Песнь Сорокопута. Ренессанс

Фрэнсис Кель, 2022

Вся жизнь Готье была ложью, с которой он теперь не собирается мириться. Джером больше не согласен оставаться в тени и плыть по течению. И только Скэриэл по-прежнему хладнокровно преследует свои цели, идет по головам, сметая все на своем пути. Чистокровным, полукровкам и низшим стало слишком тесно в Октавии. Грядут большие перемены. Грядет Ренессанс. Продолжение романа в жанре Темной академии «Песнь Сорокопута», тираж которой разлетелся за неделю после выхода. Сословное общество с четким разделением на три касты, где у низших нет никаких прав, – глазами юного члена привилегированного сословия. Роман полон культурных отсылок. Двухуровневое повествование, ведущееся от лица двух героев, ни один из которых не знает всей правды о таинственном и обаятельном Скэриэле Лоу. Стильное оформление с иллюстрациями на форзаце и нахзаце. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

VII

Люмьер разразился громким заразительным смехом, привлекая внимание редких прохожих, гуляющих в парке. Проходящая мимо пожилая дама смерила нас недовольным взглядом. Чуть поодаль двое рабочих-полукровок оглянулись, но быстро вернулись к сбору опавших листьев. Я натянул мамин шарф на подбородок, прячась от сильного порыва ветра.

Люмьер был в прекрасном расположении духа, в отличие от меня. Я бы присоединился и вдоволь посмеялся вместе с ним, не будь я при этом главной причиной столь бурных эмоций. Прошли долгие минуты, прежде чем он сквозь смех произнёс:

— Повтори, что ты сейчас сказал.

— Эм, — сконфуженно выдал я.

Наверное, я выглядел настолько сбитым с толку, что у Люмьера в какой-то момент проснулась совесть. Он жестом указал мне на ближайшую скамью.

— Прости, я просто… — продолжил он, широко улыбаясь, и сел рядом, закинув ногу на ногу. — Мне, кажется, послышалось, или ты сказал… — растягивая слова произнёс Люмьер, словно вновь был готов рассмеяться.

Он целенаправленно вынуждал меня повторить сказанное, словно не верил своим ушам.

Это было субботнее утро. Я предложил Люмьеру встретиться, чтобы попросить о помощи. В моём представлении мы бы серьёзно поговорили, но вся серьёзность слетела ещё до того, как я открыл рот. Люмьер сегодня просто светился от радости. Его не смущало, что я попросил о ранней встрече, ему не мешал сильный промозглый ветер, при том что я уже дрожал как осиновый лист. Это я предложил встретиться в парке подальше от лишних глаз, о чём уже жалел, но старался не подавать виду. Всю ночь думал о том, как сообщу Люмьеру о наставничестве, и надеялся, что он не откажет мне.

Я выдохнул и быстро произнёс:

— Позавчера я сказал отцу, что ты согласился быть моим наставником в Академии Святых и Великих.

Он задумчиво посмотрел на занятых делом работников, затем на меня. Казалось, теперь он воспринял мои слова всерьез.

— Удивительно, — выдохнул Люмьер и торопливо взглянул на наручные часы. — Сейчас девять утра. Ты ещё не сказал Гедеону?

— Нет…

Он хмыкнул.

— Так вот почему мы живы, верно? Он просто ещё не в курсе, — словно самому себе произнёс Люмьер. — Гедеон нас убьёт.

— Не думаю, что это произойдёт, — нерешительно возразил я.

Мне абсолютно не нравилось, куда вёл наш разговор. Я рассчитывал поговорить о чём угодно, но не о старшем брате. Не о неродном старшем брате.

— Уверяю, когда он узнает, наши тела по частям будут захоронены в разных уголках Запретных земель.

— Но он не хочет быть моим наставником, — твёрдо сказал я.

— Бьюсь об заклад, что ты его не спрашивал.

— О чём?

— О том, хочет ли он стать твоим наставником.

— Да он меня на дух не переносит. — Я поёжился и уставился на свои ботинки.

— Вы вообще разговариваете? Ну, знаешь, через рот, словами. — В голосе Люмьера послышались язвительные нотки.

— Нет. — Это было единственное, что я мог уверенно сказать, когда дело доходило до Гедеона.

— Советую. Хороший способ узнать человека поближе. Просто десять из десяти. Лучше, чем обходить стороной и домысливать за других.

