, как скажет позже Си Цзиньпин, — великое дело, которое «смогут осуществить только наша партия и наша страна, сполна проявив преимущества нашей политики и государственного устройства». На этом совещании Цзян Цзэминь отметил: «Будем придерживаться курса на освоение бедных районов и помощь неимущим, усилим способность бедных районов к саморазвитию. Нужно перейти от оказания материальной помощи к избавлению от бедности путем освоения местных ресурсов, это будет серьезным преобразованием в работе по ликвидации бедности и ее основным курсом. Помощь развитых районов конкретным бедным районам — значимая мера для полной мобилизации общественных сил на борьбу с бедностью. Это должно стать политической миссией развитых провинций и городов, их руководство должно взяться за это лично и работать, пока не появятся результаты. Эту миссию следует осуществлять на уровне уездов, районов, предприятий, нужно четко обозначить целевые задачи, сделать их важнейшими объектами рабочих проверок, не расслабляться, пока не будут достигнуты цели».

Ма Чжэньцзян сказал мне:

— Если бы не директива ЦК, не было бы сотрудничества в сфере поддержки неимущих между Нинся и Фуцзянь, которая длится уже более двадцати лет, работа не принесла бы столь обильных плодов.

В конце мая того же 1996 года кто-то из сотрудников рабочей группы автономного района по помощи неимущим явился к начальнику канцелярии Го Чжаньюаню.

— Слушайте, начальник, говорят, правительство готовит план распределения развитых восточных провинций и городов между неразвитыми регионами северо-запада для оказания им помощи! Интересно, за какими городами или провинциями закрепят нас?..

Го Чжаньюань, проработавший к тому моменту на своем посту четыре года, улыбнулся:

— Как вы хорошо осведомлены! Откуда у вас эти сведения?

— Мы были на том совещании в Пекине! Канцелярия по ликвидации бедности при Госсовете озвучила внутреннюю информацию и заявила, что в течение двух дней будет готов проект!

— Это очень важно. У нас в Нинся самая маленькая территория, но бедняков очень много, самое главное сейчас — чтобы нам в пару подобрали регион побогаче!

— Это точно, если нам будет помогать Шанхай или Гуандун, где живут богато, или даже Цзянсу — это будет для нас, как дождь из мясных лепешек!

— Я должен сейчас же лично доложить обо всем руководству автономного района, чтобы его представители как можно скорее отправились в Пекин и обратились к руководителям Госсовета… — Го Чжаньюань считал, что это ключевой момент в будущей работе по ликвидации бедности в Нинся, и нужно, чтобы руководство автономного района само взялось за дело, начав действовать немедленно.

Однако когда Го Чжаньюань высказал эти соображения руководству, он не только не получил одобрения, но и был раскритикован.

— ЦК проявляет столько внимания к работе по ликвидации бедности у нас в Нинся, так поддерживает наш район — как мы можем требовать чего-то от вышестоящих? А? Где ваша политическая дисциплина? Этого ни в коем случае нельзя делать! Допустимо лишь одно: выполнять распоряжения ЦК.

— Что ж, значит, будем слушаться распоряжений ЦК… — упавшим голосом ответил Го Чжаньюань после выговора, но, подумав, понял, что в словах начальства был резон: разве можно подчиненным беспокоить центральные власти, отрывая их от важных дел?

Вскоре из Пекина пришла телеграмма, в которой сотрудники канцелярии по ликвидации бедности при Госсовете вызывали коллег из автономного района в Пекин, чтобы передать им извещение из канцелярии Госсовета, озаглавленное как «Отчет рабочей группы Госсовета по поддержке и освоению бедных районов относительно организации сотрудничества в сфере помощи неимущим между экономически развитыми и неразвитыми районами страны» и ознакомить с конкретным планом работы в установленных парах регионов.

— Мы сразу отправились в Пекин. Однако по прибытии узнали, что другие бедные районы, в том числе Синьцзян и Ганьсу, уже давно расхватали самые богатые города и провинции — Шанхай, Гуандун и Цзянсу. Наши коллеги из канцелярии Госсовета по ликвидации бедности лишь рассмеялись: «Кто же виноват, что вы так долго тянули! На вашу долю осталась только Фуцзянь…» От такого ответа мы онемели и долго пребывали в шоке. Кто виноват? Конечно, мы сами!

Давно уже ушедший на заслуженный отдых Го Чжаньюань вспоминает:

— Известие, что нам досталась Фуцзянь, шокировало нас, ведь Фуцзянь на тот момент еще не догнала по уровню зажиточности развитые восточные районы, у нее самой было много бедных уездов. Мы сомневались, что этот не очень богатый район может помочь нам с ликвидацией бедности в Нинся! Тут, как и в любом другом деле — ты как порядочный человек встаешь в конец очереди, а когда подходит твой черед, получается вот так… В этом плане мы, жители Нинся, слишком смиренны и скромны, — Го Чжаньюань говорит с долей самоиронии, но в то же время его слова показывают, что руководители Нинся еще не совсем готовы к открытым и смелым действиям. Как говорят жители восточных районов, «разуму не хватает воодушевления».

