Звезды из пепла

Тория Дрим, 2023

Они не могли и подумать, что станут спасением друг для друга. Трестен – из серой Атланты, а Бридли – из солнечного Салоу. Она вместе с братом пытается остановить развод родителей, а он узнает, что на самом деле приемный сын. С целью найти родную маму Трестен оказывается на пороге семьи Бридли. А Бридли с разрушенной мечтой и ночными кошмарами открывает ему дверь в свой дом, похожий на золотую клетку. Между ними рождается необъяснимое влечение, которое может разрушить чужие жизни. И только одна легенда о звездах способна расставить все по местам.

Глава 8. Я должна тебе рассказать

Бридли Ривьера

— Папа, — я окликаю папу у двери, — подожди.

Отец оборачивается. Взгляд недоверчивый, бровь выгнута. А когда он вопросительно дергает головой, я чувствую себя букашкой.

За все эти дни я так и не подошла к папе и не поговорила с ним, хотя обещала маме. Тянуть нельзя. Трестен прилетает завтра. Необъяснимая тревога предательски распространяется по телу.

— Что такое, Бридли?

— Ты спешишь в «Перекресток»?

Пытаюсь понять его настроение. Если отец держит путь на работу, то однозначно напряжен и сдержан. Если же собирается по другим делам, то стоит попытать удачу сейчас, чтобы новость о постороннем человеке в нашем доме не была сразу воспринята в штыки.

Отец устало потирает переносицу, хотя еще только час дня. Видимо, вчерашняя ссора с мамой заметно на нем сказалась: вижу это по поджатым губам и бледному цвету кожи.

— Да. У Ситии болеет ребенок, она все еще не вышла на работу.

— Можно с тобой? — упрашиваю я его своим фирменным приемом — выставляю кулак вперед, ожидая ответного жеста. Ждать долго не приходится: папа смягчается и соглашается взять меня с собой, отбивая кулачок в ответ.

— Поехали.

Отец стремительно выходит из дома, по пути хватая с комода кепку и натягивая ее на свою блестящую лысину. А мне требуется несколько секунд, чтобы взять с деревянного комода айфон и осмотреть себя в зеркале. Выгляжу не так уж и плохо, хотя спала всего пару часов.

Мурашки бегут по коже. Хватит ли мне сил признаться во всем папе? Он может разозлиться так сильно, что с гневом столкнусь не только я, но и весь ресторан.

— Бридли! — кричит он с улицы, подгоняя меня.

Я бегу к синему внедорожнику на трясущихся ногах, отсчитывая в голове, сколько минут осталось мне до смертной казни.

Единственное, что отвлекает от угнетающей атмосферы, — яркое палящее солнце. В Салоу уже жарко — конец мая все-таки. Люди вовсю купаются. В планах на завтра — дойти до пляжа, развалиться там как тюлень и развеяться. А вечером… Вечером нас ждет шторм — приезд Трестена Райда.

— Включи мое любимое, — бросаю папе и указываю взглядом на дисплей, когда сажусь на переднее сиденье.

— Бридли, я тысячу раз говорил, что не могу слушать это мычание умирающих лебедей, которое ты называешь музыкой.

Я закатываю глаза и пристегиваюсь. Его ничего уже не изменит. Отец — достаточно жесткий и отстраненный человек, несмотря на все его хорошие качества. Да, он старается заботиться о доме и обеспечивать семью, но… Мне не хватает от него простого: «Как твои дела, Бри?». Хоть я и выросла, необходимость в заботе никуда не исчезла. Порой так хочется, чтобы отцовские объятия стали лекарством от всех невзгод.

Абелю, бесспорно, повезло больше. Папа всегда им интересуется, но это и неудивительно. Футболист, играет в команде региона на высоком уровне — как можно игнорировать такие успехи? А что я? Получившая травму и покончившая с фигурным катанием неудачница.

Когда я только начала выступать, прыгать тройные, он сказал маме: «Бридли занимается ерундой, мы должны прекратить потакать ее капризам и дать ребенку нормальную профессию. Она нужна в ресторане. Из нее выйдет хороший предприниматель. Чего она добьется своими акселями?».

Ничего не добилась. Он оказался прав. Его желание, чтобы фигурное катание поскорее исчезло из моей жизни, сбылось очень скоро — я слетела с ребра при заходе на риттбергер и жестко упала, в результате чего получила серьезную травму. После нее я ходила в гипсе два месяца и больше не вернулась на лед. Именно потеря любимого дела лишила меня счастья. На какое-то время я погрязла в учебе, которая не приносит никакого удовольствия до сих пор. Зато отец стал относиться ко мне более-менее уважительно. Когда я по велению родителей поступила на экономический факультет, они ликовали. Все разговоры с отцом сводятся к перспективам в будущем. Он уверен, что сделает меня управляющей «Перекрестком», однако это совсем не мое желание. Я хочу узнать мир, побывать в разных странах, а работа в ресторане привяжет меня к Салоу. Жизнь в четырех стенах обеспечена.

