Три метра над небом. Навеки твой

Федерико Моччиа, 1992

На улице встретились двое – Баби и Стэп. Баби – отличница, девушки ее круга носят Onyx и говорят о последних веяниях моды. Стэп – парень из уличной банды, днем он сидит с дружками в баре или жмет гири в спортзале, а вечерами носится по городу на мотоцикле или гоняет шары в бильярдной. Они из разных миров, но они полюбили друг друга. Теперь Баби не узнают даже родители, а Стэп внезапно открывает в себе качества, которые совсем не вяжутся с образом грубого мачо…

6

Роберта в восторге: ей уже восемнадцать, и на вечеринке все идет как надо. Звонит домофон.

— Я подойду, — Роберта бежит к домофону, опередив парня с тарелочкой пирожных.

— Привет, Франческа у вас?

— Какая Франческа?

— Джакомини, такая светленькая.

— Да, а что ей передать?

— Ничего, открой мне. Я её брат, пришел ключи оставить.

Роберта нажимает на кнопку домофона, затем, чтобы убедиться, что дверь вправду открыта, жмет снова. Идет на кухню, берет из холодильника две большие бутылки кока-колы и несет их в гостиную. Ей навстречу попадается блондинка, она беседует с парнем с зализанными волосами.

— Франческа, там твой брат пришел…

— А… — только и вымолвила Франческа, — спасибо. — И осталась стоять с открытым ртом. Зализанный слегка вышел из равновесия и впал в ступор.

— Что-то не так, Франче?

— Нет, нет, все в порядке. Только вот у меня нет никакого брата.

— Вот, это здесь, — Сицилиец и Хук читают табличку над звонком на четвертом этаже. — Ну не идиоты?

Скелло жмет на кнопку звонка.

Дверь тут же распахивается.

Роберта стоит в дверях, изучает накачанных, встрепанных ребят. Одеты они немного… небрежно, если можно так выразиться.

— Что вы хотели?

Скелло выдвигается вперед:

— Я пришел к Фтемранческе. Я её брат.

И как по заказу, Франческа появляется у дверей в сопровождении зализанного.

— О, вот и твой брат.

Роберта уходит. Франческа испуганно смотрит на компанию.

— И кто же из вас мой брат?

— Я! — вскидывает руку Луконе.

Полло не отстает:

— И я, мы близнецы, как в том фильме со Шварценеггером. В роли придурка — он, — все ржут.

— И мы тоже братья! — одна за одной поднимаются руки, — мы очень любим друг друга!

Зализанный мало что понимает и делает выражение лица, наилучшим образом подходящее к его прическе.

Франческа отводит Скелло в сторону:

— Ну какого черта ты приперся со своей компанией?

Полло ухмыляется, одергивая куртку. Без особого успеха.

— По-моему, эта вечеринка смахивает на похороны. Давай-ка оживим её. Ну что ты такая злая?

— Это кто тут злой? А ну, уходите быстро.

— Так, Ске, мне уже скучно, дай пройти, — Сицилией протискивается мимо Франчески.

До зализанного вдруг доходит, кто это такие. С лучиком понимания на лице он устремляется в гостиную к приглашенным. Франческа пытается остановить компанию:

— Скелло, не надо, уходите…

— Извините, разрешите пройти…Извините…

Никем не остановленные входят все: Хук, Луконе, Полло, Банни, Степ и остальные.

— Ну, Франче, подумаешь, пришли, что случилось-то?

Скелло берет её под руку.

— В конце концов, ты тут вообще с краю. Это же твой брат притащил с собой дружков, — и будто боясь, что кто-нибудь сбежит, прикрывает дверь.

Сицилиец вместе с Хуком направляются к накрытому столу, пожирают бутерброды с маслом и колбасой, глотают их не жуя. Почти на перегонки. Затем принимаются за тартинки вперемешку с пирожными с кремом и шоколадками. Сицилиец давится. Хук бьет его по спине так сильно, что Сицилиец кашляет, и объедки летят на блюда. Скелло ржет как сумасшедший, а Франческа уже напугана по-настоящему.

Банни прогуливается по гостиной. Он, как антиквар, берет разные мелкие вещи и безделушки, проверяет на серебре пробы и складывает все в карман. Вскоре курильщикам пришлось стряхивать пепел в горшки с цветами.

