Ткань Ишанкара

Тори Бергер

Время покоя истекло.Старейший университет Ишанкар на пороге новой войны.Тринадцатилетняя некромантесса способна уничтожить магический мир.Правда, Тайра пока никакой не монстр и вообще отказывается колдовать…Чтобы спасти ее от безумия и гибели, изгой и неудачник Горан рискнет пойти против всех. Теперь каждый должен сделать выбор: взять под защиту ту, что вскоре посеет смерть, или убить ребенка?В ткань Ишанкара вплетаются новые нити.Партия начата. И может, все обойдется.Но это не точно.

Художник-иллюстратор Надежда Михайловна Кудряшова

Дизайнер обложки Виктория Владимировна Бугрова

© Тори Бергер, 2023

© Надежда Михайловна Кудряшова, художник-иллюстратор, 2023

© Виктория Владимировна Бугрова, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-0056-5385-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Татары

Год 38-й ректорства сэра Котцы, весна

Улочка медленными плавными изгибами поднималась вверх и была настолько узкой, что три человека, вставшие плечом к плечу, задевали бы руками сложенные из розовых и коричневых булыжников ограды садов. До головокружения пахло цветущим абрикосом и желтыми четырехлепестковыми цветами, названия которых Тайра не знала. Дома день приближался к вечеру, здесь же время остановилось возле полудня, тени попрятались под листву. Где-то далеко внизу лежало море, но даже тут в воздухе чувствовался горько-соленый привкус. Было спокойно и тихо, деревья чуть слышно шелестели молодыми листьями и роняли розоватые лепестки на сглаженные временем и вытертые шагами камни. Тайре подумалось, что шуршание босоножек и ее дыхание были чем-то инородным и неестественным в окружавшем ее мире. Она остановилась и прислушалась к своим ощущениям.

Вся эта затея казалась совершеннейшей авантюрой, если не гиблым делом, с самого первого слова. Сэл так открыто и искренне смотрел ей в глаза, не уговаривал, не убеждал, не настаивал, не злился, как это обычно бывало, когда она начинала отказываться и отрицать, что в какой-то момент Тайре показалось, что он наконец-то снял маску всеведущего и всесильного существа и стал похож на обыкновенного человека, которому просто необходима эта маленькая услуга. Сэл всегда говорил, что исключение не подтверждает правило, а лишь указывает на неточность в нем, а потому искренность и человечность Сэла были вопиющими исключениями, которые могли свидетельствовать только о подвохе. Семь лет общения с ним не прошли для Тайры даром, он ни разу не дал ей расслабиться, и было уж слишком невероятно, что мастер черной риторики решил перейти на простой человеческий язык. Он впервые попросил ее об одолжении, и это, как Тайра себе признавалась, втайне боясь, что он может слышать ее мысли, была его роковая ошибка.

Думать, что Сэл способен опуститься до просьб, было по меньшей мере наивно, а по большей — неосмотрительно. Сэл никогда ничего не делал просто так. Старый лис продумал все не на десять, а на двадцать шагов вперед, и, как ни крути, выходило, что ей все равно придется согласиться. Это была странная игра, в которую Сэл с ней раньше не играл. Он, безусловно, знал, что она разгадала его обман с самого начала. Знал он и о том, что она догадывается, что все так и было задумано, и ей для чего-то необходимо об этом знать, но как она ни старалась найти в этом потаенный смысл, он ускользал, словно песок сквозь пальцы: переиграть Сэла на его поле было невозможно. Оставалось только не слить свою часть партии, и по тому, насколько она казалась простой в исполнении, можно было судить о том, что ничем хорошим это не кончится.

Тайра толкнула кованую калитку, которая, повернувшись на хорошо смазанных петлях, плавно и беззвучно распахнулась в марево цветущего сада. От калитки к входной двери вела извилистая песчаная дорожка идеально белого цвета, отчего ощущение нереальности происходящего неимоверно усилилось. Тайра покачала головой, удивляясь своим действиям, и пошла к дому. Домик был аккуратным, двухэтажным, с большими окнами, террасой с плетеным диваном и двумя креслами и резной входной дверью, сделанной из цельного, судя по всему, дубового, полотна. Тайра потянулась к звонку, но рука так и замерла на полпути.

Тайра разглядывала резьбу.

В центре двери в византийском стиле была вырезана фигура Богоматери с младенцем на руках, с нимбами и ангелами по бокам. Довольно необычный выбор для входной двери, но это можно было бы списать на странности хозяина, если бы не все остальное. Вокруг умиротворенных фигур клубились змеи, драконоподобные ящеры, человекообразные монстры с острыми клыками и капающей слюной, вгрызающиеся друг другу в спины, рвущие свою и чужую плоть серповидными когтищами. Змеиные тела переплетались с розовыми кустами, шипы которых впивались им в бока и причиняли невыразимые страдания, ящеры и монстры скалили пасти в криках боли и старались урвать кусок побольше от соседней твари, на лепестках роз и чешуе брызгами рассыпались капли крови. Тайра уже различала цвета, и дверное полотно не было больше золотистого цвета меда, безумный змеиный танец притягивал, затягивал, и никогда, никогда, никогда этот круг не должен был прерваться…

Когда Тайра пришла в себя, дверь была открыта. На пороге стоял мужчина лет тридцати в потертых джинсах и черной футболке, под которой можно было угадать в меру накачанное тело. Чуть склонив голову и приподняв брови, он изучал гостью, которая так и застыла с недонесенной до кнопки звонка рукой.

— Можно не звонить, уже открыл, — сказал он на безупречном турецком и улыбнулся уголками губ.

Тайра почувствовала себя абсолютной дурой, но отвести взгляд от его насмешливых карих глаз было не так легко. Секунду назад вместо этих глаз были ящеры и розы, но она не заметила момент, в который картинки сменились, и дала бы руку на отсечение…

Черт…

Руку бы надо опустить.

Хозяин усмехнулся, и было заметно, что ему приятен произведенный эффект. Судя по всему, Тайра была не первая и не единственная, кто попался на этот крючок.

— Впечатляет? — примирительно поинтересовался хозяин.

Еще бы… Сталкиваться с такой сильной иллюзией Тайре еще не приходилось. Он мог бы запросто снести ей голову, пока она думала, что рассматривает змей и монстров, завороженная их адским танцем.

— Да, эфенди. Интересная у вас дверь.

Хозяин опять удивленно поднял брови, но продолжать тему не стал.

— Чем обязан визиту? — вместо этого поинтересовался мужчина.

— Подарок, эфенди, — ответила Тайра и только потом сообразила, как нелепо это звучит.

Хозяин уперся рукой в дверной косяк, перегораживая вход в дом, и нахмурился.

— Сколько тебе лет? — грозно спросил он.

— Тринадцать.

— Я не употребляю подарки младше девятнадцати, — вежливо, но твердо сообщил мужчина, продолжая свысока изучать гостью.

— Э-э… Вы неверно меня поняли, — попыталась оправдаться Тайра.

— Турецкий не твой родной язык?

— Нет, но я говорю свободно, — Тайра сразу почувствовала себя уверенно: в языке была какая-то сила, которая ставила все на свои места, да и мужчина знал его в совершенстве, и язык считывался с него без особого труда.

— Ну уже лучше, — снова расслабился хозяин. — Может, попробуем познакомиться снова? А то первый раз показался мне неудачным.

— Давайте попробуем. Только дверь не закрывайте. Не люблю чувствовать себя глупо больше одного раза в день.

Хозяин хохотнул, потом опять принял серьезный вид и спросил:

— Чем обязан визиту?

Играл он по правилам, чем начинал Тайре нравиться, что само по себе уже было нехорошо.

— У меня для вас подарок, эфенди, и меня просили его передать.

— Передавай, — согласился хозяин и протянул руку.

Тайра не поверила своим глазам и замерла на вдохе. Просто не может быть, чтобы он вот так запросто предложил свою кровь, чтобы увидеть драгоценного Сэла.

— Ну? — поторопил ее мужчина. — Где же подарок?

Тайра с облегчением выдохнула. Все оказалось гораздо проще: хозяин рассчитывал на обычный материальный презент. Отступать было поздно, да и очень хотелось понять, что задумал Сэл.

— А можно войти в дом? Меня просили, чтобы никто, кроме вас, подарок не видел.

