Три судьбы под солнцем

Сьюзен Мэллери, 2013

В морском воздухе Ежевичного острова витают старые тайны, любовные потрясения и шанс начать все сначала. «Три судьбы под солнцем» – вторая часть цикла «Ежевичный остров» от автора бестселлеров New York Times. Это трогательная история о трех женщинах, чья неожиданная дружба меняет их жизни навсегда. Добро пожаловать на Ежевичный остров. Неважно, как вы здесь оказались; приплыли на пароме или проехали тысячу километров на машине, – это идеальное место, чтобы расслабиться и никуда не спешить. Здесь местные жители и гости острова собирают сладкую ежевику, проводят время за хорошей книгой и наслаждаются видами на шумный океан, в котором каждый день тонет солнце. Если вас бросили у алтаря – знайте, это испытание не для неженок. Но Энди Гордон берет себя в руки и принимает самое важное решение в жизни – покупает дом на Ежевичном острове. Кажется, новая жизнь складывается отлично, но капитальный ремонт нужен не только дому, но и самой Энди. Обвинив супруга в неверности, Дина Филлипс открывает ящик Пандоры. По словам мужа, она и есть источник всех бед. Самое страшное, что он прав. Стремясь стать идеальной, Дина потеряла себя. Художница Бостон Кинг надеялась, что ее брак со школьной любовью будет длиться вечно. Их связь казалась неразрывной, однако жизнь вносит свои коррективы. Три женщины, три судьбы, одно палящее солнце, способное осветить путь тому, кто потерялся во тьме. «Эта книга должна быть в шорт-листе каждой читательницы». – Fresh Fiction «Трогательная история о глубоких чувствах и целительной силе женской дружбы». – Library Journal

Глава 2

Дина Филлипс уставилась на фотографию. Девушка была хорошенькая: лет двадцати пяти — двадцати шести, с темными волосами. Ракурс не позволял разглядеть цвет ее глаз. Она обнимала мужчину, прижимаясь губами к его щеке. Он стоял лицом к камере, а девушка смотрела на него.

На снимке был запечатлен счастливый момент. Мужчина улыбался, молодая женщина приникла к нему, согнув колено и приподняв одну ногу. Все в этой фотографии было очаровательным. Даже вдохновляющим. За исключением того факта, что этот мужчина был мужем Дины.

Она стояла в спальне, прислушиваясь к шуму воды в душе. Было едва больше шести, но Колин вставал в пять. Сначала отправлялся на пробежку, потом завтракал, после чего принимал душ. В половине седьмого он выйдет из дома, поедет в офис, а затем отправится в дорогу. Колин путешествует по работе, так что она не увидит его до конца недели.

Тысячи мыслей пронеслись у нее в голове. Он ей изменяет. Он настолько глуп, что оставил фотографию в своем телефоне. Он изменяет ей! С кем еще? Со сколькими еще? Он ей изменяет… Ее желудок скрутило и перекатило, как корабль в бурю. Если бы она что-нибудь съела, ее бы вырвало. Она вздрагивала, покрылась гусиной кожей, ноги дрожали.

«Соберись», — прошептала Дина. У нее не так много времени. Меньше чем через полчаса она должна поднять девочек и собрать их в школу. К тому же ее саму ждали с утра в классе близняшек. После этого нужно идти на работу, а там тысяча дел, задач и обязанностей. И все это не прекратится лишь потому, что Колин предал ее худшим из возможных способов.

Ее глаза буквально горели, но она не заплакала. Слезы означали слабость. Все еще сжимая в руке сотовый телефон, она размышляла, что делать. Выяснить отношения? Это было логичное решение. Она должна что-то сказать, только не знала, что именно. Она не была готова, не была…

В душе стало тихо: Колин выключил воду. Дина вздрогнула, затем тихо положила телефон обратно на комод рядом с бумажником мужа и ключами от машины. Она брала его лишь для того, чтобы посмотреть фотографии с последней игры в софтбол^[4]. Хотела взять пару снимков, чтобы обновить семейную страничку в Интернете. Вместо этого она обнаружила предательство.

