Универсальный ключ успеха

Сергей Николаевич Усков

Секретный заводской бункер… Звук кромсает твердь. Это клокочет древнее зло, разбуженное людской алчностью. На стенах проступают трещины. Низкочастотный гул сбивает ритм колотящегося сердца.Сумеют ли суровый Старлей, архивная фея, её покровитель сдержать разбушевавшуюся нечисть?Эта книга Сергея Ускова – жгучий коктейль из иррационального кошмара и чувственной мистерии, смягченный легким юмором трезвого рассудка.Читайте, цепенейте от ужаса, наслаждайтесь головокружительными виражами сюжета!

Глава 3. Дополнительные сведения об элементёрах

(элементёры — останки человеческих душ)

Радиоприёмник, закрепленный на стене у книжного шкафа, передал сигналы точного времени. Голос диктора едва слышен. Взгляд Евгения Борисовича переместился к наручным часам. Девять часов вечера. За окном сгущаются сумерки, на письменном столе чернила текста сливаются в кромешную тьму. Да уж засиделся! Более чем на три часа продлил себе рабочую смену.

Работа по восстановлению проекта не отменяла текущие обязанности. Это разработка технических заданий на закупки материалов и услуг. Чтобы быть правильно понятым беспристрастной электронной системой, чтобы закупочная процедура прошла без сучка и задоринки важно соблюсти обоюдно принятые правила. Жизнь по правилам, оказалось, имеет изысканный вкус.

В домашнем архиве до сих пор хранится виниловый диск «Play’N’game» от Nazareth, выпущенный в 1975 году, и в том же году диск обосновался в коллекции юноши Евгения. Более сорока лет этот диск, как и десятки других сохраняет изначальный свойства: без помех воспроизводится на HI-FI аппаратуре, передавая ощущения рокерской юности.

Жизнь, считал Евгений, это игра по строгим правилам. Возможные сценарии можно пересчитать по пальцам. Так было и будет. В его жизни сыграны несколько сценариев, где он главный герой. В каждый сценарий внесены строго дозированные импровизации — это нечто вроде романтической дури здравомыслящего господина. В новом сценарии, куда уже влез, что-то настораживает.

Раздался басистый лай бездомных собак, как будто совсем рядом, под окном. Евгений Борисович, вздрогнув, стряхнул оцепенение. Чушь! Пусть даже с каждым разом сложность выбранной роли возрастает, правила есть. Значит, будет и решение проблемы с восстановлением проекта. Он с блеском сыграет новою вариацию искателя утраченных ценностей.

Пора домой. Ужин отменяется, сразу по приезду, переодеваюсь в спортивный костюм и легкой трусцой по стадиону накручу километров семь.

Евгений Борисович облачился в стильное кожаное полупальто, погасил свет в кабинете, закрыл его на замок. Редкие фонари аварийного освещения вырвали из мрака длинный коридор. Слева и справа поблескивали лакированные ручки запертых кабинетов, таблички под золотое тиснение с фамилиями специалистов и руководителей. Все цивильно в офисном корпусе, вопреки производству, дышащему на ладан.

Чеканя шаг, Евгений Борисович прошествовал по коридору. Прежде чем нажать на кнопку кодового замка выходной двери, оглянулся. Из щелей дверного проёма комнаты архива изливался свет. Неужели Полина тоже задержалась? Нет, она бы сообщила, и кроме того, у неё ребенок — его нужно вовремя забрать из детского сада. Есть муж — ему надо приготовить ужин.

Кто же в архиве? Он постучался. Стук возвратился слабым эхом. Чуть тронул дверь — тишина. Дернул сильнее — звякнул засов замка.

— Полина, это ты в комнате?

— Нет, это я, — проскрежетал мужской голос.

— Валерий Борисович?

— Валерий Борисович, — послышалось из-за двери.

Что за чертовщина?! Кто-то глумится? Голос странный. Как будто знаком, но звучит как из могилы заживо погребенных.

Зданию скоро восемьдесят лет. В его стенах за эти годы трудились, пожалуй, несколько тысяч человек. Несколько тысяч судеб, так или иначе, соприкоснулись со стенами здания. Пора появиться привидениям, как в старинных замках, как в любом доме, прослужившим не одно поколение.

— Вы работаете, Валерий Борисович?

Что-то тяжелое грохнулось на пол. Алая струйка выбежала из-под двери. Евгений Борисович едва успел отскочить, пристально вглядываясь на расползающееся красное пятно. Боже мой, вдруг у него случился очередной инсульт. Евгений Борисович, что есть силы рванул дверь на себя. На это раз дверь легко поддалась. Он едва сам не упал от резкого рывка.

В комнате никого не оказалось. Мерцала настольная лампа. Несколько архивных папок аккуратной стопкой обосновались на краю стола. Одна папка раскрыта и лежит точно посередине под настольной лампой. Алая струйка вытекала из лежащей на полу пластиковой бутылки. Евгений Борисович наклонился, чтобы поставить её вертикально, но не удержался и сам грохнулся на пол. Качнулся стеллаж с кипой архивных документов. Евгений Борисович вскочил, обвел взглядом комнату. Ладонью надавил на архивный шкаф, проверяя устойчивость. Сердце ухнуло от странного ощущения: от металлических полок исходило противодействие, словно их поддерживали с обратной стороны. Чертыхнувшись, щелкнул выключателем лампы. Поскорее уйти отсюда, игры с невидимками не в его правилах.

В этом техотделе вечно что-то происходит. Он знал его репутацию, сам начинал в нём работать. А суть такова: кто хоть год проработал в техотделе, сотворит необычное в жизни, судьба здесь активирует неординарность. Это факт, это проклятие, это благо.

Без полоски света у порога вход в архив зиял черной дырой. Шагни в неё — и сгинешь навеки. Внезапно захолонуло сердце. Седовласый инженер на минуту отключился от реальной обстановки. Вдруг обдало жаром. Евгений Борисович носовым платком промокнул капельки пота со лба. С усмешкой подумал, бросает в жар, как женщин при климаксе?! Не приведи, Господи! Какой климакс?! Это всего лишь аура техотдела. Скорее прочь отсюда.