Поло весьма профессионально отправился на поиски спальни матери. И нашел. Она привычно закрыта на ключ. На два оборота, только вот ключ торчит в двери. Наивные. Полло открывает дверь. Сумки девочек лежат рядком на кровати. Полло начинает, не торопясь, потрошить одну за другой.

Кошельки почти все с деньгами, неплохой праздничек: богатенькие семейки, ничего не скажешь. В коридоре Хук пристает к подруге Паллины с тяжеловесными ухаживаниями. Не такой зализанный, как другие, парень пытается продемонстрировать какие-то остатки воспитания. Он вступает в переговоры. Но его срубают на полуслове пятерней по лицу, а это потяжелее, чем те разговорчики, которые достались его подружке. Хук не выносит проповедей. Его папаша, адвокат, очень любит поговорить, а сыночек точно так же ненавидит законы.

Паллина, вероятно, от волнения, замечает, что у неё что-то не так, и находит предлог:

— У меня тушь размазалась, пойду поправлю макияж.

Честно говоря, это больше подходило тому молча удаляющемуся типу, которого тянет за руку подруга, а на лице отпечатались пять Хуковских пальцев.

Полло вытряхивает посленюю суму.

— Блин, ну жмотство! Сумочка не копейки стоит, идешь на такую вечеринку, а с собой всего десять евро. Нищая, что ли?

Он уже собирается уйти, когда замечает, что на подлокотнике кресла, полускрытая жакетом в колониальном стиле, висит еще одна сумка. Он берет её. Красивая сумочка, элегантная и тяжелая, с хорошо выделанной ручкой и двумя кожаными шнурками вместо застежки. Там, должно быть, что-то ценное, если хозяйка озаботилась тем, чтобы её спрятать. Полло развязывает узел, проклиная свою привычку обгрызать ногти под корень. Наконец узел поддается. И тут открывается дверь. Полло прячет сумку за спину. Входит улыбающаяся черноволосая девушка. Останавливается, увидев его.

— Закрой дверь.

Паллина повинуется. Полло достает сумку и начинает в ней рыться. Паллина принимает вид «как-мне-все-надоело». Полло замечает, что она смотрит на него.

— Ну, и что тебе тут понадобилось?

— Моя сумка.

— И чего стоим? Бери.

Полло указывает на кровать, где валяются опустошенные сумки.

— Не могу!

— Это почему?

— Потому что её забрал один придурок.

— А-а, — ухмыляется Полло. Внимательно оглядывает девушку. Миленькая брюнетка с челкой, губки сложены в раздраженную гримаску. Да, у неё юбка в колониальном стиле. Полло находит кошелек, берет его себе.

— На, держи, — бросает он её сумку. — Сразу бы попросила…

Паллина ловит сумку на лету. И тоже начинает в ней копаться.

— Тебе что, мама не говорила, что нехорошо рыться по чужим сумкам?

— Я с матерью не разговариваю. А вот тебе лучше бы со своей побеседовать.

— Это еще зачем?

— Не может того быть, чтобы тебе на вечеринку дали всего полтинник.

— Это мне на неделю.

Полло сует деньги в карман.

— Было на неделю.

— Придется голодать.

— Тебе это пойдет на пользу.

— Придурок!

Паллина находит то, что искала, и кладет сумку на место.

— Как закончишь, верни мне, пожалуйста, кошелек. Благодарю.

— Слушай, а раз уж ты на этой неделе ходишь голодная, может съешь со мной завтра пиццу?

— Нет уж, спасибо. Если я плачу, то я и выбираю, с кем пойти, — разворачивается к двери.

— Эй, постой-ка! — Полло кидается за ней. — Что ты там взяла?

Паллина прячет руку за спину:

— Ничего интересного.

Полло перехватывает её руку.

— Ну, это я сам решу — показывай!

— Пусти меня! Деньги ты взял, чего тебе еще надо?

— А что у тебя в руке?

Полло пытается схватить её, Паллина вырывается, отставив руку подальше.

— Пусти меня, а то закричу!

— Тогда я тебя отшлепаю.

Полло наконец хватает её запястье и тянет к себе. Перед ним её сжатый кулачок.

