Найди меня под цветущей сакурой! Лола-2

Татьяна Александровна Пекур

Пять лет после ухода из Алаки Лола и её семья жили в покое, любви и абсолютном согласии. Но опять появились два синих бога, пообещали своей молодой супруге загладить вину, отблагодарить её за рождённого сына Амрита. Лола не обратила внимания на их слова, а зря! Потому что стоило лишь сакуре во дворе их поместья зацвести, как её похитил красавец-кицунэ и уволок в мир Оногоро! К чему приведёт хитрый замысел богов древней Японии? Об этом узнаете из новой книги про Лолу!

ГЛАВА 3. Божественный союз

Зима, уже пятая с тех пор как мы переехали в Японию. На сей раз мы решили также оставить снег, ведь дети с таким восторгом следили за снегопадом у прозрачной стены, отделяющей наше поместье от остального мира.

Сейчас, двадцать пятого марта, уже было не так холодно, мягкие белые хлопья медленно и красиво летели к земле. Мы с мамой, моими любимыми гандхарвами, мистером Санаем и младшими якшаси с умилением следили, как замирают от восторга Алила, Аджая и Кит. Амрит, довольный и сверкающий чёрными глазами, полными азарта, закручивал снежные вихри, делал из снежинок то бабочек, то феек. Сестрички и братик ловили их маленькими ладошками и пищали от восторга. Рядом носились четверо голубых котят — наша плата за последние две вязки Марки.

Сам глава кошачьего семейства сидел на лавочке и с фырканием стряхивал с себя холодные хлопья.

У дочки Арджуна зелёный комбинезончик с драконьим гребешком на спине. Она выглядит так умильно, что мы поминутно утираем слёзы и фотографируем их всех. Наша маленькая якшаси, Алила, таращит серо-голубые глазки, силясь не потерять своего всегдашнего достоинства, но всё равно срывается на довольный писк и бросается вперёд, чтобы словить как можно раньше сестры и брата сверкающую бабочку. Её голубое пальтишко делает её похожей на маленькую Снегурочку. Асоноя её обожает, ведь они так похожи. Хотя Аджая и Кит с Амритом тоже её любимцы.

Кити, наш с Ильясом сын, мой милый и такой нежный мальчик! Он делает то, чего от него ожидают другие. Нет, это не значит, что характера у него нет, он есть. Но он так благороден, что участвует в любых проказах Аджаи. Та заставляет его играть в куклы, наряжать котят в платья и бантики, учить их буквам. Ильяс души в нём не чает, его глаза сияют счастьем. И это лучшая похвала, награда или благодарность за целых полтора года слабости, за ультиматум двум синим «мордам».

— Амри! — со страхом вскричала мама, когда тот поднял сестричек и брата в воздух и закружил в снежном вихре.

— Всё в порядке, якшауни! — успокаивающе накрыл её руку своей Глава. Сейчас и он сиял счастьем и довольством! Надо же! Род умирал, а сейчас у нас четверо малышей! Сильных, талантливых и красивых, — Амри никогда их не обидит. Он сильный бог, он один из Тримурти.

— Ох, да знаю я! Просто… они же такие маленькие…

Не такие уж и маленькие, им осенью по три годика будет. Мои зайки! Прижимать их к себе вечером, перед сном, укладывать в кроватки, петь им колыбельные, ощущая общую, поделенную на всех нас четверых родителей, любовь — это так умиротворяет. Покой, счастье — вот, что я ощущаю все эти годы.

Мы ещё погуляли во дворе, посмотрели на сакуру.

Её исполинских размеров ствол возвышался над нами на добрых восемь метров, а крона раскинулась почти на весь двор. Она так благоухает весной! Цветы ярким, нежно-розовым дождём ложаться на землю, уносятся ветром, летят в мою башню, в классы, на кухню.

Под нею меня нежно целуют, обещая быть со мной до самой смерти мои любимые мужья, а в лунные ночи я летаю над нею на Аиготе.

Пегасов мои эльфы уже выводили с утра. Обе кобылки уже в отношениях с теми двумя жеребцами, которых отвергла Алойша. Поголовье становится всё больше, скоро можно будет дарить самым верным друзьям. Ракшасы сказали, что их четвёрка ждёт с нетерпением кобылок.

Работники позаботились о живности на ферме. Положенное количество продукции ежедневно уезжало на продажу в Юни и Саппоро, а часть доставалась нам. Парное молоко и творожок теперь всегда были у нас на столе. Мы не станем без него даже кушать, да, моя янтарная звёздочка? Аджая стойко перенесла наши с Джуном поцелуи, а потом вывернулась из наших объятий, чтобы вернуться к волшебству брата. Щёчки у неё уже холодные. Кити никогда не мёрз, как и Алила. Пора в дом.

В доме было тепло. Мы переобулись, расселись на диваны, кресла и ковры. Малышня уже раскидала везде игрушки, теперь куклы вспархивали одна за другой, перелетали с места на место, на них надевались платья, просто обматывались шарфы мои или мамы — дочки сильно не заморачивались, чем бы ещё украсить своих леди.

Кит с раскрытым ртом внимал Амри, а тот в облаках иллюзий показывал битвы гандхарвов с нечистью. Суровый Индра на своей сияющей колеснице, Брахма на алом облаке, Шива и Вишну на змее и быке. Откуда он это знает?

— Он знает всё, что знают его отцы, — сказал Арджун и прижал меня к своему боку. Тёмно-сиреневый свитер, который ему связала мама, невероятно пах его сильным, горячим телом. Медовая грива шелковой волной стекала по спине, я утонула в его янтарных глазах. Зажмурилась от удовольствия и улеглась ему на плечо. Ильяс нежно перебирал мои пальцы, его чёрные глаза ласкали моё лицо. Люблю вас…

— Ты больше не видела того типа? — спросил ревниво мой медноволосый принц.

— Нет, — я вдруг ощутила беспокойство при упоминании сереброволосого юноши, который подсматривал за нами в купальне на источниках, — Наверняка он сам не рад был, что увидел нас тогда в таком…

На последних словах я понизила голос, не желая, чтобы младшие или родители знали об этом.