Делегация людей, разуму которых «недостает воодушевления», представлявших Нинся-Хуэйский автономный район, впервые отправилась к своей «паре» с «родственным визитом», чтобы разведать обстановку. В этой инспекционной делегации Го Чжаньюань был старшим секретарем. Перед отъездом из Иньчуаня руководство района наставляло его: всегда будь на шаг впереди, сразу установи контакт с канцелярией провинции Фуцзянь по ликвидации бедности, выясни, что местные работники думают о нашем сотрудничестве, как именно они готовы помочь нам, насколько горят энтузиазмом, посмотри, какие они припасли нам бонусы и насколько эти бонусы велики! Далее подготовь все для официального визита руководства района в Фуцзянь и для совещания по вопросам предстоящего сотрудничества.

— С такой миссией меня в качестве «шпиона» направили в Фуцзянь, чтобы я все подготовил к приезду начальства нашего автономного райо-на, — воспоминания Го Чжаньюаня, ныне уже восьмидесятилетнего старика, свежи, словно все это было вчера. — Не то чтобы я никогда не бывал по работе в восточных районах, море я, конечно, видел, но, наверно, из-за недостатка времени лишь мельком и никогда не рассматривал его внимательно. Тогда я впервые побывал в провинции Фуцзянь. Мне было известно, что там находится пост береговой обороны и что Фуцзянь граничит через пролив с Тайванем, так что мне очень захотелось съездить на побережье и посмотреть на море…

Го Чжаньюань, которому было тогда почти шестьдесят, приехал к морю и подошел к самой кромке воды, где волны разбивались о берег прямо у ног, его глаза наполнились слезами восторга… Это огромное, бескрайнее море где-то вдали соединяло его с Далянем. Он смотрел на эти великолепные бескрайние просторы, и ему казалось, что и душа его становится все шире, шире и шире, что она способна вместить весь мир, все сущее! В такой момент человек отбрасывает все накопившиеся печали и обиды, ненависть и досаду, грусть и раздражение. По сравнению с величием безграничного морского простора все кажется мелким и незначительным, включая славу, успех, деньги и другие суетные вещи! Душу и мысли охватывают ощущение бесконечности и великолепия и любовь ко всему миру…

Волны накатывали друг на друга, неслись прямо на него, сверкая в лучах заходящего солнца, словно его шаловливые внуки весело подпрыгивали и со смехом устремлялись к нему, укутанные в золотые лучи и выкрикивающие: «Дедушка! Дедушка!..» Он чувствовал себя опьяненным, а с ним опьянели его разум и душа…

Вдруг его глаза налились влагой, взор затуманился, он ощущал себя как во сне… Го Чжаньюань увидел самого себя, босиком бегущего по барханам и одолевающего их один за другим, а это безводное «море», где есть лишь песок, все не кончается… Горло и глаза жжет огнем, он падает, с остервенением хватает горсть песка и хочет проглотить его… Рука замирает на полпути ко рту, раздается его собственный хриплый крик: «Воды! Дайте воды!»

Но воды нет, на крик никто не отзывается, из его глаз скатываются две слезинки…

Вдруг он замечает, что рядом с ним лежит множество людей… Песчаное «море» затуманило им разум и лишило способности рассуждать — так же, как и его, — и теперь они не могут даже плакать. Их тоже мучит вопрос, почему в этом «море», которое на бумаге записывается, как и обычное, с ключом «вода», нет ни капли воды, пусть даже совсем маленькой, как слезинка…

Он и его земляки, горько вздыхая, грезят о том, каким должно быть настоящее море.

Какое же оно? Наверное, громадное… Оно столь велико, что может вместить всю Нинся, целый водный мир величиной с наш безводный Сихайгу…

Да, море — оно такое, а провинция Фуцзянь — это прежде всего море… Все-таки Нинся повезло! Мы собираемся породниться с морем! Нинся будет наполнена глубокими, как море, чувствами любви и искренней дружбы, станет живописной и плодородной, как море, а пустыня и иссушенные засухой холмы обратятся в зеленые оазисы…

Бескрайнее море — любовь Фуцзяни и ее жителей к нашей Нинся так же бескрайня, как море… Фуцзянь… «Фу — цзянь» — 福建 (Fújiàn), по-китайски звучит так же, как «увидеть счастье» — 福见 (fú jiàn), вот и мы в Нинся в новом веке увидим счастье!

Это свидание с морем переменило жизнь и даже судьбу Го Чжаньюаня. По его признанию, он словно встретил родную душу, как и жители Нинся, — душу, наполненную прекрасным, широким и глубоким, как море, чувством любви…

Последующие двадцать лет свидетельствовали о том, что мечта Го Чжаньюаня осуществилась!

«Провести пресс-конференцию и рассказать о Нинся? Хорошая идея, очень хорошая! Для многих жителей Фуцзяни Нинся — это просто географическое название, а что она из себя представляет, мало кто из нас знает… Нужно, чтобы кто-то рассказал!» — думал он.