***

Старлей с удобством расположился в кресле, в метре от которого только что на полу барахтался Борисович. Напротив кресла размещено зеркало. В нём ощутим облик Полины. Она, сомневаясь в достойном внешнем виде, на дню не раз и не два прихорашивается. А Старлею всегда хочется помочь: откинуть упрямую прядь девичьих волос, провести иссохшей рукой по шелковистым прядям.

Так бы он гладил дочь.

И в этот раз он не сумел сбросить бремя условностей, выйти из-за стеллажей, побрататься с Евгением. Что-то Евгений ощутил фибрами сердца. В смутных ощущениях уловил облик ночного гостя. На какие вещи раскрыть Евгению глаза? Как подтолкнуть его к пониманию, что вслед за призраками приходит нечто реальное, чего нет в его жизни, и без чего жизнь не может считаться состоявшейся.

С десяток лет назад Старлей приметил бездомных собак, в зимнюю стужу пробирающихся к зданию. Свора одичавших псов плутала по лютому холоду в поисках главаря и теплого убежища.

Он схватил самого здоровенного пса, одной рукой взялся за крестец, другой за складку загривка. Легко оторвал от пола на два метра, тряханул псину так, что лязгнули клыки. Остальные псы притихли, поджав уши. Оставалось накормить собачин, чтобы стать их главарем. Старлей повел свору в тайную комнату, где приготовлена миска с тушеным мясом. Псы с урчанием набросились на сытную еду. Наевшись до отвала, улеглись у ног Старлея, помахивая хвостом и ловя его сумрачный взгляд.

Теперь он господин стаи бездомных псов. С притворной яростью вожака трепал какую-нибудь псину, замечая, что в эти минуты его руки покрываются собачьей шерстью. Щетина на лице разрастается до глаз. Передние зубы становятся зловещим комплектом заточенных резцов и резко выпирающих устрашающих клыков…

Старлей раскрыл окно. Зловещий вой вырвался наружу, словно распалял ярость у одних, страх у других.

Евгений Борисович ускорил шаги. Навстречу неслась галопом свора диких собак. В призрачном свете луны и мутного сияния уличных фонарей псы выглядели осатаневшей стаей фантастических существ. Клыкастых, ощерившихся в безумной ярости.

Пешеход приостановился. Приостановились и псы. Для бездомных собак эти псы слишком упитаны. Мощная грудь с крепкой шеей, увенчанной раскрытой пастью, с белыми, как бивни слона, клыками. Толстые лапы и густая шерсть. В окрасе преобладают желтые песочные тона.

Невольные стражи невесть чего с глухим рычанием взирали на одинокого путника. В это время суток заводская территория превращалась в их вотчину. Любой прохожий — враг. Казалось, если страх завладеет сердцем, вдруг он кинется бежать, выкажет агрессию — исход предрешён. Его тут же разорвут на части, обглодают до костей. Белых, как их клыки. Но прохожий с невольным восхищением любовался дикой мощью когда-то домашних послушных собачек.

Сделал шаг вперед. Псы сгрудились плотнее на его пути. Не пропускают, провоцирую на трусость и агрессию. Вот они взяли в круг. Несколько псин, присев на передние лапы, приготовились к смертоносному прыжку, способного повалить с ног любого. Другие бегали кругами, временами с лаем подскакивая к ногам. Похоже на классическую облаву.

Евгений Борисович сорвал шапку, швырнул в сторону. Псы, на лету схватив, разорвали в клочья. В мгновение вернулись на исходную, готовые также разорвать бесстрашного путника. Вдруг до ушей донесся истошный вопль, чудовищный по силе и зловещий по тону. Псы мгновенно обмякли, враз слетела агрессия. Толстые лапы скачками понесли мощные мохнатые тела в сторону, откуда исходили жуткие звуки.

С непокрытой головой и поднятым меховым воротником модного кожаного полупальто заспешил к заводской проходной, где поджидал безотказный автомобиль с включенным автозапуском мотором и, наверняка, согретым салоном. Ранней весной ночи холодные.

***

Старлей стоял у входа в здание, где размещался архив. Комбинезон цвета хаки, кожаные сапоги, начищенные до блеска — он выглядел франтоватым военным. Офицерская фуражка с кокардой советских времен сметала всякие сомнения — это служивый командир, закаленный в боях и лишениях, способный в засаде ждать сигнала активных действий.

Правда, засада длится тридцать лет. Он порой сомневался, человек ли он, и живы ли те идеалы, за который не жалели жизни. Седые волосы связаны в пучок. Во всё лицо щетина, в самом деле похожая на собачью шерсть — с таким видом на военный смотр не пойдешь.

Тридцать лет назад Старлей чудом выжил в групповом несчастном случае со смертельным исходом. Выжил, чтобы отомстить. Истинный виновник смертельной драмы — господин N до сих пор здравствует. Купается гад в роскоши. Ещё тогда, в день групповой смерти, Старлей, уходя из жизни с мертвыми друзьями, понимал, что этот несчастный случай совсем не случайность. В игре в жизнь появилась новая роль: хранителя гонимых ценностей. И что самое трудное в этой роли — приравнять месть к торжеству похеренных идеалов.

Вслед за аварией, унесшей из жизни тех, кто реально определял судьбы завода, началась приватизация. Дабы не допустить прихватизацию всех сокровищ завода, Старлей изъял из архива часть документации. Той, что на правах подлинника без права на копирование хранилась в специальном шкафу.

А заключала в себе документация ценнейшие сведения о дислокации на территории завода секретной базы ТМ3Х — подземное хранилище неприкосновенного запаса продовольствия, провианта (амуниции), арсенал сверхсекретных технических новинок для выживания в ядерном аду.

Официально, это место на территории обозначено как бомбоубежище. Толщина бетонных стен такова, что выдержат прямое попадание ядерного боезаряда. Одна из подземных стен имела замаскированный вход в тоннель для перехода в следующее подземное сооружение. Это уже целый комплекс строительных и технических устройств, позволяющих автономно жить не менее 50 лет критически важному персоналу завода. Здесь могли комфортно разместиться порядка 70 человек из числа высших управленцев, лучших специалистов и рабочих, с женами и детьми.