В тот миг, когда мои глаза встретились с пылающими озёрами серебра в обрамлении чёрных ресниц, совершенное нагое тело вдруг окутал туман, и юноша стал… лисом! Только спустя час я отошла от шока и вспомнила, что на его голове заметила два белых уха. Это и есть кицунэ?

Мы перерыли городскую библиотеку, выспросили у наших друзей, кто же это такие.

— Лисы — посланники богини плодородия Инари-но-ками! — сказал важно Никишима-сан, — Они хитры, изворотливы, могут морочить голову путникам. А юным девам… хм, предстают в облике мужчин. Иногда девиц. Парни знают, что ничего хорошего из такой связи не выйдет, но красота лисиц так необычна…

Да уж, необычна… Надо ли говорить, что с тех пор мужья на меня поглядывают многозначительно? Аигот знал благодаря нашей мыслесвязи, что юного лиса я оценила, посчитала очень красивым, но на этом и всё. Так что хоть мой якшаси не устраивал сцен. Арджуну же, похоже, нравилось меня подкалывать. Моё возмущение подогревало его страсть не хуже сомы!

Вот и сейчас он напомнил о том лисе, будто мне больше не о чем думать! Лучше подумаю о моём змее и его холодности…

Аигот уже два дня отсиживается в кабинете, только целует по утрам. Я ловлю его за галстук, пытаясь утащить в свою комнату, но страстный шёпот и горячие поцелуи никак не могут справиться с озабоченностью финансами и нашим благополучием. Он мимоходом притягивает меня к себе, посылает короткое послание, что по-прежнему любит меня, и тут же прижимает к уху телефон для очередного звонка.

Эх! Я скучаю по его рукам, по пронизывающему взгляду, полному и стужи, и лавы одновременно. Ага! Ты всё же слышишь меня! Аигот послал волну любви, едва не расплавившей моё тело. Я жду тебя сегодня!

Спросил, так ли уж я скучала эти дни и ночи? Ну что сказать, Арджун и Ильяс не оставляли меня. Но Аигот ведь мой якшаси. Потребность в его ласке всеобъемлюща, необъятна! А может именно его сдержанность так меня заводит? Вздохнула печально, понимая, что и сегодня мой змей будет далеко от меня — в Токио, в Нагасаки, где недавно открыл ресторан.

Надо отвлечься! Я огляделась. Малыши мирно играют, котята спят, мама с Соломоном Санаем смотрят какой-то фильм и тихо обсуждают отличие в игре японских артистов от европейских.

Ваня и Асоноя сидят рядом, держаться за руки. Их взгляды друг на друга радуют наши сердца — такие нежные, такие юные, оба влюблены, и счастье их такое полное. Им уже по семнадцать лет, взрослые совсем. Сонечка так и зовёт меня мамой теперь. Иногда мы сидим у меня в комнате, обнявшись, и плачем: над камином висит картина, нарисованная Энки, та, где три змея реют над Бездной. Её слова, что папа всегда будет с нами, я воспринимаю не более чем попытку заглушить нашу общую боль.

Арэй, Аидат! Тоска по ним стала меньше, она просто глухой, давней уже болью иногда сдавливает сердце. Соня говорит, что рада тому, что у неё есть я и Ваня, мама и малышня наша. Она всегда была только с отцом, а по сути одна-одинёшенька! Сейчас это сильная, красивая, изящная и нежная леди. Белокурый ангелочек стал красивой девушкой с длинными, серебристыми волосами, серо-голубыми глазами с поволокой. Ваня без ума от неё. И Соня поступает порядочно и верно: несмотря на обилие влюблённых в неё юных японцев, она отдала своё сердце моему брату. Меня это не удивляет — Ваня стал мужественным, высоким блондином, у него добрая душа, мягкий характер, улыбка сердцееда и голубые глаза ангела.

— Мам, Лола! — Ваня встал и подал руку Сонечке, — Мы скоро уезжаем, так что решили отпраздновать помолвку до того, как уедем!

— Ой! Но как же так-то? Мы не готовы… — мама засуетилась, прикидывая, сколько гостей позвать, какие блюда готовить.

— Ну что ты, ма! — обнял её брат, — Только мы будем! Так что или завтра, или послезавтра за столом отметим и всё!

Но маму было не переспорить! Она тут же гневно выпрямилась и стала командовать слугами — якшаси. Были отправлены приглашения мэру, нашим ученикам, друзьям и чиновникам из Юни. Ванька обречённо закатил глаза, Сонечка растерянно глядела своими кроткими глазами на будущую свекровь. Мама восхищала её своей силой, к тому же она внесла немалый вклад в воспитание Сони как будущей жены и матери, рассказывая и показывая, в чём состоит простое женское счастье.

Из огромной, скукоженной от частого использования тетради вытряхнуты старые семейные рецепты тортов, салатов, закусок как холодных, так и горячих. Мама и меня заставила участвовать!

Мы два дня варили овощи, мясо, тушили рыбу, резали, крошили, взбивали кремы, пекли коржи для тортов.

В день помолвки в замок пришли не меньше ста человек! Чинно кланялись, несли подарки и говорили поздравления. Ванька мрачно зыркал по сторонам, но ради Сони он готов был и не на такие муки, так что стойко терпел.

Мы получили послание от ракшасов и подарки для нашей пары — их портрет и изумительную нефритовую статуэтку радужной птицы с расправленными крыльями. Джун и Ильяс сказали, что на ней след сильного колдовства, но вреда она никому не причинит, это просто очень старая вещь и всё. Мы успокоились и запаковали в багаж её тоже.

Энки написал мне письмо… я никому его не показывала, опасаясь ревности. Но похоже, что о нём знали все, просто дали мне свободу в этот раз. Неистовый ракшас писал, что видит меня всюду: в каждой китаянке, в рассветных лучах над горным озером, где они купили дом с Этасом и Эродом, в бликах солнца на потолке.

Я после его послания целый день ходила задумчивой и даже… больной что ли? Потом положила письмо в шкатулку с изображением змея и спрятала куда подальше. Сейчас моя жизнь стала спокойной, без волнений и острых углов: мои любимые небесные воины всё время проводят со мной, сократив даже занятия с учениками, Аигот тоже не оставляет меня надолго.

