Драконы ночи

Татьяна Степанова, 2008

Сон… Явь… Во сне ли… наяву… Маруся Петровна видела ЭТО шестьдесят лет назад и потом помнила всю жизнь. Все, кому она пыталась рассказать то, чему она, восьмилетняя девочка, стала свидетелем в ночь убийства знаменитого иллюзиониста, гипнотизера Симона Валенти и его ассистентки Аси Мордашовой, гастролировавших в их городе, не верили ей. Нездоровые фантазии ребенка – так говорили тогда, бред сумасшедшей старухи – так говорят теперь. Жуткая была история. А за несколько месяцев до этого двойного убийства пропали дети Мордашовой, мальчик и девочка. И вот спустя столько лет кошмар, похоже, возвращается. Что здесь делает внучатый племянник Симона Валенти? Зачем поселился в глухом провинциальном Двуреченске? Что ищет? И снова, как тогда, пропал мальчик Миша Уткин, а Дашенька, внучка ее, Маруси Петровны, получила страшный рисунок, предвещающий смерть…

Глава 8

ИДА

— А вообще-то здесь мало сейчас отдыхающих, — сообщила со вздохом Анфиса, провожая взглядом удаляющуюся по аллее чету Зубаловых. — Вот они двое, потом еще Ида. Я тебя с ней познакомлю, она ничего — приятная, только с вывихом и воображает о себе много. Были мы еще с Костей, но от нас, как видишь, половина осталась, даже одна треть. А так в основном иностранцы сплошные. Французы, немцы. Туристические группы, сегодня утром только автобусы уехали. Дальше куда-то подались, а куда, не сказали.

— Ты забыла бабушку с внучкой, — сказала Катя.

— А это Ольгины, это здешние домашние, а не постояльцы. Дочка Ольги Борщаковой — хозяйки всего этого царства, — Анфиса обвела рукой номер. — Даша ее зовут, и Маруся Петровна — тетка, но Ольга мне говорила, что лучше родной она для них.

— И они что же, живут недалеко от отеля?

— Они здесь сейчас живут. И сама Ольга тоже. Временно. У них в городе дом, еще муж ее покойный строил. А там сейчас какой-то ремонт глобальный, газ подводят стационарный, систему отопления делают. Ольга жаловалась — стены пробили, холод собачий, отовсюду дует. Вот она и устроилась с семьей пока тут.

— Девчушка какая забавная. А почему она не в школе?

— Так у них еще напасть одна — скарлатина. Даша заболела перед самым 1 сентября, и пока врач школу посещать ей не разрешает, это что-то вроде карантина. Кстати, ты в детстве болела скарлатиной?

— Болела.

— И я болела. Это уже лучше, а то она привязчивая. А Костя мой не болел. Он вообще ничем никогда не болел, он такой здоровый…

Пауза наступила в разговоре. Анфиса поникла темной кудрявой своей головой.

— Адски хочется есть, Катя. Здесь полупансион, шведский стол отличный, русская, европейская кухня. Но ведь это только завтрак, ужин. А обед пролетает. А есть зверски хочется. Мы с Костей, пока жили, пока он не… уехал… — Анфиса запнулась. Она каждый раз спотыкалась на имени Лесоповалова. — Мы на моторке катались, потом то шашлыками, то барбекю закусим — тут повар что надо, и порядок. А вчера я, как одна осталась, даже про ужин забыла. И завтракала сегодня скверно. Так что…

— Ладно, давай пообедаем, только где? — Катя была на все готова, лишь бы отвлечь подругу от грустных мыслей. Вкусный обед всегда поднимал Анфисе настроение.

— Только ты не подумай, что у меня опять этот самый неконтролируемый жор начался, — испуганно сказала Анфиса.

— Неконтролируемый что?

— Ну обжорство мое патологическое, — Анфиса скосила глаза вниз на живот. — Вот в чем главная причина, Катя. Вот почему он меня бросил. Я некрасивая, жирная, неповоротливая колода.

— Анфис, ты знаешь, я этого твоего самобичевания не выношу.