Побродив по берегу моря, Го Чжаньюань вернулся в Фучжоу и отыскал фуцзяньскую коллегу, с которой ему предстояло работать в паре, — заведующую провинциальной канцелярией по ликвидации бедности Линь Юэчань. Он поделился с ней своими мыслями, и энергичная Линь Юэчань, привыкшая к прямому и лаконичному стилю общения, ответила просто: «Хорошо, я для вас все устрою».

— Мероприятие прошло необычайно успешно, на нем присутствовало более сотни журналистов, которые потом подробно рассказали о нинся-фуцзяньской программе совместной работы и всесторонне осветили проблему бедности… Думаю, с репортажами ознакомилось все руководство провинциального комитета и все представители фуцзяньских властей, — Го Чжаньюань остался очень доволен результатами своей поездки; в газете «Фуцзянь жибао» опубликовали объемный спецрепортаж, посвященный Нинся.

Линь Юэчань рассказывала: «Вскоре после визита товарищей из Нинся мы учредили у себя в провинции рабочую группу помощи Нинся в ликвидации бедности, которую возглавил замсекретаря провинциального парткома Си Цзиньпин. Я была постоянным заместителем заведующего канцелярией группы, а заведующим назначили начальника секретариата провинциального парткома, так что выполнение всех работ легло на мои плечи. Однажды Си Цзиньпин сказал мне: “Возьмите нескольких сотрудников и поезжайте в Нинся, оцените обстановку, а потом мы обсудим, как с ними сотрудничать”. Это стало моим первым поручением от Си Цзиньпина, представлявшего провинциальный партком и фуцзяньское правительство, после того как в 1996 году ЦК поручил нам шефство над Нинся. Моя жизнь оказалась тесно связана с Нинся, это было больше двадцати лет назад. Мне тогда исполнилось сорок лет, и я подходила к любому делу с пылким энтузиазмом. Не то что сейчас — теперь я стару ха…»

Я приехал в Фуцзянь собирать материал уже после поездки в Нинся. На протяжении всего моего путешествия по Нинся с севера на юг, стоило мне упомянуть о шефстве провинции Фуцзянь над Нинся в работе по ликвидации бедности, как оказывалось, что Линь Юэчань знает практически каждый, кто имел к ней отношение. Кадровые работники Нинся, занимавшиеся проблемами ликвидации бедности, и простые жители Нинся смотрели на нее как на богиню. Почему? Потому что за двадцать с лишним лет сотрудничества Нинся с провинцией Фуцзянь она принесла местным много добра. Линь Юэчань — одна из главных опор этого «моста к благополучию», связавшего обе провинции…

— Вы спрашиваете… ско-сколько… сколько… раз я… бы-бывала… там? Как… как мини-минимум… со-сорок раз! — впервые за сорок с лишним лет писательской деятельности я встречаю собеседника с такой особенностью речи. Выдавливая из себя каждую фразу, она выгибается и трепыхается в кресле, как только что выловленный карп… Так это и есть «богиня», которой восхищаются жители Нинся? Та самая заведующая канцелярией провинции Фуцзянь по ликвидации бедности Линь Юэчань, горевшая энтузиазмом и «готовая идти напролом, когда дело касалось Нинся»?

Да, она. Но до чего разительна разница между Линь Юэчань на старых фотографиях в газетах и той женщиной, что сидит передо мной! Мне так странно видеть ее, терзаемую болезнью Паркинсона; это зрелище разрывает мне сердце.

— Я-я… дав-давным-давно на… на пенсии… а ты-ты… все ра-равно… обра… обратился ко мне за… за интервью! — Она крайне взволнована, поэтому еще сильнее ощущается влияние недуга, как пояснила мне сиделка.

— Я всю… всю жизнь… по-помогала бедным… ра-работала для них… — продолжает Линь Юэчань, и ее тело непрестанно сотрясают судороги.

Это выглядит дико; я чувствую себя чудовищем, истязающим больного.

— Ни-ничего… — Кресло под ней еще отчаяннее затряслось. — Я по-посвятила Нин-нинся пол… полжизни! — Она улыбается, а глаза блестят хрустальными огоньками.

Так я взял интервью у одной из кадровых работниц, занимавшихся ликвидацией бедности, у женщины, вложившей всю свою мудрость и энтузиазм в координацию работы по ликвидации бедности между Нинся и Фуцзянью, расположенными в противоположных концах Китая. Только благодаря этой беседе я понял, почему жители Нинся испытывают к Линь Юэчань столько любви и уважения, и узнал, с чего начиналась эта деятельность, как она осуществлялась и к чему привела.

Провинция Фуцзянь — исторически значимый район, важная часть Центрального советского района^[33]; она сыграла заметную роль в китайской революции, но долго оставалась экономически не развитым, бедным регионом. Канцелярия комитета по строительству при старой революционной базе^[34] в провинции Фуцзянь (сокращенно — Фуцзяньская канцелярия по строительству) помогает неимущим и развивает бедные районы, где располагалась революционная база. Здесь раньше работала Линь Юэчань. По существу, ее работа заключалась в том, чтобы любить людей и беречь их. Позже она стала заместителем начальника провинциального управления по гражданским делам, но суть ее работы осталась прежней. После слияния канцелярии по строительству и канцелярии по ликвидации бедности ее назначили заведующей фуцзяньской провинциальной канцелярией по ликвидации бедности; на этом посту она проработала до самой пенсии.