Такой атаки хозяин не ожидал.

— И я не проститутка, — поспешно добавила Тайра и покраснела.

— Я уже понял, — он секунду подумал, оценивая ситуацию и ее пунцовые щеки, и уступил. — Ну проходи, — он посторонился, приглашая войти, показал рукой на открывающуюся из прихожей светлую гостиную и закрыл свою страшную волшебную дверь.

Тайра осторожно прошла вперед и остановилась на краю пастельного цвета ковра с невероятно большим ворсом: наступать на него в босоножках было бы кощунством. Она старалась не смотреть по сторонам, дабы опять не напороться на какую-нибудь чудную, с шизофреническим оттенком, иллюзию и не потерять контроль над ситуацией, а то, что теперь все козыри были у нее в руках, она уже не сомневалась. Хозяин был заинтересован: видимо, не каждый день он получал подарки от иностранных подростков, свободно говорящих по-турецки.

Мужчина прошел в гостиную, остановился у окна и еще раз оглядел гостью с головы до ног.

— Кофе?

— Спасибо, нет. Я не люблю кофе.

— Ты точно из Европы? — прищурился хозяин. — Там все помешаны на турецком кофе.

— Я не из Европы.

— Значит, будем пить чай, — подытожил хозяин и направился в кухню.

«Раз, два, три, четыре шага плюс ковер, метров пять между нами есть. Сэл говорил, не менее трех».

— Эфенди, не надо чая. У меня мало времени и нужно вовремя вернуться, — остановила его Тайра.

Мужчина, не дойдя до кухни, обернулся.

— Ты меня удивляешь. Ну как скажешь, — и он сделал шаг, намереваясь сесть на диван.

— Нет, стойте там, пожалуйста. Не подходите, — Тайра выставила вперед ладонь в останавливающем жесте.

— Не бойся, я ничего тебе не сделаю, — успокаивающе сказал хозяин.

— Да я не за себя боюсь, — ответила Тайра тоном, похожим на тот, каким Хи предупреждала противников о том, что сейчас с ними случится страшное, и усмехнулась.

Мужчина замер на другой половине гостиной.

— Мне сказали, что подарок будет для вас сюрпризом, — Тайра скрестила кисти рук перед грудью, полоснула по венам простейшим заклинанием рассечения, стряхнула мгновенно набежавшую кровь, которая легла на светлый пол и ковер правильным полукругом, отделившим ее от хозяина дома, и позвала Сэла.

Она почувствовала, как волосы приподнимаются от плеч, словно наэлектризованные, пальцы мгновенно похолодели, по позвоночнику прокатилась такая знакомая горячая волна силы, растекаясь по всему телу и наполняя окружающий мир черным, зеленым и фиолетовым сиянием. Вены на порезанных запястьях, капли и струйки крови тоже засветились фиолетово-черным, завораживая красотой, простотой и мощью использованных заклинаний.

Мягкими шагами, окруженный зелеными и серебристыми искрами, Сэл вышел из-за спины Тайры, сделал пару шагов в сторону хозяина, переступил через нарисованный кровью барьер и, исполненный достоинства, по-английски произнес:

— С днем рождения, Горан!

— Матерь Божья… — выдохнул хозяин.

Он сделал молниеносное движение рукой, и словно в замедленной съемке Тайра увидела летящее ей в грудь серебряное копье, заставила себя сделать полшага влево, подсознательно понимая, что если копье попадет не в сердце, то шанс выжить еще останется, и снова перед ней затанцевали пронзенные шипами драконоподобные твари, ангелы взмыли под потолок, разрезая воздух белоснежными крыльями, поднимая ее за собой, и Тайра услышала, как копье входит ей в правый бок, рассекая мышцы и пронзая легкое. Боли она не почувствовала, защищенная собственными заклятьями, и еще успела удивиться тому, что хозяин дома и Сэл медленно отдаляются от нее, хотя оба не сделали ни единого шага. Копье с потусторонним звоном вошло в кирпич, Тайру со всей силы посланного в нее заклинания впечатало в стену, она ударилась о нее затылком, и комната с роскошным светлым ковром и окном в цветущий сад в мгновение ока заросла шипастыми розами с кровавыми каплями на листьях и лепестках.

Сэл даже не обернулся. Он сделал еще пару шагов навстречу хозяину и раскрыл руки для дружеских объятий. Горан осторожно, по-кошачьи, обходил Сэла по широкой дуге, не выпуская его из поля зрения и краем глаза наблюдая за Тайрой.

— Я сказал: «С днем рождения, Горан», — повторил Сэл. — Не рад меня видеть?

— И как я должен тебе ответить? — Горан нервно усмехнулся. — Я имел надежду думать, что ты давно умер.

— Умер, как видишь, — разочарованно произнес Сэл. — Но разве такая маленькая неприятность может омрачить нашу встречу?

— Выглядишь неважно, — отметил Горан.

— Если бы сквозь тебя были видны предметы интерьера, ты бы тоже не сильно хорошо смотрелся. — Сэл взглянул сквозь собственную руку на вазу с цветами на столике у окна. — Но, я вижу, эту мою проблему ты уже решил. Еще примерно литр ее крови сделает меня практически осязаемым. Это, я надеюсь, устранит твой психологический дискомфорт, и мы сможем поговорить?

— Матерь Божья… Некросы в моем доме!

— А дверку бы сменил. Мало того, что твой фокус устарел, так она еще и правда страшная, — посоветовал Сэл.

— Она некромантесса! — продолжал удивляться Горан.

— Тебя это удивляет или возмущает?

— Она некромантесса, и ей тринадцать лет!

— Да? — Сэл наконец-то повернул голову в сторону Тайры, смерил ее взглядом и снова повернулся к Горану. — А выглядит на все пятнадцать.

— Она еще живая, — хозяин переключился на Тайру, намереваясь к ней подойти.

— Ты же промазал, вот она и живая. Но это вопрос времени, — Сэл опустился в кресло спиной к Тайре и снова начал разглядывать свою руку, наслаждаясь тем, как она становится все более реальной, ожидая, что скоро она приобретет цвет живой плоти, а на запястьях проступят голубоватые вены.

— Ей нужен врач, — произнес Горан, к которому пришло осознание того, что он сделал. — Я только что чуть не убил ребенка.

— Ну я же тебе сказал: убил — не убил — это лишь вопрос времени.

— Ей нужен врач или маг, — повторил Горан и направился к Тайре.

— А вот этого бы я тебе делать не советовал, — спокойно сказал Сэл, глядя Горану в глаза.

Он непостижимым образом покинул кресло, перегородив Горану путь, Горан в последний момент заметил его движение и успел отскочить назад.

— Прошу тебя, не делай глупостей и не заставляй меня совершать резкие движения, я для этого слишком стар, да и тебе умереть в день рождения, прости, моветон.

Горан стоял, переводя взгляд с Сэла на Тайру и обратно.

— С твоего позволения, я вернусь в кресло. И дабы избежать повторения данного циркового номера, еще раз говорю тебе: врач ей не нужен. Ей вообще никто не нужен. Никаких врачей и никакой магии, Горан. Давай условимся, что ее вообще здесь нет.

— Для тебя цель всегда важнее средства.

— Вот и будь умницей, — Сэл снова расположился в кресле и указал Горану на диван. — Сядь, будем разговаривать.

Тайра не могла дышать. Воздух был тягучим, и мир вокруг продолжал медленно двигаться в резиновом темпе змеиного танца. Краем сознания Тайра понимала, что боль уже должна была прийти, но ее не было: она перестаралась с блокировкой при рассечении вен. Боль означала бы, что она еще жива. Горан был сильным магом, Тайра поняла это по единственному заклинанию, которое он успел сотворить, и серебряное копье, появившееся из ниоткуда, должно было как минимум заставить ее кричать от боли, но кроме ощущения инородного предмета в теле ничего не было. Нужно было вернуть себе свою боль.

Время обволакивало, затуманивало мозг. Тайра слышала, что, умирая, человек видит свою жизнь в ускоренном темпе, но окружающий ее резиновый мир с резиновым временем и танцующими монстрами никак этого не подтверждал. Застрять между жизнью и смертью было бы самым плохим исходом, если верить Сэлу. Верить Сэлу… Ни сил, ни желания обдумать это противоречие у Тайры не было. Было желание выжить и отправить его прямиком в ад.