— Но это же правда. И самое главное — это мое безволие полнейшее в вопросе питания и диеты. Мой пофигизм по поводу внешности. Мне давно уже пора делать себе липосакцию.

— Чего?

— Жир срезать лишний, вакуумом отсасывать. Ида мне обещала адрес хорошей клиники косметологической дать.

— Эта твоя здешняя знакомая? Она что же, делала себе липосакцию?

— Ей не нужно, у нее фигура идеальная. Глаз нельзя отвести — вот как она себя держит. Затянется в корсет, вся как рюмочка, талия, ты не поверишь, как у шестнадцатилетней девчонки. А ей ведь за тридцать уже.

— Она одна здесь отдыхает?

— Одна. Она не замужем.

— А для чего тогда липосакция? — усмехнулась Катя.

— Так она ее себе и не делала. И то, что она одна тут — это еще ничего не значит. Когда французы тут были в отеле, знаешь, как они все шеи себе сворачивали, когда она в ресторан входила? А этот, главный здесь, управдом Хохлов Игорь, даром что у него вроде как шуры-муры с самой Борщаковой, и тот на Идку вечно уставится как вампир и только облизывается.

— Про управдома я что-то не поняла, Анфис.

— Это сотрудник Ольги, менеджер, начальник над всеми горничными, поварами и охранниками. И насколько я успела заметить за эти дни, в планах у него не только карьерный рост, но и устройство личной жизни. Ольга-то Борщакова вдова. И вдова богатая, как видишь. А он ее почти на двадцать лет моложе.

— Сколько всякой информации ты успела собрать в такой короткий срок, — восхитилась Катя.

— Это я таким способом развлекалась и отвлекалась. От наших семейных с Костей проблем. А ему на все эти сплетни начихать было.

— Ну конечно, Лесоповалов разве снизойдет до всей этой бабской муры, — Катя махнула рукой. — Брось, Анфис. Есть с чего переживать так? Уехал и уехал. В Москве встретитесь, все встанет на свои места. Жена — держу пари — ему за это время так обрыднет, что… Вернется он к тебе, как миленький, ты только рохлей-то не будь. И сразу его, дрянь такую, не прощай, а то я тебя знаю — моментально растечешься, носом захлюпаешь: «Ах, милый, ах дорогой». А ты построже с ним, когда вернется. Пусть побегает за тобой, чтобы не думал, что это так просто — снова заслужить твою любовь.

— Он орден Мужества на Кавказе заслужил, — Анфиса гордо выпрямилась, точно этот самый орден украсил ее пышную грудь. — А откуда у тебя такие сведения? Ну, что он вернется ко мне?

— Будь спокойна, из самого надежного источника. От моего мужа.

— От Вадика? Но…

— Он психологию таких, как Лесоповалов, сечет лучше всякого доктора Фрейда. Он сам такой, Анфис.

— Он не такой, — Анфиса покачала головой, — твой Вадик совсем другой.

— Пусть будет по-твоему, кто спорит. Так где мы будем обедать и чем? На воздухе у мангала шашлыком?

— Шашлыков сегодня не дождешься. Французы уехали. А для нас, оставшихся, они мангал зажигать не будут. Поедем в город, а?

— Я, между прочим, только что из города, с вокзала.

— Да, я как-то об этом не подумала, прости.

— Нет, — заторопилась Катя, — давай махнем, что тут сидеть? Окрестности ты мне потом покажешь, вечерком. Только мне надо душ с дороги принять и переодеться.

На пороге ванной она оглянулась.

— Знаешь, Анфис, а тут что-то стряслось.

— Где?

— Здесь, в Двуреченске. И это выглядит как-то не того. Зловеще.

И Катя коротко рассказала об увиденном на дороге «под радугой».

Анфиса слушала рассеянно.

— Может, дезертира вооруженного ищут, — предположила Катя, — или кто-то из тюрьмы сбежал. Хотя нет, не похоже.

После душа она почувствовала себя бодрой и отдохнувшей. И тревожные мысли как-то сошли на нет. Они с Анфисой спустились на первый этаж.