Самая продвинутая версия Ноева ковчега перешла в полное владение Старлея. На одних продуктов можно сколотить огромное состояние. Если же продать все секреты технического устройства подземного города, можно стать баснословно богатым человеком.

Господин N и К° не знали об истинных богатствах завода. Они купили, что наверху, снаружи. Внутреннее богатство осталось им недоступным.

Правда, есть одна закавыка, связанная с предполагаемой реконструкцией завода по проекту ТХМ ХХ. Некоторые корпуса должны встать прямо над подземным городом. Это значит, при строительстве могут наткнуться на некоторые технические сооружения и раскрыть обитель автономной жизни, так долго хранимую в секрете и неведении.

Порывы ледяного ветра трепали седые волосы Старлея. Подбежавшая свора якобы диких собак прервала мысли о будущем завода, о Евгении, которого чуть было не посвятил в свою тайну.

Псы хороши и на вид. Львиного песочного окраса. Широкогрудые, коренастые, с мощными лапами и скуластыми мордами. В профиль напоминают немецкую овчарку, но с укороченной мордой стаффордширского терьера. Эти две породы послужили основой для собственной. Развитый интеллект немецкой овчарки и пробивная мощь стаффордширских терьеров — отличный сплав для охранной собаки, способной без колебания разорвать кого и что угодно по команде Старлея.

В племенной стае три кобеля и две сучки. Клички подобраны в армейском духе. Самый крупный кобель Прапор. В отсутствие Старлея Прапор становился вожаком. В перемещениях по территории завода он бежал чуть впереди. По правую сторону пристраивался Сержант, по левую — Ефрейтор. Это два молодых кобелька, трех лет от роду. Особи женского пола держались позади. Две разновозрастные сучки ростом меньше и на вид не столь агрессивны. Имена у них гражданские: Рая и Долли.

Первым подбегал к Старлею Прапор. Широким лбом тыкался в ноги хозяина. Чуткие руки, поглаживая, трепали загривок. Вслед за вожаком за порцией ласки подбегали Сержант на пару с Ефрейтором. Сучки могли ластиться часами, лизали руки, поскуливая от радости.

В минуты братания с четвероногими друзьями Старлея ощущал радостную теплоту. И, между тем, держал строгий самоконтроль. Четвероногая братва могла запросто взбунтоваться, отступи Старлей от образа лидера. Конечно, преданность собак останется. Но двуногий друг станет ведомым звеном стаи. И будет четко исполнять волю вожака в страхе быть покусанным.

Обряд приветствия свершен. Старлей засобирался домой. Ледяной ветер не располагал к ночной прогулке, и псы, похоже, набегались вволю. В его доме сухо, тепло и сытно. Под двухметровой толщиной бетонных стен создается впечатление абсолютной тишины, где разверзаются глубины потрясающих возможностей.

Проектный вход в подземный дом (через бомбоубежище) Старлей заблокировал разборкой основного приводного механизма. Ныне бетонные плиты вросли друг в друга. Посторонний физически не сможет попасть в его подземные владения. За десятилетие добровольного заточения сделал несколько коммуникационных соединений с внешним миром. Одно через вентиляционный короб, но здесь 83 метра пробираться ползком. Это аварийный выход, на крайний случай.

Второе — через проходной канал теплотрассы.

(по федеральным нормам безопасности каналы тепловых сетей бывают проходные в полтора метра высоты и непроходные, проходные каналы устраивают в местах, затрудненных для ремонта и облуживания. — Прим. автора).

Изначально проектом предусматривалось автономное теплоэлектроснабжение с подключением к силовому кабелю сверхсекретной подземной электрической сети, соединяющей подобные сооружения ТМ3Х с главным командным пунктом, где-то в глубине России, и с несколькими генерирующими источниками электроэнергии, рассредоточенными по Сибири.

Если массированный ядерный удар сметет российскую страну, если на внешнем фронте враг восторжествует, будет существовать другая Россия — подземная, которая через поколение снова выйдет наверх. Россия непобедима.

За все тридцать лет сверхсекретный кабель ни разу не обесточивался. На всякий случай Старлей выполнил резервирование электроснабжения от используемых на заводе сетей электро и теплоснабжения. Сделал так, что никто не сможет обнаружить.

Много тепла и не требовалось. Круглый год естественная температура в подземной обители составляла 5 градусов по Цельсию. Тепло требовалось для бытовых помещений: комнаты для отдыха и комнат для работы. Персонал хранителей секретной базы ТМ3Х состоял собственно из Старлея, Порфирия, пяти псов. Да и Порфирий на самом деле кот с измененной психикой.

***

Порфирий под стать собакам был внушительных размеров и свирепого нрава. Окрас тигровый, со лба на грудь опускался белый галстук.

— Как дела, Порфирий? Чем обеспокоен? — сказал Старлей, зайдя в служебную комнате базы ТМ3Х.

— Мур-р, — ответил кот. Вскочил со стула, ткнулся широким лбом в голень хозяина. Спина дугой, хвост трубой.

Коту восемь лет. Его слепым двухнедельным котенком принесли за шкирку собаки, как игрушку щенкам. Котенок прозрел в темноте подземелья. Когда началось половое созревания Порфирия, Старлей оскопил его. Развитие кота пошло по другим направлениям.

Порфирий обнюхивал пасти утомившихся ночными прогулками собак, обалдевая от незнакомых запахов. Ластился к хозяину, как изнывающая от скуки леди. Поминутно настораживал уши, подрагивая усами и кончиком носа.

— Опять что-то ломит наши стены? — У кота вздыбилась шерсть. — Придется сделать обход.

Обычно обход уникального комплекса подземного жизнеобеспечения производился по графику. В последние месяцы внеочередные проверки шли одна за другой. И тому была весомая причина.

Луч фонаря медленно полз по стыкам бетонного панциря. Взгляд Старлея следовал за пятном сфокусированного света, выискивая следы протечек, трещины, отслоений, следов плесени.

Всё в хорошем состоянии, кроме шлюзовой камеры.