И вот так запросто взволновать всех тем, что Энки намерен приехать? Я и хочу его видеть, и нет. Он дорог мне как память. Память о посещении мира богов, как часть моей истории. Но он такой… ревнивый, страстный, неистовый! Глупая ворона всё ещё мечтает о несбыточном…

Через четыре дня наша новоиспеченная пара загрузила в машины и один грузовик свои вещи и отбыла в Токио. Там им предстоит пять лет учиться в Университете искусств — Ване на вокальном отделении, а Сонечке — по классу фортепиано. Но они сказали, что ещё будут осваивать живопись. Соня хотела взять одного из котят, но Ваня напомнил, что первый год они практически не будут появляться в своей квартире, так что животное лучше оставить в любящих руках семьи.

Они пообещали нам звонить, писать, слать фотографии и приезжать на каникулы. Мама висла на Ваньке, Соня — на мне и дяде Аиготе. Потом пошли поцелуи с малышами, гладились пегасы, коза Манька, пара получила наставления от Никишима-сана, мол, будьте тихими, скромными, смотрите в оба на дорогах и так далее. Я надела на обоих по амулету с красной бусиной — один из браслетов Брахмы утолщился и превратился в два. Из них я сделала амулеты всем нам.

Приезжал Сеня. Он уже закончил академию, стал пилотом. Его выносливость удивляет врачей и коллег — обычно пилоты, испытывая серьёзные нагрузки, страдают сопутствующими заболеваниями. А у Сени, как у якшаса, железное здоровье, в полном порядке все органы. К тому же он умеет абсолютно точно высчитать координаты, всегда знает, где он, даже без подсказки диспетчера. Это он и рассказал нам в день помолвки. Арджун и Ильяс ревниво зажали меня с двух сторон и не отпускали ни на шаг, пока он не уехал утром, сразу после Сони и Вани.

— Всё уже в прошлом… — заверяла я обоих, но они видели, что я восхищённо замерла, увидев бывшего в военной форме. Она ему идёт невероятно! Стальные волосы, чёрные брови вразлёт, голубые осколки льда вместо глаз, и ровная спина в стильной, серо-чёрной униформе!

Я дала одну алую бусину и ему тоже. Тоска в его глазах полыхнула таким… Я отвернулась, сглатывая слёзы. Нам уже не быть вместе, ты ведь знаешь… Джун после этого обещал ему всякие кары, а я с тоскою в голосе просила оставить Сеню в покое или же поставить себя на его место. Арджун и Ильяс гневно уверили меня, что, в отличие от вероломного якшаса, отказались абсолютно от всего, чтобы быть со мной. Это правда, мои сладкие, мои красавцы… Будет танец?! Сегодня, о-о!! Сеня был забыт тут же.

После отъезда Вани, Сони и Арсэная в путь засобирался и Аигот. Я издала гневный возглас и сбежала в свою комнату. Сколько можно?! Я не вижу тебя уже неделю! Спустя минуты две на мои плечи легли его ладони, а тёплые губы коснулись волос.

— Алойя! Лоли… — тихо прошептал он и обнял меня. Я нежилась в его руках, коснулась его щеки своей, — Мои партнёры… очень важные люди в сфере питания в Японии, хотят увидеть мою семью.

— И что? Ты нас стесняешься?! — неприятно поразилась я.

— Нет! — твёрдо ответил мой якшас, — Но подробности им знать ни к чему, ты согласна? — пришлось кивнуть, что я всё понимаю. Это патриархальная страна, женщины относительно недавно получили фактическую свободу в учёбе или работе, но то отношение к ним, которое тянулось веками, так просто не вытравить. Вот и сейчас Аигот опасался, что наш многонациональный брак шокирует правильных японцев.

— Ладно! Мы снова будем притворяться! Только недолго…

— Всего на один день, — уверил Аигот и снова вытащил телефон.

Он быстро с кем-то переговорил и велел готовить ужин для гостей, прекрасно зная, что в этом вопросе мама и наши помощницы — девы из младших будут на высоте.

— Когда ты едешь? — тихо спросила я и прошлась языком по белоснежной шее якшаса. Судорожный вздох сказал мне, что Аигот на грани. Так ты скучал по мне?

— Завтра! — рыкнул он и понёс меня к кровати.

Мама умудрилась соединить наше застолье с японским, приготовив и их блюда, и традиционные холодцы — вареники. Угощение ждало нас в гостиной, ну а мы ждали гостей у порога.

Трое японцев в серых пальто, одинаковых тёмных брюках и пиджаках с галстуками, очках и с суровыми физиономиями встали на пороге рядом с якшасом ровно в пять вечера. Пунктуальность — это истинно-японская черта характера. Опозданием они оскорбят не только своего визави, но и себя самое.

Ясихиро, Тэкеши и Нобуюки. Именно так представились мужчины и вручили маме с главой по визитке. Уже зная этот обычай, мы отдали им свои. Минута на пристальный взгляд на кусочек картона, а затем настал черёд сувениров. Мы подготовили им небольшие фигурки из яшмы — традиционного, священного для японца минерала. Из него по легенде состояло копьё, которым мешали Океан Безвременья верховные боги синто — Идзанами и Идзанаги.

Ну а нам свои подарки предстоит увидеть после их отъезда, то есть завтра. Мы раскланялись, а затем в порядке очерёдности вошли в гостиную. Здесь уже расстелили татами и поставили два мелких, низеньких столика.

Вначале зашли мужчины, потом мы с мамой. И сели так же — мы с самого края. Аигот представил нас, но сейчас это уже носило неофициальный характер, так что мужчины расслабленно выдохнули, сказали «спасибо за еду» и налегли на саке и закуски.

Мама получила множество комплиментов как хозяйка, я также услышала, что я красивая, что почтительна со старшими, тиха и скромна. Ну да, я знала, что в таких вот встречах нельзя разряжаться или же надевать что-то вызывающе-сексуальное. Я была в сером платье, закрывающем меня от шеи до самых щиколоток, на шее был кулон со змеем, волосы заплетены в косу.

После ужина мы познакомили гостей с детьми. Нужно было видеть их глаза! Такие эмоции говорили о просто невероятном шоке! Огненные волосы Аджаи быстро навели их на подозрение относительно Арджуна, который был сейчас простым парнем, только мы забыли ему цвет волос поменять. Оба черноволосых малыша: и Амрит, и Кит, также вызвали подозрение и взгляды на Ильяса. В общем, легенда Аигота трещала по швам, и мы уже было решились на честное признание, как один из наших гостей вдруг сказал:

— Так вы и есть ками из Дома со змеем?