В конце мая 1996 года, после извещения канцелярии Госсовета по ликвидации бедности о совещании в Пекине, Линь Юэчань узнала, что ей нужно обсудить с коллегами из Нинся конкретные вопросы предстоящего шефства Фуцзяни над Нинся.

— На фоне других экономически развитых восточных провинций Фуцзянь выглядит не так внушительно, поэтому с шефством над более крупными бедными регионами вы, возможно, не справитесь. Нинся — регион небольшой, так что будете помогать им, — озвучил решение ответственный представитель канцелярии Госсовета по ликвидации бедности. Линь Юэчань осознала свою задачу и ощутила прилив теплых родственных чувств к Нинся…

Пусть будет так. Линь Юэчань подумала, что это решение — показатель доверия ЦК и в то же время важная, ответственная задача.

Насколько бедна Нинся? Сколько там бедных уездов? Эти вопросы занимали ее больше всего в ходе первой встречи с коллегами из Нинся.

— У нас восемь бедных уездов, в основном они расположены в районе Сихайгу и в центральных районах, — поведали коллеги.

— Значит, по возвращении я доложу руководству провинции, что мы должны подготовить восемь своих самых развитых уездов и городов к шефству над вашими восемью уездами.

— Спасибо вам огромное!

Таков был начальный план совместной работы Фуцзяни и Нинся. Вскоре руководство обоих регионов одобрило его и задало курс, ставший основным на последующие двадцать с лишним лет.

В октябре 1996 года в Нинся и Фуцзяни были сформированы рабочие группы. В Фуцзяни такую группу возглавил замсекретаря провинциального парткома Си Цзиньпин. Возможно, именно создание этих групп, обеспечивших двадцатилетнее сотрудничество Нинся и Фуцзяни в деле ликвидации бедности, подтолкнуло Си Цзиньпина к мысли о социализме с китайской спецификой в новую эпоху. Идея Нового Китая родилась в ходе великой борьбы страны против бедности.

— Он-он направил меня… в… в Нинся, чтобы выяснить обстановку, и я сразу… поехала, — вспоминает Линь Юэчань свою первую поездку в Нинся после указания Си Цзиньпина.

— Я… я-я обнаружила мно-много всего… не-неожиданного… — она приходит в волнение, кресло под ней начинает раскачиваться.

Линь Юэчань рассказывает, что была одной из тех целеустремленных сотрудников, кто всегда доводил работу до победного конца. Но после приказа Си Цзиньпина она задумалась: в деле совместной помощи неимущим нужна большая и кропотливая работа по установлению связи между соответствующими ведомствами обеих сторон, включая министерства сельского хозяйства, промышленности, науки и технологий, образования, здравоохранения, транспорта, лишь после этого можно будет реализовать план поддержки неимущих. Полная решимости действовать, Линь Юэчань собрала делегацию провинции Фуцзянь для инспекционной поездки в Нинся в составе четырнадцати человек, включая ее саму. Им предстоял ответный визит в Нинся после визита инспекционной делегации Нинся-Хуэйского автономного района в Фуцзянь, которую возглавлял Го Чжаньюань.

Как же они добирались в Нинся? В конце 1996 года провинция Фуцзянь уже представляла собой довольно развитый регион, но никто из десяти с лишним ответственных лиц министерств провинциального правительства никогда не бывал в Нинся и даже не представлял, как туда доехать.

При обсуждении этого вопроса кто-то даже открыл рот от изумления:

— Заведующий Линь, туда из Фучжоу нет прямых рейсов!

Для Линь Юэчань стало неожиданностью, что между провинцией Фуцзянь и столь крупной территориальной единицей, как административный район, до сих пор не существует воздушного сообщения. Эта проблема не давала ей покоя, и она добилась прокладки межпровинциального «воздушного коридора» между ними. Но это было потом.

А пока что сотрудники канцелярии сообщили Линь Юэчань, что из Фучжоу в Иньчуань существуют два маршрута: первый — через Пекин, второй — через Сиань. Маршрут через Сиань короче, а значит, быстрее. Линь Юэчань предпочла ехать через Пекин. «Губернатор провинции Хэ Гоцян сейчас в Пекине, мне нужно представить ему отчет и получить от него указания». Вместе с сопровождающими Линь Юэчань прибыла в Пекин, а затем отправилась на встречу с губернатором провинции.

— Боже мой, зачем ты тащишь с собой такую ораву! Там и так живут бедно, а вы им еще хлопот добавите! — упрекнул Хэ Гоцян Линь Юэчань, услышав, что она берет с собой делегацию из десяти с лишним человек.

— Но я… я подумала, что нужно всесторонне изучить ситуацию в Нинся, поэтому… — Линь Юэчань очень расстроилась и подумала, что следует прислушаться к упреку губернатора Хэ. Она решила, что постарается доставить принимающей стороне в Нинся как можно меньше хлопот, чтобы показать истинное лицо жителей старого революционного района.

Желая избавить коллег из Нинся от лишних хлопот, Линь Юэчань не стала сообщать о вылете делегации из Пекина, чтобы их никто не встречал в аэропорту, а по прибытии в Иньчуань члены делегации самостоятельно нашли себе жилье.

