Универсальный ключ успеха

Сергей Николаевич Усков

Секретный заводской бункер… Звук кромсает твердь. Это клокочет древнее зло, разбуженное людской алчностью. На стенах проступают трещины. Низкочастотный гул сбивает ритм колотящегося сердца.Сумеют ли суровый Старлей, архивная фея, её покровитель сдержать разбушевавшуюся нечисть?Эта книга Сергея Ускова – жгучий коктейль из иррационального кошмара и чувственной мистерии, смягченный легким юмором трезвого рассудка.Читайте, цепенейте от ужаса, наслаждайтесь головокружительными виражами сюжета!

Глава 1. Стратегический резерв

Тонкие пальцы девушки на мгновение разжались, и пухлая папка грохнулась на пол, острым краем шмякнув по пальцам ноги. Полина, вскрикнув от боли, захромала к офисному креслу. Два физических метра превратились в двадцать мучительных шажков босиком по битому стеклу. На сидение красавица плюхнулась в страшной досаде на себя и на эту странную папку, выскользнувшую из рук.

Крупные слезинки покатились по пригожему личику, размывая тушь на ресницах. Быстро глянув в зеркало, что висело на стене у входа в помещение, Полина дала волю слезам. В слоеном стекле отображалась не модная девушка, а полная дура. Такой никогда не суметь найти мостик между фантазиями и реальностью, между мечтой и действительностью.

Только на минуту представив, так и будет отныне, Полина готова разрыдаться, как на похоронах любимого. Флёр пригожести вмиг слетел с облика двадцативосьмилетней девушки. Осталось исхудалое личико Бледное, с тонкими полосками бескровных губ.

Искорка красоты теплилась в дивных глазах. Глаза, что сразу обращают внимание редкой пленяющей роскошью, природным таинством смешения цвета, линий и спокойного отблеска красивых фантазий.

Как знать, не эти ли сокровенные картины оставались опорой для самодостаточности, иначе — твердой уверенности в себе. В придачу к магическим очам природой дан тонкий стан, легкий развал бедер, длинные стройные ноги, волосы цвета спелой пшеницы — казалось бы, сейчас её выход на подиум…

Но выход может быть лишь в служебный коридор с множеством рабочих комнат, где корпят инженеры и специалисты разных квалификационных категорий, уровней знаний, навыков и компетенций. Они периодически заходят к ней, потому что Полина — архивариус, а комната, где плачет от досады, — технический архив.

Полина турнула ногой вредную папку со встроенным замком. Угол стеллажа оборвал её полет. Корешок папки треснул. Из щели серпантином взвились крохотные открытки в виде сдвоенных сердечек. Валентинки! Что за наваждение?! В прошлый раз вылетело приглашение на вечер; принять его не решилась. Эх, раздобыть бы ключики, да открыть эту непонятную папку.

Боль чуть унялась. Полина смогла встать. Первые шаги невольно приблизили к папке. С опаской взяв её в руки, вернулась к столу. Положила точно посредине. Не отрывая глаз от загадочной папки, медленно опустилась на стул. Внезапная дрожь прошла по телу. Перочинный нож блеснул в девичьей руке. Разгоралось желание раскромсать вдоль и поперек странное канцелярское изделие. Полина взметнула руку, в сжатом кулаке сверкнуло острие, обращенное вниз. Ещё минута и стальное жало войдет в кожаную плоть… Вдруг посинели пальца, словно кто-то накрепко сжал запястье. Кулачок разжался; упавший нож разломился на две половины.

«Ничего не понимаю — прошептала девушка, уставившись на папку. — Кто сжал мою ладонь? Ведь кроме меня здесь нет никого. В этой комнатушке в двадцать квадратных метров, сплошь заставленной стеллажами с архивными документами, нет никого… кроме меня и этой папки, не так ли?»

Красивая ладонь легла на папку. Отшлифованный ноготок подцепил в трещине корешка уголок листка. Тотчас вскрик ударил в потолок. Полина, отдернув ладонь, поднесла её к губам. Капля крови повисла на пальце. Неужели кожа столь тонка, что поранилась листком бумаги?

Дрогнул свет в люминесцентной лампе. В изменившемся спектре искусственного освещения папка не поменяла цвет. Кожа обложки так эластична, что казалась живой. Если бы не цвет, похожий на элитный шоколад. Наверное, размышляла Полина, такая кожа называется сафьян.