Минутная пауза на осмысление того, что слухи о нас, оказывается, поползли уже далеко за пределы Юни, а затем мы просто рассказали ту версию, которая была преподнесена нашим ученикам и жителям города — что мы сбежали из своей страны из-за осуждения нашего брака, из-за пристального внимания спецслужб к нашим сверхъестественным силам.

— А как вы узнали, что вы — ками? Вы родились с этими силами? — спросил Ясихиро.

— Мы — да, — ответил Аигот и указал на гандхварвов и своего названного отца, — А моя жена ею стала после… тяжёлых испытаний.

— О-о! — восхитились японцы, — Должно быть, Алойя — сама показала себя достойной этой силы! Знаете, а ведь наш император происходит от самой ками Аматэрасу!

— Как это? — удивилась мама.

Переглянувшись, наши гости выпрямились, приняли торжественный вид и стали рассказывать по очереди, дополняя рассказ друг друга.

— Сейчас правит император Акихито. У нас не принято называть правителя по имени, его называют «тэнно хэйка», что означает «небесный», «божественный» правитель. Статус императора закреплён в конституции Японской империи в 1890 году. И с тех пор передаётся только по мужской линии.

— Шовинисты… — буркнула я тихо, а по связи с Аи и моими воинами передала своё возмущение. Вся троица дружно поведала мне, что я — их персональная властительница. А что показали… И так хотите? И… так… Скорее бы уехали гости! Я привяжу вас к кровати и буду долго пытать!

Японцы сделали вид, что не заметили моего гнева. Они рассказали, что первый из известных императоров был Дзимму. Он официально основал государство Японию. Якобы он был правнуком самой богини солнца, от неё ему и последующим потомкам достались королевские регалии: меч, бусы из звёздного минерала и зеркало.

Кстати, этот самый меч якобы до сих пор почивает на подставке в святилище императорской семьи. Интересно, это действительно так?

— Император отказался от статуса божественного правителя, оставив за собой лишь номинальную власть, — сказал в заключение Нобуюки, — Но для нас он всё равно тэнно хэйку!

После ужина мужчины ещё посидели в гостиной, поговорили. Аигот получил всё, что хотел: соглашение, заверения в будущей помощи, всяческие послабления, рабочую силу. Таким довольным я не видела его уже давно. Нам обещали поспособствовать даже получению пожизненных виз.

— Меня не будет всего две недели!

— Всего?! — вскрикнула я. Знаю, что можно говорить и мысленно, но я вся на эмоциях, мне можно.

— Тише… Прости, моя сладкая якшауни! Я привезу тебе подарок. И буду каждую ночь с тобой… в тебе…

Горячие, жадные губы мужа обласкали шею, я уже едва дышу. Он стаскивает моё платье, уверяя, что я и в мешке из-под картошки буду хороша, а эта тряпка заводила его весь вечер. Ох, врёшь ведь… Правда? Так беззащитна я была, так трогательна в нём! А сейчас так горяча? О, боже! Твоя власть надо мной… Его руки уже накрыли мою грудь, большие пальцы трут мои соски, а губы терзают мои, горящие от его жажды. Нет, не уходи!

— Я ненадолго… — смеется мой змей, и я ощущаю горячие губы и язык на своих вершинах, ахаю и цепляюсь за его волосы, прижимая к себе. Ближе, ещё, не останавливайся!

Встречаю серебристый блеск его глаз у своего живота и изумлённо замираю: медленно, чувственно, давая мне рассмотреть всё, он ласкает моё лоно. Аи… Ты даёшь аванс на то время, когда вернешься? Хорошо, милый! Я отпущу тебя-а-оу!

Сладкая пытка всё длилась и длилась, пока я не зарычала и не потащила его на себя. Тяжесть его тела, гладкость его кожи, он так близко, я ощущаю тебя всем существом… Каждое его движение, каждый толчок, все его ласки я впитаю и запомню. Ты в моём сердце, Аи! Я знаю… я в твоём…

В окно влетал шаловливый весенний ветерок, шевелил фиалковые шторы. Он остужал наши тела после нескольких часов единения. Аигот получил любимую ласку моих мужей, я насладилась его стонами, судорожными вздохами. Его руки то комкали простыни, то рвали мои волосы, он не стал просить меня ускорить темп, вместо этого по его нервам проходил ток — удовольствие от медленных ласковых касаний моего языка.

— Ты зайдёшь к Ване и Соне? — спросила я и подняла голову с его живота. Там горел алым пламенем трилистник Агни. Аигот, зная мою натуру, прикрыл бёдра простынкой. Ну да, я не смогу его отпустить, если он будет нагим… прекрасным, доступным. Ты ведь не хочешь спать? Нет, рассмеялся.

— Зайду. Я узнаю всё, а потом расскажу тебе, моя птичка.

— Я буду ждать. Аи… Мне немного тревожно.

— Это из-за моего отъезда? Я всегда с тобой, ты ведь знаешь!

Понежилась в его руках, ответила на горячий поцелуй. С радостью ощутила его руки на груди, животе и бёдрах. Эта наша мыслесвязь помогала и вселяла уверенность. В нём, во мне, что мы едины.

Утром он уехал. Я тоскливо вздыхала на пороге, поглаживая чешуйки на хвосте змея на двери замка. Мои небесные воины сейчас в тренировочном зале: с самого утра прибыли их ученики, даже те, кто временно к нам не ходил. Что они там задумали? Ещё раз посмотрела на дорогу, где скрылись две чёрные машины, и ушла в дом.

Мама с младшими уже накормили детей и усадили их на большой ковёр в гостиной. Я вошла, присела на уголок возле Кита. Кучерявая, черноволосая головка сына пахнет молоком. Мой котёнок! За ним за моей лаской потянулись и остальные дети. Алила вцепилась ладошками в мои волосы, Джая хвасталась оживлённой куклой, Амрит умостил синюю мордашку над медовой головой сестры.