— Только попробуй посмотреть — и я с тобой никогда не буду разговаривать!

— Детка, мы с тобой до сегодняшнего дня и так не разговаривали, я уж как-нибудь перебьюсь…

Поллло хватает нежную девичью руку и пытается разжать пальцы. Паллина сопротивляется. Тщетно. На глазах выступили слезы, она отклоняется назад, чтобы придать силы пальцам.

— Пожалуйста, отпусти… — Полло не слушает её. Наконец пальцы один за другим обессиленно разжимаются, открывая тайну.

В руке Паллины скрывается объяснение пятен на её лице и припухшей груди. Причина взвинченности и раздраженности, выпадающей на долю каждой девушки раз в месяц. А если эта причина пропадает, девушка обычно нервничает еще больше или становится мамой. Паллина убито молчит. Она унижена. Полло на кровати разражается громким хохотом:

— Нет, не буду я тебя приглашать на ужин! Чем мы будем заниматься — анекдоты, что ли, рассказывать?

— Не, спасибо, я не знаю таких пошлых, чтоб тебе было смешно, а другие ты не поймешь.

— Ого, деточка язвит… — Полло поражен.

— В общем, я думаю, что достаточно тебя повеселила.

— Это почему?

Паллина разминает пальцы. Полло обращает на это внимание.

— Ты мне сделал больно, ты же этого хотел?

— Да не волнуйся, только немножко покраснели, не хнычь, скоро пройдет.

— Я не о пальцах.

И она скрывается за дверью, успев спрятать слезы.

Полло в растерянности остается. Ему приходит в голову только положить кошелек на место и перелистать её записную книжку. Конечно, он не додумался вернуть деньги.

Диджей, музыкальный парень с длинноватыми волосами, призванными подчеркнуть его артистичную натуру, суетится. Его руки порхают взад — вперед над дисками на двух вертушках, а в губчатых наушниках звучит начало композиции, что спасает от неловкости при неверном выступлении.

Степ шатается по дому, осматривается, рассеянно прислушивается к глупой болтовне восемнадцатилетних девчонок: дорогие шмотки на витринах, не купленные родителями мопеды, невозможные помолвки, гарантированные измены, обманутые надежды.

Дальнее окно гостиной выходит на террасу, в комнату задувает легкий ветерок. Занавеси слегка вздуваются, затем медленно опадают, и за ними обрисовываются две фигуры. Руки их пытаются откинуть гардину, чтобы войти. Юному красавцу вскоре удается найти просвет. Немного погодя рядом с ним появляется девушка. Её развеселила эта мелкая неприятность. На секунду луна просвечивает её платьице насквозь.

Степ все смотрит и смотрит на них. Девушка встряхивает волосами, улыбается красавцу. Видны белоснежные зубки. Даже издалека чувствуется сила её взгляда. Голубые глаза, чистые, глубокие. Степ припоминает её, припоминает их встречу — ведь они уже виделись. Хотя точнее будет сказать — сталкивались. Красавец с девушкой обмениваются парой слов. Девушка кивает и идет следом за ним к столу с напитками. У Степа вдруг тоже пересыхает в горле.

Малыш Бранелли проводит Баби меж гостей. Нежно касаясь её спины ладонью, он вдыхает её легкий аромат. Баби приветствует тех, кто пришел, пока она была на террасе. Они подходят к столу с напитками. И вдруг кто-то встает перед Баби. Это Степ.

— Я вижу, ты меня послушалась, избавляешься от поводов для беспокойства, — кивает головой на Бранделли. — Это, конечно, пробный шар. Но ничего, пойдет. С другой стороны, если ты не нашла ничего получше…

Баби нерешительно глядит на него. Она его знает, но он ей не понравился? Или понравился? Что вообще с ним такое произошло?

Степ напоминает:

— Несколько дней назад я провожал тебя в школу.

— Этого не может быть, я езжу в школу с папой.

— Вообще-то да, ну, скажем, я тебя конвоировал. Ехал рядом с вашей машиной.

Баби вспоминает глядит на него устало.

— Ну вот, вспомнила же.

— Да, ты мне тогда наговорил какой-то шизы. И с тех пор не изменился.

— А зачем мне это? Я и так замечательный, — Степ разводит руки, демонстрируя телосложение.

