Три судьбы под солнцем

Сьюзен Мэллери, 2013

В морском воздухе Ежевичного острова витают старые тайны, любовные потрясения и шанс начать все сначала. «Три судьбы под солнцем» – вторая часть цикла «Ежевичный остров» от автора бестселлеров New York Times. Это трогательная история о трех женщинах, чья неожиданная дружба меняет их жизни навсегда. Добро пожаловать на Ежевичный остров. Неважно, как вы здесь оказались; приплыли на пароме или проехали тысячу километров на машине, – это идеальное место, чтобы расслабиться и никуда не спешить. Здесь местные жители и гости острова собирают сладкую ежевику, проводят время за хорошей книгой и наслаждаются видами на шумный океан, в котором каждый день тонет солнце. Если вас бросили у алтаря – знайте, это испытание не для неженок. Но Энди Гордон берет себя в руки и принимает самое важное решение в жизни – покупает дом на Ежевичном острове. Кажется, новая жизнь складывается отлично, но капитальный ремонт нужен не только дому, но и самой Энди. Обвинив супруга в неверности, Дина Филлипс открывает ящик Пандоры. По словам мужа, она и есть источник всех бед. Самое страшное, что он прав. Стремясь стать идеальной, Дина потеряла себя. Художница Бостон Кинг надеялась, что ее брак со школьной любовью будет длиться вечно. Их связь казалась неразрывной, однако жизнь вносит свои коррективы. Три женщины, три судьбы, одно палящее солнце, способное осветить путь тому, кто потерялся во тьме. «Эта книга должна быть в шорт-листе каждой читательницы». – Fresh Fiction «Трогательная история о глубоких чувствах и целительной силе женской дружбы». – Library Journal

Глава 5

В понедельник утром Энди припарковалась за низким одноэтажным зданием и вышла из машины. В животе порхала целая стайка бабочек. Она могла подробно объяснить всю физиологию — работу синапсов, влияние адреналина и других химических веществ, выделившихся в кровь из-за ожидания потенциально неприятного события, но бабочки — это наиболее наглядный образ.

Энди особо тщательно подбирала одежду для первого рабочего дня. Сшитая на заказ блузка, заправленная в черные брюки. Удобные туфли на низком каблуке. Она заплела длинные вьющиеся волосы в косу и слегка подкрасила тушью ресницы. Задумалась насчет блеска для губ, но это показалось ей слишком вызывающим для работы, поэтому она выбрала бесцветный бальзам и решила, что выглядит достаточно презентабельно.

Она взяла женскую сумочку, медицинскую сумку и белый халат с надписью «Доктор Энди», напечатанной на кармане. Некоторых пациентов пугал белый халат, поэтому на том же кармане была вышита ярко-розовая гусеница. Сочетание яркой окраски и фиолетовых туфелек на высоком каблуке на лапках насекомого производило желаемый эффект. Халат больше не вызывал опасение, а веселил. Расслабленный пациент — лучший результат. Энди делала все, чтобы действительно помогать детям.

Она подошла к главному входу и вошла внутрь.

Приемная была оформлена в нежных бежевых тонах. Там было много диванов и кресел, стопки журналов, из окна открывался вид на торговый центр через дорогу. «Типичная медицинская клиника», — подумала она, направляясь к стойке администратора.

Сидевшей там женщине с огненно-рыжими волосами было за пятьдесят. Она выглядела высокой, даже когда сидела, с броскими кольцами на нескольких пальцах и самыми длинными ресницами, которые когда-либо доводилось видеть Энди. Она сомневалась, что они были натуральными, как и цвет волос. Но улыбка женщины была теплой, и Энди вспомнила, что та была приветливой.

— Привет, Лаура, — сказала Энди.

Женщина подняла глаза и вскочила на ноги.

— Вот и вы! Мы так рады, что вы начинаете сегодня. Представьте — у вас уже назначены приемы. Когда стало известно, что на остров переезжает педиатр, нам начали звонить. Семьи так взволнованы.