— Ма! А ты отпустишь меня на соревнования? — лукаво улыбался он. Чёрные глазки-вишни блестели от возбуждения и затаенной надежды.

— Какое со… — начала было я, сын немного погрустнел, понимая, что я совершенно не в курсе.

— Никакое! — бодро заверил меня этот чертёнок и тут же унёс на плече Аджаю, изображая самолёт.

Я передала Кита в руки младшим, те улыбнулись мне так преданно и восхищённо, что я несколько опешила. Убедилась, что дети под пристальным присмотром мамы и главы, младших и даже одной из женщин-прислужниц, и пошла искать своих эльфов. Что это они там задумали такое? И почему я об этом ничего не знаю?

— Ещё раз! — сурово сказал мой медовый принц стоящим в шеренге ученикам. Те снова приняли боевую стойку, — Нападай!

Начался спарринг, короткие удары, подсечки, половина упала на татами. Ильяс учил троих учеников поединку на шестах. Длинные бамбуковые копья с глухим стуком сталкивались и летали, как живые, в ловких, сильных руках парней — мой муж их так натренировал, что движения были поразительно лёгкими и красивыми.

Пару десятков минут я просто любовалась мужчинами, их суровыми лицами, на которых пылал азарт боя, гордость за учеников, которые делали всё, чтобы не разочаровать учителей. Финальные поклоны гандхарвам, потом уже на выходе — мне, и наши гости покидают замок.

Ильяс и Арджун тут же встали по бокам от меня, горячие, мягкие губы обоих обласкали шею. Внутри плеснулась лава, обжигающим потоком пронеслась по венам, ударила в голову, оставив лишь желание быть одним целым с ними. Если бы не шест в руке Ильяса я бы так и забыла причину своего прихода сюда.

Не то чтобы я тут так уж редко появлялась, но смущать мальчиков своим видом я не хотела. Это сейчас они уже спокойно на меня реагируют, а раньше часто получали по шеям и пальцам от лукаво скалящихся сенсеев.

— А… ах, ещё… Арджун, Ильяс! В-вы… — выдыхала я в перерывах в поцелуях и ласках, — Соревнования… Что за?

— Амрит сказал? — сразу понял Джун. Виноватая улыбка сменилась понимающей, когда его рука накрыла мою грудь, и я повисла на нём всем телом.

— А кто же ещё? — спросил понятливо Ильяс и погладил мою попку. — Мы хотели сказать тебе, но решили не мешать вам со змеем, — ревнивый укус в шею, мой всхлип, — Ты правда сейчас хочешь знать?

Взмах руки, дверь и окна окутались алым туманом, а я схватила обоих за шелковые гривы, притянула к себе, посмотрела в их глаза, передав по связи, что кто-то обещал интересную игру в госпожу. Ответное сияние в медовых озёрах и в чернильно-чёрных.

Интересная какая конструкция эта стойка для клинков! К ней я привязала руки обоих. Голые торсы притягивали мои руки, глаза и язык с губами. Сидя верхом на Джуне, я мучила обоих ласковыми поцелуями, поглаживаниями, а также весьма недвусмысленными движениями бёдер. Огромная, желанная плоть мужа уже упиралась в меня, я стонала, прижималась к нему так плотно, но не сдавалась. Чтобы завести его ещё больше, наказать и помучить, я оголила ноги Ильяса, вытащив желанный свой подарок. Склонилась над ним, а потом накрыла губами. Судорожный вздох моего черного принца, а затем рык Джуна, и стойка ломается к чертям!

Необидный шлепок по попе, а затем мой медовый шепчет на ухо, что я плохая девочка, что буду наказана. О! Если это наказание… Быстрые, сильные, жесткие толчки, Арджун сжимает мои бёдра, я выгибаюсь, я так хочу… больше! Ещё больше-е-е а-а-а!!!Рука Арджуна легла на моё горло, он целует мою шею, ещё раз входит в меня, покусывая ухо, взрыкивает, а потом отпускает. Теперь я в руках Ильяса. Он также обеспечил мне муки…

Его руки, сильные, красивые, родные, любимые, легко, зная точно, где я люблю и как именно их ощущать, гладят всё моё тело, за ними идут его губы. Горячий язык выписывает круги на коже, оставляет пылающий след, я хватаюсь за его плечи, опасаясь пропасть, потеряться в этих ощущениях. Ну же! Возьми меня наконец!!!

— Слушаюсь, моя госпожа… — со смешком прошипел он и спустился рукою по моей ноге к лону. Ласковые касания, я уже не могу больше ждать! Миг одиночества сменяется желанным чувством наполненности, нежные, неспешные движения Ильяса сводят с ума.

Если и это не поможет… К чёрту стеснение! Я вцепилась ногтями в его бёдра, перемежая боль от царапин с ласковыми, благодарными поглаживаниями за ускоренный темп. Ильяс шипит от боли, а потом подхватывает меня под попу и притягивает к себе. Я задыхаюсь от безумного наслаждения, руки шарят за головой, не находя опоры, возвращаются к его шее и плечам. Я лихорадочно зарываюсь в его волосы, рву их так сильно, я уже почти… Подхватив мой крик, он безумно, на грани боли, входит в меня и изливается, давая ощутить миг единения.

— Алойя… — шепчет он и опускается на локти по бокам от меня, — Ты — моё счастье, моя жизнь…

— Или… Ты знаешь… — да. Благодаря моей эмпатии все трое знают, как сильно я их обожаю, что их ласки слаще всего на свете, а один взгляд в их глаза плавит меня как масло сковородка.

— Только не злись, ладно? — гибкое и такое прекрасное тело мужа уже одето в синюю футболку и серые спортивные штаны.

— Мы сами ничего не знали до вчерашнего дня, — сказал Арджун и запаковал меня в юкату, в которой я теперь иногда хожу по дому.

Гандхарвы рассказали, что один из учеников, Судзиро, передал им приглашение на международные соревнования по десяти видам единобортсв. Оказывается, наши смышленые ученики, зная, что такой стиль боя нигде не зарегистрирован, сами его и назвали — что-то вроде «Сильный ветер с гор» и подали заявку!

Теперь Ильяс и Арджун, как их наставники, вынуждены ехать с ними в Киото и представить свою «школу»!