Баби думает: если принимать во внимание только это, он не так уж и не прав. Впрочем, все остальное плохо. От манеры одеваться до манеры вести себя.

— Видишь, ты с этим согласна.

— Я вообще ничего не сказала, ни да, ни нет.

— Баби, он тебе еще не надоел? — Бранделли вмешивается на свою голову. Степ не удостаивает его даже взглядом.

— Нет, Малыш, спасибо.

— Ага, если я тебе не противен, значит, я тебе все-таки нравлюсь…

— Мне на тебя вообще наплевать, ты меня даже слегка достал, если быть точной.

Бранделли пытается закруглить разговор, обратившись к Баби:

— Хочешь что-нибудь выпить?

За неё отвечает Степ:

— ДА, спасибо, налей мне кока-колы, угу?

До Малыша не доходит:

— Баби, ты хочешь что-нибудь?

Степ в первый раз сморит на него:

— Я же сказал, кока-колу, и побыстрее.

Малыш с бокалом в руке глядит на него, не двигаясь с места.

— Пошевеливайся, ты, глиста! Оглох, что ли?

— Перестань, — Баби вмешивается и забирает бокал у Малыша, — я сама.

— Ну вот, когда ты вежливая, ты такая милая.

Баби берет бутылку.

— На вот, смотри не пролей, — и выплескивает бокал с кока-колой Степу в лицо. — Сказала же, поаккуратнее, ты что, маленький, что ли? Даже пить не умеешь.

Малыш рассмеялся. Степ толкает его так сильно, что тот летит на низкий столик, опрокидывая все, что там стояло. Затем он берет за края скатерть с напитками, сильно тянет, будто хочет показать фокус, но не получается. С десяток бутылок летят на кресла и диваны и на гостей. Несколько бокалов разбито. Степ вытирает лицо.

Баби глядит на него презрительно:

— Скотина ты!

— Совершенно верно. Надо бы принять душ, а то я весь липкий. Раз ты в этом виновата, пойдешь в душ со мной.

Степ быстро наклоняется, подхватывает её под колени и взваливает на плечи. Баби отчаянно вырывается:

— Пусти меня, отпусти! Помогите!

Никто не вмешивался. Бранделли поднимается и пытается остановить Степа. Степ пинает его в живот, Малыш врезается в группу гостей. Скело ржет как ненормальный, скачет вместе с Луконе, раздавая оплеухи всем проходящим. Кто-то дает сдачи. Рядом с диджеем начинается драка. Перепуганная Роберта стоит в дверях, в ужасе разглядывая разгромленную гостиную.

— Скажи, пожалуйста, где ванная?

Роберта, ничуть не удивившись, что какой-то тип тащит на плечах девушку, показывает:

— Вон там.

Степ благодарит и следует в указанном направлении. Появляются Хук и Сицилиец, нагруженные яйцами и помидорами. Начинают кидаться в стены, картины и гостей, все равно куда, лишь бы с силой, побольнее.

К Роберте подходит Бранделли.

— Где телефон?

— Вон там.

Роберта указывает в противоположную от ванной сторону. Ей кажется, будто она регулировщик, пытающийся совладать с движением, или точнее — с жутким хаосом, воцарившимся прямо у неё в гостиной. Жаль только, она не может содрать штраф или посадить их всех. Кто-то, поумнее или трусливее остальных, целует её на прощание.

— Пока, Роберта, поздравляю еще раз. Извини, но мы пойдем, ладно?

— Вам туда, — как во сне, она указывает на дверь. Она бы и сама сбежала, но увы, она у себя дома.

— Пусти меня, я кому сказала — отпусти! Ты у меня попляшешь…

— А кто мне чего сделает? Эта красивенькая шпала, похожая на официанта?

Степ входит в ванную, открывает раздвижные створки душевой кабины. Баби хватается руками за створки, пытаясь его остановить.

— Не надо! Помогите! Кто-нибудь!

Степ оборачивается и легко отдирает её руки.

Баби меняет тактику. Теперь она разыгрывает паиньку.

— Ну хорошо, хорошо, извини меня. А теперь поставь меня на пол, пожалуйста.

— Что значит — пожалуйста? Вылила на меня кока-колу, а теперь — пожалуйста?

