Три метра над небом. Навеки твой

Федерико Моччиа, 1992

На улице встретились двое – Баби и Стэп. Баби – отличница, девушки ее круга носят Onyx и говорят о последних веяниях моды. Стэп – парень из уличной банды, днем он сидит с дружками в баре или жмет гири в спортзале, а вечерами носится по городу на мотоцикле или гоняет шары в бильярдной. Они из разных миров, но они полюбили друг друга. Теперь Баби не узнают даже родители, а Стэп внезапно открывает в себе качества, которые совсем не вяжутся с образом грубого мачо…

4

Душная комната, из огромных окон виднеется «Олимпика». Картины на стенах, одна, точно, кисти Фантуцци. Четыре колонки по углам исторгают звуки хорошо сведенного диска. Музыка опутывает гостей, в разговоре все отбивают темп.

— Ой, Дани, а я тебя и не узнала. Ты как Бонопани, та дура из третьего «б», она еще утром явилась вся перемазанная, — говорит Джулия.

— Ты прямо-таки сама любезность.

— Ну мы же с тобой подруги?!

Джулия наклоняется вперед:

— Поцелуемся и помиримся?

Даниела улыбается. Только хотела поцеловать подругу — как вдруг за ее спиной появился Поломби.

— Андреа!

Она отрывается от щеки Джулии, надеясь применить свое умение на его губах.

— Привет, как жизнь?

Андреа мешкает с ответом:

— Да ничего, а у тебя?

— Отлично!

Они обмениваются поспешным поцелуем. Он идет поздороваться с каким-то своим другом. Джулия подходит к Даниеле и улыбается, стоя рядом:

— Не беспокойся, это он перед другими выпендривается.

Они еще некоторое время глядят ему в след. Андреа говорит с кем-то, потом поворачивается, снова глядит на нее — и неожиданно расплывается в улыбке. До него наконец дошло.

— Вот черт! Ты так накрасилась… Я тебя просто не узнал!

Баби идет по залу. Кто-то из девочек танцует. В углу самодеятельный диджей пытается потягаться с диджеем Франческо, ставя без всякого успеха рэп. Одна девочка отрывается в танце, выбрасывая вверх руки.

Баби улыбаясь, качает головой.

— Паллина! (Катина)

Оборачивается — круглое лицо, обрамленное длинными каштановыми волосами и диковатой челкой сбоку.

— О, это ты, Баби! — подбегает к ней, обнимает, целует, едва не оторвав от земли. — Как жизнь?

— Лучше всех. Ты к латыни подготовилась? Имей в виду, завтра тебя спросят. Только ты и осталась.

— Да знаю, знаю, я весь день учила, но потом надо было поехать с мамой в центр. Смотри, что я купила, как тебе? — она делает пируэт, подходящий скорее для балерины, чем для манекенщицы, чтобы раздуть миленький комбинезон из синего атласа.

— Не плохо…

— Привет, Баби, — к ним подходит симпатичный молодой человек с черными кудрями и белой кожей.

— Привет, Демо, как жизнь?

— Лучше всех. Ты видела, какой у Паллины комбинезон?

— Да. И если не принимать во внимание мою теорию, то ей очень идет. Пойду поздороваюсь с Робертой, — улыбнулась Баби, — я ее еще не поздравила.

Она уходит, Демо смотрит ей вслед.

— А что это за теория, о чем она?

— Да так, фигня всякая… У нее тысяча теорий и никакой практики. Ну почти что.

Паллина смеется, затем переводит взгляд на Дему. Их взгляды на мгновение встречаются. Возможно, на этот раз они не правы.

— Пойдем потанцуем… — Паллина тянет его к танцующим.

— Привет Роди, поздравляю!

— О, привет, Баби — они от всей души обмениваются поцелуями.

— Тебе понравился подарок?

— Чудесный, правда. Как раз то, что я хотела.

— Мы знали… это я придумала. Но ты как забивала на первые уроки, так и забиваешь, хотя вроде и живешь не так далеко.

За спиной появляется Малыш Бранделли.

— Что это вы тут делаете?

Баби оборачивается с улыбкой, но, увидев Бранделли, скисает.

— Привет, Малыш.

— Ты знаешь, мне подарили замечательный радио-будильник!

— Да, правда, очень миленький.

— А знаешь, Малыш мне тоже такой замечательный подарок сделал!

— Неужели? И что же это?

— Подушку, всю в кружевах. Я ее уже даже на кровать положила.

— Ты поаккуратнее, а то еще попросит ее опробовать, — и, одарив Бранделли натянутой улыбкой, Баби уходит на террасу. Роберто смотрит ей в след.

— Мне правда понравилась подушка. Очень. На самом деле, она не прочь опробовать ее — с ним.

Малыш улыбается ее:

— Я верю, верю. Извини, но мне пора.

— Но… подожди, скоро пасту подадут! — кричит она вслед, пытаясь хоть как-то его остановить.

На выложенной кирпичами террасе стоят мягкие кресла со светлыми подушками, расшитыми цветами, навес из вьющихся растений, рассеянный свет ламп струится из-за побегов. Баби прогуливается. Свежий ночной ветерок играет ее волосами, ласкает кожу, уносит аромат духов и заставляет слегка дрожать.

— Что мне сделать чтобы ты меня простила?

Баби тихонько улыбается, кутаясь в жакет.

— Не спрашивай. Не зли меня.

Малыш подходит к ней:

— Такая чудесная ночь… Глупо тратить ее на ссоры.

— А мне нравится ссориться.

— Я заметил.

— Но мне нравиться и мириться. Даже больше нравится. Но сейчас, не знаю, почему, но я не могу тебя простить.

— Почему ты не знаешь, что выбрать? Тебе и хочется, и колется? Как всегда! Как у всех женщин.

— Вот эти «все женщины» меня больше всего и бесят. — Баби смеясь бросается на него: — Ну ты и козел!

Малыш перехватывает ее руку:

— Стоп. Шутка это. Мир?

Их лица так близко. Баби смотрит в его глаза: такие красивые, и улыбка тоже красивая.

— Мир, — она тоже сдается.

Малыш притягивает ее к себе и нежно целует в губы. Поцелуй грозит стать затяжным, но тут Баби отрывается от него и оборачивается взглянув на улицу.

— Какая прекрасная ночь, взгляни на луну!

Малыш, вздохнув, возводит глаза к небу. Баби глядит вдаль. Дома, крыши, луга на окраинах, вереницы высоких сосен, длинная улица, свет фар, отдаленный шум. Если б она лучше видела, то разглядела бы, как парни едут наперегонки, хохочут, сигналят. Может быть, она бы узнала того типа на мотоцикле. Это он подъехал к ней утром, по дороге в школу.