Углы сафьяновой папки обрамлены медными пластинами, покрытыми тонким слоем бесцветного лака, местами стёртого. На пластинах гравировка: вязь неведомых символов, замысловатых линий. А посредине лицевой стороны на заклепках установлен овал из той же медной пластины, но гораздо толще. Края завалены, всё отшлифовано до блеска. Поле овала занимают четыре латинских буквы в готическом стиле. Толщиной папка сантиметров в десять. Сбоку две металлические застёжки и замочек между ними. Были бы ключики, Полина уж точно отважилась проверить содержимое таинственной папки.

Но ключики увезла прежняя хозяйка архива, зачем-то оставив папку. Как и многое другое. Что поразительно, если потрясти папку, из специальной прорези вылетают листочки, как ответы на вопросы, непосильные для мозгов, как подсказки, толчки фантазии.

Только что выуженный из папки листок плотной бумаги снова оказался открыткой-валентинкой. Большой такой открыткой, увеличенной копией лежащих под ногами. Полина подняла с полу одну из них. На стол легли два алых сердечка, большое и маленькое. Сюжеты картинок разные: пухлые полураскрытые губы, зовущие и манящие, алое сердечко в обрамлении таких же алых букв, утверждающих «Only you in my heart!», в другом картонном сердечке — дары, которые оно несёт возлюбленным.

Дары ли несет любовь? В книгах, фильмах, на сцене — что ни любовь, то трагедия, драма, горечь и боль. А в будничной жизни — скукотища!

Невольно вспомнилась первая любовь, до сих пор не нашедшая равнозначной замены… Как будто это было вчера. Так долго ожидаемая страсть соблазнила сладко-мечтательным ароматом — и оборвалась с обидой. Потом они обходили друг друга стороной. Если случайно сталкивались — ни единого слова не молвили, глаза в сторону, камень на сердце. Вскоре он женился, она вышла замуж. Закрепилось шрамом ощущение растоптанного начала в прекрасное. Что не хватило им? Осталось неразрешимой загадкой. К слову любовь — дурь и блажь вставали рядом. Начало большой любви пришлось разменять на нечто практичное спокойное понятное…

Затрезвонил телефон внутренней связи. Полина схватила трубку. Нежного уха коснулся вежливый и строгий голос шефа: «Полина, вы что-то долго ищете проект ТХМ ХХ. Найдите немедленно и принесите мне». В последней фразе звучали нотки раздражения и недовольства.

Аббревиатура проекта подсказывала, что разработан головным отраслевым институтом. Значит место хранения, всё-таки, на стеллаже №8. Полина снова подошла к этому стеллажу. Только-только обшарила его вдоль и поперёк полку за полкой, папку за папкой, посмела взять сафьяновый раритет. Неужели, опять перерыть стеллаж №8? Затем с первого стеллажа по восьмой. Одно затягивало: вдруг найдёт ключики от таинственной папки. Попутно убедится, что проекта нет. Он исчез!

***

Прошло одиннадцать месяцев, как Полина устроилась архивариусом в технический отдел когда-то известного машиностроительного завода. Устроилась с трудом, хотя окончила колледж по специальности «архивоведение». Производство еле держалось на плаву, но работы с документацией не убавилось.

С должностью, считала, повезло. Само её название — архивариус — приятно звучало. Опыт работы по специальности мизерный. По существу, кроме квалификационного удостоверения государственного образца, никаких полезных производству навыков. Причем, обивала пороги работодателей после декретного отпуска, что предполагало бесконечную череду больничных листов по уходу за ребенком, трехлетней дочкой Дашей, удачно пристроенной в муниципальный детский садик.

Взрослая жизнь у Полины долгое время не складывалась. Окончила общеобразовательную школу с хорошими отметками и растерянностью: она вправе начать самостоятельную взрослую жизнь, но каким образом? Крепким здоровьем не отличалась. К восемнадцатилетнему возрасту имела пару хронических заболеваний с мудреными названиями. С виду девушка худосочная, мало приспособленная к суровой взрослой жизни.

Пять-шесть лет учёбы в институте представлялись непреодолимым барьером, невыносимым напрягом умственных и телесных сил. Это не под силу хилому здоровью. Поэтому мама и папа Полины подтолкнули дочку в колледж на курс архивоведение. А после успешного трехгодичного обучения устроили хрупкое чадо в заранее обговорённое теплое местечко — архивариус строительно-монтажного предприятия.

