Лимонник. По материалам израильских литературных вечеринок. Выпуск 3

Хелен Лимонова

Нескучный «Лимонник» расширяет свою географию в Израиле. Литературные вечеринки, проходившие прежде в Тель-Авиве, состоялись в Хайфе; на очереди – Ашдод. Задача познакомить читателей с писателями, а писателей друг с дружкой, выполняется успешно, весело и непринуждённо. Третий сбор «Лимонника» выпал на предновогодние дни, и потому в сборнике появились новогодние материалы. Но не только! «Лимоннику» есть что рассказать тем, кто готов его слушать. Читайте, сопереживайте, присоединяйтесь! Книга содержит нецензурную брань.

Елена Коган

«Вечер тихо крадется…»

Вечер тихо крадется

в дом ко мне. Я окошко

оставляю открытым

долгожданному гостю.

Он заходит неслышно,

словно черная кошка,

насыпает мне звезды

в кофе щедрою горстью.

Он садится напротив,

и загадочно смотрит

мне в раскрытое сердце,

и на гуще гадает,

что со мною случится

этой сказочной ночью,

сам волшебное зелье

в чашку мне подливает.

Я от этого зелья

стану нежно-прозрачной,

и почти невесомой,

и беспечно счастливой.

Розмариновым ветром

он сорвет меня с места,

повлечет за собою,

наблюдая ревниво,

чтоб нескромные взгляды

мимолетных прохожих

не мешали мне плавать

по вечернему небу…

А под утро вернусь

одинокой совою

от безумной свободы

к насущному хлебу.

«Я не могу дышать…»

Я не могу дышать —

мне нужен воздух,

очищенный от радужных иллюзий.

Я слышать не могу —

гремит мне в уши

военный клич непрошеных дискуссий.

Мне чувствовать невмочь —

так давят сердцу

стандарты рамок из чужих примеров.

Я видеть не могу —

мне застит небо

чужая боль немыслимых размеров.

Устали руки

опускаться от бессилья,

когда не можешь, вместе с состраданьем,

подать просящему

любви и уваженья,

а вместе с тем, простого подаянья.

Я не могу ходить —

натерли ноги

напрасные усилья и старанья.

Немеет разум

от одной лишь мысли,

что не объять мне необъятного познанья.

И мечется душа

усталой птицей,

не зная, где присесть и отдохнуть,

Она больна,

ей по ночам не спится,

утерян ею самый верный путь

к Источнику покоя и порядка.

Гляжу сквозь слезы,

подводя итог:

ведь, если я —

вершина Мирозданья,

то кто подножие его? Помилуй Бог!

SOS!

Встречало утро серостью небес.

На этом фоне рыжими мазками

размазал ветер волосы и влез

ей под одежду мокрыми руками.

То обнимал ее колени, как хмельной,

подолом платья, что сорвать пытался,

то бил наотмашь по лицу, то, как шальной

взбешенный старый пес, за нею мчался,

лизал ей руку мокрым языком

прилипшего осеннего листочка.

А по асфальту звонко каблучком —

три точки, три тире, еще три точки.

И от кого спасения она

с утра искала, боль превозмогая?

Бледна и одинока, как луна,

ее Душа, и изгнана из Рая

за то, что сочный плод добра и зла

сама сорвать посмела и отведать

ему дала. Не сразу поняла,

каким открыла нынче двери бедам.

И Ева, и Пандора — две в одном

объединились в образе фатально,

как ящик — жизнь перевернув вверх дном,

лишилась и надежды моментально.

И разглядев при девственном рассвете

своих поступков необдуманных чреду,

решила, что одна она в ответе,

за в мир их принесенную беду.

А потому, достойна наказанья.

Сама себе безжалостный судья.

Себя сама отправила в изгнанье,

ни слова в оправданье не найдя,

приговорив себя навечно к непрощенью.

Шалаш и милого оставила в Раю,

чтоб не обречь на вечные мученья,

шепнув ему: «За все благодарю»…

Он не проснулся, сон его был светел,

и светом этим для него она была…

А поутру он сразу не приметил

на стуле два оставленных крыла.