— Если Сития не выйдет и в следующие выходные, тебе придется поработать за нее, Бридли.

Когда он обращается ко мне с этой даже не просьбой, а утверждением, я ошарашенно ахаю. В выходные никак не получится, и папа об этом прекрасно знает! Напрягаюсь каждой клеточкой тела. Поврежденное после травмы колено неприятно ноет.

— В смысле? — показываю все свое недовольство. — Я не могу, мне нужно делать проект. Я буду в библиотеке. Я же много раз объясняла, папа.

Отец, кажется, не принимает во внимание мои слова. Лишь прикуривает сигарету и, одной рукой ведя машину, уверенно смотрит вперед.

— У Абеля тренировки, ему запрещено их пропускать. — По его спокойному тону несложно догадаться, кто любимчик в семье. — Ничего не случится, если ты один раз не сходишь в библиотеку.

— Нет, отец, — мотаю головой, тяжело вздыхая, — ошибаешься. Я работаю над проектом уже два месяца и не собираюсь отходить от сроков его сдачи.

— Что ж, Бридли, тебе придется. Проект никуда не денется. В «Перекрестке» ты получишь намного больше практики, чем в этих бумажках.

Злость вскипает во мне. Даже ладони дрожат от такой несправедливости, а кончик носа и вовсе краснеет — замечаю это в зеркале заднего вида.

— И снова ошибаешься, папа, — нервно кашляю я, собираясь с духом, чтобы рассказать ему правду.

— Бридли, — он выкидывает сигарету в окно и бросает на меня один короткий взгляд, лишенный всякого интереса, — сбавь обороты и не разговаривай со мной таким тоном.

— Да знаешь что?..

Я набираю побольше воздуха в легкие и раздуваюсь, как шар.

Хмыкаю и уже собираюсь начать, как вдруг в машине раздается громкий рингтон отцовского телефона. Папа берет трубку и лишает меня возможности рассказать ему все как есть. Я раздраженно откидываюсь на спинку сиденья и жду, когда он договорит.

— Ола! — отвечает отец на звонок.

Прежде чем продолжить что-то говорить, он, щурясь, косится на меня. Папа вдруг становится серьезным, и вид его подозрительно пуглив. Будто он боится, что я услышу что-то лишнее. С минуту он внимательно слушает собеседника, а потом тихо отвечает.

— Понял, — его брови хмурятся, — я перезвоню вам позже.

Отец откидывает телефон на сиденье. Взгляд у него бегает по дороге.

— Кто звонил? — любопытство берет надо мной верх.

— По работе.

Интересно, что там за работа такая, что при мне он не стал разговаривать.

— Понятно. А теперь я могу поговорить с тобой?

Папа тяжело вздыхает.

— У меня очень болит голова, Бридли. Давай потом.

Потом… Я обреченно закидываю голову на спинку и закрываю глаза в поисках спокойствия.

* * *

Отхожу от машины и на террасе издалека замечаю красную куртку Абеля. Он, раскинувшись, сидит на диване: ноги вальяжно расставлены, руки лежат на кожаной спинке. И пока я, оставив отца разбирать багажник, медленным шагом двигаюсь к брату, мысли о возможном срыве поездки в выходные разъедают изнутри.

Эти дела точно нельзя вычеркнуть из жизни, нет. А если это произойдет, то жизнь безоговорочно вычеркнет и меня.

— Привет, гном, — встречает Абель с полуулыбкой на лице.

Я облизываюсь, замечая на столе бургеры и хот-дог. Абель уходит на второй план, ведь в поле зрения появляется еда.

— Угостишь?

— Бери.

— Я здесь, чтобы рассказать все наконец отцу, Абель. Хотя, может, это сделаешь ты? Почему я постоянно попадаю под горячую руку?

Абель усмехается и хватает бургер.

— Ты лучше справишься. Я, как всегда, все испорчу.

— А по-моему, это ты из нас двоих любимчик, и тебе всегда все сходит с рук, Абель.

Я тяжело выдыхаю и беру хот-дог. Хочется откусить кусок побольше и заесть образовавшееся в груди неприятное чувство бессилия.

— М-м-м, — прикрываю глаза от блаженства: хот-дог невероятен. — Как вкусно!