Помнится, отсутствие перспектив витало в воздухе. Двадцатилетняя девушка осваивала профессию без энтузиазма под постоянным гнётом быть уволенной в целях сокращения затрат. Сама поглядывала по сторонам, находясь в объятиях фантазий о любви. И вдруг туман сексуальных грёз всколыхнул симпатичный паренёк, с которым в рабочий перерыв случайно столкнулась в бесконечных коридорах административного здания.

Извечная ситуация, она сказала: «Это он!» Затем пошла череда долгих месяцев, когда примеривались друг к другу. Идеальное соотносилось с реальным. Первый поцелуй насторожил. Руки, тронувшие грудь, обожгли холодом. Он говорил не те слова, что хотелось услышать. Сказал, что любит — не верилось. Как-то сорвалось свидание. В душу упала едкая капля обиды, которая разрасталась и дурманила с той же силой, что буянила в сердце, томила и сушила страсть к реальной любви. Однажды вырвались резкие слова, как полоснула по живому холодная сталь клинка. Первая любовь так и не состоялась.

Полина разом сникла. По ночам душили слёзы, глаза воспалились, лицо припухло, измученное сердце каменело. Болезни обострились. Боль в животе не отпускала ни на минуту: то жгла, то ныла, то колотила прямо в голову. Полина зачастила к врачам: обследования, консультации, уточнение диагноза.

Пришлось частенько прибегать к услугам такси. Купила дисконтную карту таксопарка. Утонченные пальцы набирали один и тот же номер. Через какое-то время приметила, что и водитель тот же, что был вчера и позавчера. Эдакий более чем самоуверенный крепыш с гладко причёсанными назад, словно напомаженными чёрными волосами, разговорчивый как большинство таксистов, и не обременённый особыми знаниями. Искренний до удивления; выкладывающий без утайки, как реальные впечатления, так и планы на будущее.

Полина слушала краем уха. Подкрадывалась мысль: парень-то вроде бы ничего, простой и свойский. Он, казалось, мог бесконечно говорить об автомобилях, и, видимо, это его главная страсть. В легкую поведал пассажирке о мечте: он за рулём новенькой иномарки с двухлитровым двигателем, рядом на сидении моднячая жена-симпатяга (он выразительно взглянул на Полину), деньжат в кармане, что семечек в стакане. Остальное — приложится.

Достойных денег никто не платил, отчего крепыш был чуть злой, и приходилось крутиться-вертеться на двух работах. Таксовать — вторая работа, первая — электромонтер на заводе, куда впоследствии перебралась Полина.

Прошло какое-то время, и Полина, сама того не заметив, стала женой крепыша. Через год родила дочку. Три года просидела в декретном отпуске. Строительно-монтажное предприятие, где раньше работала, разделили на части: какая-то часть была продана, другая ликвидирована, что-то ушло за долги кредиторам. До трудоустройства Полины никому нет дела. Выручил муж: разузнав о вакансии архивариуса на заводе, в штате которого числился сам, упросил администрацию принять Полину. И резон хороший подобрал: трудовые династии повышают вовлечённость работников в стратегию предприятия. Иногда клюют на высокие слова.

Ура, работа найдена! Осталось напрячься, быстрее вникнуть, как правильно и грамотно исполнять обязанности. Однако желание лучшего употребления сил вновь обрывалось при плотном контакте с реальностью.

Рабочее место далеко от оптимального. Оно представляло собой комнату длиной метров семь и шириной — четыре. От стены подобно зубьям расчёски громоздились металлические шкафы-стеллажи. У входной двери, в углу, притулился письменный стол со списанным компьютером. Узкое оконце подобно амбразуре. Похоже, раньше здесь было складское помещение, которое наскоро переоборудовано под архив. О том, как будут работать здесь без естественного освещения в затхлом застоявшемся воздухе, администрацию не заботило.

Рассказывают, что когда-то с плановой проверкой заявлялся инспектор по труду. Архивариусу быстро оборудовали рабочее место непосредственно в помещении производственно-технического отдела (сокращенно — техотдел), а в архив она, якобы, всего лишь захаживает за папками с документами. После инспекторской проверки стол в техотделе остался, но захаживать архивариусу приходилось как раз наоборот: из архива в техотдел, чтобы утром показаться и доложиться начальнику, в перерывы — для чая.

Чай в техотделе любили: дообеденный чай и послеобеденный. Во второй половине дня происходил основной чайный перерыв, когда текла беседа, слышался смех, оживлённый говор.