Лаура жестом пригласила ее войти. Энди вошла в дверь приемной и оказалась в длинном коридоре. Когда-то это была обширная частная резиденция. Спальни превратили в смотровые и кабинеты.

— Все уже должны быть здесь, так что вы можете познакомиться с персоналом. Доктор Харрингтон сказал, что хотел бы пообщаться с вами несколько минут, прежде чем вы начнете.

Доктор Харрингтон занимался на острове семейной практикой. По выходным работала клиника неотложной помощи, но в остальном жителям приходилось обращаться к нему или ехать за медицинской помощью на материк. Учитывая демографию этого места — много семей и пара часов езды от Сиэтла, — Энди видела явную необходимость в педиатре. Теперь она собиралась выяснить, насколько она права.

Из смотровой вышла симпатичная блондинка с длинными прямыми волосами. Энди вспомнила, как познакомилась с ней, когда посещала остров и договаривалась с доктором Харрингтоном насчет работы в его клинике в течение нескольких месяцев.

— Нина, верно?

Женщина лет тридцати с небольшим, одетая в светло-голубую униформу, улыбнулась.

— Вы меня вспомнили. Добро пожаловать, доктор Гордон.

— Пожалуйста, зовите меня Энди.

— Хорошо, Энди.

Лаура коснулась руки Нины.

— Мы подумали, что вам будет проще, если к вам будет приставлена медсестра. Нина вызвалась помочь.

— Спрашивайте меня о чем угодно, — сказала Нина. — Я могу рассказать обо всем — начиная с того, где мы храним спиртовые салфетки, и заканчивая лучшей химчисткой в городе.

— Мне понадобится и то и другое, — заверила Энди.

Лаура представила ее другим медсестрам, а затем повела обратно, в помещение, которое станет временным кабинетом Энди. Это была маленькая комнатка без окон, со столом и компьютером.

— Я понимаю, что это не так уж много… — начала Нина.

— Не волнуйтесь, — успокоила ее Энди. — Я здесь ненадолго. Меня устроит любое место, где можно составлять и обновлять график работы.

— И поискать обувь в интернет-магазинах во время перерыва?

Энди усмехнулась.

— Обязательно. Пока мне нравится на острове все, кроме отсутствия розничных магазинов.

— Если вам нужен магнит в форме ежевики, я могу много чего предложить.

— Сейчас у меня нет кухни, так что с этим придется повременить.

— Просто дайте знать, когда надумаете.

— Обещаю, — сказала Энди.

Она бросила сумочку в нижний ящик металлического стола и пошла за Ниной через холл в кабинет доктора Харрингтона.

Когда она вошла, пожилой мужчина встал.

— Спасибо, Нина. Энди, так приятно снова вас видеть.

— Рада встрече, доктор Харрингтон.

Седовласый мужчина пожал ей руку.

— Пожалуйста, зови меня Роном, — он подмигнул ей. — Доктор Харрингтон — мой отец.

Энди заняла место для посетителей за его столом. Он откинулся на спинку стула.

— Мои сотрудники помогли тебе освоиться? — спросил он.

— Да. У меня уже даже назначены приемы.

— Ты будешь постоянно занята, это точно. Работы хватит на всех.

— Я ценю, что мне позволили работать здесь все лето.

— Рад, что ты мне поможешь, — его голубые глаза блеснули за стеклами очков. — По крайней мере, до тех пор, пока мой сын не присоединится ко мне в сентябре. — Он снова откинулся назад и улыбнулся. — Мой сын — тоже доктор. Приятно звучит.

— Да, это так.

— Я говорил, что Дилан окончил медицинский факультет с отличием?

«Всего раз пятнадцать», — с улыбкой подумала Энди.

— В самом деле? Вы, должно быть, гордитесь им.

— И я, и его мать. Он умный мальчик. И перспективный врач.

Энди подумала, что его радость за достижения сына — это хорошо. Некоторые родители были в восторге, когда их дети становились врачами. Но для нее путь к тому, чтобы стать педиатром, оказался немного более тернистым. Не то чтобы ее родителям не нравилась профессия медика, просто они считали, что выбор дочери — это пустая трата ее таланта.