— Знал, что тебе зайдет. Равиль готовил.

У Равиля золотые руки. Обожаю нашего шефа. Он — невероятный повар и потрясающий человек с хорошим чувством юмора. С ним никогда не бывает скучно! И Равиль постоянно балует меня вкусными пирожными, зная, какая я сладкоежка.

— Смотри не подавись, — бросает брат, посмеиваясь над тем, как жадно я поглощаю еду.

— И тебе приятного аппетита, Абель, — бурчу я с полным ртом.

— Я не один здесь, кстати.

Эта фраза совершенно не удивляет, ведь в следующую секунду я вижу приближающегося к столу Амадиса. Он, в синей футболке с логотипом их с братом футбольной команды и светлых джинсах, выглядит совсем не свежо. Амадис потрепан, волосы в беспорядке торчат во все стороны, одежда мятая, щеки слегка покрасневшие. Он идет с поля?

— У вас была тренировка? — интересуюсь я у Абеля, пытаясь понять, какого настроения ждать от Амадиса.

— Тренировочный матч. К нам приехали «Сутулые», и Кабальеро надрал им зад.

— Почему вы зовете команду «Элефантов» сутулыми?

В следующую секунду Амадис уже настигает нас и плюхается на диван рядом со мной. Абель скрючивается, передразнивая соперников, и отвечает:

— Они смотрят только себе под нос. Прям как поисковые собаки.

Амадис смеется и дает Абелю пять.

— Сутулые! — выкрикивает Амадис.

— Не хочешь со мной поздороваться? — дожевывая, спрашиваю его. — Братву на девушек не меняют? Или как вы там любите говорить?

— Естественно, — вступается за друга Абель, а я в шутку угрожаю ему сердитым взглядом.

— Привет, малышка.

Амадис оставляет быстрый поцелуй на моих губах и следом со скоростью света хватает последний кусочек хот-дога с тарелки. Так быстро, что я не успеваю возразить.

— Эй! — легонько ударяю его локтем в бок. — С тебя еще одна порция.

— Так я взял маленький кусочек.

— Ты отнял значительную часть, которая не попала в мой голодный желудок. Требую добавки.

Абель лишь пожимает плечами, когда Амадис кидает на него вопросительный взгляд. Я знаю их наизусть. Амадис пытается спросить, что делать, но Абель демонстративно ретируется — разбирайся сам.

— А что ты здесь делаешь, крошка? — озаряет Амадиса.

— Прекрасная попытка сменить тему, — хихикаю я, — если ты думаешь, что я забуду про вторую порцию, то глубоко ошибаешься.

— С меня еще и картошка.

— Обещаешь?

— Да. Иначе, боюсь, ты съешь меня. Хотя… я даже не против. — Амадис подмигивает, и Абель начинает наигранно кашлять. Он не терпит наших нежностей.

— Не при мне! — громко восклицает брат.

Хочу показать ему средний палец, но сдерживаюсь.

Амадис в ожидании ответа пристально оглядывает меня с ног до головы. Кабальеро слишком непреклонный и местами властный, всегда дождется развернутого ответа на свой вопрос.

А я не знаю, с чего начать, потому что боюсь его реакции. Как только Амадис услышит мужское имя и соседнюю комнату в одном предложении, мне и Абелю точно не поздоровится.

Ревность поглотит Амадиса. И прощайте, все его спокойные ночи, уничтоженные осознанием того, что рядом со мной будет крутиться мужчина.

— Я здесь с отцом, чтобы рассказать ему о нашем новом работнике и жильце дома. Завтра он приезжает, — с трудом договариваю последнее слово.

— Ты имеешь в виду работницу? — Амадис напрягается всем телом: его желваки дергаются, нога выстукивает по полу рваный ритм, а кулаки сжимаются.

Я гляжу на брата, ища поддержки, но он молчит как партизан, вновь оставляя меня разбираться с нашими общими проблемами.

— Бри, — Амадис зол, — работник? Или какой-то левый парень?

— Тише, — шепчу ему, пытаясь взять его за руку, — не привлекай лишнего внимания.

— Да мне плевать! — Он едва не ударяет по столу, вжимая кулак в столешницу. — Как ты, черт возьми, смог это допустить, Абель?

— Остынь, — отвечает брат, — ничего не произошло.

— Может, мне в таком случае подселить к себе мулатку?

Я закатываю глаза. Раздражает.

— Амадис, уверяю тебя, ничего не случится. Он всего лишь поработает здесь, поможет родителям. Мы даже не будем пересекаться.