После чаепития в просторной комнате техотдела Полина уходила в тесную душную комнату без окон с массивной стальной дверью, заставленной стеллажами. И каждый раз мнилось, что кто-то идёт вслед. Странные метки и знаки предшественницы Полины, оставленные на стеллажах, в журналах усиливали смутную догадку, что здесь произошла необыкновенная драма… По крайней мере, чем-то чрезвычайно неординарным разбавляли скуку рабочих будней.

При взгляде на сафьяновую папку холодок бежал по спине. Почему архивариус, чьё место она заняла, неожиданно и спешно уволилась? Из послеобеденных чайных перерывов Полина составляла облик загадочной предшественницы. Зовут Нина. Она примерно её возраста, якобы круглая сирота, устроенная на работу по какой-то федеральной социальной программе. Проработала ровно три года, точно берегла это место для неё.

Таким образом, воображение Полины занимали две основные загадки: что за история приключилась с Ниной, и как быстро находить архивные документы, затребованные высоколобыми инженерами.

***

Послеобеденный чайный перерыв в техотделе начинался точно в 14.00. Это полувековая традиция. Сотрудники отодвигали в сторону инструкции, чертежи, схемы, над которыми работали. Из недр письменного стола водружали на освобождённое место кружки, конфеты, печенье и тому подобное. Каждый угощался сам. Общим был кипяток, приготавливаемый в пузатом металлическом электрочайнике. И общими будут темы для разговора.

Валерий Борисович, начальник техотдела, в недалёком прошлом инженер-конструктор, а в очень далёком — преподаватель черчения, всё чаще подумывал о трости с шикарным набалдашником. (В древние времена трость считалась атрибутом Богом избранных) Ноги состарились раньше головы, говаривал он. Тело давненько перешагнуло пенсионный возраст, но голова полна интеллектуального заряда.

Монументальный двухтумбовый стол Валерия Борисовича занимал центр диагонали напротив входной двери. Линию другой диагонали, как крылья некоей творческой птицы, образовали спаренные компьютерные столы. За столами, друг напротив друга, трудились четыре инженера: Светлана Ивановна и Светлана Петровна, Любовь Васильевна и Любовь Николаевна — хорошо и со вкусом одетые пожилые дамы. У входа столик для Полины приставлен вплотную к двухуровневому столу, заставленному оргтехникой: ксерокс и принтер формата А3, сканер с автоподачей, плоттер для распечатки чертежей.

Ровно в два часа пополудни забурлила вода в чайнике. Рабочую комнату затопила вязкая тишь. Сотрудники поглядывали друг на друга, пробуя уяснить: отчего не клеится разговор.

Разорвала тишину Любовь Николаевна:

— Почему-то нет Полины? Видел кто-нибудь её сегодня? — Собственная рассеянность раздражала Любовь Николаевну, как капающая вода из крана. Она считалась правой рукой начальника техотдела, исполняла его обязанности на период отсутствия. Поэтому нельзя терять лица.

— Только что Валерий Борисович самолично к ней ходил! — сказала Светлана Ивановна, словно подзадоривая и бросая тему для разговора: каким образом молоденькие сотрудницы бодрят пожилых начальников.

Все многозначительно переглянулись, а зачинщица очередного витка кривотолков зашлась в астматическом кашле.

— Девушка наша проект ТМХ ХХ не может найти. Третий день ищет. Заявила мне, что проекта нет, обыскалась. Я ей сделал устный выговор. Ведь по графику подошло время запускать проект. Разрабатывать под него планы, ведомости и так далее, — прихлёбывая чай, проронил Валерий Борисович. Речь его была слегка невнятна: давал знать недавно перенесенный инсульт. Любое волнение усиливало невнятность. — В нынешней ситуации отсутствие проекта означает срыв мероприятий стратегического плана по импортозамещению! Без грамотной технической документации ничего путного сделать нельзя.

— Помочь бы Полине, — оправившись от кашля, сказала Светлана Ивановна. — Я-то не могу: пылища невозможная в архиве, воздух затхлый. Задохнусь тут же. Полине, между прочим, не мешало бы периодически протирать пыль со стеллажей. Пропылесосить папки, полки.

— Полина не уборщица! — вспылила Любовь Васильевна. Глаза за толстыми линзами блеснули гневом. Она с детства боролось за справедливость, будь то голодающие дети стран третьего мира, вырубка лесов в Сибири, Южной Америке или списки на работников на премию, в первых рядах которых значились одни и те же лица.