Тайра уже не держала своих заклятий, но если до сих пор не было боли, значит, ее магия все еще работала. Горан ничего, кроме копья, создать не успел, а если бы и захотел скастовать что-нибудь еще, то у него все равно ничего бы не вышло: Сэл блокировал магические потоки, и поддерживать какие-либо заклятья Горан сейчас не мог. Тайра попыталась отыскать в его доме еще какую-нибудь магию, но не нашла ничего, кроме уродливых извивающихся змей с входной двери.

Сэл говорил, что качественная иллюзия остается на века и после смерти создавшего ее мага. Горан умирать пока не собирался, но над дверью поработал на славу, и до тех пор, пока резные деревянные ящеры будут рвать друг друга на части, извиваясь в безумном танце в прорастающих сквозь ковер и стены розовых кустах, его иллюзия будет держать пленника в своих сетях. Нужно было остановить их, прервать адский танец, разрушить иллюзию.

Да, дверь впечатляла…

Тайра закрыла глаза и позволила иллюзии овладеть своим сознанием. Монстры и ящеры продолжали извиваться, блестя зеленой и черной чешуей, алые капли переливались и отсвечивали бликами в свете солнечных лучей, клыкастые пасти алчно смыкались на змеиных телах и вырывали куски окровавленной плоти под общий рев и шипение. Богоматерь с младенцем были спокойны и статичны, и только трепещущие ангельские перья напоминали о присутствии света в этом безумном мире дверной резьбы.

«Посмотри на меня», просила Тайра, внутренним взором глядя на ангела, «посмотри на меня…» Но ангел продолжал умиленно рассматривать святое семейство. «Ну что ты смотришь на них, посмотри на меня. Я покажу тебе демонов за твоей спиной. Где твой меч, у тебя же должен быть пылающий меч?», спрашивала Тайра, прекрасно понимая, что у этого ангела не должно быть никакого пылающего меча, что это не тот ангел, у которого есть заветный пылающий меч. «Любой меч, я согласна на любой меч, ну обернись… Помоги мне, они должны перестать танцевать, прошу тебя…»

Ангел не двигался.

Тайра с ужасом поняла, что ему все равно, что он выше монстров, боли, страданий, он не хочет видеть крови и грязи и пачкать свои белоснежные перья. Ей наконец-то стало понятно, почему вместо хранителя за своим плечом она всегда видела старого лиса Сэла. Тайра почувствовала, как внутри разгорается красный огонь разочарования и гнева.

«Слушай меня, как тебя там, серафим, херувим или кто ты еще! Я сейчас умру и, клянусь тебе, я расскажу Богу, что ему пора разогнать свою регулярную армию, потому что вы забыли, что значит сражаться за каждую душу! Сэл предал меня, и я не знаю, зачем ему нужна моя смерть, но я не доставлю ему удовольствия выиграть. Дай мне свой меч, дай мне свой чертов меч, и я сделаю это сама!»

Ангелы на мгновение замерли и медленно обернулись, и Тайра подумала, что сработало кодовое слово «черт».

Они достали из складок сияющих одежд свои мечи, медленно отвели руки для большего замаха и с безупречной техникой каждый со своей стороны опустили лезвия на змеиное кольцо. Кровавые капли брызнули Тайре в лицо, обожгли кожу, и круг распался на две адские дуги. Ангелы скрестили оружие, защищая Богоматерь и младенца, и застыли, теперь уже навсегда.

Тайру швырнуло из плена иллюзии в реальный мир, она судорожно вдохнула, захлебнулась собственной, хлынувшей горлом, кровью, закашлялась, почувствовала нестерпимую боль, паучьей сетью расходящуюся от серебряного копья по всему телу, и потеряла сознание.

— Ты вышел за черту, — мрачно констатировал Горан. — Мало того, что ты привел в мой дом некромантессу, ты вышел за черту. Тебе это не дозволено.

— Ну что мне дозволено — это определяю я сам, по крайней мере, пока моя некромантесса не в состоянии определить круг моих прав, — ответил Сэл. — Да и вообще, это она привела меня в твой дом.

— С твоей подачи.

— Я сделал все, чтобы она приняла решение самостоятельно. Как бы я, по-твоему, мог ее заставить?

— Это, поверь, я выясню. Скажи мне лучше, как ты вышел за черту?

— Я долго работал над собой, — Сэл с удовольствием рассматривал свой маникюр. — Вечность, знаешь ли, утомляет, если не постигать ничего нового.

— Значит, не скажешь.

— Зачем тебе это? Ты что, собрался пожить сотню-другую лет в тенях? — Сэл усмехнулся. — Не задавай вопросов, на которые я тебе все равно не отвечу, это не спиритический сеанс.

— Я задам тебе вопрос, на который ты точно сможешь ответить, — с уверенностью сказал Горан. — Что тебе надо?

Сэл засмеялся:

— Как все же люди меняются перед лицом смерти! Успокойся, Горан.

— Я спокоен, — ответил маг и мельком взглянул на Тайру.

— Прикидываешь, сколько у нас времени? Сколько бы ни было, мне хватит.

«Заметил или нет?», подумал Горан, глядя на Сэла и продолжая боковым зрением следить за приколотой к стене девушкой. Горан почувствовал, как его иллюзия трансформировалась и распалась, и собрал все самообладание, чтобы никаким образом не показать своего удивления, да и вообще, чтобы не показать Сэлу, что теперь полуживая девушка интересует его гораздо больше, чем сам Сэл.

Визит Сэла весьма льстил Горану, и магу даже стало интересно, какова была его истинная причина, однако он слишком хорошо знал, что Сэла нужно вовремя остановить, чтобы не вляпаться в большие неприятности. Отправить его туда, откуда он появился, можно было, только лишив его живой крови, за счет которой он существовал в данный момент. Горан мог бы устроить Сэлу эту маленькую прогулку, но боялся, что Сэл привяжется к нему и не отстанет до самой его смерти, а может даже и после — Горан плохо представлял себе законы некромантии. Оставалось ждать, что Сэл испарится без его вмешательства, но это будет означать, что девушка наконец-то умерла, а этого Горан допустить никак не мог. По крайней мере, не в своем доме.

— Я спросил, что тебе надо? — повторил Горан.

— Ты давно был в Ишанкаре? — Сэл откинулся на спинку кресла, сплел пальцы домиком и с хитрым прищуром посмотрел на мага.

— Три дня назад.

— И что ты там забыл?

— Это имеет значение?

— Значит, был в Библиотеке, — сделал вывод Сэл. — А я думал, тебя вызывали по службе. Ты же все еще состоишь на службе? Помню, сэр Котца возлагал на тебя большие надежды.

— Я больше не состою на службе. Тебе-то какое дело?

— Ты отказался от Ишанкара? — Сэл словно не заметил вопроса.

— Я не сказал, что отказался от Ишанкара. Я сказал, что не состою на службе.

— Насколько я знаю Закон, Горан, — вкрадчиво начал Сэл, — все в Ишанкаре состоят на службе, только служба у каждого своя. И если ты отказался от службы, значит, ты отказался от Ишанкара. Почему же тебе до сих пор позволяют там появляться, не ввели для тебя никаких ограничений? Я бы первым делом запретил тебе пользоваться Библиотекой. Как ты думаешь, почему сэр Котца сделал для тебя такие исключения?

— Не имею ни малейшего понятия, о каких исключениях ты говоришь.

— Я допускаю, что есть некоторые моменты, о которых мне неизвестно, но которые я могу предположить. Например, я не знаю, что подвигло тебя, выдающегося мага, — Горан, заметь, я тебе не льщу, что уже большой подарок с моей стороны, — отказаться от блестящей карьеры, залезть в горы и отгородиться от мира этой ужасной, рассчитанной на идиотов, дверью. Я так же не знаю, почему сэр Котца спустил тебе это с рук. Я бы, будь я на его месте, приказал отрубить тебе голову, ибо именно так полагается поступать с предателями, а относительно своего Наставника и Ишанкара ты однозначно поступил как предатель. Но сначала я запретил бы тебе пользоваться Библиотекой. Я доступно объясняю? — приторно улыбнулся Сэл. — Я даже, не зная, конечно, истинного положения дел, могу предположить, что сэр Котца не объявлял во всеуслышание, что Горан покинул Ишанкар, только исходя из того, что боялся, что его засмеют, когда узнают, что его Ученику не хватило мужества смириться со своими способностями и принять себя таким, какой он есть. Это предположения, Горан, только предположения. Скажи, есть ли в них хоть доля правды?