— Не будете пересекаться, живя в одном доме? Ты это пытаешься мне сказать?

— Не кипятись, — я двигаюсь ближе к Амадису, — я же с тобой рядом.

— В конце лета я поговорю с твоим отцом, Бридли, — шепчет он мне на ухо, чтобы брат не услышал, — по поводу того, чтобы мы съехались.

Я давлюсь слюной и начинаю кашлять. Воздуха вдруг становится слишком мало, и я резко вскакиваю с места, делая пару шагов от стола. Что? Съехаться? Я… я не думаю, что готова к этому.

— Ты в порядке? — спрашивают они одновременно, как близнецы.

Даже странно, что они не родные братья, все-таки Амадис вписался бы в этот семейный круг лучше меня. Хотя… кто бы тогда разруливал проблемы? В компетенцию этих двоих такой навык точно не входит.

— Я пойду прогуляюсь, — отвечаю им и поспешно двигаюсь к выходу. Мне необходимо освежиться после услышанного.

Съехаться с Амадисом означало бы перейти на новый этап отношений. За ним последуют предложение, кольцо и семейная жизнь. В восемнадцать лет… Не уверена, что мне нравится эта перспектива. Я хотела бы попутешествовать и побыть свободной, чтобы ни от кого не зависеть. Почувствовать себя вольной птицей, вне всех этих преград и барьеров.

Так не хватает чувства невесомости и возможности в один день улететь куда глаза глядят… Насладиться тем, что в незнакомой стране тебя никто не знает, что от тебя ничего не ждут и что ты предоставлен самому себе. Я хочу испытать все это. Жизнь в рамках убивает мечты. Что будет, если отодвинуть эти рамки? Что там за их границами?

Я хотела бы знать.

Сейчас, когда гляжу на перекатывающиеся волны, к горлу подступает ком. Море волнуется. Бушует.

Я не могу найти себя, не могу понять, кто я на самом деле и чем должна заниматься по жизни. И из-за этого появляется ощущение безликости.

— Эй, малышка, — Амадис появляется у меня за спиной и обнимает за плечи, — все в порядке?

Киваю.

— Ты странно отреагировала на мои слова.

Эта его ужасная привычка — по сто раз мусолить все разговоры и анализировать каждый жест. Ненавижу.

— Честно сказать, меня напугало твое предложение. Я не готова к таким переменам, Амадис.

Он обходит меня и встает прямо напротив. Наши ладони соприкасаются, и я ощущаю тепло его мягких рук.

— Значит, я буду ждать момента, когда ты скажешь, что готова.

Амадис целует мой лоб.

— Поцелуй еще раз, — прошу я, прикрывая глаза.

На этот раз его губы находят мои, и я не спеша отвечаю на поцелуй. Морской прибой, прикосновения Амадиса и бодрящий бриз превращают этот вечер во что-то приятное.

Пара минут, и мы отстраняемся друг от друга, пытаясь продлить удовольствие от момента.

— Вернемся к Абелю или еще чуть-чуть посидим? — спрашиваю, нежно поглаживая его шею.

— Твой отец сказал, что почти доделал все дела и вы скоро поедете домой. Клянусь, если бы не эти его слова, я бы ни за что не отпустил тебя, Бри.

— Приятно слышать…

Через полчаса мы прощаемся с Амадисом и забираемся с братом в машину. Я пытаюсь начать разговор с отцом второй раз, но он продолжает, как обычно, переводить беседу на свои темы. Абель всем видом демонстрирует, что это бесполезная затея, но я все же делаю третью, снова тщетную, попытку.

— Пап, может, выслушаешь меня? — стараюсь перекричать радио.

— Мы поговорим о тебе, Бридли, но сначала я должен узнать, как прошла тренировка у Абеля.

И опять все по кругу. До меня снова не дойдет очередь, тут нечего даже думать.

— Окей. Только потом не злись.

И они погружаются в затяжной диалог о болячках, воротах, нападающих и тому подобном. Я особенно не вникаю. Неинтересно. Вот только мы уже подъезжаем, а папа по-прежнему ни о чем не догадывается. Мне необходимо рассказать ему обо всем до завтрашнего дня.

— Пап…

— Да что тебе весь день от меня нужно?

Я не успеваю заговорить, мы слишком быстро выбираемся из машины и оказываемся у крыльца. Оно забито чужими вещами. Чей-то чемодан стоит прямо у ступенек, чуть дальше лежит рюкзак. Неужели Трестен приехал на день раньше? Нет, этого просто не может быть…

— Это еще что такое? — гневно произносит отец.

Ноги становятся ватными. И я не знаю, куда бежать.