— Трудно представить, как уборщица будет протирать стеллажи. Наверное, все-таки, это Полина должна делать, — заметила Любовь Николаевна жестким тоном начальника. — Кто-то из нас должен реально помочь Полине.

— Помимо того, что пыльно, там темнотища невероятная! — парировала Любовь Васильевна. Сощурив близорукие глаза, чтобы прочитать этикетку на йогурте, припасенном на полдник, добавила: — Я не вижу надписей и на папках, и на этикетках. Как жаль, лупа разбилась… Пожалуй, одна Светлана Петровна способна помочь нашей девочке.

— Вау! Я не могу тем более, потому что и ходить теперь трудно: разболелись ноги, коленки прямо выворачивает. Опять погода дурит, а с нею и коленки. Сегодня пойду в аптеку. Возьму витазол в таблетках, — отнекивалась Светлана Петровна, стройная дама с пепельными волосами. — Эти папки только со стремянки можно достать, ступеньки на ней очень крутые и такие узкие.

— Моего веса стремянка вообще не выдержит! — подхватила Любовь Николаевна, более чем пышная дама с волосами цвета беж. — Какой проект? Валерий Борисович, пожалуйста, еще раз озвучьте.

— ТХМ ХХ.

— Кстати, если две буквы Т и М отбросить, оставшиеся три соединить вместе, добавить точка ру, то в поисковой строке можно найти много проектов, — сообщила Светлана Петровна, хихикая.

— Не до шуток, — оборвал Валерий Борисович.

— Я как будто его видела. Не у вас ли на столе, Валерий Борисович? — спросила Светлана Ивановна.

— Верно, он был у меня на столе, эдак год-два назад, — ответствовал начальник. На всякий случай украдкой проверил содержимое ящиков стола.

— Год-два назад?! — вскричала Светлана Ивановна. — Как быстро летит время! Я как сейчас помню, как вы недели три кряду корпели над этим проектом.

— Вам бы вспомнить, куда он запропастился. В чем рабочем столе он пылится, если нет в архиве? Сколько говорено: выдали документ — запишите, не ленитесь. Главное в архиве — учёт, упорядоченность, строгая система классификации документов.

— Полина старается. Еще и года не работает. Вы хотите, чтобы в одночасье порядок появился, — выпалила Любовь Васильевна дрогнувшем от обиды голосом. — Сдаётся мне, что напортачить с проектом могла и Нина. Последние полгода какой сказочный и сумасшедший роман у неё был с Игорем Васильевичем! Нашим любезным Василичем из планового отдела! А вообще, вы не видите какую-то странность, некий рок, что наши отделы время от времени постоянно перекрещиваются в сумасшедших историях, словно сюда мы ходим не работать, а решать буквально все проблемы!

Тему тут же подхватили, расширили домыслами, толкованиями. Нина — странная двадцатишестилетняя девушка, четыре года назад пришла в техотдел по чьей-то протекции. В архивном деле поначалу ни в зуб ногой. Между тем, с похвальным вниманием и старанием учитывала замечания-наставления. Игорь Васильевич, пятидесятилетний джентльмен, руководил отделом плановиков. Как и каким образом у них возникла всепоглощающая страсть, неуёмная жажда близости? — это оставалось интригующей тайной для сотрудников, сладкой и манящей перспективой испытать самим нечто нереальное, высшее. События, схожие с великими драмами любви развертывались прямо на глазах обескураженных сотрудников. Это закончилось тем, что…

Красный телефон прямой связи с директором предприятия взвыл как пожарная сирена, прервав беседу о превратностях любви. Валерий Борисович суетливо отставил недоеденный пирог с кружкой чая и, стараясь сохранять спокойствие, дрогнувшей рукой взялся за трубку. В мгновение в комнате установилась мертвая тишина.

Разговор вышел короткий: Валерий Борисович с некоторыми промежутками сказал два раза «нет» и один раз «хорошо», вскочил, словно ужаленный. Входная дверь хлопнула, едва не вдарив по пяткам начальника. Через десять минут он вернулся с перекошенным лицом и трясущимися руками, которым не мог найти место. Выдвигал и задвигал ящики стола, стопу документов переложил с левого края стола на правый, потом снова на левый. Две Светланы и две Любови в молчании допивали чай, мельком поглядывая то на крайне взволнованного начальника, то друг на друга.