— А я с кем останусь?! — я понимаю, что вы все со мной, сколько бы миль нас не разделяло, но это совсем не то, что ощущать вашу близость каждый день!

— Прости! Но ты ведь не хочешь, чтобы мы подвели ребят? — серьёзно спросил Арджун, обнимая меня и плавя медовой сладостью очей.

Я вздохнула печально и уверила, что не хочу, конечно. Вопросы чести я считаю первоочередными, как бы там ни было. Приятно согрело изнутри уважение моих мужчин: я как жена была сговорчива и неконфликтна. Оба уверили меня, что я чудо. Это вы чуда! Оба! Мои…

— Когда вы уедете?

— Послезавтра.

— Не дуйся… — улыбка Ильяса выбила из меня дух, — Или дуйся… Сегодня ночью ты снова будешь в моих руках… Твои крики и стоны так заводят…

Нескоро ещё мы дошли до родителей. К обеду где-то. Мама с главой после рассказа Джуна переглянулись как-то виновато, наводя меня на нехорошие подозрения.

— Что? — не выдержала я.

— Мы… — начала было мама, потом смутилась, подхватила с пола Алилу, поцеловала её в лобик, погладила косички, поправив на них алые бантики. Я всё ждала и ждала, показывая, что не слезу, пока не вызнаю все подробности. А то вздумали вдруг от меня какие-то секреты заводить!

— Моя якшауни хочет сказать тебе, дочь, что мы планируем отбыть на Источники в субботу! — огорошил меня Соломон Санай. И тем, что дочерью назвал, и тем, что суббота была аккурат послезавтра!

— Я останусь совсем одна? Только я, дети и младшие?

— Милая! — огорчилась мама. Я тут же устыдилась своего эгоизма. Они с главой помолвлены уже три года, но жениться пока не хотели, чтобы не беспокоить нас, ведь на такое событие съедутся множественные гости из разных краёв света.

— Прости… Так на сколько вы…

— На неделю, милая. Мы будем на связи, ты не беспокойся! Я понимаю, что ты не оставалась одна уже много лет, и теперь тебе не по себе, — мама пересела с Алилой ко мне. Я обняла их обоих, поцеловала маму в щёку, дочку в беленькую шейку. Она засмеялась от щекотки и завертелась. Моя прелесть…

Арджун и Ильяс тоже едут на неделю в другой город, другую префектуру, то есть округ. Никишима — сан уверил, что присмотрит за домом и мной тоже. Ну да, присмотрит как же! Он сам уже засыпает где ни попадя! Приходится укрывать его пледом то на диване, то на татами в комнате для гостей. Нет, он ещё бодр и полон сил, ведь наши божественные эманации с сыном позволяют людям рядом с нами долго быть молодыми, здоровыми, но он сам несколько расслабился. Как он сказал, что раньше он то мёл двор, то ходил в Юни, чтобы помолиться у святилища Инари. Теперь же молиться можно было непосредственно дома, у алтаря в своей комнате, а двор сам собою очищался от листьев ежедневно.

— Хорошо! — мужественно загнала я своё беспокойство куда подальше, улыбнулась ободряюще всей своей семье, — Я жду от вас сувениры и угощение!

В Японии все привозят друг другу именно кулинарные подарки. Это могут быть и кондитерские изделия, и мороженное со вкусом васаби, это может быть необычный соус. Разумеется, мои близкие привезут шоколад, ведь я его люблю. Дети получат каких — нибудь зверят, будут долго ими сражаться, а потом расплавят просто в воздухе и слепят что-то знакомое — Марки, например. Однажды они сделали его скульптуру в саду. Так Никишима — сан долго гладил голубой лёд, замаскированный под живого любимца, потом только Амрит сжалился и сказал правду. Посмеялись тогда все.

Суббота наступила внезапно. Как ни цеплялась я за руки любимых, как не висела на их могучих шеях, не желая отпускать от себя, но потухшие глаза учеников, понимающих, что моя воля может сломить сопротивление учителей, отрезвили и заставили собрать своё достоинство в кучку. Я выпрямилась, вскинула подбородок, сжала губы сурово. Потом у меня дрогнул уголок губ — оба гандхарва уверили мысленно, что такой я их вообще невероятно возбуждаю.

— Лёгкой дороги, мои дорогие!

Ученики подпрыгнули и шмыгнули по машинам, обрадовавшись, что на этих соревнованиях им таки быть. Арджун бряцал железками в багажнике, Ильяс приматывал шесты на крышу. А мама с якшасом виновато прошмыгнули к серебристой машине главы. Я закатила глаза к небу. Неужели я так их пугаю? Амрит коснулся моей руки, я с улыбкой взяла его ладошку в свою. Ты всегда меня понимаешь, правда, милый?

— Да, я знаю, что ты рада за них. И тебе стыдно за то, что они так боятся твоего гнева.

— Амри… — выдохнула я и погладила его кудри. Густые, мягкие, антрацитово-черные. Наверное, если бы у меня и Энки был сын, то у него тоже такие же были бы. Тьфу ты! Не накликать бы…

Дверцы машин захлопнулись, последние гудки нам, и они скрылись за холмами.

— Скоро ты перестанешь грустить! — лукаво улыбался мой маленький бог. Я выгнула бровь, показывая, что вся внимание, — Папы…

— А вот и мы! — выдохнул мне в шею наглый синий любитель спящих дев!!!!!!

— Ты такая грустная, моя звёздочка! Хочешь, мы сделаем тебя счастливой? — мурлыкал мартовским котом Вишну на другое ухо. Я покраснела от злости, рванула руку у Шивы, чтобы треснуть наглую синюю морду, но наткнулась на взгляд Амри, полный страдания. Он хотел, чтобы его отец, то есть отцы, жили мирно с его мамой. Только ради тебя, милый!

— Вы оставили миры, чтобы скрасить моё одиночество? — собрав всё своё терпение, я ответила абсолютно спокойно. Жадные губы и руки на своём теле я будто не замечала вовсе.

— Амри нам сказал, что ты волнуешься…

Амри, значит. Сын получил полный осуждения взгляд, но понял, что я уже не сержусь, подлетел к моему лицу, расцеловал в щёки и со счастливым смехом убежал в дом.