Когда их самолет приземлился в Иньчуане, был уже поздний вечер.

— Поедем на такси! — решила Линь Юэчань, помня слова Хэ Гоцяна о том, что не надо слишком обременять заботами принимающую сторону. Едва ступив на землю Нинся, инспекционная делегация отыскала в аэропорту стойку такси, чтобы добраться до города.

— До чего приятны местные жители, такие честные, — заметила Линь Юэчань. Впервые оказавшись в Нинся и проехавшись на местном такси, она убедилась в этом на личном опыте.

— Мы бы хотели сначала прогуляться по самым оживленным районам Иньчуаня, прежде чем направиться к месту назначения… Мы вам доплатим! — вежливо обратилась Линь Юэчань к таксисту.

— Вы из Фуцзяни? Оставьте себе свои подачки! — неожиданно для нее возмутился тот.

— Мы не хотели вас обидеть, лишь собирались компенсировать вам беспокойство, вот и… Мы впервые в Нинся, очень хотели бы посмотреть ночной Иньчуань… — поспешно объяснила Линь Юэчань.

— О, тогда понятно! — оживился таксист и привычным движением надавил на газ. Сжимая в руках руль, он разговорился с Линь: — А я по вашему акценту сразу понял, что вы из Фуцзяни!

Линь Юэчань удивилась:

— Вы там бывали?

— Да нет, но я какое-то время работал водителем у одного фуцзяньского бизнесмена, который вел здесь дела…

— Надо же, здесь есть фуцзяньские бизнесмены?! — еще больше удивилась Линь Юэчань.

— Не просто есть, их так же много, как бизнесменов из Чжэцзяна. Мы фуцзяньцев любим, они, как и мы, обитатели Нинся, честные!

Линь Юэчань засмеялась. Таксист внушал ей симпатию, и она рассказала, кто она и кто ее спутники, и зачем они приехали в Нинся. Также она выразила желание встретиться с этими фуцзяньскими бизнесменами, работающими в Нинся.

— Раз мы, их земляки, оказались здесь, хотелось бы с ними увидеться, пообщаться, засвидетельствовать свое почтение, — сказала она.

— Я могу все устроить! — простодушно предложил водитель. И он действительно созвал всех сорок с лишним фуцзяньских предпринимателей, ведших свои дела в Иньчуане.

— Благодарю вас, не ожидала встретить земляков в такой дали от родной провинции! Мое почтение!

Обменявшись приветствиями с земляками, Линь Юэчань объяснила им цель приезда ее делегации и предложила им присоединиться к предстоящей работе по оказанию помощи неимущим в Нинся.

— У меня есть предложение. Пробить дорогу для своего бизнеса в чужих краях — задача непростая, а если бы вы поучаствовали в совместной работе наших провинций по ликвидации бедности, успех сотрудничества с Нинся стал бы прекрасной рекламой для вашего бизнеса. Вы могли бы учредить собственную группу, например, ассоциацию фуцзяньских предпринимателей для помощи неимущим. Как вы на это смотрите?

— Положительно! Это хорошая идея. Раньше каждый из нас был сам по себе, а в случае проблем не к кому было обратиться за помощью. Если у нас будет такая ассоциация, нам станет необязательно ездить в Фуцзянь, чтобы попросить о помощи! — немедленно откликнулись фуцзяньские земляки.

— Я тоже за такую ассоциацию, но обязательно ли упоминать в названии про помощь неимущим? Ведь наш профиль — коммерция! — возразил другой предприниматель.

Линь Юэчань с улыбкой объяснила:

— С этим словосочетанием у названия получается совсем иной смысл. Во-первых, нам, фуцзяньцам, следует откликнуться на призыв партии и правительства, а ведь торговлю и бизнес тоже надо направлять на борьбу с бедностью. Поскольку вы ведете бизнес в Нинся, он должен приносить пользу местному населению, способствовать решению проблемы нищеты: лучше получать прибыль ничтожную, чем бесчестную. Во-вторых, занимаясь успешным бизнесом, нужно задействовать всю свою любовь, вложить всю душу и бескорыстие, чтобы стать похожими на нашего предшественника Чэнь Цзягэна^[35], жившего на чужбине. Верно я гов орю?

— Совершенно верно! После ваших объяснений, заведующая Линь, мы все поняли. «Ассоциация фуцзяньских предпринимателей для помощи неимущим» звучит прекрасно, а какой глубокий смысл! — наперебой восхищались предприниматели, одобрительно поднимая руки. Предложение Линь Юэчань помогло создать благоприятную обстановку для ведения бизнеса в Нинся. За двадцать лет многие из этих предпринимателей стали эталоном работы по ликвидации бедности в Нинся и сделали в нее выдающийся вклад. Но это было потом.

Вернемся к тому моменту, когда Линь Юэчань и ее спутники по прилете в Нинся на такси добирались из аэропорта в Иньчуань. По просьбе заведующей таксист привез их в самый оживленный район города — к торговому центру «Хуалянь».