— Разнес нас в пух, — наконец, признался Валерий Борисович.

— Что же мы такое натворили? Мы! — почти что носители стратегических знаний и редкого опыта, заметьте, — воскликнула Любовь Николаевна. Остальные закивали в поддержку. Они — весомая часть стратегического резерва.

— В том и дело, что почти! Если в целом — низкая результативность. В частности — отсутствие у нас проекта ТХМ ХХ, что в настоящее время срывает сроки освоения новой продукции. Нам в некотором роде повезло: требуется доработка проекта. Пока проект будет где-то дорабатываться, где-то корректироваться, необходимо сформировать техзадания на изготовление некоторых комплектующих деталей. За те годы, в которые проект из-за отсутствия финансирования пылился в архиве, многое изменилось. Следует поменять тип технологического оборудования с ориентацией на отечественного производителя. Переработать технологическую часть: выбор и планировки оборудования. Архитектурно-строительная часть в целом остается без изменений. Возможно, сумеем воспользоваться результатами экспертизы промбезопасности проектной документации. Но где сам проект? Где?! Нам предстоит проработать к тому же первоначальный проект, шестидесятилетней давности, по которому выстроено наше административно-производственное здание. Придется покопаться в центральном архиве, запросить отчёт об обследовании здания и так далее. Иначе это здание следует сравнять с землей, как не отвечающее ни требованием промышленной безопасности, ни современным технологическим решениям. Вообще ничему! Нас прогнать взашей!

— Нас взашей?! — Губы Любовь Васильевны искривились. Очки съехали на кончик носа. Глаза вытаращились, концентрируя негодование. — Так не лучше погибнуть здесь под обломками здания, когда оно рухнет от природного катаклизма, от попустительства властей? По крайней мере, выплатят компенсацию нашим семьям.

— Скажи еще, поставят памятник с надписью: «Здесь шестьдесят лет кряду работал техотдел, который был нужен в эпоху сталинской индустриализации, во время Второй мировой войны, в хрущёвскую дебильную оттепель и брежневский пьяный застой. Но в горбачевскую весну получил такую затрещину, усиленную пинками и ударами под дых сворой гайдаровских младореформаторов, либералов пакостных, выдрессированных дядей Сэмом, что героически погиб полным составом».

— Слишком длинна эпитафия, — возразила Любовь Николаевна.

Две Любови загорячились. Экспромт Васильевны понравился: суть отражал верно, но концовка для умалишенных. Валерий Борисович подытожил:

— Сами видите, возобновление работы над проектом — это вопрос жизни и смерти. Иначе точно взашей выпрут. Будем жить на пенсию, которой не хватит даже на хорошие сапоги. Никто не будет разбираться: стратегический резерв мы или стратегический балласт. Наша задача — не дать резерву уйти в балласт.

Женщины восхитились метафорой начальника. Не зря он тридцать лет хранил традиции славного техотдела, как вотчины для избранных технических интеллектуалов. Здесь никогда не было пришлых. В кресло начальника садились только проверенные люди.

— Причём, эта внеплановая работа не отменяет всего того, над чем мы сейчас работаем, — продолжил начальник. — Как нам успеть сделать плановые и внеплановые работы? Думайте, предлагайте!

— Проектом займется, разумеется, Полина, — сказала Светлана Николаевна. — В помощь ей из группы подготовки производства пусть дадут человека. Они съездят в центральный архив, сделают запросы. Помнится, и в прошлый раз так было. Не впервой теряли и восстанавливали проекты!

— За нашим архивом мы присмотрим сами, в смысле перейдём на самообслуживание, — предложила Светлана Петровна.

— Кто конкретно этим займётся? Кто временно заменит Полину? — уточнял Валерий Борисович. — И чтобы я не слышал: в архиве темно, воздух спертый, неудобные стремянки. Предлагаю понедельно в дополнение основным обязанностям выполнять работу архивариуса… Возражений нет! Ну, и великолепно! Необходимые распоряжения я незамедлительно сделаю.

***

Тем временем Полина, иссушив внезапные слёзы от телефонного наезда начальника, с облегчённым сердцем решила глянуть на себя в зеркальце. Рука выудила из сумочки косметичку, на полпути к лицу дрогнула. Зеркальце выпало. К счастью, не разбилось. Это хороший знак, но такую страшную личину, мелькнувшую в серебре стекла, явно приготовили для узловой сцены фильма ужаса.