— Скажи это Гедеону.

— Каждый день говорю, но, видимо, упёртость у вас в крови.

— Ты же знаешь, мы не родные… — нахмурился я.

— Это не отменяет того факта, что он заботится о тебе. Думаю, он планировал стать твоим наставником.

Я продолжал недовольно сверлить Люмьера взглядом.

— Да, забота у него своеобразная, — чуть помедлив, согласился он.

— Я знаю, что это прозвучит внезапно, но ты, — я голосом выделил местоимение, — можешь стать моим наставником?

— И тем самым подписать себе смертный приговор? — хохотнул Люмьер.

— Это значит нет? — Тут я окончательно сник.

— Я не отказал тебе. Просто пытаюсь просчитать все пути отхода. Знаешь, до этого дня я был уверен, что Гедеон будет твоим наставником. Да он скорее мне голову отгрызёт, чем позволит нам общаться. Гедеон уверен, что я на тебя плохо влияю.

— Но это не так, — удивился я.

— Просто я ещё не влиял. — Люмьер мягко улыбнулся и добавил: — У меня не самая хорошая репутация. По мнению Гедеона, с тобой может общаться только… кхм, — он задумался и игриво закончил: — Никто?

— Ха-ха, — по слогам хмуро бросил я.

— Он тот ещё собственник.

— Знаешь, а мне всё равно. Он мне не брат, — внезапно повысил голос я, о чём тут же пожалел.

Люмьер хмыкнул, но ничего не ответил. Мы ещё посидели в тишине; он вальяжно прислонился к спинке скамьи, рассматривая раскинувшуюся вдалеке поляну, а я в очередной раз поймал взглядом полукровок.

— Если бы не произошёл этот переворот, то всё было бы по-другому, — задумавшись, проговорил Люмьер.

Я молчал.

— Твой брат, Паскаль Бёрко, мог быть первым наследником, стать императором, — размышлял он вслух. — Гедеон, я, Оскар и Бернард должны были войти в круг ваших приближённых. И если бы каждый из нас пошёл по стопам отцов… Если бы мой отец был жив.

Он затих, и тогда я нерешительно проговорил:

— Мне жаль.

Внезапно Люмьер расхохотался. От испуга я вздрогнул и удивлённо уставился на него.

— Представь, если бы Оскар стал министром торговли! — Сквозь смех Люмьер продолжил: — Господи, да Вотермил разворует всё, что можно и нельзя продать. — Он положил ладонь мне на плечо и заговорил проникновенным голосом, но в глазах у него прыгали чертенята. — Не подпускай Оскара к себе. Этот идиот не заслуживает даже твоего приветствия.

— Ты его прямо не перевариваешь.

— Мы с детства не ладим.

— Почему?

— Как-нибудь в другой раз расскажу. — Люмьер выдохнул и поднялся. — В детстве я дал клятву отцу, что буду оберегать Киллиана Париса Бёрко. Это была не настоящая клятва, я просто учил её, чтобы в одиннадцать лет после церемонии огня не перепутать слова на посвящении. Если наследник семьи Бёрко нуждается во мне, то я не смею ему отказать. — Он тепло улыбнулся. — Именно для этого меня и отправили в Пажеский корпус — учиться военному делу.

— Но ты перевёлся в Академию Святых и Великих…

— Не будем вдаваться в детали. — Люмьер подмигнул мне. — Фактически меня отстранили от учёбы.

— Почему?

— Было слишком много идиотов, поносивших императорскую семью. Они не хотели отстаивать свою позицию на дуэли.

Да, Люмьер Уолдин точно фанатик. Мои опасения оправдались. Не знаю, хорошо это или нет, но сейчас он был согласен стать моим наставником, а это единственное, что мне было нужно.

— Спасибо.

— Поблагодаришь после того, как об этом узнает Гедеон… — сказал Люмьер, а затем добавил: — Если мы останемся живы.

— Что он, по-твоему, может сделать?

— С его богатой фантазией? — присвистнул Уолдин. — Боюсь представить. Например, подставить, и мистеру Бруму придётся выгнать меня из Академии.

— Это как-то чересчур.

Мы медленно направились в сторону выхода из парка.

— Я рад, что ты ещё не сталкивался с этой его стороной. Когда Гедеон чего-то хочет, он этого добивается. А если не добивается, то не больно-то и хотел.

— У меня чувство, что мы с тобой о разных людях говорим.