— Как только мы там оказались, сразу стало понятно, каково состояние дел в Нинся: на проспектах было немноголюдно, хотя было только восемь-девять вечера. В эти часы в Фуцзяни даже в небольших городах бурлит ночная жизнь, там намного оживленнее… В Иньчуане же почти не было ночных магазинов, на улицах уныло и безлюдно, не считая того квартала, где расположен торговый центр «Хуалянь». Улицы — лучшее свидетельство того, что в Нинся еще не сформировалось рыночное сознание, а разница в уровне жизни между Нинся и нашей провинцией особенно чувствуетсяименно здесь, — вздыхает Линь Юэчань.

Последующие десять с лишним дней Линь Юэчань налаживала сотрудничество с профильными ведомствами и другими организациями, занимающимися помощью неимущим на уровне городского округа Иньчуань и всего автономного района, и совершила несколько инспекционных поездок по Сихайгу и еще двум бедным районам к югу от Иньчуаня.

Прежний облик горной деревни в Сихайгу

— Поездка взволновала и потрясла меня. Я увидела, как живут местные бедняки, их жизнь можно описать только словами «ужасающая» и «невиданная», — докладывала она Си Цзиньпину по возвращении из Нинся в родную провинцию.

Я беседовал с Линь Юэчань у нее дома. Когда речь зашла об этом эпизоде, кресло под ней начало стучать по полу, а речь прерывалась заиканием с такой частотой, что было больно слушать. Поэтому фрагмент с ее описанием местной необычайной бедности я приведу полностью:

«Я вошла в яодун одной из бедных семей, темный, с осыпающимися сводами, и стала заглядывать в котелки, чтобы понять, чем они питаются, есть ли у них продовольственные запасы… Но большинство котелков оказались пусты, лишь кое-где попадались две-три перемерзших картофелины. Я осмотрелась, надеясь обнаружить продовольственные запасы где-нибудь в углу, но ничего не увидела. Все, что у них было, — это небольшая куча картофелин, и это был весь рацион семьи из четырех-пяти человек. Яодун освещается одной-единственной масляной лампой с ничтожно маленьким фитилем, ее света не хватало даже чтобы разглядеть лица всех, кто был внутри. Во многих семьях дети и даже взрослые девушки вынуждены установить график выхода из дома, потому что в семье один комплект одежды на всех — пожертвованная армией военная форма, которую все носят по очереди…»

Линь Юэчань увидела воду, хранящуюся у них в погребах, — желтоватую, кишащую опарышами и личинками мух… Увидела и печально известные углубления, продолбленные в поверхности кана^[36] и служащие пиалами для еды у некоторых семей.

«Однажды я остановилась на ночь в небольшой гостинице в уезде. Спозаранку меня разбудил какой-то шум с улицы. Я выглянула в окно и увидела выстроившихся в длинную шеренгу крестьян, торгующих картошкой. Тогда уже наступили холода, но на многих была тонкая одежда, а плечи прикрыты холщовыми мешками. От этого зрелища я расплакалась…»

Линь Юэчань поделилась со мной воспоминаниями о картинах, вызвавших у нее слезы в ходе поездки в Нинся. Доброта и сочувствие, теплые чувства к жителям Нинся побудили ее по завершении инспекционной поездки и возвращении в Фучжоу немедленно обратиться к Си Цзиньпину и другим руководителям со специальным докладом. В дальнейшем, в ходе рассмотрения провинциальной администрацией и парткомом плана работы по ликвидации бедности в Нинся, она регулярно озвучивала свои идеи и предложения, и ее не смущали комментарии недоброжелателей: «С утра до ночи от вас слышно только о том, как страдает Нинся, а то, что у нас в Фуцзяни полно своих проблем, вас не волнует!» Она бескомпромиссно парировала: «И что? А проблемы в Нинся на наши проблемы не влияют? Надолго ли хватит экономического взлета в Фуцзяни и других восточных провинциях, если не обеспечить западным провинциям и национальным меньшинствам процветания и богатства?»

— В большинстве случаев последнее слово оставалось за мной. Всем были ясны мои намерения и мои доводы, наша работа и дельные предложения находили у всех поддержку, — радостно рассказывала Линь Юэчань.

Однажды после возвращения из Нинся губернатор Фуцзяни Хэ Гоцян встретился с ней и довольно похлопал по плечу:

— Линь Юэчань, ты молодец! Чтобы всесторонне изучить ситуацию в Нинся, необходима была именно такая большая делегация. Благодаря тому, что вы досконально изучили тамошнее положение дел, мы поняли, что нам делать и как помочь, на какие ключевые моменты обратить внимание.

Позже Хэ Гоцян дал Линь Юэчань такой наказ:

— Почаще наведывайся туда и сообщай нам о местной обстановке, постарайся принести им как можно больше пользы, реальной пользы…

Си Цзиньпин как глава фуцзяньской рабочей группы по оказанию помощи неимущим в Нинся напрямую руководил работой Линь Юэчань. При каждой личной встрече и в каждом телефонном разговоре он расспрашивал, как идут дела, какие пункты работы требуют дополнительных усилий, чем нужно помочь.