Продовольственные запасы хранятся в помещение площадью 800 квадратных метров на стеллажах трехметровой высоты. Между стеллажами метровый проход. Имелся центральный проезд шириной 2 метра. Пол отшлифован до зеркального блеска, чтобы электрический погрузчик мог развернуться практически вокруг оси, заблокировав ведомые колеса.

Казалось бы, только вино может храниться десятилетиями, отчего его вкус лишь улучшается. Однако не только вино — из года в год убеждался Старлей. Как бы не хулили диетологи консервированные продукты, но при научном подходе к консервированию

(а в Советском Союзе даже организация труда была научная; не заостренная на бережливость, поиск издержек и прочего, а именно научная, то есть с умом и здравым смыслом)

обработанные по особым технологиям продукты, могли обеспечить полноценное сбалансированное питание в течение пятидесяти лет. И пользовался этим богатством один Старлей да его верные четвероногие друзья.

Технология производства продуктов питания разрабатывалась для сверхдлительного космического базирования и перелётов. Срок хранения продуктов по существу исчислялся временем сохранности упаковки.

Упаковка суперская! Такую не увидишь в обычных продуктовых магазинах. Металлические контейнеры с разносторонним напылением: с внутренней стороны оно нейтрально к хранимым пищевым продуктам, с наружной — способно противостоять даже кислотному дождю. Есть продукты и в стеклянной таре, крышки запаяны. Есть брикеты в упаковке из высококачественной аустенитной стали, которую вообще не берет никакая ржа.

Линии стеллажей обозначены по типу продукта:

Молоко

Телятина

Индейка

Зерновые

Мука

Сахар

Чай и кофе (сублимированные)

Кусковой шоколад с 90-% содержанием какао

Сухое вино разных оттенков

Топленое масло

Обезвоженные овощи (картофель, капуста, морковь и свёкла)

Растительная приправа

Сухари, печенье

Комплексы витаминных и минеральных добавок,

Лекарства (таковых немного: антисептики, перевязочный материал, двадцатилитровые бутыли с ректифицированным пищевым спиртом).

Основное лекарство — здоровый образ жизни со специальным комплексом целебных медитаций. Для этого сооружен компактный спортзал, комната для чтения и прослушивание музыки.

Именно здесь Старлей понял, какие книги нужно обязательно прочесть, чтобы правильно развить ум, сердце, сохранить на долгие годы психическое и физическое здоровье. Эти книги составили личную библиотеку, как и строго избранная подборка музыки.

Если Евгений Борисович входил в поборники секса, то Старлей — в противники. Секс не нужен, это пустая трата энергии. Сексуальная энергия трансформируется в энергию высшего порядка.

— Без нас ты подходил к шлюзовой камере? — спросил Старлей.

Порфирий кивнул.

— Что тебя тревожит?

Кот оскалился.

— Ты сам понимаешь, мы не просто узники этого никем не знаемого подземного дома. Мы пробиваем ход в другой мир, где обретается бессмертие. Там, наверху, создали много школ, как прожить жизнь не впустую, как узреть воочию параллельные миры. Создали психотропные порошки и таблетки, алкоголь. Билет в параллельное, купленный таким образом, слишком дорог, расплачиваться приходится здоровьем. По пьяни и по дури легко ошибиться и открыть не ту дверь.

Кот смотрел не мигая. Мимика отсутствовала, мысли изливались из голов.

— Давая поговорим через наше устройство, то бишь наш электронный переводчик. Не возражаешь? — Усы кота дрогнули, словно мысли обрели вибрацию на особой волне.

Старлея установил на голову Порфирия искусно сделанную корону из двойного ряда трезубцев, обращенных вверх и вниз. Царственный атрибут сделает слепых зрячими, глухих слышащими. Через беспроводной интерфейс корона связывалась с ноутбуком. Сигналы от головы специально разработанной программой переводились в слова. И таким образом шел диалог.

— Старлей, сукин сын, задолбал меня экспериментами, — говорили динамики ноута.

— Не ругайся Порфирий!

— Это я так, беззлобно.

— Так, всё-таки, кто приходил в шлюз? Мыши меня не интересуют.

— Меня как раз интересуют мыши. Видел и кое-что другое. Ты сядь, хозяин, а то брякнешься услышав такое.

— Ты думаешь, меня еще можно чем-то удивить? Я предполагаю, что бы это могло быть. — Старлей сел в кресло, любуясь короной. Царь! В каждом ряду короны по восемь трезубцев. Кольцо из восьми трезубцев смыкалось на рассекающем и воссоединяющем клине. Нижняя часть клина рассекала лоб, спускаясь к переносице; верхняя взметнулась антенной.

За основу короны взят эзотерический круг из девяти вершин, с удивительными пропорциями, ассоциативно связанных с высшими сферами бытия. Начиналось как раз из желания сделать материальный слепок знания. А получилась вполне работоспособная модель передатчика биотоков.

На остриё каждого трезубца вмонтированы четыре светодиода разного цвета. Иногда ноут не мог перевести в слова биотоки Порфирия. И буйство таковых фиксировали светодиоды, причем цвет закреплен за определенным спектром эмоций.

Красный — раздражен, готов порвать, шмякнуть когтистой лапой, вонзить клыки в сочную плоть.

Желтый — позитивный.

Голубой — фантазии.

Розовый — созерцательность.

Сияние четырех светодиодов смешивалось в сочную палитру.

— Сам знаешь, предполагаешь одно, видишь другое, — сказал Порфирий голосом ноута.

— Я вот, что думаю: ты начал говорить лишь с помощью нашей. Каким же образом мне протереть глаза, надеть какие-то специальные очки, чтобы уметь видеть, как ты. А то, понимаешь ли, пытаю тебя расспросами каждый раз! Вдруг ты лукавишь, рассказываешь басни, как сказочный кот Баюн?

— Не знаю про такого кота. Я знаю лишь что вокруг.

— Ах да, возможно, в этом несовершенство моего переводчика. Сигналы родовой памяти оно не может распознать.

— Ну-у, ты там сам решай, что совершенно, а что нет. Мне порой хочется сорвать корону, чтобы не мучить тебя моими, э-э-э… ощущениями, впечатлениями, короче — интимной жизнью.