Зачем заниматься «поцарапанными коленками и прививками», как выразилась ее мать? Ее мать, кардиохирург, считала, что Энди следовало выбрать более сложную специальность. Ее отец, нейрохирург, был согласен с супругой. Брат Энди тоже был нейрохирургом, а ее сестра проводила медицинские исследования по лечению рака. Энди считали семейным разочарованием — скорее неудачницей, чем ребенком, который оправдал свой потенциал.

Она встряхнулась, заставляя себя забыть о голосе матери, и снова обратила внимание на Рона, который объяснял, как работает его клиника.

— Нина проверит расписание, — говорил он. — Если не возражаешь, мы бы хотели, чтобы ты каждые три недели работала по субботам. Получишь дополнительный выходной.

— Это не проблема, — заверила она его. — Я знаю, что многие родители работают, поэтому попасть к врачу в середине недели для них бывает затруднительно.

— Хорошо. Потом Нина покажет, где у нас что. — Он встал. — Я подумал, что мы с тобой можем сегодня сходить на ланч. Я отвечу на любые вопросы. — Он подмигнул. — Покажу фотографии с выпускного моего сына.

— С удовольствием.

— Отлично. — Он снова пожал ей руку. — Мы рады, что ты здесь, Энди.

— И я очень рада, что я здесь.

Нина ждала в коридоре.

— Все ваши приемы стандартные, ничего особенного, — рассказывала она, пока они шли в заднюю часть здания. — Медосмотр для лагеря, несколько прививок, визит к здоровому ребенку.

— Такое расписание мне по душе.

Нина жестом пригласила ее войти в дверь слева. Это была комната отдыха с несколькими шкафчиками, столом и шестью стульями вокруг него. Окно выходило на заднюю парковку. При виде букета цветов и торта, на котором розовой глазурью было написано «Добро пожаловать!», у Энди потеплело на душе. Все медсестры и персонал собрались вокруг, ожидая ее.

— Добро пожаловать на остров! Мы приглашаем тебя на обед.

Последнее заявление поступило от Лауры, секретарши в приемной.

— С удовольствием, — сказала Энди. — Было бы здорово поехать всей компанией.

Остальные женщины переглянулись. Нина посмотрела на нее.

— В самом деле? Вообще-то мы не были уверены. Из-за того, что ты врач и все такое.

— Но я люблю обедать, — с улыбкой сказала Энди. — И люблю компанию. Я была бы рада возможности познакомиться со всеми вами поближе.

— Тогда встречаемся, — твердо сказала Лаура, потянувшись за ножом. — Завтра. Я знаю, что сегодня у тебя ланч с доктором Х. — Она отрезала первый кусок торта и положила на тарелку. — Боже, люблю, когда день начинается с действительно большой порции сладкого.

Без пяти девять Энди покончила с куском торта и второй чашкой кофе. Она уже была на пути к очень приятному кофеино-сахарному кайфу. Не совсем тот завтрак, который она рекомендовала бы своим пациентам, но это был особый случай.

Нина просунула голову в кабинет.

— Карли и Габби Уильямс в смотровой номер четыре. Это та, которой ты будешь чаще всего пользоваться.

Энди встала и разгладила белый халат.

— Я готова, — сказала она, потянувшись за распечаткой.

Нина пошла с ней.

— Габби десять лет, она здорова. Через несколько недель поедет в летний лагерь, и туда требуется обычный медосмотр.

— Хорошо.

Энди остановилась перед закрытой дверью и глубоко вздохнула.

Нервы трепетали, но она сказала себе, что все будет в порядке. Пациенты были лучшей частью ее работы. Она постучала в дверь и вошла в смотровую.

— Привет, — сказала она. — Я доктор Энди Гордон. — Она улыбнулась матери и дочери. — Приятно познакомиться с вами обеими.

— Карли Уильямс, — представилась мать.

— Я Габби.

Обе блондинки, с темно-голубыми глазами и схожими чертами лиц.

Энди повернулась к девочке.

— Полагаю, ты мама?

Габби усмехнулась.

— Я знаю, что вы так не думаете.