— Ну ладно, ладно, зря я её на тебя вылила.

— Да, я понимаю, что зря, — Степ нагибается, становясь под разбрызгиватель. — Но ущерб уже нанесен. Придется принять душ, а то ты потом скажешь, что я липучий.

— Ну какая разница… — струя воды обрушивается ей на лицо заставив умолкнуть. — Идиот! — Баби дергается, пытаясь увернуться от струи, но Степ держит её крепко, поворачивает, чтоб она вымокла вся. — Прекрати, дебил, выпусти меня!

— Что горячо? — не дожидаясь ответа, Степ поворачивает регулятор, что находится у него прямо перед носом. Выкручивает его до конца на синее. Вода тут же становится ледяной. Баби кричит.

— Вот, теперь станет полегче, холодный душ успокаивает. Ты же знаеш, контрастный душ очень полезен, — он поворачивает регулятор на красное. От струи идет пар. Баби кричит еще громче.

— Мне больно! выключи!

— Вот видишь, это очень полезно, поры расширяются, восстанавливается циркуляция, кровь приливает к мозгу, и ты начинаешь соображать лучше и понимаешь, что с людьми надо вести себя вежливо… А кока-колу надо пить, а не поливать ею других.

Тут входит Скелло:

— Степ, давай быстро, уходим. Кто-то вызвал полицию.

— Откуда ты знаешь?

— Сам слышал, Луконе засветил мне яйцом в лоб, я пошел помыться и застукал кого-то на телефоне. Собственными ушами слышал.

Стэп выключает душ, ставит Баби на пол. Скелло тем временем открывает шкафчики у зеркала. Там лежат колечки и цепочки, явная бижутерия, но он все равно рассовывает их по карманам. Мокрые волосы Баби упали на лицо, она стоит, прислонившись к стене душевой кабины, пытается прийти в себя. Стэп снимает джемпер. Берет полотенце и вытирается. Великолепный пресс мелькает в складках махровой ткани. Гладкая, упругая кожа туго обтягивает выпуклости мускулов.

Стэп глядит на нее, усмехаясь.

— На, вытрись, а то еще простуду схватишь. Баби отводит от лица мокрые пряди. Теперь видны ее глаза. Они горят яростью и решимостью. Стэп притворяется испуганным.

— Все, все, молчу, молчу… — вытирает волосы. Баби опускается на пол. Промокшее платье просвечивает. Под материей с сиреневыми цветами виднеется кружево светлого бюстгальтера, должно быть, в тон трусикам. Стэп замечает это.

— Так дать тебе полотенце?

— Иди в жопу.

— Какие мы слова знаем! Вроде с виду хорошая девочка, а так ругаешься. Напомни мне, когда мы следующий раз окажемся под душем вместе, сказать тебе, чтобы вымыла рот с мылом. Понятно? Напомнишь?

Он выжимает джемпер, повязывает его на талию и выходит из ванной. Баби глядит ему вслед. Последние капельки бегут по влажной спине между выпирающими мускулами. Баби поднимает с пола шампунь и швыряет ему вслед. Стэп, услышав шум, инстинктивно пригибается.

— О, я понял, почему ты такая злая, я тебе не дал шампунь. Хорошо, сейчас вернусь.

— Вали отсюда! И чтоб я тебя…

Баби быстро захлопывает прозрачные створки душа. Стэп видит, как е маленькие ручки прижались к стеклу.

— Держи! — бросает ей шампунь через верх, там, где стекла нет. — Значит, тебе приятнее купаться одной… И все остальное делать тоже! — Развязно заржав, он выходит из ванной.

При слове «полиция» в гостиной начинается паника. Драка тут же прекращается. У Луконе, Сицилийца и Хука самое бурное прошлое, и они первыми оказываются у дверей. Некоторые гости, окровавленные, валяются на полу.

Роберта плачет в углу. Несколько ребят обнаружили, что эти качки ушли в их дорогих куртках от HenryLloydиFay. Банни, гремя краденым серебром, идет медленнее обычного. Они сбегают по лестнице, перила дрожат на поворотах. Переворачивают дорогие вазы на элегантных лестничных площадках. Точными ударами один за другим с криком разбивают почтовые ящики, напоследок уносят несколько седел с мопедов и растворяются в ночи.