— Доля есть, — не стал спорить Горан.

— Значит, то, что ты хотел начать нормальную жизнь — не ложь.

— Не ложь. Только почему хотел?

— Да я тут подумал, — Сэл задумчиво посмотрел в потолок, — что твои планы надо бы изменить.

— Все никак не перестанешь играть в бога, — с укоризной произнес Горан.

— Скажу тебе по секрету, отвлекаясь от основной нашей темы, за те три тысячи лет, что я считаюсь мертвым, Бога я так и не встретил. Ты понимаешь, о чем я?

Горан подумал и в который раз повторил:

— Что тебе надо?

— Давай я расскажу тебе, что я вижу. Тебе будет интересно. — Сэл помолчал пару секунд, поморщился, будто слова, которые он собирался и был вынужден произнести, были ему неприятны, и продолжил. — Ишанкар — старейший и сильнейший университет из всех, которые когда-либо существовали и существуют ныне. Мы по крупицам собирали знания, книги, растили специалистов, выстраивали иерархию, создавали Закон, в котором содержится наша мудрость и наше кредо. Мы владели и владеем такими сокровищами, которые другим могут только сниться. Мы испокон веков являлись одной семьей, возможно, не самой счастливой, но самой крепкой. Я всегда гордился Ишанкаром, потому что он такой, каким его сделали мы, а мы таковы, какими он воспитал нас. Ни для кого не секрет, что быть достойным Ишанкара — тяжелый труд. Если бы мы собирали в свои стены всех подряд, умеющих колдовать, бездарей, мы выродились бы, как многие до и после нас. Нас уважали, наше слово всегда было решающим, потому что мы всегда были впереди и не страшились делать того, о чем другие боялись даже думать. Ишанкар еще при мне стал легендой, и этим я горжусь, пожалуй, больше всего остального. Всем удобнее считать, что нас не существует, что мы и есть легенда, потому что мириться с нашим существованием — значит признать свое несовершенство, свою слабость, свой страх. И я хочу, чтобы все так и оставалось. — Сэл встал, заложил руки за спину и начал расхаживать по комнате взад-вперед. — Я хочу, чтобы традиции Ишанкара оставались неизменными. Я хочу, чтобы у Ишанкара и его воспитанников по-прежнему был свой собственный путь, который они могли бы свободно и осознанно выбирать. И, да, конечно, я хочу, чтобы наши имена и дальше произносились шепотом и с суеверным страхом. Я доступно объясняю? — Сэл свысока взглянул на Горана. — Я всегда гордился Ишанкаром. Но теперь, Горан, мной владеют стыд и страх. Я боюсь, что Ишанкар станет еще одним, таким же, как и все, университетом. Я боюсь, что запрещенные книги, многие из которых оплачены кровью и болью, будут доступны таким ренегатам, как ты. Я боюсь, что Закон будет толковаться в зависимости от веяний времени. Я боюсь, что трудности при постижении пути будут восприниматься не как вызов, а как непреодолимое препятствие, и мы потеряем свою суть. Я в конце концов боюсь, что женщины начнут ходить по Внутренним Садам в джинсах и юбках выше колена! — Сэл воздел руки к небу. — Я много чего боюсь, потому что крах рождается из мелочей, которых мы случайно или намеренно не замечаем. И мне стыдно, что такие, как ты, забыли о своем долге перед Ишанкаром. Мне стыдно, Горан, что умнейшие люди впадают в детство и пытаются уйти от судьбы. И вешают дурацкие двери.

— Да что ты привязался к этой двери? — не выдержал Горан.

— Вот и я спрашиваю тебя, Горан, — прогремел Сэл, — что ты привязался к этой двери?! Пять лет! Ты занимался ничем пять лет! Ты стал счастливее? Ты обрел семью? Родил сына? Я понял бы, если бы ты отказался от магии навсегда, но ты как одержимая мамаша, которая портит жизнь своему собственному ребенку: и удержать возле себя нет возможности, и отпустить нет сил. Чего ты добился? Ты был единственным, кто был способен разделить с Котцей бремя ответственности, и ты должен был делать это с достоинством и благодарностью! Котца дал тебе столько, сколько не причиталось никому с начала времен! И знаешь почему? Потому что он верил в тебя, и потому что он в мудрости своей предвидел сложные времена Ишанкара! Но он не мог предвидеть, что ты, вместо того, чтобы стать ему надежной опорой, будешь бегать от собственной тени! Да, я знаю Закон, ты волен выбирать свой путь, но только после того, как твой Долг будет отдан! И я также знаю, что никто не освобождал тебя от Долга!

Сэл замолчал, словно боялся сорваться с обвинений на оскорбления. Горан несколько раз лениво хлопнул в ладоши.

— Браво. Отличная речь. Можно подумать, что ты готовился к ней все три тысячи лет.

Сэл оперся рукой о спинку кресла.

— Я догадываюсь, что ты не веришь ни одному моему слову.

— Ты сегодня слишком много догадываешься, и в половине случаев мимо.

— Скажи мне, Горан, почему мне должно быть стыдно? — устало спросил Сэл. — Ты прекрасно понимаешь, что если Ишанкар канет в Лету, вас всех, в особенности трейсеров и некромантов, перевешают на смоковницах. Или же собственные семьи сдадут вас в сумасшедшие дома, и вы, непонятые, будете медленно угасать от безысходности, потому что вам будет некуда пойти. Что было бы с тобой, если бы Котца вовремя не взял тебя под крыло? Ты думал, он принуждает тебя служить, побуждаемый гордыней? Нет, — Сэл покачал головой. — Просто это единственный выход. Вы, молодые, сказали бы «единственный способ социализации мага в современном мире».

Горан хохотнул. Сэл грустно улыбнулся.

— Монсальват давно не использует запрещенные дисциплины. Дрезден закрыт и существует подпольно. В Азии подменили магию медитацией, но, слава богу, сохраняют традиции боевых искусств. Торхильдфиорд скатился в примитив, хотя, пожалуй, он в лучшем состоянии, чем все остальные, о которых даже нет смысла упоминать. Вот и выходит, что Ишанкар — единственное место, где время остановилось, чтобы сохранить ваши умы и ваши души для Всевышнего, чтобы на последнем суде вы смогли объяснить ему, как вы поняли его волю сделать вас магами: как дар или как проклятье. И в зависимости от этого… В зависимости от этого вас и будут судить.

Сэл затих и уставился в окно, и Горан подумал, что так делают подростки, женщины и старики, чтобы сдержаться и не заплакать, но Горан не верил, что Сэл был способен плакать.

— Что молчишь? — через некоторое время спросил Сэл.

— Ты говоришь — я молчу.

— Я прав? Ну хотя бы в целом я прав?

— Прав, — подтвердил Горан. — И если бы все это высказал мне кто-нибудь другой, а не ты, я бы даже, наверное, устыдился.

— Горан, — Сэл вернулся в кресло. — Я говорю тебе все это не для того, чтобы увидеть твой стыд и раскаяние. Если хочешь, я не получаю от этого удовольствия. Как и ты, я думаю.

— Да уж, — согласился Горан. — Понимаю, почему тебя называют старым лисом. Положим, я признаю, что мой побег в реальный мир не удался. Положим, я признаю, что все пять лет меня терзает чувство вины перед сэром Котцей. Да что там мелочиться, я признаю и соглашусь со всем, что ты сказал, — Горан испытующе посмотрел на Сэла.

— Но? — подтолкнул его Сэл.

— Мои признания мало что изменят, потому что ты пришел не для того, чтобы учить меня жизни.

— Нет, хотя и не без этого, — осклабился Сэл. — Я пришел изменить твою жизнь, — и он, как профессиональный телевизионный проповедник, простер руку в сторону своего единственного последователя.

Горан боялся, что раз Сэл смог выйти за черту, то, возможно, и одного его прикосновения может быть достаточно, чтобы они не дай бог смогли вечно общаться в межреальности.