Она поняла: ей нужно время. Время, чтобы разобраться в том, что происходит, что все это значит, каким будет ее следующий шаг. И будет ли вообще этот следующий шаг? Дина накинула халат, поспешила вниз в кабинет и включила компьютер, нажав кнопку. Заметила, что ее пальцы дрожат. Опустилась в большое кожаное кресло и обхватила себя руками. Зубы стучали, ноги замерзли, но она не собиралась возвращаться в спальню за тапочками. Не могла. Ей подумалось, что сейчас она просто распадется на части, разлетится на миллион кусочков, если не будет осторожна.

Загружающийся компьютер гудел и попискивал. Наконец она увидела, как обрели четкость обои на рабочем столе. Картинка изображала идеальную семью: отец, мать, дочери. Все белокурые, привлекательные, счастливые. Они были на пляже, все в свитерах цвета слоновой кости и джинсах, веселое переплетение рук и ног. Близнецы пригнулись, старшие девочки стояли позади них, Колин обнимал ее. Все смеялись. Счастливые.

Что, черт возьми, произошло?

— С тобой все в порядке?

Она подняла глаза и увидела стоящего в дверях мужа. На нем был темно-синий костюм, который она сама для него выбрала. У этого мужчины был отвратительный вкус в одежде. Ей не нравился галстук, но что с того? Разве сегодня это имеет значение? Дина смотрела на него и задавалась вопросом: а как его видят другие женщины? Она признала, что он красив. Высокий, широкоплечий, с голубыми глазами. Он поддерживал себя в форме. Она гордилась тем, что ее муж все еще отлично выглядит в джинсах и футболке. В отличие от многих сверстников, Колина не портит пивной живот. В следующем году ему исполнится сорок. Поэтому — другая женщина? Кризис среднего возраста?

— Дина?

Она поняла, что он смотрит на нее.

— Я в порядке. — Она не была уверена, что сможет ответить, но каким-то образом сумела произнести эти слова.

Он продолжал наблюдать за ней, словно ожидая продолжения. Она облизнула губы, не зная, что сказать. Время, в отчаянии подумала она. Ей действительно нужно время.

Она сунула руки под стол, чтобы он не заметил, как они дрожат.

— С утра немного желудок беспокоит. Должно быть, съела что-то не то.

— Все будет хорошо?

Ей хотелось крикнуть, что, конечно же, хорошо теперь не будет. Как он вообще мог такое спросить? Взял все, что у них было общего, и уничтожил. Уничтожил ее. Исчезло все, о чем она мечтала, к чему стремилась. Ей придется уйти от него, стать одной из отчаявшихся матерей-одиночек. Боже милостивый, у нее же пятеро детей. Пять дочерей! Ей не справиться в одиночку.

— Со мной все нормально, — сказала она, чтобы заставить его уйти. Ей нужно время, чтобы подумать, передохнуть, понять. Ей нужно время, чтобы приглушить боль.

— Я вернусь в четверг, — сказал он. — Буду в Портленде.

Он всегда говорил ей такие вещи. Подробности. Она никогда не слушала. У нее с девочками был свой распорядок дня. Они привыкли к тому, что Колина не было дома всю неделю.

А ведь он может уйти навсегда, поняла она. И что тогда? Она работала неполный рабочий день в лавке ремесел. Вела занятия по лоскутному шитью и скрапбукингу^[5]. Ее зарплаты хватало на развлечения и ужин в кафе. Но на свой заработок она не могла прокормить и аквариум с рыбками, не говоря уже о пяти девочках.

Паника охватила ее, сжимая сердце. Возникло чувство, что она сейчас умрет на месте. Дина заставила себя не отрывать взгляд от мужа и отчаянно пыталась понять, какой ответ прозвучит нормально.

— Надеюсь, там тепло, — сказала она.

— Что?

— В Орегоне. Надеюсь, там хорошая погода.

Он нахмурился.

— Дина, ты уверена, что с тобой все в порядке?

Она знала, что попытка улыбнуться обернется катастрофой.

— Это просто желудок. Думаю, мне лучше сбегать в ванную. Езжай спокойно.

Дина встала. К счастью, он отступил и она смогла проскользнуть мимо, не задев его. Она поспешила вверх по лестнице и кинулась в ванную. Вцепилась в мраморный туалетный столик и закрыла глаза, чтобы не видеть в зеркале свое бледное, ошеломленное лицо.