Обстановка в Нинся отныне и навсегда стала ее ответственностью и объектом постоянной заботы. С зимы 1996 года, когда Си Цзиньпин впервые поручил ей работу в Нинся, Линь Юэчань ездила туда ежегодно, иногда даже по нескольку раз в год. Она сбилась со счета, сколько раз там побывала.

В июле 2016 года Си Цзиньпин провел в Иньчуане совещание, посвященное сотрудничеству восточных и западных провинций в работе по ликвидации бедности. На него пригласили и Линь Юэчань, и теперь она посетила Нинся уже после того, как оставила участие в деле помощи неимущим и ушла на пенсию, и перед тем, как ее поразил недуг…

— Я-я… сейчас… не-не могу хо-ходить… но я-я… постоянно ду-думаю… как та-там дела… ах…

Когда я уходил, она настояла, чтобы сиделка помогла ей проводить меня до выхода.

— Пе-передайте… от меня… привет ме-местным… по-почтенным… почтенным землякам, пови… повидайте их… и еще… еще спросите, че-чего… им не хва… хватает… мы по-поможем…

Я снова и снова подходил к Линь Юэчань и уговаривал ее идти в дом и не провожать меня. Но она, сотрясаемая дрожью, оставалась на прежнем месте и силилась продолжать разговор, то и дело прерываемый судорогами. Мне пришлось ускорить шаг и побыстрее уйти, потому что велик был соблазн оглянуться и еще раз увидеть бывшую кадровую работницу, вложившую всю душу и все силы в дело помощи неимущим, встретить ее лучащийся безграничной нежностью взгляд. Я опустил голову, ускорил шаг и на прощанье сказал:

— Не беспокойтесь, госпожа Линь, я обязательно передам им ваши теплые пожелания, когда там окажусь…

Я поспешил уйти, так как боялся не сдержать слез.

— Вы то… товарищ Хэ… Хэ Цзяньмин? Я-я хотела бы с-с вами… поговорить… о тех… делах, — услышал я в телефонной трубке заикающийся голос на пятый или шестой день после интервью, когда уже вернулся из Фуцзяни в Пекин.

— Вы не могли бы говорить разборчивее? О каких делах? — переспросил я.

— О тех… Вы туда ездили? Я-я… о стольком хотела бы… с вами поговорить… — я понял, что это голос прикованной к креслу Линь Юэчань, все мысли которой были «там».

По мобильному я так и не смог разобрать, что она говорит или хочет сказать, зато отчетливо расслышал слово «там».

«То» место очень далеко от Фуцзяни, «там» — это в далеком Нинся, «то» место — для большинства фуцзяньцев дальние края, «те» дальние края, что впоследствии стали предметом постоянных забот нашего генсекретаря и председателя Си Цзиньпина…

Что же это за края? После визита к заведующей фуцзяньской канцелярией по ликвидации бедности, всей душой болевшей за «тот» край, и личной беседы с ней я осознал, почему жители Нинся считают Линь Юэчань своей, и, кажется, понял, почему сраженная недугом, извиваясь в судорогах, на дрожащих и подгибающихся ногах, она упорно спешит к телефону, когда ей звонят «оттуда». Как поведала мне сиделка, однажды Линь Юэчань упала прямо во время телефонного разговора, но не позволяла сиделке ее поднять, пока не закончила разговаривать, — так и стояла на коленях.

— Знаете, я-я… сейчас… не-не в состоянии… заниматься делами… но всей… душой бо-болею за… тот край… за местных… жителей! — Эта фраза Линь Юэчань вновь и вновь звучит в моей голове, а перед мысленным взором встает ее облик.

Говорят, море даже необъятнее, чем небо. Оно действительно огромно, как небеса, человеку и за всю жизнь не объездить его целиком; но я бы добавил, что есть нечто еще более необъятное, чем морские просторы, — это человеческая душа.

Те двадцать с лишним лет борьбы Линь Юэчань и жителей Фуцзяни против бедности в Нинся — это и есть безбрежное, волнующееся «море»… Благодаря заботе Си Цзиньпина, озаренное светом его идей о социализме с китайской спецификой в новую эпоху, это «море» стало таким глубоким и прекрасным, величественным и бурным; каждая капля в нем насыщена чувствами глубокой привязанности и дружбы целого поколения лидеров КПК и миллионов жителей развитых восточных районов. Оно оросило бесплодные земли Западного Китая и помогло вписать славную главу в историю помощи неимущим в Китае и в летопись мировой цивилизации…

Примечания

9

Мао Цзэ-Дун. Люпаньшань // Восемнадцать стихотворений / Пер. с кит. С. Маршака, А. Суркова, И. Голубева, Н. Асеева, М. Басманова, Л. Эйдлина; под ред. Н. Федоренко, Л. Эйдлина. М.: Правда, 1957. С. 13.

10

Цинь Шихуан (259–210 гг. до н. э.) — первый император (245–210 гг. до н. э.), которому удалось объединить всю территорию Внутреннего Китая, основатель династии Цинь.

11

«Ши цзи» — первый систематический труд по истории Древнего Китая, охватывающий период от древности до династии Западная Хань (206 г. до н. э. — 9 г. н. э.) Его автор — Сыма Цянь, ученый, писатель, придворный историограф династии Хань.

