Звезды из пепла

Тория Дрим, 2023

Они не могли и подумать, что станут спасением друг для друга. Трестен – из серой Атланты, а Бридли – из солнечного Салоу. Она вместе с братом пытается остановить развод родителей, а он узнает, что на самом деле приемный сын. С целью найти родную маму Трестен оказывается на пороге семьи Бридли. А Бридли с разрушенной мечтой и ночными кошмарами открывает ему дверь в свой дом, похожий на золотую клетку. Между ними рождается необъяснимое влечение, которое может разрушить чужие жизни. И только одна легенда о звездах способна расставить все по местам.

Глава 6. В поисках потерянного счастья

Трестен Райд

Выбор сделан. Салоу вместе с семьей Ривьера и подработкой официантом ждет меня. Руки зудят от предвкушения, я уже расчесал ладони до красных отметин.

Этот вариант подходит на все сто процентов. Работать официантом мне не в новинку: больше года я разносил еду и напитки, чтобы заработать денег для Кайла. Конечно, к концу рабочего дня чувствовал себя как после марафонского забега, но это вошло в привычку. Я готов к труду. У меня есть цель, которую хочу достичь, и я не собираюсь ни на что отвлекаться. Справлюсь со всем, чтобы найти… семью?

Люди, предлагающие комнату в Салоу, по описанию приятные и спокойные. Памелла и Хуан — владельцы ресторана. С ними живут Бридли и Абель — их дети. Парень — мой ровесник, а девушке восемнадцать.

В своем профиле Памелла пишет: «Мы рады видеть тех, кто едет к нам за счастьем».

Иронично. Начинаю смеяться. Громко. Горько.

Могу ли я назвать свою поездку путешествием за счастьем? За счастьем или…

В поисках счастья.

В поисках потерянного счастья.

Станет ли родная мать для меня счастьем? Усмехаюсь. Что я творю? Складывая последние вещи в чемодан, сам не понимаю, что делаю. Не понимаю, нужно ли мне все это. Любопытство берет вверх, и я оправдываю свою поездку им. Только ли любопытство толкает к поискам? Что убеждает меня поехать?

— Трес, — мама прерывает мои мысли неожиданным появлением на пороге комнаты, — ты собрался?

Озарение отзывается ускоряющимся сердцебиением. Я уезжаю от мамы. Не родной, но той, что отдала мне девятнадцать лет жизни. Уезжаю, потому что хочу посмотреть в глаза человеку, который оставил меня младенцем на произвол судьбы.

— Почти. Пять минут, и буду вызывать такси.

Застегиваю тугую молнию на нейлоновом чемодане и отставляю его в сторону. Со сборами покончено.

— Подойди ко мне, Трес.

Мама разводит руки в стороны, приглашая в объятия. В моих движениях вдруг появляется неловкость, и я скованно двигаюсь вперед. Привычный мамин запах немного успокаивает. Тревога отступает. Мама запускает пальцы в мои волосы и треплет их.

— Я буду очень скучать, — тихо говорит она, — очень-очень. Но так правильнее. Поезжай без сожаления. Тебе не о чем волноваться тут. Я справлюсь.

— Утром вновь казалось, что я совершаю ошибку.

— Тебе страшно. Любой на твоем месте испугался бы неизвестности. Но это возможность найти вторую семью. Я поддерживаю тебя в этом решении, сын.

Живот скручивает. Когда мама целует меня в щеку, я выдыхаю. Она видит, как я напряжен, и поэтому лишь крепче обнимает.

— Все будет хорошо. — Ее слова вселяют в меня уверенность. — Я рядом. Я всегда с тобой, что бы ни произошло.

— Мне нужно сказать кое-что важное, — голос дрожит и срывается на последнем слове, я делаю паузу и продолжаю: — Ты всегда была и остаешься моим самым родным человеком, м-м-мам.

Она вздрагивает. Еще раз целует меня и отпускает, чтобы снова не расплакаться.

— Все! Собрались! — восклицает мама. — Никаких слез и грустных прощаний.

— Пора вызывать такси.

— Вот! Займись делом, а я пока схожу причешусь. Мне скоро на работу.

Я слегка улыбаюсь. Мама удаляется в ванную, а я вспоминаю о письме. Рука тянется к шкафу. Достаю конверт с верхней полки и заглядываю внутрь. Проверяю, все ли на месте. В конверте не только обращение родной матери, но и «сувениры» от нее. Две монетки. Одна с выгравированной звездой по центру, а другая с надписью «Барселона». Интересно, о чем мать думала, когда выбирала их для меня. Что она хотела сказать? Вспоминается последняя строчка из письма.