— Мама, ты же знаешь, я ненавижу этот хлеб. Почему ты продолжаешь его печь?

Дина даже не потрудилась поднять глаза. Просто положила в ланчбокс бутерброд, который сделала накануне вечером. За ним последовала морковка, затем яблоко и печенье. Льняное семя, подумала она, глядя на контейнер из перерабатываемого пластика, наполненный маленькими печеньицами. Они сделаны с льняным семенем. Не самые любимые у девочек, но полезные для здоровья.

— Мам! — Мэдисон встала, руки в боки. В свои двенадцать она уже умела смотреть презрительным взглядом, который покоробит даже сильных духом.

Дина узнала этот взгляд и поняла его причину, ведь много лет назад испытывала то же самое по отношению к собственной матери. С той лишь разницей, что мать Дины была сущим кошмаром. И сейчас Дина не могла понять, что такого она сделала своей старшей дочери, чтобы та ее так ненавидела.

— Мэдисон, давай не сегодня. Пожалуйста. Просто возьми сэндвич.

Дочь продолжала пристально смотреть на нее, а затем потопала прочь, пробормотав что-то подозрительно похожее на «Какая же ты стерва». Но Дина не была в этом уверена, к тому же этим утром у нее не было сил на подобные скандалы.

К восьми все пять девочек ушли. Кухня, как всегда, представляла собой полную катастрофу: миски в раковине, тарелки и открытые коробки из-под хлопьев на обеденном столе. Люси оставила свой ланчбокс с завтраком у холодильника, а значит, позже Дине придется сделать еще одну остановку. А куртка Мэдисон так и осталась висеть на высокой спинке стула.

Рассеянность Люси не была чем-то новым или особенным, чего нельзя было сказать о Мэдисон. Старшая дочь возненавидела непромокаемую красную куртку через сорок восемь часов после того, как настояла на том, что эта вещь идеальна и она должна ее носить. После той поездки по магазинам в конце сентября они с Мэдисон поспорили из-за одежды: дочь настаивала на покупке новой, а Дина отказалась.

Где-то в октябре Колин сказал, что не стоит так ругаться, надо просто купить Мэдисон новую куртку. Люси нравится красный цвет, и, вероятно, к следующей осени она сможет ее носить. Если бы старшая дочь ходила в куртке весь год, та стала бы слишком потрепанной, чтобы передать ее младшей.

«В очередной раз Колин меня не поддержал», — с горечью подумала Дина. Еще один пример того, как муж встал на сторону девочек против нее.

Дина подошла к раковине и включила воду. Подождала, пока температура станет подходящей, затем трижды нажала на флакон, выдавив жидкое мыло, и начала мыть руки. Снова и снова, снова и снова. Привычное ощущение теплой воды и скользкого мыла успокаивало ее. Она знала, что не может позволить себе делать это слишком долго. Если не будет внимательна, то слишком увлечется. Пришлось закончить раньше, чем ей хотелось. Она открыла ящик у раковины, достала хлопчатобумажное полотенце и вытерла руки.

Не оглядываясь, вышла из кухни. С беспорядком она разберется позже. Но вместо того, чтобы подняться на второй этаж и зайти в главную спальню, Дина села на нижнюю ступеньку и уронила голову на руки. Гнев смешался со страхом и острым привкусом унижения. Она изо всех сил старалась не походить на свою мать, но все же некоторые уроки нельзя было не усвоить. Знакомый вопрос «Что подумают соседи?» застрял в мозгу и отказывался сдвинуться с места.

Будут судачить. Будут гадать, как долго длился этот роман. Решат, что Колин обманывал ее в течение многих лет. В конце концов, его работа связана с постоянными разъездами. Она получит сочувствие, заботливое внимание друзей, но другие жены отвернутся от нее. Не захотят, чтобы рядом ошивалась разведенная женщина. Мужья будут смотреть на нее и гадать, что она такого сделала, что заставило Колина сбиться с пути. Будут расспрашивать ее мужа о том, где и как все происходило, опосредованно переживая его приключения.