— Обижаешь, — Сэл заметил движение глаз Горана. — Я думал, мы начали доверять друг другу. И хотя смерть не так страшна, как кажется тем, кто не умирал, я не стану сейчас забирать твою душу, ты мне нужен живым.

Горан недобро засмеялся в ответ и с мстительным удовольствием сказал:

— А ты и не сможешь. Похоже, твоя некромантесса наконец-то определила круг твоих прав.

Тайра слышала голоса: детский плач, смех женщин, глубокие мужские и ломающиеся подростковые, они звучали одновременно на разных языках, вернее, Тайра знала, что все эти люди при жизни говорили на разных языках, а теперь от всего разнообразия остались лишь интонации и акценты, сами же слова стали воспоминанием. Они пытались рассказать свою историю или спросить о чем-то, или звали куда-то, и от невозможности ответить всем было необъяснимо грустно.

Тайра не открывала глаз, боясь увидеть сразу всех, говорящих с ней, боясь того, что все они, как и Сэл, на ее крови из бесплотных теней выросли в осязаемые сущности. Она старалась не слушать их, цепляясь за то появляющиеся, то исчезающие голоса Сэла и Горана, которые о чем-то яростно спорили. Тайра внезапно отчетливо услышала отца Ильхана и Аиши, который словно бы на проповеди говорил: «И вот, вы убили душу и препирались о ней», и поняла, что Горан и Сэл спорили о ее душе.

Тайра наблюдала свою боль. С каждым вдохом она вспыхивала в мозгу красными и фиолетовыми искрами, и чем глубже был вдох, тем больше было искр. Тайра нетвердой рукой нащупала копье: оно выступало из тела на два кулака. Серебряное древко было холодным, но ближе к ране становилось теплее. Там, где копье вошло в тело, сарафан был липким от крови, и Тайра удивилась, почему крови так мало. Она ощупала бок. Каждое едва ощутимое прикосновение вызывало новый салют красных и фиолетовых искр, а голова начинала кружиться. Копье вошло между ребер.

Когда-то в маминых книгах Тайра читала о том, что вынимать инородное тело из легкого можно лишь в операционных условиях, но рассчитывать на скорую помощь не приходилось. Она знала, что как только освободится от копья, которое блокирует разорванные сосуды, кровь хлынет потоком, она потеряет сознание, а Сэл на какое-то время станет реальным, и этого немного ему хватит, чтобы присвоить себе ее и Горана жизни.

От таких мыслей сердце забилось громче, дыхание участилось, боль стала сильнее, и Тайра почувствовала, что опять начинает проваливаться во тьму, и простым заклинанием рассекла себе губу. Резкая боль отрезвила: оказалось, что клин действительно вышибают клином.

Голоса пропали, и Тайра открыла глаза. Сэл расхаживал по комнате в опасной близости от хозяина и что-то орал. Тайра разобрала слово «торхильдфиорд», но значение его было ей неизвестно. Она смотрела на мага. Горан делал вид, что внимательно следит за Сэлом, но когда Сэл шел в направлении Тайры, ловил ее взгляд, и Тайра поняла, что маг хочет ей помочь, но абсолютно не знает как. Сэл двигался от него настолько близко, что едва не задевал Горана полами одежд, полностью контролируя его и не давая возможности создать хоть минимальное заклинание. Временами Тайре казалось, что она видит на лице Горана тень раскаяния и страха за ее жизнь, и ей пришлось признать, что они оба, неопытная девчонка и взрослый маг, стали заложниками старого лиса. Тайра подумала, что эта абсурдная ситуация непостижимым образом сблизила ее с этим странным человеком с насмешливыми темными глазами, и откуда-то пришла уверенность, что если она не выживет, то Горан обязательно отомстит Сэлу за нее и за себя, поэтому во что бы то ни стало надо было не позволить Сэлу отнять его жизнь.

Тайра обеими руками взялась за древко, еще раз полоснула себя по губам заклинанием рассечения и сделала шаг вперед, проталкивая копье сквозь тело. Комната мягко вздрогнула, как отбывающий поезд, и поплыла влево, но режущая губы боль не позволила Тайре отключиться. Она сделала еще шаг и, сорвавшись с копья, упала на пол, испачкав окровавленными руками светлый ворс ковра. Он был мягким и теплым, Тайра чувствовала его щекой, но ковер под раздающийся со стороны пробитой в спине дыры приглушенный свист постепенно темнел, расплывался и сливался в одно красно-черное полотно.

Нет, терять сознание было нельзя… Нужно было раскинуть для Сэла силок.

Надо было выполнить простую последовательность действий и не сорваться в пустоту забытья. Книг по экстренной помощи в доме медиков было достаточно, и Тайра знала, что сама по себе рана не была смертельной, но вот кровопотеря… Надо было обязательно остановить кровь. Она с запоздалым сожалением поняла, что знание чуть большего, чем основ магии крови, пригодилось бы как нельзя кстати. Она боялась не того, что не сумеет создать и применить заклинание, а того, что может перестараться и остановить себе кровь совсем. Умереть настолько бездарно было бы полным позором. Сэл, конечно, учил ее контролю, но сейчас этого было явно недостаточно. Тайра собралась с мыслями, слегка открылась — совсем немного, чтобы едва чувствовать нить магического потока между липкими от крови пальцами, — и, внутренним взором созерцая свое пронзенное копьем тело, старательно срастила края разорванной плоти, вытолкнула из тела вошедший в него воздух и закрыла внешние раны, изо всех сил надеясь, что теперь-то доживет до больницы… Дышать стало легче, но боль никуда не делась, напоминая о себе при каждом вдохе, выстреливая острыми иглами в руку и под ребра.

Тайра выжидала, кусая себя за порезанные губы, через боль удерживая себя в реальности. Ей показалось, что прошла вечность, и когда Сэл наконец сел в кресло, она поняла, что время ее последней гастроли пришло. Тайра затаилась, почти перестала дышать, боясь, что Сэл разгадает ее замысел, и начала плести сеть.

— Ну-ну, — Сэл осмотрел окружность, очерчивающую кресло. Он вытянул в сторону руку, которая стала практически осязаемой, и с интересом ожидал, что же произойдет, если он попробует пересечь еле заметную на ковре белую черту.

Сэл едва коснулся невидимого барьера, и в тот же миг по окружности взметнулись языки белого, отсвечивающего серебром, пламени, беря его в кольцо. Сэл еле успел одернуть руку, но тонкий огненный язычок спиралью накрутился ему на указательный палец, быстро обвивая запястье и поднимаясь до локтя. Там, где шнурок белого пламени соприкасался с кожей, сквозь исчезающее зеленоватое свечение начинали проглядывать черные сгустки, словно серебряные искры разъедали несуществующую плоть, и она отмирала и отваливалась кусками. Насмотревшись на результат, Сэл взглянул на Горана:

— Не знаю, как описать ощущения, но, будь я жив, сказал бы, что мне больно.

— Я рад, что ты мертв. Не подумай, что я тебя жалею.

— Красивая визуализация, — Сэл, казалось, смаковал заклинание. — Вы, молодые, сказали бы «спецэффекты». Просто и со вкусом.

— Я бы не сказал, что совсем просто, — не согласился Горан. — Это же белый огонь, как раз для нечисти, которая выходит из-под контроля. Ты ее научил?

— Научил-то я, — задумчиво ответил Сэл и, увидев удивление и неодобрение на лице Горана, добавил: — То есть я говорил, что такое возможно. Я не рассказывал о технике и уж точно ни разу не видел, чтобы она такое проделывала.

— Значит, твоя девочка оказалась достаточно умной, чтобы отработать этот трюк без твоего ведома.

— А при чем здесь ум? То, что она запомнила сказки про белый огонь — всего лишь совпадение, а это, — Сэл помахал рукой, от которой отвалились еще несколько черных сгустков, — счастливый случай, я бы сказал.

— Ум здесь при том, — Горан не преминул уколоть мага, — что ей хватило мозгов не доверять тебе ранее, что и позволило ей использовать твое же оружие против тебя сейчас. Лично я доволен.

— Чем же?

— Тем, что и на тебя можно надеть ошейник, — Горан хохотнул. — Или наручники в крайнем случае.