— Ха! Интимной жизнью?! Удачное слово! Твои ощущения человечны, мне не надо входить в твой образ, как пишут книги, где животные говорят человеческими голосами.

— Мы животные, всегда говорим. У вас это называется телекинез, телепатия, ясновидение и прочая хрень. Ты, впрочем, близок к этому.

— К чему? К умопомешательству?

— Ты не живешь обычной человеческой жизнью, как те, что наверху. Твоя необычная жизнь, открывает чудесную жилку в тебе.

— Ты знаешь, чем отличается человек от животного?

— Догадываюсь, но… Не могу подобрать человеческого слова.

— Я тебе скажу: у меня есть цель!

— Мур-р! А у меня сметана из твоего сухого молока.

— Вот до чего договорились: мне всегда нужно то, чего у меня нет. Ты довольствуешься существующим.

— Потому что всё уже давно есть. На любой цвет и вкус. Научись это видеть.

— Тебе ли учить меня, Порфирий?

— Я и не учу. Тебя научит, кто ломиться в шлюзовую камеру.

— Кто или что это?

— Скоро только сказка сказывается. Оно бесформенно. Оно даже не оно — это они. Я назвал их Они-я — они так взвывают.

— Кто они?

— Понимаешь ли, хозяин, Они-я сделано… как бы тебе понятнее сказать… Они-я сделано из остатков вашей жизни. Всегда были люди, которые после смерти своего тела, не могут найти другой форму, перескочить на другой уровень. Ведь многие не верят, что жизнь, мой друг, бесконечна, бессмертна что ли. И как ты знаешь, эти многие не понимают бесценного дара жизни и все делают с тонностью наоборот. Вместо добра — зло, вместо любви — распри, интриги… ну и так далее. И когда они умирают, их души, как тлеющие огоньки, как мерцающие сгустки скованной энергии. Как цветные магнитики, не знающие к чему прицепиться. Когда-то, в какие-то времена их становится так много, что они цепляются друг за друга. Представляешь, их притягивает не Бог, как ты частенько называешь единосущное начало. Они притягиваются к подобному, то есть к себе подобным. Эта масса хилых огоньков нарастает, сплачивается, между ними возникают какие-то связи, которые делают это существо сильнее, способность к новой жизни возрастает. Так рождаются чудовища. Им вообще на небеса вход закрыт. Тогда Они-я ищут новую форму здесь. Входит в реально живущих, через страх и ужас, через мечты и фантазии о сверхвозможностях, о сверхчеловеке.

Порфирий замолчал. Светодиоды излучали густой красный свет. Цвет свежепролитой крови.

— Так вот, им стало нужен наш подземный дом. Это чудовище разрослось до таких размеров, что начинает отвоевывать куски реального пространства. И, похоже, начнет с нашего пограничного мира. Его не столько интересует наши запасы еды (Они-я пополняет энергию другим способом: за счет творимых бед ужасом и страхом выбивает из привычной колеи). Ему нужен дом.

Старлей, усмехнувшись, проронил:

— Подземная обитель зла. Есть такой фильм «Обитель зла».

— И что? Я ваши фильмы не смотрю, или очень редко. У меня свои фильмы. Это ты как раздобыл себе ноут, так часами глазами приклеиваешься к нему.

— Многие художественные вещи построены исключительно на реальном. И весь художественный задел (некоторые говорят вымысел) — это дополнительный свет в комнате, что позволяет заглянуть во все углы.

— Хозяин, слушая тебя, выискивал в башке способ защиты, или не в башке, а как ты говоришь — в родовой памяти. Ведь если Они-я пролезет через шлюз в экспедицию, нам кранты: ты никогда не сможешь выбраться наружу. Я ещё могу выбраться по воздуховоду. Но ты останешься здесь, а наши псы — снаружи без кола и двора.

Старлей, закинув ногу за ногу, откинулся на спинку кресла. Длинными пальцами правой руки массировал виски. Как-то вдруг всё ускорилось и все направлено против. Реанимируется проект по запуску нового типа оборудования. Новые корпуса зайдут на территорию подземных складов. Соответственно, при земляных работах наткнутся на бетонные плиты. Примут их за старый фундамент (это территория почти сотню лет используется как производственная площадка) начнут долбить сдуру и отверзнется россыпь богатств, копи царя Соломона.

Допустим, он сможет притормозить реализацию проекта, изъяв их архива всю проектную документацию. Но как дать отпор мифическому Они-я? Кому перепоручить Порфирия, собак? Не бросать же их на произвол судьбы? Тем более, что неведомый лик её ломится в дверь. Оно готово смести, поглотить. И мы всего лишь станем одной из клеток разрастающегося чудища. Второй вариант судьбы — Борисович. С его помощью можно ускорить давнюю задумку…

Старлей с Порфирием двинулись к шлюзу — пограничной зоне, где призраки реальны. Шлюз одновременно соединял пространство, что под куполом неба и что глубоко под слоем плодородного гумуса с сетями подземных инженерных коммуникаций.

Сбросной водовод диаметром около полутора метров когда-то использовался для отвода отработанной промышленной воды. В прошлом веке здесь кипела масштабная производственная жизнь. Для химических производств требовался немалый объём охлаждающей воды. В качестве которой использовали природную прудовую воду. Сбросные водоводы (рукотворное русло подземной реки) — подземные каналы, проложенные с уклоном в сторону водохранилища.

Во времена перестройки, «лихих девяностых» происходила масштабная остановка производств. Корпуса химического сектора завода остановили. Что было наверху металлического, демонтировано и сдано в переплавку. Но разветвленная сеть коммуникаций осталась. Осталась в заброшенном состоянии. О ней просто забыли.

Главный проход подземного склада плавно входил в тоннель Через сто двадцать метров тоннель заканчивался массивной металлической перегородкой с двухстворчатыми воротами. Это так называемая транспортная экспедиция. Верху разверзалось полусфера. Открывалась вертикальная шахта, куда подъёмниками перемещали сначала стройматериалы, затем оборудования, провиант. После чего вход закрыли бетонными плитами, завалили грунтом.

О шахте, шлюзовой камере не знает никто. Кроме Старлея, Порфирия, охранно-розыскной бригады псов и нового подземного сверхсущества, многорукого и многоликого.