— Но я, в отличие от тебя, с ним хотя бы говорю, — подколол Люмьер. — В детстве он был хитрецом. Подставлял меня ради веселья, а мой отец был строгим. Ремнём выбивал дурость, считая, что это я вечно устраиваю шалости. Ну, какие подозрения могут пасть на спокойного и вежливого Гедеона Хитклифа, который, даже когда сидит, спину держит ровно, ручки на коленках, и взгляд у него такой кристально чистый. У него всегда были выглаженные галстуки и начищенные туфли, а в руках книжки. Я долгое время считал, что он просто таскает их с собой для образа, пока не поймал его за чтением. Он ко всем обращался «мистер», «миссис» или «сэр». Устраивал мелкие взрывы, подрывал петарды, подставлял прислугу или преподавателей, но у него всегда было алиби. Кому доставалось? — Люмьер улыбнулся, словно эти воспоминания грели душу. — Конечно, мне. И руки у меня то запачканы в грязи из-за игр, то исписаны ручкой после выполнения домашнего задания. На голове бардак, на лице следы от джема, мятая рубашка и порванные шорты. Просто Том Сойер, не иначе. У Гедеона с детства ловко подвешен язык и чистоплотность в крови.

— А ещё взрывной характер и проблемы с гневом.

— Да, знаю об этом, — кивнул Люмьер. — Я думаю, вспышки гнева у него появились после переворота. Мы с ним стали свидетелями жестоких сцен. Легко спятить. Но не переживай, он работает над этим с психиатром.

— С кем? — Я остановился.

Люмьер замер в шаге от меня.

— Ты, по всей видимости, не знал? Неудивительно. Он, скорее всего, держит это в секрете.

— Отец тоже предложил мне посетить психиатра.

— У тебя тоже проблемы с гневом? — удивился Люмьер.

— У меня проблемы с тёмной материей.

Мы вновь двинулись дальше.

— Тебе нужно больше тренироваться.

— Знаю, — буркнул я, ускорив шаг.

— Дать уроки по тёмной материи?

— А ты можешь? Какие у тебя оценки по практике?

— Обижаешь. Я второй после Гедеона. И если между нами, то уж лучше быть вторым после Гедеона, чем стоять у него на пути.

— Ты прямо делаешь из него монстра, — с сомнением произнёс я.

— Разве? — Люмьер удивлённо посмотрел на меня. — Напротив, я тебя ввожу в курс дела. Что ты вообще о нём знаешь? Допустим, какой его любимый цвет?

— Э-э… чёрный?

— Синий. Что он любит из еды? — Люмьер с усмешкой наблюдал за мной.

— Без понятия. Яблочный пирог?

— Он не ест сладкое. Чем он интересуется? Что любит?

— Совет старейшин? — неуверенно произнёс я.

— Мимо. Он их на дух не переносит.

— Нет! Я точно уверен в том, что он хочет туда попасть. — Казалось, что Люмьер дурит меня.

— Попасть хочет, но он ненавидит их всех. И законы, которые они издают.

— Но мой отец состоит в Совете старейшин!

Я мигом прикусил язык.

— Я бы сказал, что в семье не без урода, но это прозвучит грубо, — стальным голосом выдал Люмьер. От его тяжёлого взгляда стало не по себе. Было в нём что-то от Гедеона. Возможно, поэтому они сошлись.

— Гедеон хочет попасть в Совет старейшин. Он часто это обсуждает с отцом за ужином.

— Как я уже тебе однажды говорил — перестраховка. Он знает, что в этой стране правят старейшины. А ещё Гедеон не хочет, чтобы правил ты.

— Не больно-то и хотелось, — скривился я.

— Ты должен править. — Люмьер вновь остановился. Я нехотя посмотрел на него, понимая, что ничего хорошего за этими словами не последует. — Во главе страны должен стоять наследник династии Бёрко. Я понимаю, что тебе не прививали уважение и гордость по отношению к империи, ты вырос при старейшинах, но это дело поправимое.

Он широко раскинул руки.

— Всё вокруг принадлежит твоему роду, Готье. Эта земля — твоя по рождению. Твои предки основали здесь империю много столетий назад не для того, чтобы спустя время их несовершеннолетний потомок испугался своего призвания.

— Я не испугался.