Холл — просторный, пустой, выглядел сумрачным даже в этот солнечный день. Мебель была новенькой — кожаные кресла и диваны. В кресле перед холодным камином из красного кирпича Катя увидела молодую женщину. Она обернулась на шум их шагов.

— Ида, чао, — окликнула ее Анфиса. — Вот познакомься, это Катя, моя лучшая подруга, она приехала сегодня ко мне.

Ида протянула Кате изящную руку. Она вся была изящной — стройная шатенка небольшого роста. Блестящие волосы до плеч тщательно подвиты и уложены феном. Лицо ее было слегка удлиненным — тонкое с правильными чертами. Она была искусно подкрашена. На белом матовом лице рдели губы, ярко обозначенные красной помадой. Макияж казался излишне пафосным и нарочитым. Ида (позже Катя узнала и ее фамилию — Шилова) всем своим обликом явно пыталась стилизоваться под кого-то. На ней был черный кашемировый свитер и черные брюки клеш, но выглядело на ней все это — вот странность — почти как вечернее платье. Позже Катя поняла, кого ей напоминает эта женщина — вычурных голливудских красоток 40-х годов. Весь ее вид выпадал из общего расслабляющего, располагающего к отдыху антуража «Валдайских далей» и одновременно неудержимо привлекал к себе взор. Катя поймала себя на мысли, что от этой «ряженой» у нее невольно поднимается настроение, как будто она только что посмотрела классное старое черно-белое кино.

— Ты совсем, мать, сегодня как Дита фон Тиз, — хмыкнула Анфиса. — Неужели это здесь в салоне тебя так завили?

— Обижаешь. Это я сама. Все утро в обнимку с феном и термобигудями. Делать-то совсем вроде нечего. — Ида улыбалась. — Ну, здравствуйте, здравствуйте, Катя. Как там погода в Москве?

— Дожди шли.

— Тут тоже лило как из ведра. У меня машина на дороге в грязи завязла. — Ида состроила гримаску. — Я на машине сюда рванула. А потом сто раз пожалела. Представляете, у меня колесо спустило. Я не знала, за что хвататься. И тут подруливают какие-то гаишники. Я думала — оштрафуют, сама не знаю за что, с них же станется. А они: «Девушка, давайте мы вам поможем». И поставили мне запаску. И даже до автомастерской ближайшей меня сопроводили. Такие обаятельные, молодые, раскокетничались со мной вовсю по дороге.

Катя глянула на Анфису. Выражение ее лица было кислым: «Видишь, как она о себе мнит», — словно говорила она.

— Ты их всех наповал сразила. Это ведь на въезде в Торжок с тобой приключилось. Они ж торжковские — таких, как ты, и не бачили никогда.

— Анфиса, я просто не ожидала, честное слово. Оказывается, свет не без добрых…

— Гаишников, — подытожила нетерпеливо Анфиса. — Слушай, Ида, раз тебе все равно нечем заняться, прокати-ка нас в город с Катей и сама с нами проветрись.

Ида пожала плечами. Потом улыбнулась. Глянула на Катю.

— Анфиса как дитя, — сказала она. — Ну хорошо. Только помнишь, ты мне вчера зарок дала — сладкого и жареного не есть.

Через четверть часа они уже катили на ее «Шевроле». Собственно, до центра Двуреченска было рукой подать, можно было и пешком прогуляться — по берегу реки, потом по улочкам, застроенным деревянными домами с огородами, затем через мост, и вот уже перед вами и центральная площадь, и вокзал, и театр, и даже городские бани.

— Совершенно патриархальный городишко, я его уже весь облазила. — Ида вела машину как профессионал. — Я ведь случайно сюда попала. Нас на работе ни с того ни с сего в неоплачиваемый внеочередной отпуск выперли. Приходим утром, а нам шеф объявляет — гуляйте пока что. Наверное, по возвращении надо будет новое место себе искать.

— А вы кто по профессии? — спросила Катя.