Дине страстно хотелось забраться обратно в постель и начать утро заново. Вот бы вовсе не находить эту фотографию, подумалось ей. Тогда она и не узнала бы… Но время вспять не повернешь, и ей пришлось смириться с реальностью предательства Колина.

Она уставилась на обручальное кольцо на левой руке. Крупный камень в центре сверкал даже в тусклом освещении. Каждые три месяца она старательно чистила кольцо, проверяла зубцы, чтобы убедиться, что они не разболтались. Она была так внимательна ко множеству разных вещей. Она была дурой.

Дина стянула кольцо с пальца и швырнула через коридор. Оно отскочило от стены и выкатилось на середину полированного деревянного пола. Женщина закрыла лицо руками и разрыдалась.

Бостон Кинг поставила тюльпаны на небольшой, расписанный вручную столик, который принесла из гостевой спальни. Столешница была белой, ножки — бледно-зелеными. Много лет назад она нанесла цветочный узор по краям, идеально сочетающийся с живыми цветами. Теперь она перебирала тюльпаны, пытаясь создать эффект случайного беспорядка.

Она поправила длинный темно-зеленый лист, сместила лепесток, придвинула желтый тюльпан ближе к розовому. Удовлетворившись результатом, подняла столик и поставила его так, чтобы на него падал яркий солнечный луч. Затем уселась на табурет, взяла блокнот и начала рисовать.

Ее рука двигалась быстро и уверенно. Разум прояснился, когда она сосредоточилась на формах, контрастах и линиях, замечая отдельные фрагменты каждого объекта. Кусочки целого, с улыбкой подумала она, вспоминая одного из своих учителей, который говорил: «Мы смотрим на мир на молекулярном уровне. Видим строительные блоки, а не конечный результат».

На странице возник первый цветок. Импульсивно она потянулась за кусочком мела, думая, что сможет запечатлеть чистоту желтого лепестка. Когда она поднесла его к бумаге, ее браслет с подвесками знакомо звякнул. Она закрыла и снова открыла глаза.

Серый. Она выбрала серый, а не желтый. Самый темный из набора, почти черный, но не совсем. Кусок был коротким и потертым, но заостренным. Она всегда держала его заостренным. Затем ее рука снова задвигалась — быстрее, чем прежде. Линии получались будто сами собой, движения были почти привычными.

То, что было цветком, стало чем-то гораздо более прекрасным, гораздо более драгоценным. Еще несколько штрихов, и она увидела лицо младенца. Лиам, подумала она, водя рукой по рисунку, смазывая и смягчая четкие линии, пока они не стали такими же сонными, как изображенный мальчик.

Она нарисовала несколько деталей фона, посмотрела на результат. Да, ей удалось его изобразить: изгиб щеки, обещание любви в полузакрытых глазах. Ее лучший рисунок мальчика. Бостон написала свои инициалы и дату в правом нижнем углу листа, вырвала его из блокнота и положила поверх других рисунков. Взяв кружку с белым чаем, подошла к окну и уставилась на сад за домом.

По краю участка росли ели. Перед ними танцевала на послеполуденном ветру восковница калифорнийская^[6]. Прошлой зимой растения пережили большую бурю. Покачивались последние тюльпаны — их обещание весны уже исполнилось. В течение следующей недели или около того она посадит остальную часть сада. Бостон наслаждалась свежими овощами, хотя и не разделяла одержимость своей соседки Дины выращиванием собственной еды при любой возможности.

Она проникалась молчанием, скорее чувствуя, чем слыша ровное биение своего сердца. Вот что она испытывала в эти дни — молчание. Не тишину. Тишина обладала успокаивающим свойством. В тишине она могла обрести покой. В тишине было только отсутствие звуков. Бостон повернулась и пошла в переднюю часть дома. С грохотом завелся большой фургон на подъездной дорожке Энди. Он стоял там с раннего утра. Зик рассказывал ей о планах новой соседки хранить большую часть мебели в спальне наверху и жить в мансарде во время ремонта. Бостон не завидовала грузчикам, таскавшим вверх по узкой лестнице тяжеленную мебель. Будто вызванный силой мысли, ее муж на потрепанном красном пикапе обогнул отъезжающий грузовик и подъехал к дому. Она смотрела, как он припарковался, вышел и пошел к боковому входу.