12

«Ши-цзин» («Книга песен») — собрание народных песен и стихотворений различных жанров, датируемых XI–VI вв. до н. э.; один из древнейших китайских литературных памятников. Отбор и редакция произведений для ставшего классическим варианта сборника приписывается Конфуцию.

13

Шицзин. Книга песен и гимнов / Пер. А. А. Штукина. М.: Художественная литература, 1987. С. 46.

14

Цитата из стихотворения поэта династии Мин Ли Мэнъяна «Напоив на рассвете коня, провожаю Чэнь Цзы за заставу».

15

Пограничная поэзия — направление в китайской поэзии, возникшее в эпоху Тан в связи с активной завоевательной политикой империи и в основу произведений которого легли личный опыт и впечатления участников боевых походов.

16

Цэнь Шэнь (715–770) — поэт, наследник обедневшего аристократического рода и чиновник времен династии Тан. Обладатель ученой степени цзинши. Находился в дружеских отношениях с выдающимися поэтами своей эпохи — Гао Ши (ок. 700 или 702–765), Ду Фу (712–770) и Ли Бо (701–762/763).

17

Ян Цзунчжэнь — интеллектуал династии Мин (сер. XVI в.). Работы Ян Цзунчжэня включены в сборники краеведческих материалов Нинся династии Мин.

18

Тан Лун (1519–1577) — выдающийся военный и государственный деятель времен династии Мин.

19

Чжан — мера длины, равная примерно 3,3 м.

20

Анна Луиза Стронг (1885–1970) — американская журналистка, писательница, активистка, поддерживавшая в своем творчестве коммунистическое движение в СССР и Китае.

21

Янь-ван — в древнекитайской мифологии владыка загробного царства.

22

Цзо Цзунтан (1812–1885) — военный и государственный деятель времен империи Цин, В качестве одного из организаторов провинциальных антиповстанческих армий участвовал в подавлении Тайпинского восстания (1850–1864).

23

Чжуннаньхай — квартал в Пекине, расположенный в непосредственной близости от Запретного города, и одноименное искусственное озеро в этом квартале, по берегам которого находятся резиденции высших органов власти КНР.

24

Чжоу Эньлай (1898–1976) — выдающийся военный и политический деятель, революционер, член КПК с момента ее основания в 1921 г.; бессменный глава Госсовета КНР с момента образования республики в 1949 г. до самой своей смерти. Второй после Мао Цзэдуна Председатель НПКСК (1954–1976), первый министр иностранных дел КНР (1949–1958).

25

Цзинь — мера веса, равная примерно 596,9 г.

26

«Банда четырех» — группа высших руководителей Коммунистической партии Китая, которые, по официальной версии, после смерти Мао Цзэдуна собирались узурпировать власть в стране.

27

Хутун — элемент городской застройки в Китае, унаследованный от средневековой практики градостроения; квартал, образованный группой выстроенных по соседству дворов.

28

Сыхэюань — традиционный тип застройки, при котором четыре здания выстраивают вокруг прямоугольного двора.

29

«Гуйчжоуский осел» — китайская идиома, означающая человека, который вопреки ожиданиям демонстрирует сильно ограниченные возможности. По преданию, первого осла в Гуйчжоу привезли на лодке. Никогда не видевшие осла местные жители поначалу приняли его за чрезвычайно свирепое и опасное существо.

30

«Четыре модернизации» — идея, впервые выдвинутая Чжоу Эньлаем на Первом заседании ВСНП в 1954 г. и позже воплощенная в программе модернизации Дэн Сяопина в 1979 г. Формула прогрессивного роста, предполагавшая интенсивное развитие четырех сфер — промышленности, сельского хозяйства, национальной обороны, науки и технологий.

31

«Культурная революция» — политическая кампания, развернутая Мао Цзэдуном в 1966–1976 гг. и фактически призванная обеспечить единоличное лидерство Мао в КПК. Преобразования проводились посредством репрессий среди партийной оппозиции, гонений на интеллигенцию, разгрома общественных организаций. Нанесла огромный урон культуре и образованию, негативно отразилась на внешней политике Китая.

32

НОАК (Народно-освободительная армия Китая) — официальное название вооруженных сил КНР.

33

Центральный советский район — один из так называемых «освобожденных районов» — территорий, во времена революционно-освободительной борьбы 1930–40-х гг. в Китае выведенных из-под влияния японских оккупационных войск и находившихся под контролем КПК.

34

Революционная опорная база компартии Китая — в период борьбы Гоминьдана и КПК штаб-квартира КПК и один из центров ее деятельности на подконтрольной ей территории.

35

Чэнь Цзягэн (1874–1961) — крупный сингапурский бизнесмен-эмигрант, патриот Китая и меценат, в 1919 г. пожертвовавший крупную сумму на создание университета в г. Сямэне провинции Фуцзянь. Университет был официально открыт в 1921 г. и получил репутацию «самого красивого в Китае». Кампус университета выстроен «в стиле Цзягэн», сочетающем китайские и западные архитектурные традиции.

36

Кан — традиционная кирпичная или глиняная печь для обогрева жилья и приготовления пищи.