— Мы ненадолго, — уверил меня Шива, — Мы хотели бы остаться на пару месяцев…

— Ощутить твоё тепло… — выдохнул в мои губы Вишну, ласково и как-то несмело коснулся своими устами моих.

— Но для этого мы вынуждены взять силу сына. Поэтому уйдём завтра на рассвете.

Счастье теперь такое полное! Кажется, я их огорчила таким отношением. Но они меня также огорчают! Мы прошли в дом, боги обласкали моих детей, удивляясь тому, какие они ладные, красивые и талантливые. «Славно потрудились!» — сказали они, а потом рассмеялись, глядя на мои широко распахнутые глаза.

— Мы дали вам силу, помнишь? — конечно, я помню! Восстановив моё здоровье после рождения Амри, оба ненасытно любили меня пару часов, то возводя в ранг богини, то опуская едва не дворовой девки. Мои стоны, крики, моя злая страсть и обида на них жгли нас троих в медленном огне.

— Помню… Спасибо! — всё же поблагодарила я. Радость моих мужей стоила всего, что пришлось пройти на пути к нашему счастью.

— Скоро ты будешь ещё больше благодарна нам, сладость моя…

Я не обратила внимания на слова Шивы. Возможно он имеет в виду, что этой ночью они доставят мне неземное удовольствие? А что? В то, что оба уйдут, не вкусив моего молодого тела, я не верю. Уже сейчас оба так близко, что между нами нет ни одного миллиметра свободного расстояния. Их руки касались волос, рук, ног, плеч, они обжигали сквозь одежду, я ощущала их на коже, в своей сути, их сила соединяла нас, не глядя на согласие-несогласие, на людские, божеские законы. Обоим было плевать на тех, кого они оставили в Алаке, сейчас они признавались, что я в их жизни заняла центральное место. Я и Амрит.

— Разве… — начала я и сглотнула от пристального, напряжённого взгляда Вишну, — Другая не могла бы…

Родить Амри, хотела сказать я.

— Нет. Мы знаем точно, — ответил на мой невысказанный вопрос Шива.

— Ты нас ненавидишь? — прямой вопрос от такого непрямого парня как Вишну.

— Нет, — я встала с дивана и отошла к окну. Прохлада весеннего полудня остудила горящие щёки, — Но… Вы женаты! А значит… чужие!

— Смотри… — сильная ладонь Шивы поднялась на уровень моих глаз. На ней маленьким солнцем сверкало кольцо.

— Кулеба прислал? Мне? — засияла я. Колечко было в форме змея, в пасти он держал большой белый шарик. В шарике мерцали… галактики! — Какая красота!

— Нравится? — Вишну довольно улыбался, но странное напряжение в его глазах мне не нравилось, — Это подарок.

— От кого? — подозрительно отодвинулась я от божественной ладони.

Шива повернул голову к брату, сурово глянул на него, от чего Вишну сразу же сбросил маску балагура. Оба впились в меня своими чёрными глазищами.

— Это то, что мы должны тебе, Алойя! Это твоя судьба, твоя награда за наш обман. Да, мы знаем, что ты до сих пор не простила нас!

Я отвернулась и скрыла злые слёзы. Да! Я всё ещё не простила вас! За Лакшми, за боль от кары Кали, за вашу силу, что гнёт к земле, за то, что брутально наставили рога моим мужьям! Да за всё! Но у тебя есть Амри! Есть Алила, Аджая и маленький Кит! Я призналась себе, что злость уступает… огромной благодарности, удивлению, что оба бога-отца так почтительны со мной, что плюют на своих гадюк и приходят, жертвуя колоссальными силами, чтобы увидеть меня и сына. Хотя могли бы — я знаю! — забрать его в Алаку, и только его и видели!

— Вы… уже одарили меня сверх меры, Шива, — кивнула я на детей.

— Ты не представляешь, как я рад это слышать! — выдохнул он и прижал мою руку к своей щеке.

— Луна коварна, помни… — шептал Шива, глядя в мои глаза.

— Не всегда предают, предавая… — подхватил эстафету непонятных пророчеств Вишну.

— Ладно, ладно! — я отодвинула их от себя, а то уже сидела на подоконнике, притиснутая сильными телами с однозначными намерениями, — Я всё поняла! Идём к детям!

Оба удивили меня покорностью. Мы мирно играли то в куклы, то в прятки. Да они даже лошадками побыли! Я давилась от смеха, наблюдая дивную картину: оба бога, накинув на спины красные накидки с дивана, изображали бравых жеребцов и возили детей на себе добрых полчаса.

Мой смех облетел весь замок, наверно. В глазах обоих я видела неподдельную радость и… счастье? Ласково поцеловав напоследок девочек и Кита, боги стали опрашивать единственного свидетеля моей жизни, то есть Амрита.

Сын взахлёб делился своими маленькими радостями: тренировки с гандхварвами, полёты с сестрами и братом, рыбалка с Никишимой — саном, кулинария с мамой, с бабушкой, изучение языков, путешествия по галактикам с помощью Взора. Я поражённо внимала сыну. А почему мне не говорил? Боялся за меня? Что стану беспокоиться? Правильно боялся! А ну как пропадёшь там со своими взорами?

— Алойя! — смех богов бархатом и неслабой ментальной волной удовольствия прошёлся по организму. Оба напомнили в очередной раз глупой вороне, что не ей тягаться с ними. Им по такой туче лет, что я младенец по сравнению с ними. Обида полоснула сердце. Что за? Мне так важно их мнение?!

— Прекрати, махатма! Ты — наша супруга, ты мать нашего сына…

— Суп… М-м-м!!! — возмущённо, — Ум-ум-м-м… — расслабленно и со всё возрастающим желанием. Умеют же они меня так отвлечь, что забываю обо всём.

— Да! Не сомневайся больше в нас. Кали ушла в миры по Небесному мосту, Лакшми, когда вернётся… я поговорю с нею сам. Я так виноват перед тобой! Никогда так не страшился я: битвы и смерть не пугали так, как твоя возможная гибель, — каялся Вишну и ласкал моё лицо своими ладонями, — Пески времени показали твою боль, звезда моя… Никому не позволю сделать тебе больно!