Его походка была такой же легкой и грациозной, как и в первый раз, когда она его увидела. Тогда ей было всего пятнадцать — новенькая второкурсница старшей школы на материке. Это была первая неделя занятий, и она цеплялась за друзей, как брошенная в джунглях обезьянка, оставшаяся без матери. Он был выпускником. Красивый. Сексуальный. Игрок футбольной команды. Несмотря на жаркий сентябрьский день, он с гордостью носил свой леттерман^[7].

Она бросила на него единственный взгляд и накрепко влюбилась. В тот же момент поняла, что он — тот самый. Ему нравилось поддразнивать ее, говоря, что у него это заняло больше времени: только поговорив с ней минут десять, он смирился со своей судьбой.

С тех пор они были вместе. Поженились, когда ей было двадцать, а ему двадцать два. Их любовь никогда не угасала, и они были так счастливы вместе, что поначалу не стали заводить детей. Ей нужно было сделать карьеру, а он занимался своим бизнесом. И был целый мир, который стоило посмотреть. Их жизнь была идеальной.

— Привет, детка, — окликнул Зик, входя в кухонную дверь. — Наша соседка приехала.

— Я видела.

Он вышел из кухни и направился к ней. Его карие глаза, как всегда, смотрели ласково, но теперь еще и настороженно. Потому что в последние шесть месяцев их отношения, кажется, начали буксовать.

«Все свелось к чувству вины», — подумала она, крепче сжимая кружку с чаем. Умом они понимали, что ни один из них не виноват, но в глубине души… Ну, она не могла говорить насчет его сердца, но ее стало абсолютно пустым. В последнее время она начала задаваться вопросом, способна ли любовь выжить в черной дыре.

— Этот ремонт серьезно повлияет на нашу прибыль в этом году, — сказал Зик. — Будь поприветливей, слышишь?

— Я всегда приветлива, — улыбнулась она.

— Просто говорю, что тебе, возможно, лучше отложить разговоры о силе, которая исходит от земли, пока мы не обналичим чеки.

Бостон закатила глаза.

— Я только один раз отпраздновала летнее солнцестояние, и то просто из вежливости по отношению к моему другу из художественного класса, в котором я преподавала.

— Ты иногда кажешься людям странной.

— Деревенщина.

— Эксцентричная особа. — Зик поцеловал ее в щеку. — Пойду заберу манатки.

Он вышел на улицу и пошел к грузовику. Бостон взглянула на часы и отметила, что для ужина еще слишком рано. Стояла хорошая погода, и она подумала, что можно просто приготовить гамбургеры на гриле. Первый раз в сезоне. В прошлые выходные Зик вытащил высокотехнологичное чудовище из нержавеющей стали, и ему не терпелось запустить его.

Она решила, что можно приготовить салат. Может, стоит пригласить Энди. Новая соседка, должно быть, измотана после тяжелого переезда, и Бостон знала, что в ее доме нет ничего даже отдаленно похожего на нормальную кухню.

Зик вернулся с охапкой планов и контрактов. В одной руке он держал ланчбокс, в другой — маленькую коробочку.

Она улыбнулась.

— Это мне?

— Не знаю. Я купил это для самой красивой девушки в мире. Это ты?

Пусть что-то и шло не так, но Зик всегда так старается, подумала она. Он был таким заботливым, регулярно приносил ей маленькие подарки.

Сами подарки не были дорогими: новая кисть, цветок, винтажная заколка для волос. За все годы, что они были женаты, он изо всех сил старался дать ей понять, что думает о ней, что она важна для него. Во многом именно это скрепляло их брак.

Она потянулась за коробкой, но он развернулся, держа ее вне досягаемости.

— Не так быстро, юная леди.

Зик отложил бумаги и медленно протянул ей коробочку.

Она взяла ее, позволив предвкушению нарастать.

— Бриллианты? — спросила она, зная, что они оба ими не интересовались.

— Черт возьми. Ты хотела бриллианты? Но это — новый грузовик.

Несмотря на поддразнивание, его голос как-то изменился. Она подняла взгляд и увидела в его глазах нерешительность. Бостон медленно открыла коробку и прикипела взглядом к крошечным розовым пинеткам.