***

Гулким эхом раздался лай. Порфирий насторожил уши. Чудовище научилось маскироваться. Да так искусно, что лишь Порфирий мог уловить фальшивые отголоски в радостном лае. По стенам тоннеля электрические лампы, заключенные в герметичные светильники, мерцали двумя путеводными нитями. В руках Старлея поблескивала сталь именного пистолета.

Тоннель уперся в металлические ворота, упрочнённые бронированной сталью с двойной изоляцией. Открыть их под силу лишь троим, одновременно воздействующим на массивные запоры. Для одиноких стражей предназначен вмонтированный в дверь поворотный механизм с маховиком посредине.

Старлей взялся за маховик. Исхудалая рука уверено вращала чугунное колесо в сторону открытия, приводя в движение запорный и уплотняющий механизмы двери. Со скрежетом дверь выходила из прочного зацепления с железобетонной рамой. Свежий ветерок ворвался в подземелье.

Порфирий чихнул раз, другой, третий: новые запахи раздирали ноздри. Курьёзный вид чихающего Порфирия ободрил Старлея. Маховик запорного устройства двери завращался быстрее. Вскоре дверь плавно повернулась. В шлюзовой камере повизгивали от радости четыре здоровых псины. Они волнами радости окружили Старлея. Каждого пса погладил, каждому заглянул в глаза, на мгновение сжимая в ладонях умильную мордашку. Это в его ладонях мордашки умильные. Там наверху, псы являют лик беспощадного зверя.

Запустив собак в подземелье, Старлей захлопнул дверь. Быстрыми движениями проворных рук штурвал закрутился как колёса стартующего автокара. Засовы с жутким скрежетом зашли в упрочненные гнёзда рамы.

В тоннеле соблюдали меры предосторожности: никакого визга, никаких отвлечений. Выстроились в линию. Впереди рысцой бежали собаки, следом шел Старлей. Замыкал крепкий отряд хранителей подземелья Порфирий. Он то и дело настораживался, оглядываясь назад. Только он слышал пульсирующий напор на основные ворота. Это сосредотачивался клубок элементёров. Что-то ему пока не хватает, чтобы проломить ворота. Одним махом снести с пути. Это чудище, похоже, боится собак.

Собаки — живые орудия возмездия. Они, не задумываясь, погибнут, исполняя волю хозяина. Брызнет кровь. И в ней погибель для элементеров. Это знал Порфирий. В далекие времена не было ни городов, ни заводов. А был очаг на костре, такая же пещера вместо дома. Люди приносили кровавую жертву. В теплой крови что-то есть такое, отчего веками живут вампиры и чего боятся элементёры. Боится любая нечисть.

Собак пятеро. Если поочередно они будут жертвовать собой, дойдет очередь и до него, Порфирия. Кот присел, лапой почесав за ухом. Умирать, блин, не хочется.

— Порфирий, не время выискивать блох, — сказал хозяин.

— Знал бы ты, какие блохи сгребут мне башку. — От гулких ударов шерсть у кота встала дыбом. Зарычали собаки. В их глазах вспыхнул кровавый огонь.

— Это гидромолотом неподалёку роют котлован, — сказал хозяин насторожившимся псам

— Какой, нахрен, котлован. Это рвутся к нам, чтобы похоронить заживо. На этот раз навсегда, — буркнул Порфирий.

— Какой сегодня с утра супец вам приготовил! Выварил натуральные кости, которые вы в прошлый раз приволокли в шкуре двух зайцев. Заправил овощами, которые в мясном бульоне стали лучше свежих. На второе блюдо — по банке тушенки.

— Откармливай, откармливай, чтобы крови в каждой псине было больше.

— Ты чего, Порфирий, бурчишь? И тебе пшенная кашка на молоке с витаминами сварена.

— Кашка?! Тьфу! Я вот пойду наверх и мышей наемся. Вот это благость, шик. Пока ловлю, душевно отдохну. Потом эту мягкую мышку с хрустящими косточками и розовой потешной мордашкой чуть придушу. И начну поедать заживо. Сначала выгрызу хребет. И выпью всю кровь. До капельки высосу. Мышка трепыхнется в последний раз — а я скорее сомкну клыки точь-в-точь по ушкам. Раскушу надвое головку и втяну в себя сладкие мозги. Правда, мало, их у мышки. Бывает, что съедаю всю. Остаются лапки, да хвостик… Точно также нас будет поедать чудовище.

— Не паникуй! — Старлей выключил ноут.

На кухне Старлей вынул пять одинаковых по размеры чашек, но разного цвета. За каждой собакой закреплена чашка определенного цвета. Бытуют мнение, что собаки не различают цветов. Живут в черно-белом мире. Однако ни одна из его собак никогда не путала чашки. А, быть может, это очередное упражнение по развитию сверхспособностей, каких в арсенале Старлея немало.

Псы по команде «сидеть» замерли в одной линии. Кот фыркал от смеха. Ему никто не скомандует «сидеть», «стоять», «фу», «фас» и т. д. Никто не управляет им. Разве что звуки параллельных миров. Шерсть до сих пор топорщится от напора клубка элементёров. Шлюзовая камера пропитывается ужасом. Стены впитывают боль и страдание. Страх от немощи реализовать задуманное переходит в ярость. Там в шлюзовой камере дрожат стены, рождая новую реальность, готовую поглотить, растерзать, размазать по стенам кровавым пятном… Эти же чудики, псы, ждут команды «кушать»!

Порфирий, подрагивая кончиком хвоста, обходил чашки. Прямо вслед за Старлеем, чья рука с половником разливала ароматную похлебку по чашкам. Принюхивался, окуная усы в чашки. Псы обалдевали от всёдозволенности кота. Когда хозяин до краёв заполнит посудины, Порфирию главное — отскочить прежде, чем прозвучит команда «кушать». Иначе псы сметут его как былинку в поле, а то и сожрут, не заметив.