— Не думаю?

Габби покачала головой.

— Нет. Вы врач, а врачи действительно умные.

— Я тоже такое слышала. — Энди села на табурет. — Итак, насколько я понимаю, ты собираешься в лагерь, — она взглянула на Карли. — Это же ваша дочь едет, верно? Не вы.

Карли рассмеялась.

— Я бы с удовольствием провела месяц в лагере, подальше от своей обычной жизни. Но вряд ли прохожу по возрасту.

Габби хихикнула.

Энди наклонилась к ней.

— Итак, расскажи мне об этом лагере.

— Это будет здорово! Он в горах, и там есть лошади, но самое приятное — я помогу написать настоящую пьесу, а потом мы ее поставим и все такое.

— Ух ты! Я тоже хочу поехать.

— Я прямо жду не дождусь, — призналась Габби.

— Понимаю.

Энди вытащила из кармана стетоскоп.

— Ты ездишь верхом?

— Я собираюсь научиться.

Она начала осмотр, работая медленно и задавая Габби все новые вопросы, чтобы та продолжала рассказывать о лагере, а не беспокоилась о том, будет ли больно. Когда мать и дочь вышли из кабинета, она сделала несколько пометок на распечатке, а затем вздохнула. Это действительно будет хороший день.

В понедельник вечером Дина загрузила на семейную страницу в соцсети последние две фотографии и просмотрела свежую запись. Это была информация о том, как девочки учатся в школе. Орфография и грамматика заботили ее меньше, чем тон. Она не хотела, чтобы кто-нибудь, прочитав эти слова, догадался, что что-то не так.

Сохранять видимость «Господи, конечно, я в порядке, а почему вы спрашиваете?» было утомительно. И бессонница сказывалась. Она проводила большую часть ночи, лежа без сна на большой кровати, удивляясь, как все так запуталось, и пытаясь понять, почему она оказалась плохой.

Если бы Дина была похожа на свою мать, она бы поняла негодование Мэдисон и ужасные обвинения Колина. Но это было не так. Дом был прибран, она готовила еду, уделяла семье внимание. Никто не находил ее пьяной, лежащей без сознания в собственной блевотине. Она ни разу не замахнулась на детей, не говоря уже о том, чтобы избивать их. Они не вздрагивали, когда она проходила мимо. Но они не обожали ее так, как обожали отца, не подбегали к ней и не радовались, когда она входила в комнату. Хоть убей, она не могла понять почему.

Она пыталась убедить себя, что это лишь потому, что Колина так часто не бывает дома. Он менее доступен, чем она. Но Дина не была уверена, что в состоянии поверить в это. Дело в чем-то другом. Если бы она только знала, в чем именно.

Она потерла виски, желая, чтобы глаза не горели так сильно.

— Завтра я уезжаю.

Дина подняла глаза и увидела входящего в кабинет Колина. Они почти не разговаривали после его словесного выпада в парке в пятницу, и она определенно не хотела говорить с ним сейчас. Но пришлось.

— Когда вернешься? — спросила она.

— В четверг. — Он закрыл за собой дверь кабинета и направился к письменному столу. — Ты подумала над тем, о чем мы разговаривали на прошлой неделе?

Она встала так, чтобы смотреть прямо на него, а не снизу вверх.

— Мы не разговаривали. Ты сказал, что я все делаю неправильно, а потом ушел. Это не разговор.

Он изучающе посмотрел на нее.

— Ты права. Так давай поговорим сейчас.

— Я посвятила жизнь заботе о тебе и девочках, но в итоге получила только обвинения и страдания.

— Ждешь благодарности?

Конечно. Она была чертовски хорошей матерью и отличной женой. Но никто из них не ценил ее.

— Не хочу быть твоей боксерской грушей.

Он поднял брови.

— Не утрируй.

— А как бы ты это назвал? Ты говоришь мне такие вещи, а потом настраиваешь детей против меня. — Ее горло сжалось, но она не хотела показывать слабость. — Не знаю, чего ты от меня хочешь. Мне больше нечего тебе дать.