Они были сшиты из тончайшего трикотажа, с небольшой кружевной отделкой и изящными завязками. Милые, девчоночьи. От одного взгляда на них у нее сжалось в груди. Она не могла дышать. Все тело похолодело, коробочка с пинетками выскользнула из рук.

— Как ты мог? — спросила она едва слышным шепотом.

Боль прошила ее, пронзая и рассекая на части. Она отвернулась, полная решимости крепко удерживать монстра, который был ее болью, в клетке.

Зик схватил ее за руку.

— Бостон, не отгораживайся от меня. Не отворачивайся. Поговори со мной, милая. Мы должны поговорить об этом. Прошло уже шесть месяцев. У нас все еще может быть семья. Другой ребенок.

Она высвободила руку и уставилась на него.

— Наш сын умер.

— Думаешь, я это забыл?

— Ты ведешь себя так, будто забыл. Говоришь о шести месяцах так, словно это целая жизнь. Ну так вот, это не так. Полгода — это совсем немного. Я никогда его не забуду, слышишь? Никогда.

Она увидела, как из глаз мужа исчезает нежность, сменяясь чем-то мрачным.

— Ты продолжаешь, — сказал он ей. — Продолжаешь отгораживаться от меня. Но мы должны двигаться дальше.

— Вот и двигайся дальше, — ответила она, и ее охватило привычное оцепенение. — А я останусь там, где я сейчас.

Смирение прочертило морщинки вокруг его рта.

— Как всегда, — сказал он. — Отлично. Хочешь продолжать — пожалуйста. Я ухожу. Когда вернусь — не знаю.

Зик заколебался, прежде чем отвернуться, словно ожидал, что она попросит его не уходить. Бостон плотно сжала губы, желая побыть одной, нет, нуждаясь в одиночестве. Зик уходил, чтобы напиться, и ее это вполне устраивало. Она пряталась от реальности в своем искусстве, а он — на дне бутылки. Так они справлялись с болью.

Он покачал головой и вышел. Через несколько секунд она услышала, как завелся мотор грузовика.

Когда звук двигателя затих вдали, Бостон вернулась в мастерскую. Внутри она не обратила внимания ни на свет, льющийся сквозь высокие окна, ни на самодельные стеллажи, тщательно сконструированные в соответствии с ее требованиями, ни на мольберты и пустые холсты, ожидающие своей судьбы. Вместо этого ее взгляд упал на портреты Лиама. Ее сына.

Крошечные наброски и портреты в натуральную величину. Рисунки и акварели. Она использовала все материалы, все средства. Нарисовала сотни картин, может быть, тысячи. После похорон Лиама она могла рисовать только его. Это было все, что она хотела создавать.

И теперь, когда ее сердце все еще колотилось, а тело оставалось ледяным, Бостон взяла блокнот для рисования и карандаш. Уселась на любимый табурет и начала рисовать.

Примечания

4

Софтбол — спортивная командная игра с мячом, облегченная версия бейсбола. Мяч для софтбола больше и мягче бейсбольного, летит медленнее, поэтому по нему проще попасть битой. В софтбол играют как мужчины, так и женщины.

5

Скрапбукинг — вид рукодельного искусства, которое позволяет красиво оформить или полностью изготовить семейный, личный или тематический фотоальбом, дневник, открытку, кулинарную книгу. Главная идея скрапбукинга — использование для декора множества различных элементов, в том числе лент, пуговиц, кружева, газетных вырезок, фигурок из картона.

6

Восковница калифорнийская — вечнозеленый кустарник или небольшое дерево, произрастающее на Тихоокеанском побережье Северной Америки.

7

Леттерман (letterman jacket) — университетская, она же бейсбольная куртка — классический атрибут университетских спортсменов в США. Это короткая куртка с контрастными рукавами, стеганой подкладкой, небольшим трикотажным воротником, манжетами и поясом-резинкой. Впервые леттерман появился в 1865 году, когда тренер бейсбольной команды Гарварда придумал нашить на форменные серые свитера самых лучших игроков большую букву H — в качестве знака отличия. Впоследствии другие команды тоже стали нашивать первые буквы названий своих университетов на свитера и кардиганы.