Сэл проглотил издевку молча, и Горан подумал, что старый лис уж слишком спокоен, а это могло означать лишь одно: он все еще оставался кукловодом, хотя и предоставил Горану ведущую партию.

Сэл через плечо кинул взгляд на Тайру и, обращаясь к ней, с укором произнес:

— Он чуть тебя не убил, а ты защищаешь его от меня. Находишь это правильным? — Ответа он не дождался и повернулся к Горану. — Это называется «стокгольмский синдром», да?

Горан улыбнулся:

— Век живи, век учись. Похоже, твоя некромантесса не собирается умирать.

— Если у нее получится выжить — пусть живет, — с безразличием сказал маг.

— Брось, Сэл, — Горан опять стал серьезным. — Ты переигрываешь. Зачем ты ее сюда привел? Я же вижу по твоей лисьей морде, что ты только и ждешь кульминационного момента. Мне кажется, твой визит затянулся, так что говори, что надо, и проваливай.

— Вот что я скажу тебе, Горан. Жизнь — это плетение. Макраме, если хочешь. Если у тебя есть талант или усердие, или ты дурак, но тебе просто повезло, из нитей сплетается узор, и в одном узле могут встретиться нити из разных углов полотна. — Сэл помолчал и продолжил: — Плетение Ишанкара стало тонким. Из него выпадают самые красивые нити. Оно изящно, как и раньше, но оно истончилось и может порваться, а этого допустить нельзя. И, чтобы сохранить его красоту, нужно либо вплести в него старые нити, либо заменить их новыми. Но, видишь ли, Горан, шелк нынче не в моде. Он нужен для декора. Нынче в моде кевлар. Именно он создает основу, которую потом сверху можно украсить шелком. Я доступно объясняю?

Горан кивнул.

— Сэр Котца стар. Ему нужен помощник и преемник. Ты понимаешь, о чем я?

— Ты хочешь, чтобы я вернулся в Ишанкар на службу к сэру Котце и во всем остальном поступал соответственно Долгу, — перечислил Горан.

— Нет, — Сэл покачал головой.

— Нет? Что же тогда?

— Какой ты, право, непонятливый, и что в тебе нашел Котца? — Сэл был похож на кота, который наконец-то дождался, когда хозяйка уйдет на рынок, и теперь собирался до блеска вылизать крынку сметаны. — Может, я ошибся, и мне не стоило сюда приходить?

— Раз пришел, выкладывай до конца. Нам, непонятливым, надо все разжевать. И как это ты, такой мудрец, не знаешь таких простых истин? — Горан злился.

— Ты спросил, зачем мы сюда пришли, — сказал Сэл и чуть кивнул головой в сторону Тайры. — Видишь ее? Ей дорога в Ишанкар. Она некромантесса. А еще у нее талант. Я ничему особому ее не учил, разве чуть большему, чем знают наши некроманты в ее возрасте. Рассказывал волшебные сказки… У нее ни техники, ни технологии, она делает все по наитию, и как делает! — Сэл снова сунул свою раненую руку Горану под нос. — Она разорвала твою иллюзию как травяной венок! Заметь, этого она тоже раньше не делала. Она остановила себе кровотечение и заделала дырку в легком! Допускаю, что она могла читать всякое, — мать и брат у нее врачи — но выполнять это самостоятельно в реальном времени ей явно не приходилось. Видишь, Горан, какой подарок ко дню рождения я тебе подготовил? — Сэл замолчал, чтобы Горан смог оценить важность его находки. — Сколько некромантов сейчас в Ишанкаре? — Сэл дал Горану возможность ответить, но тот промолчал. — Все еще один. Поэтому полотно распадается. Выпадет всего одна нить, Горан, и вскоре полотно исчезнет. Мы веками хранили тайны темных наук, передавали их из поколения в поколение. Кому сейчас будут переданы эти знания? Она, конечно, тяжелый случай: живет в реальном мире, с нормальной семьей, верит в Бога и десять заповедей, — Сэл поморщился. — Ну ты понимаешь, что она думает про магию в свете всего этого. Но, несмотря на эти сложности, она должна принадлежать Ишанкару.

Горан смотрел на Сэла, как на полоумного.

— Но это невозможно, ты знаешь, — он говорил мягко, словно разговаривал с больным. — В Ишанкар запрещено принимать женщин для обучения некромантии вот уже около пятисот лет.

— Знаю, — так же спокойно ответил Сэл. — Еще я знаю, что некромантесс в истории магического мира вообще по пальцам пересчитать. И что?

— Что? — переспросил Горан.

— Никто из наших не опозорил Ишанкара, они жили и умерли достойно.

— Да ну? — прищурился Горан. — И Зулейха?

— Это досадное исключение, — Сэл недовольно поморщился.

— Твоя девочка умрет, и, возможно, раньше, чем доживет до семнадцати.

— Все когда-нибудь умирают, и не некроманту бояться смерти.

— Я не об этом. Все наши некромантессы умерли молодыми. Женщины не созданы для войны и смерти, они должны рожать детей, сохранять традиции, создавать семьи…

— Хватит, Горан, — перебил его Сэл. — И женщины, и мужчины одинаково не созданы для убийств, и помимо выполнения всяких мирских обязательств они в первую очередь обязаны блюсти честь. Разве тебя не этому учили в Ишанкаре? Просто у каждого свой долг. То, что женщины умеют рожать, а мужчины нет, не дает преимуществ ни одной из сторон. И если женщина рождена, чтобы стать некромантом, то стать некромантом — это ее Долг, так же, как и родить, когда придет время.

— Значит, — поразился Горан, — это ты вдалбливаешь ей в голову? Понятия о Долге?

— Понятия о долге ей достались от мамы-Матери-Терезы и папы-Последнего-Самурая, — с издевкой произнес Сэл и пообещал: — И когда ты с этими понятиями познакомишься, сильно удивишься. Она не такая, как стандартные некромантессы.

— Ты не должен был так с ней поступать. Ты должен был дать ей возможность выбора.

— Какого выбора?! Она некромантесса! Это ее единственный путь! — разозлился Сэл. — Какой выбор, если она понятия не имеет про Ишанкар и про возможность выбора! Ей уже тринадцать, а она в плане магии как тетрадь, на одну половину с ошибками, а на другую — с чистыми листами! И если хочешь, мне жаль, — да, мне жаль! — что Господь начертал ей путь некроманта! И мне жаль, что, возможно, она умрет раньше, чем осознает свое предназначение и свою силу! И мне жаль, что, возможно, у нее никогда не будет детей, и что она всегда будет одинока, непонята, и что все будут ее бояться и ненавидеть! Мне жаль, Горан! Но что я могу поделать? Только научить ее, как идти по этому пути, не теряя чести и с достоинством выполняя свой Долг.

Сэл замолчал и внезапно сник.

Горан скрестил руки на груди:

— Ты все равно неправ.

— В чем же? Впрочем, да, этот мир не сильно справедлив. Но раз уж так вышло, назад пути нет. Тебе ведь не удалось забыть о своей сути? Ты окончил иллюзию, но не перестал быть трейсером, ты вроде бы свободен от Ишанкара, но тебя ломает каждый день в течение пяти последних лет. А что будет с ней?

— Она видит мертвых? — внезапно спросил Горан.

— Видит, а то как бы мы с ней познакомились, — усмехнулся Сэл.

— Зачем она тебе? Ведь Ишанкар — это лишь часть твоего замысла относительно ее судьбы. Я бы сказал, Ишанкар — это средство выживания для нее, а она — это средство для тебя. Но для какой цели она тебе нужна?

— А вот это не твое дело, Горан. Это касается только меня и ее.

— Если она так важна для тебя, почему ты ничего не сделал, чтобы ее спасти? Видел, как ей больно и страшно, но сидел и читал мне нотации. Ты ее использовал, а она неглупая девушка, как я погляжу. И как ты думаешь, захочет она теперь хоть пальцем ради тебя пошевелить?

— Ваша ошибка, Горан, в том, что большинство из вас считает меня лжецом и интриганом, — Сэл наиграно печально вздохнул. — Но Ишанкар стоит до сих пор потому, что я периодически вправляю вам мозги. Сегодня я поступил с ней не самым лучшим образом, но если бы я не подставил ее под твое копье или бросился бы ее спасать, разве ты убедился бы в моей правоте? Чем сто раз услышать слово «халва», лучше один раз ее попробовать. Ты увидел ее в деле собственными глазами. Она так же, как и ты, считает, что я ее подставил и использовал, мы ни о чем заранее не договаривались. Способность выживать для некроманта решающая. Если бы она не выжила, я бы очень, очень сожалел, что ошибся в своем выборе.