Команда Старлея прозвучала как выстрел стартового пистолета. Псы ринулись к чашкам. Клыкастые пасти с громким чавканьем поглощали похлебку. Старлей уселся поодаль, наблюдая за трапезой. Улыбка блуждала по лицу, разглаживая морщинки, прогоняя нелегкие мысли. Так мать не нарадуется аппетиту малыша. Любовью и надеждой полнится сердце.

Вдруг кот с рёвом вспрыгнул на стол, словно пол превратился в раскаленную сковороду. Глаза Порфирия расширились от ужаса, хвост расшеперился, волосы по хребту встали гребнем. Мощный гул толчками прошел по стенам, ударил в пол. Миски с похлебкой заходили ходуном. Собаки оторопели. Присев на задние лапы, бесстрашные псы уставились на Старлея. Они ждали команды, готовые по одному слову хозяина разорвать любого. Старлей, не выказывая в лице минутного замешательства, метнулся в диспетчерский пункт. Следом кинулись собаки.

Эта комната напичкана средствами контроля и связи. Здесь стояла военно-полевая радиостанция, кстати, способная выдать сигнал в космос, также и принять сигнал, пульт управления охранной системой, в основном состоящей из акустических датчиков. Имелись незадействованные видеокамеры, два канала с датчиками ночного видения.

На дисплее, показывающем спектр частот, улавливаемых акустическими датчиками, полоса нижних частот зашкаливала. Причем, низкочастотные колебания уходили за предел слышимых частот. Это тот звук, что сводит с ума, что является предвестником аварий, катастроф. Этот звук лишь ощущается клеточками тела, приводя в смятение разум на подсознательном уровне.

Так сдвигается земная твердь в начале мощного землетрясения.

Так съезжают с опор громадные агрегаты, зачиная техногенные катастрофы.

Так является нечто ужасное, чему пока нет названия.

На дисплее обозначилась зона с крайне высоким уровнем гула. Это шлюзовая камера. Датчики, установленные в ней, казалось вот-вот выйдут из строя, судя по хаотичному провалу сигнала.

Старлей, сжав кулаки, двинулся к источнику сигнала. Псы бросились вслед. Порфирий шел по пятам Старлея, временами лапой ударяя по голенищу сапог. Хозяин приостановился. Обычно насмешливое выражение Порфирия сменила маска отчаяния и боли. Кот с воплем ринулся в обратную сторону, поминутно оглядываясь. Старлей понял: его направляют в оружейную комнату.

Устроители подземного склада предусмотрели вооруженную охрану. В окрестностях завода располагалась воинская часть внутренних войск. В случае ядерного конфликта элитный спецвзвод должен переместиться в подземное защитное сооружение. Разумеется, где военные, там и оружие. Оружейную комнату замаскировали под одну из секций склада. Старлей подобрал ключи к мощному замку. На всякий случай держал оружейную комнату запертой.

За первой, обычной на вид, двери располагалась подвижная решетка из металлических прутьев толщиной в двадцать миллиметров. Решетка опиралась на ролики. Как только рука Старлея разомкнула запорное устройство, решетка от легкого толчка скользнула по направляющим. Вспыхнул свет и глазам предстал арсенал, устрашающей мощи. В пирамидах поблескивала вороненая сталь автоматов АК-74, ручных гранатометов… На отдельном щите — пять снайперских винтовок. Ящики с патронами аккуратно сложены штабелями.

Старлей, не раздумывая, выхватил два автомата, взвалил на плечо сумку с патронами. Вновь повернул к шлюзовой камере.

По мере приближения к точке, связывающей пространство (и миры), видимая дрожь пробегала по ногам. Не от страха — от бьющегося взаперти чудовища.

Тоннель, соединяющий подземную базу с выходом наружу, составлял 115 метров. Это 250 шагов. И это 250 мгновения отборного ужаса. Шаг за шагом, мгновение за мгновением приближались к первому охранному рубежу. Усилился поток воздуха.

Старлей не включил освещение тоннеля: пусть ничто не искажает и не сглаживает. Пусть это Они-я явится в первозданном виде, когда только Тьма властвовала над миром, когда из воды, затопившей твердь, вздыбился первый Бог Атум…

Воздух казался ионизированным, точно шел разряд оголенного электрического кабеля. Старлей приостановился. Псы замерли, наклонив головы. Ноздри подрагивали, по полу разливался смертельный яд. С каждым мгновением инородного газа становится больше.

Не стоять, — читалось в свирепых мордах.

Бежать навстречу! Рвать, кромсать, размазывать по стенам.

Старлей передернул затвор автомата. В камере полнится нечисть. Звуки сверхнизкой частоты — это набат нечисти. Так идёт призыв её к сбору. Так оглашается окрест началом шабаша. С каждым мгновением их становится больше. Удары — это вливание новых сил. Черти, ведьмы, упыри сплачивается в единого кроваво монстра. Когда их станет так много, рухнет преграда. Бетонная стена, способная противостоять ударной волне ядерного взрыва, превратится в песок от наплыва нечисти. Видимо, наверху дела обстоят еще хуже, чем в тот памятный день, ровно тридцать лет назад.

Единственная защита — разъединить. Мгновенно в голове обрисовался план. Пуля калибра 7,62 вошла в патронник. Последние метры к цели растворила ярость. Псы, чувствуя настрой хозяина, с каждым мгновением словно теряли телесную форму. Псы словно превращались в ударную волну отмщения.

У массивных ворот шлюзовой камеры воздух до предела насыщен озоном. По ту сторону ворот уже начался распад реальности. Эта страшная реакция — один из сценариев загадочных смертей, нового оружия ликвидации очагов сопротивления. Вместе со всем: с людьми, животными, сооружениями. Тот благостный воздух, без которого любая жизнь остановится через четыре минуты, стал сырьем для отравляющего заряда. Молекулы кислорода под воздействием непонятной энергии распадались на атомы. На озон, который сразу вступая в соединение с азотом, образовал смертельный туман из паров азотной кислоты, закиси и окиси азота, не менее опасных. Контур двери светился желтой линией — это прорывался яд сквозь уплотнение.

Старлей повернул рубильник мощных вентиляторов, предусмотренными проектировщиками, как раз на случай выхода в среду с чрезвычайно опасной концентрацией распыленного яда.

Загудели двигатели вентиляторов. Желтый контур двери растаял, как иней.