— Пока я вижу только испуг, — снисходительно проговорил Люмьер. — Ты со спокойным сердцем отдашь чужим людям то, что принадлежало твоей семье? Совет старейшин не более чем вооружённая группа, устроившая революцию и захватившая власть. Я не хочу разбрасываться словами, но кто-то из нынешних старейшин точно причастен к смерти твоих родителей.

— Но Уильям Хитклиф взял меня в свою семью.

— У меня есть предположения на его счёт… Послушай, я не говорю, что именно он причастен и что он плохой человек, но будь я на твоём месте — подозревал бы каждого, кто шестнадцать лет назад был близок к императорской семье, а сейчас состоит в Совете. В списке семь чистокровных семей.

— Хитклиф, Вотермил, Кагер, Брум, Дон…

— Они самые. Я бы подозревал даже своего отца, Маркуса Уолдина, но он погиб, защищая империю.

— Ты был в тот день… там?

— Я играл с Гедеоном в саду, как вдруг мы услышали крики полукровок и низших. — Он оглянулся и нахмурил брови. — Сейчас не время. Достаточно тебе информации.

— Кто остальные две семьи?

— Я сказал, достаточно.

Он развернулся и направился в сторону. Мне ничего не оставалось, как рвануть за ним. В голове был такой сумбур, что я не сразу сообразил, когда Люмьер остановился у самых ворот парка.

— Мистер Хитклиф или Гедеон — никто не должен понять, что ты знаешь всю правду. Продолжай изображать «Готье» как ни в чём не бывало. И не ляпни ничего психиатру.

— Я не тупой, — огрызнулся я в ответ.

— Именно по этой причине я не начал тебя пилить ещё в первые дни, когда ты подслушивал под столом. Что ты вообще там забыл?

— Да так… — пожал я плечами. — Баловался. Постой, а если бы я не услышал ваш разговор, то так бы ничего и не знал. Когда ты собирался мне рассказать? Ты вообще планировал рассказывать мне?

— Не раньше второго курса Академии.

— Почему так поздно?

— Я не был уверен.

— В чём?

— В тебе. — Он смерил меня пристальным взглядом. — Ты тоже должен меня понять. На данный момент я единственный, кто хочет возвращения династии Бёрко. Я много наблюдал за тобой. Мне важно было знать, что тебе не промыли мозги старейшинами, чистокровной элитой, что Уильям Хитклиф или Гедеон не стали для тебя примером. Иначе ты бы даже слушать не стал и мигом сдал меня с потрохами. Я много раз говорил Гедеону о том, что ты скоро должен будешь узнать правду, но он против. Боюсь, если бы ты был с ним в крепких братских отношениях, то Гедеон мог бы надавить на тебя.

— Тогда тебе на руку, что мы не в лучших отношениях.

— И с мистером Хитклифом у тебя всё напряжённо, — как бы между прочим бросил Люмьер.

— Не думал, что в этом можно найти свои плюсы.

— Во всём можно найти плюсы. Нужно просто смотреть под правильным углом.

— Ты понял, что у меня не складываются отношения с отцом и братом, поэтому решил, что мне можно доверять?

— Не совсем. Скорее я убедился, что тебе можно раскрыть все карты, когда увидел твоего друга, Скэриэла.

— Я не понимаю. Как это связано?

— Династия Бёрко всегда хорошо относилась к полукровкам и низшим, — объяснил Люмьер. — Ты сын своего отца.

— Я слышал совсем другое. По этой причине случился переворот. Полукровки и низшие ненавидели императора.

Люмьер прикрыл глаза, устало выдохнул и вновь взглянул на меня.

— Тебе многое придётся узнать. И это не переписанная кровью история из твоих лицейских учебников.

Мы молча смотрели друг на друга. Его лицо пылало от негодования.

— Постой… — Я зацепился за знакомое имя. — Что ты знаешь о Скэриэле?

— Я думаю, насчёт него ты уж знаешь побольше моего.

— Я уже ни в чём не уверен. В первую нашу встречу ты сказал, что он владеет тёмной материей.

— Да. На очень приличном уровне. Ты тренируешься с ним?

— Это невозможно, — бросил я. — Он полукровка. Как он может владеть материей на приличном уровне?

— Что? — Люмьер непонимающе уставился на меня. — Я думал, ты его этому научил.

— Нет. Мы никогда не обсуждали тёмную материю.

Люмьер вздохнул.

— Тогда тебе самое время обсудить это с ним.