— Сожалел? Ошибся в выборе? — не поверил своим ушам Горан.

— Я, позволь, не буду раскрывать перед тобой душу, ты этого не заслуживаешь, — с отвращением произнес Сэл, — но скажу тебе, что она — это самое ценное, что есть у меня на данный момент. После Ишанкара, конечно. И с этого дня она станет самым ценным и для тебя, Горан. После Ишанкара, конечно.

Горан понимал, что несмотря на то, что Сэл говорил открытым текстом, он запутался еще больше, но решил промолчать, чтобы не портить игры.

Сэл смотрел на лежащую в собственной крови Тайру. Она тяжело дышала, но взгляд был осмысленным, и Сэл понял, что она вслушивается в их разговор, пытаясь не потерять нить рассуждений.

— Разве она не хороша? — спросил он.

— Это не та оценка, которой она заслуживает.

— Какой оценки она заслуживает — покажет Ишанкар.

— Но Ишанкар не принимает женщин на некромантию.

— Значит, сделай так, чтобы Ишанкар принял женщину на некромантию, — предложил Сэл.

— Так вот чего ты от меня хочешь? Чтобы я уговорил сэра Котцу на эту авантюру?

Сэл в очередной раз убийственно улыбнулся и произнес:

— Нет. Я хочу не этого, — он встал с кресла, заложил руки за спину, выпрямился, — Горан увидел, что старый маг и в смерти сохранял достоинство и силу, — и, словно император, готовившийся продиктовать писцу высочайший указ, отчетливо и твердо произнес: — Я хочу, чтобы ты стал Ректором Ишанкара.

Горан в изумлении открыл рот.

— Ты станешь Ректором, Горан, возьмешь новое имя и примешь ее на некромантию. Вы продолжите традицию. Вы будете служить Ишанкару. У тебя есть четыре года, чтобы дорасти до Ректора. Котца стар и устал. Он отдаст тебе свой пост, потому что всегда мечтал об этом. У нее есть четыре года, чтобы подготовиться к поступлению в Ишанкар. Другого пути у вас нет и быть не может. Я доступно объясняю?

— Ты спятил, — прошептал Горан. — Мне тридцать один, какой из меня Ректор?

— Когда ты станешь Ректором, тебе будет тридцать пять. В некоторых странах в этом возрасте можно стать президентом, а не просто ректором.

— Просто ректором? В Ишанкаре невозможно быть просто ректором!

— Значит, ты будешь не-просто-ректором.

— Ты спятил, — окончательно уверовал Горан.

— Если ты не станешь Ректором, она никогда не попадет на некромантию. Ты сломаешь ей жизнь и уничтожишь Ишанкар. С этого дня ваши судьбы связаны. Я нашел Ректора для Ишанкара и Некроманта для Ректора. Я выполнил свой Долг. Теперь ваша очередь.

Горан молчал. Сэл выдержал паузу и произнес:

— С этого дня, Горан, Ишанкар — это ты, а ты — это Ишанкар. И у тебя нет выбора.

Сэл перешагнул невидимый барьер, на секунду пропав в магическом пламени, отчего стал похож на призрака в рваных одеждах, подошел к Тайре, присел возле нее на корточки и заглянул ей в лицо.

— Злишься? — ласково спросил он. — Прости, но у тебя тоже нет выбора.

— Я отправлю тебя в ад! — прошептала Тайра, с трудом шевеля липкими от крови губами.

— Жду не дождусь, — абсолютно серьезно согласился Сэл. — Но пока ты не сможешь: у тебя нет для этого ни сил, ни знаний.

Тайра не ответила, чуть повела пальцами, и разлитая по полу кровь полыхнула зеленым и исчезла. Сэл, не отводя от нее взгляда, выпрямился и, лишенный крови, растворился в воздухе.

Тайра провалилась в забытье.

Горан прошел на кухню, достал из холодильника запотевшую бутылку водки, налил треть стакана и залпом выпил.

Первое, что увидела Тайра, когда в очередной раз пришла в себя, была причудливо изогнутая, сужающаяся к одному концу позолоченная труба на потолке, проходившая по диагонали через всю комнату. Назначение ее было непонятно, угрозы она вроде бы не представляла, но на всякий случай Тайра несколько раз открыла и закрыла глаза, удостоверяясь, что никакое заклинание к трубе не привязано. Правый бок ныл как тогда, когда Хи со всей силы приложилась к нему тренировочным бамбуковым мечом, но это можно было терпеть. Болели только губы, шевелить ими было трудно, а во рту все еще чувствовался привкус железа и соли. Еще сильнее пахло морем.

Тайра повернула голову, шелковая подушка приятно холодила щеку. Она лежала на диване, видимо, Горан перенес ее с пола. Тайре стало неловко, она всегда боялась, что кто-нибудь поднимет ее на руки и подумает: «Ей неплохо было бы скинуть килограммов десять», и от этих мыслей кровь прилила к щекам, стало жарко, и она чуть сдвинула покрывало, которым ее заботливо накрыл хозяин.

Горан заметил ее движение, подошел к дивану, сел на стоящий рядом журнальный столик, отставил стакан, в котором еще оставалась пара глотков, и, наклонившись к Тайре, посмотрел ей в глаза.

— Проснулась? — спросил он. — Я тут слегка поколдовал, дал тебе поспать. Мама всегда говорила, что сон — это лучшее лекарство.

Тайре показалось, что маг не знает, как себя правильно вести.

— На каком языке мне лучше говорить?

Тайра попыталась ответить, но губы не слушались, и она лишь неопределенно пошевелила пальцами, что должно было означать, что ей все равно. Горан понял и предложил:

— Ну давай на турецком. Как ты себя чувствуешь?

— Как побитая собака, — ответила Тайра, и собственный голос показался ей чужим и невнятным.

— Собака? — хохотнул маг. — Я бы сказал, что ты ящерица.

— Почему ящерица?

Говорить было больно, но было интересно, почему Горан сравнил ее с ящерицей: после всего случившегося это было не слишком поэтично.

— Потому что у ящериц есть одна особенность: они умеют выбираться из любой ловушки. Конечно, не без потерь, — он чуть развел руками, — и не без боли, но лучше потерять хвост, чем жизнь. К тому же потом отрастет новый.

— А я уже собиралась обидеться, — Тайра попыталась улыбнуться. — Не каждый день мне говорят, что я хладнокровная пупырчатая зеленая тварь.

— Если хочешь, я сделаю тебе комплимент. Как ящерице, разумеется.

Горан выжидающе остановился. Тайра ждала продолжения.

— Ты не мерзкая и не пупырчатая. Судя по тому, как ты обращаешься с магическим огнем, ты самая настоящая саламандра. Ну а хладнокровность по нынешним временам — это вообще достоинство.

— Вы интересный человек, — не без ехидства заметила Тайра. — Сначала пытаетесь меня убить, а потом делаете комплименты.

— Да, — согласился Горан и хохотнул, — для комплиментов рановато, мы ведь с тобой даже не знакомы.

— Вас всегда все так забавляет?

— Да не сказал бы. Так как тебя звать, или я буду называть тебя Хат-Хас?

— Тайра, — буркнула Тайра и приготовилась давать объяснения по поводу своего имени. Так было всегда, и она уже привыкла к ответной реакции.

— Так вот в каком смысле… А я сначала не понял.

— В каком смысле что?

— Сэл сказал, что твой отец — последний самурай.

— Сэл, как обычно, обзывается, но вполне может быть и такое.

— Почему может быть?

— Он не живет с нами с моих полутора лет, брат отца еще помнит, а я уже нет, — объяснила Тайра. — Все, что мне от него досталось — это неадекватное имя, плюшевый медведь, бумажный журавлик и три полки японской литературы.

— И ты знаешь, кто такие Тайра?

— Да уж читала, куда было деваться.

— Люблю людей с чувством юмора, — Горан засмеялся. — Ты мне нравишься.

Тайра смутилась и попыталась принять сидячее положение.