Тушь на ресницах потекла, черными стрелами разорвав глазницы. Помада размазана кровавыми пятнами. Посиневший нос разбух, вот-вот исторгнет фонтан крови. Прикрыв лицо руками, Полина крадучись побежала в туалет. Встала к умывальнику. Не глядя в зеркало, крутанула краны. Брызги легли пятнами на белую футболку и темные джинсы в обтяжку. Она вздрогнула, как от десятка вонзившихся иголок. Отрегулировав напор, тщательно вымыла обезображенное лицо сначала теплой, потом холодной водой. Прошмыгнула в архив. Дверь с размаха захлопнулась. Она снова одна среди стен и стеллажей.

Полина с волнительным трепетом взялась прихорашивать поблёкшее лицо. Раскрытая косметичка содержала полный набор цветных порошков, жидкостей, гелей для преображения себя… Легкие пассы бархатной кисточки по линям губ, вокруг порозовевшего носика, легчайшие прикосновения к векам и бровям наполняли свежестью и благостью. В висках уже не стучит кровь, а растекается ровным теплом по молодому телу. Красный цвет помады стремительно выстроил в голове целый ряд смутных призраков-образов: алые губы с открытки-валентинки, упругая твердь алой головки фаллоса, продолжительный минет с каких-то снимков, со всплывшего в памяти эпизода из взрослого видео, тайно подсмотренного девочками-подростками. Собственный опыт эротических игр… Как просто можно получать бесконечные удовольствия, скрытые в собственном теле! Неожиданно снова гулко застучало сердце, томление пульсирующей волной, спустилось вниз по телу в средоточие ног. Вдруг закралось сладкое предчувствие, ноги, словно онемели. От внезапной истомы перехватило дыхание — такое бывало редко. Что ж, деваться некуда, она попалась. Теперь она зомби в тумане ожидаемой сладости. Рука Полины скользнула вниз, под тонкую материю трусиков. Пальцы как бы невзначай тронули ту тайную точку, где особенно приятно и это особенно оказалось настолько сильным, что совладать с искушением, остановиться никак нельзя.

Девушка оглянулась: массивная дверь вошла влитую со стенами. Изящные пальчики выхватили из сумочки упаковку презервативов, купленные дня два-три назад, которыми так и не воспользовалась, попросту забыв про них за ненадобностью. Муж все эти два-три дня таксовал в ночную смену. До выходных далеко, когда можно утешиться мужской лаской.

Упаковка полетела в корзину. Два пальчика облачились в резиновую оболочку с тонким слоем силикона. Спинка кресла под нажимом гибкого стана откинуто назад, джинсы расстегнуты, глаза прикрыты — переместиться в мир фантазий для Полины легче легкого. Гибкий псевдофаллос отнюдь не имитировал фрикции — он мастерски управлял нарастающим возбуждением. Сладчайшая фантазия становилась реальностью, дыхание перешло в сдерживаемый стон блаженства… вдруг сознание прошила вспышка. Лопнула капсула с накопленным дурманом, рухнула плотина — и тело, оборвав щупальца реальности, воспарило в край грёз, став одной из них. Несколько минут, которым нет счёта, Полина не могла и пошевелиться. Даже скрип двери не сразу вывел её из этого ступора: она лишь незаметно сунула в обшлаг сапога использованное резиновое изделие.

Приятный мужской голос раздался за спиной:

— Тук-тук-тук! Не помешал, надеюсь… Вам плохо?

— Не совсем, — Полина замялась, не зная как ответить: видел ли вошедший, чем занималась? догадывается ли, что испытала? Она повернула кресло к нежданному гостю.

Вместо двери в проёме, как в рамке картины, красовался импозантный седовласый мужчина неопределенного возраста. В модном светлом костюме, без единой морщинки облегающем пропорциональную фигуру, тренированную физической работой. Она как будто его знала. Это инженер из отдела плановиков.

— Не совсем это в смысле нездоровится? — с обаятельной улыбкой выспрашивал инженер, годящейся в отцы.

Полина согласилась:

— Да мне нездоровится. Я думаю это давление: сегодня оно скачет. Я бы пошла на больничный, но у меня срочная работа. Если не выполню её, меня сотрут в порошок. Ну, или уволят. Тогда мне придется повеситься или застрелиться.

— Ужасная перспектива!

Она кивнула.

— Случайно, не заключается ли эта работа в том, чтобы возродить проект ТХМ ХХ?