— Тогда у нас проблема, потому что я действительно хочу большего. Я хочу быть частью происходящего. — Он засунул руки в карманы джинсов.

— Что это значит?

— Это значит, что тебе стоит немного ослабить поводья. У тебя десятки правил для нас — для меня и девочек. Ты хочешь полностью контролировать, куда мы идем, что носим, что едим.

— Я готовлю обед и ужин. Это не контроль. — Несправедливость уязвила ее. — И веду календарь мероприятий, чтобы знать, кого и куда нужно отвезти. Почему ты искажаешь смысл моих слов и поступков?

Дина хотела сказать ему, что раз он так несчастен, то может уйти. Только она не была готова остаться одна.

— Ты говоришь обо мне как о монстре, но я не монстр.

Его лицо напряглось.

— Сегодня вечером за ужином Одри попросила вторую порцию лазаньи, а ты сказала ей «нет».

— С нее было достаточно.

— Откуда ты знаешь? Позже она рассказала мне, что уронила бутерброд на пол в кафетерии и один из учителей выбросил его. У нее не было денег, поэтому она не могла купить обед. Днем твоя дочь съела только яблоко и к вечеру умирала с голоду.

Дина почувствовала, что краснеет.

— Она должна была сказать.

— Чтобы ты на нее накричала? Ей было легче оставаться голодной.

— Я не кричу.

Она не кричит. Она говорит твердо и рассудительно.

— Ты ее пугаешь. Черт, ты и меня пугаешь.

— Хотела бы я, чтобы это было правдой.

Он покачал головой.

— Дина, я знаю, что ты хочешь как лучше, но с тобой нелегко. Меня воспитывали в убеждении, что матери виднее. Я больше в это не верю. Думаю, проблемы из твоего прошлого…

Она хлопнула руками по столу и уставилась на него.

— Не вмешивай в это мою мать, слышишь?

Он вскинул руки, будто сдаваясь.

— Отлично. Не хочешь говорить об этом? Не будем. Но скажу вот что. Я провожу больше половины жизни в дороге и скучаю по подрастающим детям. Меня вечно нет рядом, но я хочу это изменить. Да, с разъездами я зарабатываю больше денег, но нам придется научиться обходиться меньшим. Я хочу быть здесь. Хочу ходить на игровые встречи и спектакли. Хочу водить девочек на разные мероприятия. Хочу познакомиться с их друзьями.

А она с чем останется? Дина задумалась. Он пытается вытолкнуть ее из ее собственной жизни.

— Второе, чего я хочу, — это понять, что ты думаешь обо мне, о нас. — Его рот слегка скривился. — Сомневаюсь, что ты все еще любишь меня, и даже не уверен, что нравлюсь тебе. Подозреваю, тебе гораздо больше нравится наш образ жизни, чем наш брак. — Колин пожал плечами. — Хотел бы я ошибаться, но, судя по всему, прав. — Он посмотрел в сторону, затем снова перевел взгляд на ее лицо. — Я когда-нибудь был нужен тебе или же всегда был только средством для достижения цели?

Оскорбления жгли ее до костей, а страх сжимал ледяной хваткой.

— Как ты смеешь? — сказала она низким и злым голосом.

— Верно. Как я смею? Это же всего лишь мой брак.

Ей захотелось чем-нибудь в него швырнуть. Ударить его и причинить такую же боль, какую он причинял ей. Ненависть горела ярко, но недостаточно для того, чтобы заставить ее забыть, чем обернется развод.

— Даже не думай возвращаться в нашу постель, — сказала она ему.

Колин кивнул, а затем внезапно улыбнулся, и выглядело это весьма некрасиво.

— Конечно. Никакого секса. Это вряд ли что-то изменит.

С этими словами он повернулся и пошел прочь. Дина несколько секунд смотрела ему вслед, прежде чем рухнуть обратно в кресло и закрыть лицо потрескавшимися и саднящими руками. Ждала слез, но их не было. Она была слишком опустошена, слишком разбита. Все стало неправильным и таким непонятным, и она даже не знала, с чего начать, чтобы попытаться исправить это.