— Ну а вас мне как называть, эфенди? — спросила она, чтобы сгладить неловкость.

Маг по-настоящему задумался.

— Ну зовут-то меня Горан, как ты уже поняла, а вот как тебе меня называть — это в свете последних событий неясно. Зови пока, как есть.

Он взял стакан, повертел его в руке, словно надеялся прочитать ответ на донышке, и снова поставил его на столик.

— Это водка? — спросила Тайра.

— Угу, — кивнул Горан. — Но тебе не предлагаю.

— И зачем? Думается лучше?

— Знаешь, невозможно объяснить женщине, зачем нужна водка. Это философский вопрос, — ответил маг. — Это у славян в крови.

— Да уж, в крови, — Тайра оглядела несколько нетрезвого Горана и улыбнулась.

— Скажи мне лучше, что мы теперь будем делать? — маг снова стал серьезным. — Сэл не оставил нам с тобой выбора, и если мое будущее более-менее ясно, то с твоим ясно только одно. Ты некромантесса. Со всеми вытекающими отсюда последствиями, — Горан нахмурился и выразительно взглянул на Тайру.

— Я хочу домой, эфенди, — сказала она, не поддавшись на его взгляд и таинственный устрашающий намек, — и забыть про все, как про страшный сон. Я мало что знаю про некромантию, кроме того, чему учил меня Сэл, и что я читала в книжках, и, судя по всему, дело это богопротивное. И, простите за откровенность, хоть вы и неплохой человек, но мне не нравятся слова «не оставил нам с тобой выбора». В особенности «нам с тобой».

— Да-а-а… — протянул Горан. — Я думал, что знаю про некромантию меньше тебя, но ошибся. Я не скрываю, что некромантия практически везде относится к запрещенным дисциплинам, но она не есть зло.

— Да неужели? — Тайра разозлилась. — И поэтому вы так боитесь некромантов, что проткнули меня копьем, не спросив, как меня зовут?

— За копье я отдельно должен извиниться, но мне же надо было себя защитить, как ты думаешь? — парировал Горан. — Сэл, знаешь ли, не самый приятный человек на свете, а чего мне ждать от тебя после его вызова, вообще было предположить невозможно. А некромантов я и правда не жалую, потому что нормальных вас практически не осталось.

— Нас? Быстро же вы причислили меня к некромантам!

— Что значит причислил? Ты некромантесса! Я вот не вижу мертвых, и даже если я истеку кровью, никто и ничто не воплотится. А про воскрешения я вообще молчу, — и Горан действительно замолчал.

— Какие воскрешения? Да, я вижу мертвых, но помимо меня куча народу видит будущее, перестукивается с барабашками, двигает предметы силой мысли и даже общается с инопланетянами. Не скажу, что видеть мертвых — это нормально, или что это меня радует, но это лучше, чем воскрешения. Бред какой-то! От того, что экстрасенс видит душу умершего, он не становится некромантом.

— Но ты не экстрасенс, ты некромант. Некромантесса…

— Слушайте, Горан! Я не хочу осквернять могилы и поднимать трупы! Это отвратительно! Этого не должно быть!

Горан остался спокоен.

— Вот поэтому я и говорю, что нормальных некросов практически не осталось.

— Если вы еще не поняли, или если я вдруг опять неточно выражаюсь, то объясняю еще раз. Я знаю, что могу делать то, что не могут делать другие. Я не знаю, как я это делаю, и я не хочу этого знать, потому что я не хочу этого делать. Я не хочу быть некромантом. Я хочу в парк на чертово колесо, а не на кладбище, я и к вам-то не хотела идти!

Горан понял, что разговор заходит в тупик.

— Ладно, — примирительно сказал он. — Сегодня было слишком много событий. Твою позицию я понял, и переубедить мне тебя не удастся, однако проблема от этого сама собой не решится.

Тайра даже сквозь злость почувствовала, что маг обеспокоен, и решила сбавить обороты, потому что, во-первых, за копье он уже извинился, и, во-вторых, виноват в произошедшем был явно не он. Горан был такой же жертвой Сэла, как и она.

— А вы считаете, что у меня проблема?

— Я уверен, что у нас — у нас, Тайра, — большая проблема, — подтвердил Горан.

— И в чем же она?

Горан вздохнул, встал, взял стакан, выпил и сел обратно на журнальный столик.

— Я даже не знаю, с чего начать, — признался он. — Я же еще не Ректор и пока не научился объяснять сложные вещи простыми словами. Но если вкратце, то Сэл запустил такой механизм, который раздавит нас обоих в ближайшем будущем, если мы не узнаем, как этот механизм контролировать.

— А почему бы его просто не остановить? Этот механизм?

— Это невозможно, — покачал головой Горан. — Сэл слишком умен, чтобы позволить тебе и мне так просто выйти из игры.

— Какой игры?

— Дар Элайя.

— Игра в жизнь? — на всякий случай уточнила Тайра, хотя значение древних слов было ей полностью понятно.

— У нас в Ишанкаре это так называют, — подтвердил Горан. — А ты, я вижу, и шанкари уже знаешь, как взрослые некроманты.

— Сэл меня учил. Так что такое эта Дар Элайя?

— Это сложно, — Горан не стал объяснять. — Тебе пока нужно знать следующее. Некроманты в магическом мире — большая редкость. Некромантессы — очень большая и очень опасная редкость. За ними всегда идет охота. Если бы Сэл считал, что твое будущее вписывается в пошлый парапсихологический салон, он разрешил бы тебе вдоволь болтать с мертвецами за умеренную плату с их неутешных родственничков, но раз он каким-то образом вычислил тебя среди миллиардов ныне живущих людей и привел ко мне, значит, он больше не мог тебя скрывать.

— А почему он должен был меня скрывать?

— Сэл, вообще-то, ничего никому не должен, — сообщил Горан. — Но он сказал, что ты для него ценность, и поэтому я должен сохранить тебя живой. Или научить тебя, как это сделать.

— Да кому я нужна, кроме Сэла?

— Лучше тебе пока этого не знать, — маг грустно усмехнулся.

Какое-то время они молчали.

— Вы вообще понимаете, как нелепо все это звучит? Маги, некроманты, Дар Элайя какая-то, — Тайра с надеждой посмотрела на Горана. — Как в дешевом фэнтези.

— В том-то все и дело, — мрачно сказал он. — Я, как ты видишь, от магического мира в настоящее время тоже далек. Думаю, поэтому Сэл пришел ко мне. Но я понятия не имею, что мне делать дальше, — Горан опять взялся за стакан, но тот был пуст. — М-да, — разочарованно сказал он.

— То есть вы отнеслись ко всему, что Сэл говорил, абсолютно серьезно?

— Точно. А ты относишься к этому несерьезно? Иди расскажи кому-нибудь, что пару часов назад ты была в получасе от Эрегли, где чуть не умерла, после того как какой-то дядька проткнул тебя насквозь серебряным копьем. Следов, кстати, не останется, я с этим разобрался. Относись, как хочешь.

— И вы будете делать то, что он вам велел?

— Скорее всего, да, — с неохотой признался Горан. — И если бы ты согласилась сотрудничать… Странное слово, ну да ладно… Мне, то есть нам, было бы гораздо проще справиться со свалившимся на нас счастьем.

— Не могу обещать, — Тайра смотрела на свои сплетенные пальцы, но почему-то видела только узор на покрывале.

— Я понимаю, — Горан кивнул. — Давай сделаем вот что. Я доставлю тебя домой, еще выпью, у меня сегодня день рождения все-таки, обдумаю ситуацию, а потом мы как-нибудь встретимся, чтобы обсудить все и познакомиться получше.

Тайра с сомнением подняла взгляд на мага.

— Нам с тобой даже для того, чтобы откреститься от затеи Сэла, нужно найти правильный экзорцизм, — он опять улыбнулся своей чарующей улыбкой. — В любом случае, делать это придется вдвоем. С этим ты, надеюсь, согласна?

— Даже если нет, разве у меня есть выбор? — обреченно спросила Тайра.

— Вот и хорошо. Братья-славяне всегда друг друга поймут, — подытожил Горан.

— Откуда вы знаете?!

— Думаешь ты по-русски, — на чистом русском устало сообщил маг. — Но мы с моей дверью никому об этом не скажем, обещаю.