— Верно! В этом и заключается. Но не возродить — разыскать.

— Наши боссы только что решили, проект в большей части утерян. Да и нужен проект для доработки. Возможно, чтобы на основе его сделать новый. Это бы значительно ускорило проектирование. Теперь необходимо определиться, что осталось от проекта. Есть ли копии? Копия, поставленная у нас на инвентарный учёт, была на правах подлинника?

Полина, пожимая плечами, промолвила:

— Вы задали много вопросов.

— Вопросов гораздо больше. Если на эти вопросы ответ будет отрицательным, придется заново собирать материалы, то есть поднять проект старее, по которому три четверти века назад все построено, в том числе и это здание, где с вами находимся. Вы в курсе, что оперативным решением дирекции создана аж целая группа? Мы с вами в одном звене. Мне поручено курировать вашу работу. Вам не сообщили?

— Нет. Меня лишь поругал мой начальник. Вы не могли бы мне принести стакан холодной воды?

— С удовольствием! Кстати, меня зовут Евгений Борисович.

— Я Полина, к счастью не Борисовна.

— К счастью — это значит, что вы ни чья-то дочка? Местных борисовичей, ухватившихся за руль власти.

— Пожалуй так.

— Видите, мы с вами находим общий язык! — Евгений Борисович вышел. Полина между тем быстро вытащила из сапога склизкую резинку, шустрые пальчики запаковали резиновый компромат в бумагу. Девушка швырнула его в мусорное ведро, как бросала обертку от съеденного шоколада. Снова расслабилась в кресле, соображая о неожиданном повороте в служебных обязанностях.

Взяла косметичку. Успеть бы подправить помаду на губах и расправить ресницы. Опрометчивое желание совместить два процесса: соображения о новом служебном статусе и прихорашивание у зеркальца вновь ввело Полину в ступор. Зеркальце вновь выпало из рук, вслед полетела помада. Взгляд испуганной девушки метнулся вдогонку. Её вещи брякнулись в стенку вентиляционного воздуховода. Девушка ахнула: любимое зеркальце рикошетом угодило в расщелину между полом и воздуховодом. Встав ребром, провалилось в расположенный под архивом бывший Красный уголок, превращенный кладовую. Воздуховод отозвался пикирующим звуком. Этот странный звук оборвал скрип ржавых петель открываемой двери.

Полина с негодованием обратила глаза на вошедшего седовласого инженера.

— Что-то не так? — поинтересовался Евгений Борисович.

— И да и нет, — ответила Полина, принимая со смущением стакан кристально чистой воды.

— Вполне женский ответ! Не думайте о плохом, когда будете пить воду.

— Вы экстрасенс?

— Я человек с немалым жизненным опытом, что раскрывает глаза на многие и многие вещи.

— Обалдеть! Сегодня сумасшедший день. Но вам я благодарна.

— Это обыкновенная любезность, — Евгений Борисович кивнул на стакан, — Попробуйте. Пейте не спеша.

Полина поднесла стакан к губам и, не отрывая глаз от приятного на вид мужчины, маленькими глотками опустошила.

— Как вкусно! Неужели такая вода бежит по нашим трубам? Может быть, я начинаю слетать с катушек?

— И да и нет, — ответил Евгений Борисович. Оба прыснули со смеху.

В проёме двери показался Валерий Борисович. Полина враз надула губы. Обида до сих пор не унялась.

— На некоторое время оперативным регулированием вашей работы будет заниматься Евгений Борисович, — указал старикан-начальник. Полина кивнула. Она в курсе. — Докладывать о проделанной работе будешь мне.

Полина пожала плечами:

— Докладывать или закладывать? Что значит оперативное регулирование?

Валерий Борисович скрипнул зубами.

— Позвольте, я вмешаюсь, — сказал Евгений Борисович. — Предлагаю организовать совместные еженедельные планёрки, скажем по средам, где обстоятельно будем анализировать сделанное и насколько приблизились к намеченному.

— Неплохая идея. Принимается, — буркнул Валерий Борисович.

— Тогда, Полина, пройдёмте ко мне в кабинет. Обсудим детали нашей совместной работы. — Полина с очевидным удовольствием с обратной стороны захлопнула дверь душного архива. Сейчас кабинет Евгения Борисовича представился раем… или хотя бы тем местом, где мысли, чувства и физические действия обретают некое радостное единство. Интересно, какое оно на вкус?