Во входной двери имелось смотровой окно, через которое мог пролезть лишь Порфирий. Это окно также уплотнялось винтовым зажимом. Старлей крутанул штурвал зажима. Окошко вышло из рамы, плавно повернулось на шарнирах. Черный квадрат отобразил блики громадного фиолетового осьминога. Так вот каков облик чудовища! Старлей сбросил с плеч ранец с патронами два автомата АК, взял наперевес ручной пулемет, расправил ленту с патронами.

Получай же, гад, порцию горячего! — вороненое дуло вошло в окошко. Щелкнул предохранитель. И палец Старлея до упора надавил на гашетку. В шлюзовую камеру ворвался вихрь огня. Огня нашего, рукотворного, отлитого в пули.

Прошил Они-я сверху вниз, слева направо, по диагонали. Снова сверху вниз, слева направо, по диагонали… Пули рикошетом дважды, трижды прошивали чудище. Бетонный пол собирал обильный урожай пустых гильз. Вскоре лента пулемета кончилась. Старлей отбросил в сторону разгоряченный ствол, воткнул в окошко два дула автомата. Один ствол взяв правой рукой, другой левой. Пальцами на обеих руках одновременно надавил на спусковые крючки.

Автоматная очередь дуплетом полетела в шлюз. Гул стихнул. Наступила привычная абсолютная тишина, если не считать мощные раскаты двух автоматных стволов.

Отвел душу. Давно так не стрелял, разве что в Афганистане в 1984 году. Автоматные очереди расчленили Они-я на сотни клочков. Отработав по пять рожков с патронами, Старлей швырнул на пол дымящиеся автоматы.

Вслед за тишиной наступила тьма. В черном квадрате окошка на полу шлюзовой камере словно тлели угли от пожарища, разнесенного другим ураганным огнём.

Но эти крохотные сгустки разорванного чудовища вдруг обрели подвижность. Из каждого огонька вырастала нечто такое, от чего зашевелились волосы. Черный квадрат стал экраном, и картина, развернувшаяся в нём, потрясла. Перед глазами с феноменальным ускорением развивалась эволюция живой жизни. Из зарева пожара вылетели искры. Они словно намагничены. Они притягивали частица окружающего. Они превратились в младенца, на котором различим гребень дракона, затем в крупноголового ящера, где гребень уже простирался от головы до хвоста. Вдруг тысячи ящеров взлетели, ударились в стену и рухнули вниз. Но это не смерть — это начало укрепление зла.

Рухнувшие ящеры обрели четыре лапы и багровую шерсть. Гребень драконы вырос в пылающей пасти. Четвероногое воинство вновь кинулось грызть бетон стен. С умопомрачительным остервенением выбивали щербины в монолите бетона. Отгорев яростью, сползали на пол. И следующая волна — нашествие огненных обезьян, где драконье клеймо вылилось в устрашающие клыки и перепончатые крылья. Они с визгом, разрывающим слух, облепили стены, потолок.

Старлей отшатнулся, подхватил остывший пулемет. Зарядил. Вороненое дуло вновь вошло в смотровое окно. Палец уверенно лег на курок.

Вытаращенный зрачок пулемета возымел действие. Огненное отродье ухнуло на пол, словно дьявольский котел принял новую порцию плоти. Взметнулся огонь. Какие-то мгновения котел бурлил, метая огненные блики. Лицо Старлея побагровело. Он выпустил из рук пулемет, схватившись руками за лицо. Острая боль прошила тело. Казалось, кожа на лице обгорела. Теперь он и есть Красная Маска Смерти из прозрений Эдгара По, перешедшая в другой мир.

Тревожась, что это действительно так. Действительно, на лице обгорела кожа, оголив пропитанные кровью мускулы лица, Старлей опустил руки, отвернулся от окна, поднял веки. Короткий вздох вырвался из коченеющей груди: глаза не лопнули. Он видит! Псы, точно по команде, сидели в линию, как второй рубеж охраны. У Порфирия зрачки мерцали тем же огнем, что бушевал в камере. Взгляд гипнотизировал. Старлей впился в эти зрачки. Вдруг багровые оттенки пропали, осталось обычное сияние кошачьих глаз. Бледно-голубое сияние звездного неба.

Старлей повернулся к окну. В бледно-голубом сиянии копошились фигурки. Маленькие человечки с огромными руками-клешнями. Вдруг они разом повернули головы. Старлей в ужасе отпрянул. Эти лица искажены смертельной агонией. С выражением отчаяния, злости, жаждой мщения многие уходят из жизни.

Старлею довелось лицезреть на ужасающие минуты смерти. Мало кто умирает с любовью к прожитой жизни с надеждой на трансформацию этой любви, словно она и есть то русло, что вынесет душу в райские кущи благостной вечной жизни.

Умирают со злостью, с надрывом, со скрежетом зубов. Кто-то в беспамятстве, захлебываясь рвотной массой, кто-то с пеной в глотке, закатив глаза. Их не ждут в благостной вечной жизни. Их держит реальный мир. Держит богатством, роскошью, высшим набором физических наслаждений. Держит незавершенными делами по ликвидации конкурентов и врагов, вознамерившихся вырвать лакомый кусок жизни. Они не могут уйти — они поселяются рядом как призрак грядущей беды.

Такого отвратительного сосредоточия фигур, захлебывающихся в злости, Старлей не видал. Безумные взгляды, лязгающие челюсти, искаженные лица… Ба! Да тут полно знакомцев. В реальной жизни они были отъявленными негодяями, первостатейной сволочью, хладнокровными убийцами, гадкими лицемерами. И сколько еще не менее отвратительных морд, пусть не знакомых, но схожих по обуреваемой злости, безумной страсти крушить остатки доброго. Словно это доброе — причина безвременной кончины.

Старлей захлопнул окно. Голос дрогнул:

— Получилось еще хуже, страшнее, опаснее. Если они проникнут сюда, нам точно копец.

Псы окружили Старлея. Кот прыгнул на руки. И припадая к груди хозяина, обхватил лапами шею. Влажный нос уткнулся в человеческую кожу.

Они вместе. Но этого мало.