— Я экономист, а фирма наша занимается поставками канцелярских принадлежностей и бумаги из Финляндии. Но, видно, что-то там у шефа не заладилось. Да я и не в претензии, такая скука на работе. — Ида покачала головой. — Сидишь с утра до вечера. Все сплошь на «одноклассниках» торчат, а я это просто ненавижу. Отпуск гробить в Москве тоже, знаете, радости мало. Наткнулась в Интернете вот на этот пансионат. Сайт впечатляет. А что, думаю, — Валдай, никогда не была на Валдае, цены вроде тоже по карману. Села и поехала. Буквально в один вечер собралась.

— Ты же сказала, что взяла три чемодана с вещами, — хмыкнула Анфиса.

— Я надеялась — тут бархатный сезон в разгаре. Вечера, танцы, дискотека. В Интернете знаешь как все расписано — любимое место отдыха иностранцев, состоятельных людей из-за границы. Фотографии.

— Это я Ольге снимки делала и сайт помогала оформлять, — гордо призналась Анфиса. — Значит, не зря трудились, реклама работает, раз тебя, Идочка, зацепило.

— Да я не в обиде совсем, просто скучно здесь.

СКУЧНО… Катя уже слышала это слово не раз и не два. Здесь скучно… Там скучно… Скучно везде, где мы есть, весело только там, где нас нет. Странно, после увиденного на дороге ей казалось, что… Тут будет что-то другое, что-то совсем-совсем другое. И это ДРУГОЕ заставит надолго проститься со скукой. Но и с весельем тоже.

— Что-то многовато милиции сегодня, — сказала Ида. — Раньше я на улице их и не замечала здесь. А сегодня вон смотрите — мент на мотоцикле. И там еще, и вон там, на углу.

Они проехали мимо городской школы. Школьников во дворе было не видно, зато у ворот стоял милицейский «газик». Внезапно из здания школы вышли две девушки-старшеклассницы с толстой пачкой каких-то распечатанных листов — то ли плакатов, то ли объявлений.

— Пообедаем в «Колокольчике», — предложила Анфиса. — Это на центральной улице лучший здешний ресторан. Есть еще пиццерия и кофейня, но в «Валдайском колокольчике» вкуснее. И сытнее.

Ида усмехнулась в зеркальце заднего вида и укоризненно покачала головой.

— Только сначала, девушки, вот в этот магазин заглянем, мне колготы надо купить и новые гольфы, — сказала она, останавливая машину на углу возле желтого купеческого особняка, на первом этаже которого располагался магазин «Женская одежда».

Они зашли в магазин — Катя больше из женского любопытства: а чем торгуют в этом самом Двуреченске? Но не успела она осмотреться, как следом за ними в магазин вошли те самые старшеклассницы, виденные во дворе школы.

— Тетя Зоя, вот, если можно, повесьте у себя на двери, — одна из них протянула стоявшей за прилавком продавщице листовку-плакат.

— Конечно, давайте, сейчас все сделаю. А это для кого? — спросила продавщица.

— Это везде, где можно, раздадим — и в аптеке повесят, и на почте, и в продуктовом, и в банке, а это вот для городской доски объявлений. А что останется, будем расклеивать где придется, на стенах, на фонарях, — школьница тряхнула пачкой, — может быть, кто откликнется.

— Может, и правда кто-то что-то видел — позвонит, тут ведь и телефоны указаны, да? — Продавщица разглядывала листовку. — Горе-то какое, а? И как такое только возможно — здесь у нас, среди бела дня.

— Простите, а что произошло? — спросила Катя. — Мы отдыхаем тут у вас. Что-то случилось, да? На дороге милиция и солдаты. И тут в городе тоже…

— Мальчик пропал, — ответила продавщица. — Сынок Уткина Кирилла Кириллыча — завуча школы.

— Пропал ребенок?

— У меня самой двое сыновей, оба там же учатся, один в седьмом, другой в девятом. А этот из второго класса. Вот, — и продавщица протянула Кате листовку, отпечатанную на ксероксе.