«Когда нас превращают в пепел, мы возрождаемся в звезды».

Я много размышляю над этими словами, но не нахожу в них ничего особенного. Глупая ванильная цитата.

— Вызвал машину? — слышу сначала голос мамы, а вскоре и ее шаги. Она уже на пути в мою комнату. Одним движением убираю конверт в задний карман джинсов, решая переложить его уже в такси.

— Занимаюсь этим прямо сейчас.

Закончив с приготовлениями, я останавливаюсь у входной двери и еще раз оглядываю маму. Она всем своим видом показывает, что ничто не способно нарушить ее умиротворение, и это внушает мне уверенность в будущем.

Мама отпускает меня. Я это чувствую. Она держится до последнего. И только когда ее ладонь касается моей щеки, роняет слезу.

— Я с тобой.

* * *

— Молодой человек! Молодой человек, проснитесь!

Виски пульсируют. Я не сразу понимаю, где нахожусь.

— Самолет готовится к взлету. Будьте любезны, пристегните ремень безопасности и приведите спинку кресла в вертикальное положение.

Я вздрагиваю. В салоне холодно. Тело сотрясает озноб. Это лихорадка после сна, в котором я видел Кайла. Он — все еще открытая рана для меня. В беспамятстве я приехал в аэропорт и сел в самолет. И даже не заметил, как провалился в сон. Посадка закончилась, и мы уже взлетаем.

— Пристегнусь, — сквозь сонный дурман отвечаю бортпроводнице.

Голова раскалывается как после нокаута. Я беру чертов ремень и пристегиваюсь. Какой в нем толк? Если самолет упадет, ремень уж точно меня не спасет.

— Благодарю!

Стюардесса покидает ряд, где я сижу, и мысли возвращаются к Кайлу. Он нечасто снится мне. А если и снится, то после пробуждения я чувствую в груди тяжесть. Это ощущение невозможно описать. Я никогда не тонул, но, кажется, случись такое, на дне я ощущал бы что-то похожее. Осознание, что ничего нельзя сделать. Остается только сдаться в плен иссиня-черной воде. Монстру, что живет глубоко-глубоко.

— Черт…

Как мучительно даются воспоминания о нем. Недавно я приносил ему чай и тосты с апельсиновым джемом в постель. Недавно я держал его маленькую ручку и качал на качелях. Недавно я засыпал рядом с ним и молил бога, чтобы он проснулся.

После химиотерапии Кайл вроде бы пошел на поправку: врачи отмечали положительную динамику, как вдруг состояние снова ухудшилось. Мы были с ним словно на аттракционе под названием «жизнь-смерть»: то взлетали вверх, как на русских горках, то летели вниз со страхом разбиться.

Каждый раз я молился, когда переступал порог кабинета лечащего врача Кайла. Я, атеист, взывал к богу, потому что Кайл должен был жить. Мы с мамой хватались за любую возможность: я работал на трех работах, мама искала врачей. Мы делали все, чтобы он жил. Запах в больнице, казалось, мог убить даже мертвого. Я заходил в палату, и живот скручивало так, что тошнота подступала к горлу.

Я видел бледное лицо Кайла. Лицо, угасающее с каждым днем, как лампочка сломанного фонаря. Я бросил все силы на починку, чтобы эта лампочка вновь светила как раньше. Но здесь от меня почти ничего не зависело. Напряжение росло с каждым днем. Оно не давало моей крови остыть, и та кипела, заставляя всегда быть начеку. Я прислушивался к каждому вздоху Кайла ночами и вздрагивал, когда он переставал сопеть. Я боялся жить и постоянно ждал тьмы, которая могла в любую секунду забрать его.

Жизнь отнимает самых дорогих. И я не понаслышке знаю об этом.

Удивительно, как приходится принимать все, что подбрасывает тебе жизнь. Я откидываюсь на сиденье и бросаю взгляд в иллюминатор. Кресла подрагивают. Самолет начинает набирать скорость. Скоро я окажусь в жаркой Испании. Что меня там ждет? Много интересного. Для начала начос и холодное пиво в обед. На десерт — встреча с родной матерью.

Железная птица отрывается от земли, и я тоже взлетаю вместе с ней. Смотрю в новую жизнь, где вскоре не будет места прошлому. Нужно лишь набраться терпения.

Америка подо мной исчезает. Губы непроизвольно растягиваются в невеселой улыбке. Я никогда больше не вернусь сюда. Прежним.