И так страшно прозвучали эти слова, что я даже вздрогнула. Сейчас это был гнев во плоти, это была кара, суровая и безжалостная. Но его ладони ласкали мои щёки, спустились на волосы, он прижал меня к себе, будто я его желанное дитя, глупое, но любимое. Сейчас только я смогла поверить… что они дорожат мною.

— Мне не нужен этот статус, Вишну. Мне достаточно вашей помощи, что вы дали мне Амрита, — уверяла я их.

— Если ты нас отвергнешь… Значит, мы столь ненавистны тебе…

— Н-нет… я не… ты специально, да? — нет. Шива серьёзно глядит из-под широких бровей-стрел. Вишну тоже застыл у моего левого плеча. Парни… Ну зачем всё усложнять? — Зачем?

Вечер закончился тем, что я уложила малышню, спела им две колыбельные. Мне показалось, или боги наслаждались концертом? Алила уже сопит тихо, Джая морщит носик и не отпускает мой палец, Кит обнял Амри и уже мирно спит. Амри то открывает, то закрывает глаза. Ну да, кто же из детей спит, когда взрослые так жаждут остаться одни?

— Мы присмотрим за ними! — пообещали прислужницы, и я успокоенная ушла из детской в свою комнату.

— Если ты скажешь нет, мы больше не придём. Амрит сам нас найдёт, когда станет ходить по мирам, — сказал Шива. Он сел в кресло, скрестил на груди две пары рук. На лбу снова появился пугающий глаз с ярким светом внутри. Изящный, стройный, женственный, он тем не менее излучал силу и мощь.

Вишну стоял напротив картины с якшаси, обернулся и кинул на меня странный взгляд. Я не знала, что делать, что сказать. Сейчас, уже по прошествии пяти с лишним лет, моя обида несколько улеглась, сгладилась, ведь наша семья такая крепкая, без ревности, без обид. Мы понимаем друг друга, принимаем всё, что составляет нашу суть. Но что будет, когда я соглашусь на это? Этим двоим что? Уйдут себе в Алаку или в другие миры, а я стану с беспокойством думать, где они, что делают?

— Я не знаю… Я странно себя чувствую с вами. Будто стоит мне сказать то, чего вы так добиваетесь, и вас точно ветром сдует! — прошла к столику и вытащила шкатулку, — Энки написал, что не забыл меня. Ему я также что-то должна?

— Если бы в тебе не было того, что дало нам надежду, мы не стали бы…

— Вы… знаете? — я покраснела и отвернулась. Ну конечно они знают! Чтобы всесильные боги и не поняли, не высмотрели во мне…

— Скажи…

Да! Вы оба меня волнуете! Довольны? Ваши руки, охватывающие ласками всё тело, ваши голоса, вы шепчете, но будто кричит сам мир… что я ваша, что я дарю вам Вселенную, дарю счастье, силу и желание жить снова. Я чем-то буду обязана?

— Только этим…

Мягкий, длинноворсный ковёр, укрывающий пол моей комнаты, стал нашим ложем. В мои глаза смотрела бездна из глаз Шивы, спина была обласкана Вишной. Решив дать согласие на союз с ними, я впускаю обоих в свой круг, в свою жизнь. Мою нежность, мою ласку и страсть оба встретили жадно, радостно. Вишну дышал прерывисто, всё всматривался в мои глаза, ожидая отказа. Иди ко мне! Полюбовалась на сильное тело, нагое и уже готовое к любви, коснулась его естества. Снова миры и вселенные, снова он пьет моё дыхание, шепчет на языке богов, во мне бушует океан силы, отданной мне любовником-сотворителем миров. Уложил меня на себя, сзади прижался Шива. Горячие уста обожгли плечо. Да, я жду вас… а-ах! Обоих… Я схожу с ума, я теряюсь, я парю над этим миром, над домом, над полом. Нежные, такие неспешные движения, они заставляют выгибаться и молить продолжить эту пытку. Я кричу, молю, я грожу карой, если сейчас, в этот миг оба не наполнят меня… С грозными рыками они кусают меня: Шива за плечо, Вишну мою руку, которой я вцепилась в его волосы, оба рвутся в меня, всё сильнее, все быстрее.

Я лежу на груди Вишну и всхлипываю. Это было потрясающе! Нас так тряхнуло! Это что было-то? Это и был союз? Союз богов, мы разделили силы, эмоции, судьбы. Не нужны больше слова: я знаю, что они не будут настаивать на моём переезде в Алаку, на верности лишь им двоим, они примут всё от меня и даже больше.

— Мы даём тебе то, чего ты так жаждешь, Алойя! — загадочно прошептал Шива, — Ты поймёшь скоро…

— Подарки внизу, — я непонимающе посмотрела на Вишну, — От всех остальных.

Едва сдержала любопытство, так хотелось сбегать вниз и посмотреть на подарки наших друзей-богов. Что же принесли мои божественные супруги? Эта мысль понравилась синим богам так, что оба требовали назвать их так вслух.

— Супруги… мои… — дальше уже не до разговоров было. Я думала, что после невероятного, сумасшедшего оргазма уже не смогу захотеть их снова. Но осторожные и нежные касания Вишну отдались болезненной тянущей болью внутри, я закрыла глаза, отдавшись во власть его рук. На живот и грудь легла шёлковая грива Шивы — разве мог он стоять в стороне, когда брат уже почти заставил меня молить о большем?

Утром папы дружно прошагали в детскую, обласкали Амрита, наказав тому быть самым серьёзным, ответственным и так далее братом, смотреть за младшими, за мамой. Я прижалась спиной к двери и слушала, как они говорят сыну, что он должен быть осторожнее с силой, путешествиями в мирах, что любят его и меня, что мы для них всё.

— Уже? — печально спросила я. Сейчас я так хотела, чтобы они остались.

— Мы всегда с вами…

Я знаю, я ощущаю вас где-то внутри. Сейчас о том, что я согласилась на их предложение, уже знают и Аигот, и Ильяс с Джуном. Несогласных нет, а гандхарвы так и вовсе горды моим возвышением.

Последний поцелуй, я замираю в их руках, снова шёпот, снова клятвы и признания, а затем их силуэты стали размываться. То ли от моих слёз, то ли они уже перешли грань миров. Я тоже… я тоже буду ждать вас! И любить… синие, невыносимые, такие преданные и настойчивые.